Войт вздрогнул, видимо, представил себе все это.
– Все сделаю, пан полковник, не сомневайтесь.
– Еще бы не сделал. – Вишневский с легкой брезгливостью посмотрел в глаза подчиненного. – Редкий случай, когда работа приносит удовольствие, верно?
– А с медсестрой что делать? – Войт тоже понизил голос – Отпустить домой?
– Можно выгнать ее к чертовой матери и отправить за ней парочку парней с приказом сделать так, чтобы труп никогда не нашли. Она ведь успела о чем-то поговорить с Борисовым. Нет, не вариант, – отверг собственную идею Борис Евгеньевич. – Многие знают, кто ее увез. Тут еще докторишка завязан. Да и за Борисовым уход нужен. Не выпускай ее из этого подвала, майор. Определи в соседнюю камеру с Борисовым. Нужна перевязка или укол – переводить под конвоем. Медсестру не трогать, не бить, не издеваться, не насиловать. Потом решу, что с ней делать. Будь с ней, ради бога, ласков, девчонка и так от страха шизеет. И костыли добудь Борисову. Хотя где ты их тут найдешь? Ладно, сам привезу. Впитал инструкции, майор? И не дай тебе боже хоть шажок в сторону!
Дело об исчезновении командира бригады имело нешуточный резонанс. Искать его на территории, контролируемой ополчением, не имело смысла. Борисов давно был переправлен на территорию, подконтрольную украинским властям.
Полковник Суслов сразу доложил о случившемся в Донецк. Руководство ДНР подключило своих агентов в тылу противника. Из Донецка ушли срочные депеши в Хлебниковский лесопарк Мытищинского района Московской области, где располагалась штаб-квартира СВР.
Там тоже принимались срочные меры. Были поставлены под ружье фактически все агенты, работавшие на Украине, особенно те, которые имели отношение к СБУ и военной разведке Министерства обороны. К вечеру в Мытищинский район пошли сообщения примерно одного содержания: никого похожего в Киев не привозили и за решетку не помещали. Ни в следственные изоляторы, ни в милицейские обезьянники, ни даже на солдатские гауптвахты. Никаких разговоров, приказов соответствующего содержания не отмечено. В Днепропетровске и других значимых городах складывалась та же картина.
Значит, Борисова в эти районы, скорее всего, не доставляли. Но где же он? Или часть руководства СБУ решила сыграть по собственным правилам?
К ориентировкам было приписано немаловажное дополнение. Объект ранен, возможен открытый перелом ноги. Разведчики сбились с ног.
Все вылилось бы в оглушительное фиаско с катастрофическими последствиями, если бы не информация агента, работающего без прикрытия в райцентре Байдак. Бывший лесник, ныне сторож на деревообрабатывающем комбинате, заядлый грибник. Его информация датировалась прошлым воскресеньем, но тогда ей не придали значения. А сегодня начальник секретной части со смущенным видом принес то самое донесение заместителю командующего ВС ДНР генерал-майору Ворконину Дмитрию Михайловичу и поспешил ретироваться.
Агент сообщал, что на территории бывшего охраняемого объекта Минздрава СССР, где врачи-мучители злоупотребляли психиатрией в политических целях, замечена нездоровая активность. Украинские военные обнесли объект колючей проволокой, заминировали территорию вокруг него, выставили посты. Похоже, здесь расположилась секретная тюрьма.
Серьезный караул, надзиратели, руководство осуществляют офицеры СБУ. Объект новый, еще не опробованный, требует серьезного ремонта. Там сейчас двое или трое заключенных. Кто такие, агент выяснить не смог. Кто бы пустил его внутрь?
По карте выходило, что от места переправы украинской группы до объекта шестьдесят верст. Не так уж и много. Да и дорога идет почти до ворот.
Не факт, что Борисова привезли именно сюда, хуже того, вероятность очень маленькая, но чтобы в этом убедиться, нужно проверить. В пользу этой версии указывал тот факт, что объект засекречен даже от своих и, что немаловажно, является тюрьмой. Координаты к донесению прилагались.
Генерал Ворконин срочно связался по закрытому каналу с полковником Сусловым.
– Как настроение, Виктор Владимирович?
– Приподнятое, товарищ генерал, – приукрасил полковник.
– Это подозрительно – приподнятое настроение поздним вечером. Надеюсь, я его не испорчу. Есть работа. – Он вывалил на полковника свежую информацию о секретном лесном объекте.
– Зыбко как-то, товарищ генерал, – усомнился Суслов. – Таких объектов на Украине как общественных туалетов. Но вы правы, нужно проверить. Судя по донесению, на объекте содержатся похищенные люди, которых по ряду причин кто-то не хочет доставлять в Киев. Информация, которой владеет Борисов, эксклюзивная. Существует немало охотников погреть на ней руки, не посвящая коллег и смежников.
– Молодец, догоняешь, – похвалил генерал. – Вовсе не факт, что Борисова убьют. Но выжмут из него все, что он знает. А потом могут предложить нам обменять его на несколько сотен пленных украинских карателей, провести показательный трибунал с привлечением западных СМИ. В общем, слушай мою команду, полковник. Приказываю направить разведывательную группу в тыл противника, незаметно подобраться к объекту и выяснить, что к чему. Если это Борисов, то срочно освобождать и тащить обратно. У тебя толковый спецназ, пусть действует. Конкретные координаты объекта тебе вышлют в закодированном виде. От зоны твоей ответственности не так уж и далеко.
– Слушаюсь, товарищ генерал-майор! Начинаем действовать немедленно.
Заскрежетали острожные запоры, отворилась зарешеченная дверь. Вспыхнул фонарь в здоровой мясистой руке, осветил гнилые нары, скрюченное тело под одеялом. Раздался хриплый гогот, демонстрирующий тот факт, что у обладателя фонаря в эту ночь отличное настроение.
Застонала женщина на нарах, завозилась, высунула из-под краешка одеяла заплывшие глаза. Она прерывисто вздохнула. Щуриться ей было некуда. Ее глаза и так превратились в узкие щелки.
– Доброй ночи, крошка! – прорычал надзиратель Псаренко, похожий на чуть осовремененного неандертальца. – А вот и я! Заждалась?
– Что вам надо? – прошептала женщина. – Уйдите, я буду кричать…
– Надеюсь, что будешь, а то неинтересно! – веселился контролер, подвешивая фонарь на решетку так, чтобы он освещал все пространство камеры.
Заискрили, затрещали, стали зажигаться одна за одной лампочки в переноске, подвешенной к потолку. Теперь освещено было все – проход, ободранный потолок, решетки.
В камере Татьяны Тепленко происходило что-то непотребное. Псаренко, благоухающий сивухой, исполнял какой-то жутковатый брачный танец. Он притоптывал, освобождаясь от излишков одежд, делал зловещие пассы руками.
Татьяна съежилась, прижалась к стене. Она не знала, что самое страшное еще впереди, наивно полагала, что пережила его.
А надзиратель, оставшись в майке и трусах, картинно подошел к ней и захохотал. Он неумело исполнял какие-то па из арсенала стриптизера.
– Неважно выглядишь, душечка, – проурчал этот гад. – Голова болит, давление, настроения никакого? Сейчас все поправим, тебе будет хорошо.
– Нет! – хрипела Татьяна, сжимаясь в комок. – Нет…
– Почему нет, когда да? Ты расслабься. Полетаем, крошка?!
С него словно намордник сорвали. Он с рычанием бросился на женщину, сбросил с нее одеяло, резким движением порвал последние пуговицы на джинсовой курточке, содрал ее, едва не вывернув женщине руки. От толчка Татьяна перевернулась на живот. Садист завыл, заулюлюкал, порвал на ней майку, затем схватился за края джинсов, потащил их с бедер вместе с трусиками.
Татьяна стала кричать, извиваться. Помещение для заключенных наполнилось шумом.
Припала к решетке испуганная большеглазая медсестра Рита, которую поместили в соседнюю с Борисовым камеру. Из обеих клетушек открывался прекрасный вид на все происходящее. Рита долго не могла уснуть от терзающего страха, а только забылась, начался этот кошмар.
Завозился Борисов, сон которого по-прежнему был сродни обмороку, приподнялся на локтях, заморгал.
Стали просыпаться остальные узники. Из их камер обзор отсутствовал, но слышимость была прекрасной.
Другие надзиратели ждали своей очереди, прогуливались по коридору. Все трое выпили, да не просто так, а начальство разрешило!
В открытых дверях мялся майор Войт. У него не хватило духу все сделать самому. Слишком силен стал страх оказаться сексуальным банкротом.
Из камеры доносились звуки борьбы, похотливое сопение, жалобные стенания. Псаренко сорвал с женщины все, даже носки, схватил ее за волосы, поволок с нар. Она визжала от боли, сопротивлялась, норовила ударить его кулачком.
– Красавица моя! – орал, распаляясь, надзиратель. – Модель, блин! А ну, пройдись! Покажи папику, какая ты!
– Эй, кончай трепаться, эстет, мать твою! Делай дело и отваливай, подумай о других! – крикнул контролер Лемех.
– Не мешай ему. У мужика конфликт духовного и плотского начала! – заявил третий надзиратель Гайдученко.
– Эй, кончай трепаться, эстет, мать твою! Делай дело и отваливай, подумай о других! – крикнул контролер Лемех.
– Не мешай ему. У мужика конфликт духовного и плотского начала! – заявил третий надзиратель Гайдученко.
Насильник охнул. Жертве удалось засадить ему кулачком в самое дорогое, растущее и пухнущее на глазах. Но, в отличие от Войта, это хозяйство не пострадало. Надзиратель лишь сильнее завелся. Он зашелся идиотским хохотом, раскрутил женщину за волосы и отправил на нары. Она разбила лицо, и на этом ее сопротивление прекратилось. Обнаженное тело сползло с нар, мешком осело на пол. Женщина всхлипывала.
– Урод, что ты делаешь? Прекрати! – прорычал из своей камеры Борисов.
Он уже догадывался, для кого предназначалось это представление.
Ругались в своих клетушках журналист и депутат, но вскоре затихли. Какой смысл устраивать скандал? Они не видели, что происходит, ориентировались по звукам.
Душераздирающий крик слился с победным рыком. Псаренко приступил к основной части большого марлезонского балета.
Все это продолжалось очень долго. Плакала медсестра, свернувшись в углу и закрыв лицо ладонями. Ругался Борисов, клялся задушить Псаренко при первой же возможности. Подпрыгивали от нетерпения остальные участники процесса.
Когда из камеры вывалился, застегивая штаны, насытившийся надзиратель, Лемех тут же занял его место. Женщина лежала на полу и тихо постанывала. Сопротивляться она не могла, плохо понимала, что происходит, чувствовала только боль. Когда над ней начал глумится очередной подонок, она истошно закричала, изогнула спину.
– Спокойно, милая, – пыхтел Лемех. – У нас ведь любовь?
За ним в камеру влетел Гайдученко.
– Все, хватит! – выкрикнул Войт, когда тот вышел оттуда. – Девка должна остаться живой! Хватит, я сказал, все!
Надзиратели неохотно потянулись из подземелья.
Войт спустился со ступеней и неспешно двинулся по коридору. Депутат Горчак лежал, отвернувшись к стене. Войт злорадно на него покосился. Мол, что, кишка тонка вступиться за девчонку? Он неласково глянул на журналиста, прильнувшего к решетке. Тот смотрел на майора как на дерьмо, застрявшее в унитазе.
– Браво, майор, поздравляю, – сипло пробормотал он. – Стремление к западным ценностям и соблюдению прав человека достигло в Украине невиданных высот. Впрочем, дерьмо есть везде – даже в высокоразвитом и справедливом обществе. Вы не в претензии, что я называю вас дерьмом?
Войт вспыхнул, но взял себя в руки. Не делайте мне стыдно, называется. Ничего, с этим типом он еще сочтется.
Майор Борисов лежал, отвернувшись к стене, и даже не шевельнулся, когда Войт кашлянул и остановился за решеткой.
– Готовитесь к беседе с полковником, Борисов? – вкрадчиво осведомился майор.
– Уйди, гнида, – буркнул заключенный.
– Как скажете. Не завидую вашей участи. На вашем месте я подумал бы о налаживании плодотворного сотрудничества с СБУ. Учтите, вас недолго будут развлекать насилием над другими людьми. Пока это лишь добрая детская сказка. В один прекрасный день насилие может коснуться вас лично. Понимаете, о чем я?
– Поздравляю, майор, – огрызнулся Борисов. – Хорошо живется в гей-сообществе? Признайтесь, а у вас уже был опыт однополой связи? Подозреваю, это была пассивная роль. Судя по сегодняшнему вашему неучастию в сексе с женщиной. Пропала сила молодецкая, да, майор? Предпочитаете наблюдать за другими? Тогда извините, я напрасно обвиняю вас в пристрастии к однополой любви. Это сущий вуайеризм.
С каким удовольствием Войт сейчас открыл бы камеру и превратил физиономию арестанта в мелко нарубленный фарш! Но инструкции Вишневского были однозначны – неприкасаемый! Можно обрабатывать психологически, но пальцем не трогать.
Он сплюнул через решетку и заглянул в соседнюю камеру. Для медсестры Мордвиной наступил самый страшный в жизни день. Она сидела на нарах, обхватив голову, потрясенно созерцала пространство. Девушка почувствовала тяжелый взгляд и задрожала, как будто майор пришел уже за ней. Правильно, милашка, бойся.
В камеру с Тепленко заглядывать ему не хотелось, но пришлось. Эта сучка подавала признаки жизни. Она шевелилась, лежа на полу с разбросанными конечностями, подрагивали ресницы. Все вокруг было забрызгано кровью.
Женщина почувствовала его присутствие. Ее рука поднялась, на тело скатилось одеяло, прежде комком лежащее на нарах. Она испустила прерывистый вздох, дрожь прошла по телу. Жирные слезы поползли по щекам.
– Самая натуральная грязная шлюха, – процедил Войт. – Вставай, нечего валяться. Приведи себя в порядок, оденься, а то смотреть тошно. Эй, кто там? – крикнул он, покосившись на дверь. – Принесите ей воды, пусть умоется.
Он зашагал обратно, не оборачиваясь. Хлопнула дверь. Жертва надругательств застыла, всхлипнула.
– Что происходит? – пробормотала с дрожью в голосе медсестра Рита. – Я ничего не понимаю. Это как ужасный сон. У меня крыша едет.
– Крыша – это плохо, девушка, – проговорил из своей камеры Борисов. – Хотя теперь вам звезды видно.
– Какие звезды? Я не понимаю. А, это юмор такой.
– Да, и весьма неудачный в этой ситуации, – признал Борисов. – Как вы себя чувствуете?
– Отвратительно. Господи, это не люди, а звери какие-то. Нам каждый день внушают по телевизору, что все люди в украинской форме – благородные герои. Они борются за независимость против государства-агрессора, с ними сражаются маргиналы без морали и совести.
– На то и телевизор, Рита, чтобы пугать и вводить в заблуждение обывателя. Не спорю, возможно, в украинской армии есть и благородные рыцари, но я пока их не встречал. Лишь озлобленные фашисты-каратели, не видящие разницы между мирным жителем и человеком с оружием. Все в порядке, Рита, надеюсь, вы выберетесь из этой заварушки. Вы ни в чем не виноваты. Надеюсь, вас муж не потеряет?
– Муж?.. – Она продолжала разглядывать стену и с трудом смогла перевести мысли на другую тему. – Надеюсь, не потеряет. Мой муж, если честно, еще холостяк.
– Понятно, – сказал Борисов. – Попробуйте поспать. Не волнуйтесь, мне уже лучше, уход не обязателен. Сегодня должен прийти доктор Павлий. Возможно, он убедит начальника тюрьмы отпустить вас.
Но сделать это Павлию не удалось. Он и не усердствовал. В районе девяти часов вечера капитан Рысько доставил его на объект.
Доктор Павлий рысью пробежал по коридору, стараясь не глядеть по сторонам, осмотрел своего пациента и вздохнул с облегчением: никаких осложнений. Цвет лица пленника становился лучше, в отличие от глаз, затянутых тоскливой поволокой.
– Ну что ж, любезный, надеюсь, вы еще побегаете, – пробормотал доктор, испуганно косясь на камеру напротив, где под одеялом лежала Татьяна, а на полу и стенах поблескивала кровь. – Вам надо поменьше шевелиться, не волноваться. Не пытайтесь подняться, это может осложнить ситуацию. На всякий случай я привез вам костыли, они за дверью.
– Дмитрий Сергеевич, миленький, вытащите меня отсюда, – лихорадочно прошептала Рита. – Почему они меня здесь держат? Я же не заключенная. Можно прислать санитаров из военного госпиталя или еще откуда-то.
Доктор побледнел, втянул голову в плечи.
– Рита, поверь, я не могу ничего сделать. – Он понизил голос. – Это жестокие непредсказуемые люди. Я их боюсь. Рита, прости меня, я не герой, а обычный врач. У меня жена, дети, внук недавно родился, ты же знаешь.
– Спасибо, что зашли, доктор. – В проеме вырос силуэт Войта. – Ваше время истекло, вас отвезут обратно. Вы же помните о подписке, которую давали? Нет смысла заново озвучивать ее суть?
– Нет, что вы, конечно, я ухожу. Лекарства есть, с больным все будет в порядке. Рита, если что-то понадобится для лечения, сообщи, пожалуйста, через господина майора. – Он так и ретировался, не попрощавшись, забыв вытянуть голову из плеч.
Майор Войт пристально смотрел ему вслед. Старичок, конечно, запуган, лишнего не скажет, но разве перестраховка когда-нибудь кому-то вредила?
Глава 6
Семиместный «Ниссан» с перебитыми регистрационными знаками Днепропетровского региона медленно передвигался по дну реки. Приглушенно работал двигатель. Вода скрыла колеса, но под капот пока не попадала. Серега Корвич, закусив губу, вел машину на малой скорости.
Был предутренний час, светало, но густой туман накрыл долину Олдыни плотным саваном и рассасываться не собирался. Было занятно наблюдать, как его завихрения облизывают корпус внедорожника, расползаются по воде, обнимают машину.
В полутора метрах от переднего бампера брели по воде Вдовенко и Грубов. Они разулись и сняли штаны, ступали осторожно, проверяя дно, чтобы неожиданно не провалиться. Брюки и берцы, связанные веревками, болтались у каждого на шее, на груди висели автоматы. Переправа уже отняла несколько минут.
Проехать осталось немного. Туман густел, в трех метрах видимость исчезала.