– Может, он и впрямь связан с потусторонними силами, как о нем говорят? – предположил Ваня. – Тогда мы напрасно стараемся. Князь тьмы нам не по зубам.
– Потусторонний он или какой еще, но мы его найдем, клянусь! – заявил Углов.
Глава 19
Друзья думали, что смогут найти Сен-Жермена через несколько недель. Они полагали, что он вернется в Лондон или в Париж, где постарается обеспечить себе надежную защиту, а заодно натравить на оперативников местные полицейские и судебные органы. Потому Кирилл решил, что надо бы и разделиться и более не путешествовать втроем.
Кроме того, все они сменили имена и слегка поправили внешность. Углов стал жгучим брюнетом, Дружинин – блондином, а Ваня вдруг заметно постарел.
Под такими вот новыми личинами они побывали в обеих европейских столицах и с удивлением убедились в том, что граф Сен-Жермен ни в одной из них не появлялся. Теперь друзья уже и не знали, что делать, где его еще искать. Ваня вспомнил, что граф якобы бывал в Персии, даже служил при дворе тамошнего шаха. Но оперативникам почему-то очень не хотелось ехать в такую даль.
Они принялись искать алхимика, расспрашивали о нем на постоялых дворах по всей Европе. Несколько раз им вроде удавалось напасть на его след. Граф мелькал на юге Франции, направлялся в Италию, оказывался в Голландии. Следуя за ним, оперативники ехали то на юг, то на север.
Нельзя сказать, чтобы эти скитания были уж совсем бесполезными и безотрадными. Друзья вновь побывали в Париже и встретились там со знаменитым художником Ватто, видели, как мастер пишет очередное полотно. В Берлине они виделись с Бахом, только что переехавшим в столицу Пруссии, своими ушами слышали, как мастер исполнял фугу, только что сочиненную. В Голландии оперативники побывали в мастерской, в которой работал Рембрандт, и видели «Ночной дозор», на котором словно вчера был положен последний мазок.
Все это было прекрасно, но к своей основной цели друзья не могли приблизиться ни на шаг. Кончилась весна, миновало и лето, а они все колесили по дорогам Европы. На некоторых постоялых дворах путники оказывались уже во второй, а то и третий раз.
Дважды у них заканчивались деньги. Они были вынуждены бросать поиски и направлять свои усилия на добывание средств.
Как и всегда, это лучше всего получалось у Дружинина. Он оставался их финансовым гением, Аладдином. Майор подряжался строить дороги, мосты, тоннели, дома, водоподъемные механизмы. Его инженерные знания были неисчерпаемы.
Заработав деньги, они снова пускались в путь.
Незаметно наступила осень. Друзья вновь побывали в Риме, а затем в Венеции. И там, и там им сообщили, что сеньор, описанный ими, действительно появлялся здесь, но только что уехал, кажется, на север, в Германию.
Проклиная неуловимого графа, они снова сели в дилижанс – на свою карету денег у них опять не было – и направились на север. На календаре был уже ноябрь. Вскоре после того, как они миновали долину По, начался подъем в горы. Впереди показались вершины Альп, покрытые вечными льдами.
На постоялых дворах люди говорили о непогоде, о страшных снежных буранах, которые бушуют там, наверху, о путниках, застрявших в снегах и замерзших в горах. Их предостерегали, не советовали ехать дальше. Но оперативников ничто не могло остановить.
В Санкт-Морице мела метель. Кучер дилижанса с сомнением качал головой: мол, стоит ли ехать дальше? Но, кроме наших друзей, нашлись еще несколько пассажиров, которые спешили в Берн. Совместными усилиями они уговорили возницу продолжить путешествие.
Сначала лошади двигались более или менее быстро, но затем начались заносы. Путникам то и дело приходилось выходить из дилижанса и расчищать дорогу, чтобы можно было проехать еще две сотни метров. После чего вся процедура повторялась. Временами сугробы были такими, что кучер не видел края дороги. Возникала опасность, что он направит лошадей в пропасть.
Уже наступила ночь, а они все ехали. Все, в том числе и оперативники, давно пожалели о своем решении продолжить путешествие в таких условиях, и признали правоту возницы. Но не возвращаться же! К тому же двигаться вниз в такую погоду было еще опаснее, чем вверх.
– Ничего, вон за тем поворотом должен быть постоялый двор, – пообещал кучер. – Там остановимся.
Услышать это было большим облегчением для всех. Дилижанс миновал поворот. За ним впереди и правда засветился слабый огонек в окне. Путники последний раз толкнули дилижанс, пробили огромный сугроб, который намело перед воротами заведения, и повозка въехала во двор.
К ним вышел хозяин постоялого двора с фонарем в руках. Это был крепкий швейцарец с черной бородой.
– Как это вы сумели проехать в такой буран, не понимаю! – сказал он, качая головой. – Вот уж не думал, что кто-то еще сегодня пожалует.
– А что, кто-то еще перед нами приехал? – спросил кучер.
– Не то что прямо перед вами, а уже довольно давно, – отвечал хозяин. – Перед обедом прибыла карета, в ней были господин и его слуга. Они попытались ехать дальше, но вскоре вернулись и теперь занимают комнату наверху. Ну а вы все разместитесь в двух нижних. Уж не обессудьте, других помещений у меня нет.
Пассажиры дружно заверили хозяина постоялого двора в том, что считают его своим спасителем, никаких претензий к нему не имеют и мечтают лишь об одном – о горячем ужине. Все пассажиры дилижанса собрались в гостиной, возле пылающего камина, и предались воспоминаниям о том, как едва не погибли в снежном плену.
Прошло немного времени, и туда же, в гостиную, служившую и столовой, был подан незамысловатый ужин. Путники уселись вокруг длинного стола и принялись за еду.
В это время заскрипели ступеньки лестницы, и со второго этажа кто-то спустился. Оперативники не видели этого человека, поскольку сидели к лестнице спиной.
– Мой господин спрашивает, когда ему тоже подадут ужин, – проговорил он.
– У нас принято есть всем вместе, – отвечал хозяин. – Да у меня, по правде сказать, и слуг нет, чтобы подавать ужин наверх. Не хочет ли твой господин спуститься и сесть со всеми?
– Нет, он не желает. Так и быть, я сам подам ему. Давайте сюда прибор.
Хозяин стал нагружать поднос. А оперативники застыли, переглянулись и даже есть перестали. Они узнали этот голос! Друзья обернулись, взглянули на человека, направившегося к лестнице с полным подносом в руках, и поняли, что не ошиблись. Да, это был Кристофер, слуга графа Сен-Жермена!
Когда он скрылся наверху, Дружинин наклонился ближе к друзьям, чтобы его не мог услышать никто из людей, сидящих за столом, и тихо произнес:
– Ребята, это он! Честное слово!
Его глаза горели, он весь бурлил энергией, словно и не было утомительной дороги к перевалу. Друзья в ответ согласно кивнули.
– Ну что, будем брать? – деловито спросил Ваня.
– Как только стемнеет, – ответил Углов. – Очень хорошо, что он занимает отдельную комнату. Можно будет провести допрос, никого не беспокоя.
– Да, на этот раз он уже не ускользнет, – заметил Дружинин. – Удирать ему просто некуда. Дороги нет ни вперед, ни назад. Даже в виде птицы не улетит – замерзнет.
Спустя час на постоялом дворе уже царила тишина. Даже самые непоседливые пассажиры дилижанса, любители полночных бесед и карточной игры, так умаялись за день, что отказались от своих привычек и завалились на боковую. Пассажиры спали в двух нижних комнатах и гостиной, хозяин с хозяйкой и слуги – у себя в каморках.
Наверху, у господина из кареты, тоже было темно. Дружинин установил это, специально выйдя во двор.
Трое оперативников расположились в гостиной, прямо возле лестницы. Это место было не самым удобным, на него никто не претендовал. А им оно оказалось в самый раз. Не было угрозы кого-то потревожить, направляясь на ночную беседу с господином графом.
Примерно в час ночи друзья тихо поднялись и двинулись наверх. Старая деревянная лестница не выдала их. Она лишь пару раз тихонечко скрипнула. Дверь в комнату оказалась на запоре, но Дружинин не зря возил с собой связку отмычек. Оказавшись в комнате, он снова запер замок.
Оперативники стояли и осматривались. В этот момент вдруг вспыхнула искра, высеченная кресалом, и загорелась тоненькая свеча. Огонек осветил графа, сидящего на своей постели.
В ту же секунду, прежде чем Сен-Жермен сказал хоть слово, Углов шагнул к нему и влепил хороший удар прямо в лоб. От такого невежливого приветствия знаменитый алхимик тут же свалился без сознания назад на подушку. Углов быстро связал его и заткнул ему рот какой-то тряпкой. Дружинин проделал то же самое со слугой, спавшим за занавеской. Затем инженер порылся в саквояже Сен-Жермена и нашел пузырек с нюхательной солью. Он открыл его и поднес к носу алхимика. Тот заворочался и открыл глаза.
– Ну вот, любезный граф, мы снова вместе, – сказал Углов. – Теперь ускользнуть вам никак не удастся. Может, хотите проверить? – С этими словами Углов отодвинул занавеску на окне. Стала видна белая муть. Вихри снега скользили по стеклу. – Если пожелаете, мы сможем продолжить нашу беседу снаружи, – проговорил Углов. – Мы засунем вас в сугроб на манер ледяного истукана и будем задавать вопросы. Как, хочется вам этого?
– Ну вот, любезный граф, мы снова вместе, – сказал Углов. – Теперь ускользнуть вам никак не удастся. Может, хотите проверить? – С этими словами Углов отодвинул занавеску на окне. Стала видна белая муть. Вихри снега скользили по стеклу. – Если пожелаете, мы сможем продолжить нашу беседу снаружи, – проговорил Углов. – Мы засунем вас в сугроб на манер ледяного истукана и будем задавать вопросы. Как, хочется вам этого?
Граф, лишенный возможности говорить, энергично покачал головой в знак того, что он ничуть не желает выходить наружу.
– В таком случае отвечайте на вопросы прямо, не увиливая и не пытаясь нас обмануть, – продолжал надворный советник. – Если расскажете все, что нас интересует, мы подумаем, стоит ли сохранить вам жизнь. Ну так что, будете говорить?
Сен-Жермен вновь энергично закивал, но на сей раз уже утвердительно.
Углов кивнул и вынул кляп у него изо рта.
– Итак, вопрос первый, – проговорил он. – Вы беседовали с советником герцога Голштинского Бассевичем в Бадене?
– Да, я встречался этим господином и имел с ним продолжительную беседу, – охотно ответил Сен-Жермен.
– Вы говорили советнику, что имели поручение от императора Карла убить русского государя?
– Да, я так выразился, – сказал граф. – Но…
– Говорили или нет?
– Да, говорил, – покорно ответил Сен-Жермен.
Как видно, он понял, что отбрехаться ему не удастся.
– Вы действительно имели такое задание? Император Карл поручал вам организовать убийство нашего государя Петра Алексеевича?
– Помилуйте, господин сенешаль! – взмолился Сен-Жермен, называя Углова французским словом, означавшим «судья». – На этот вопрос никак нельзя ответить так однозначно и твердо, как вы того требуете! Да, у нас с его величеством императором состоялась беседа, в ходе которой он высказал пожелание, чтобы русский государь умер. Но поймите, Карл Шестой не давал мне никакого прямого поручения. Он долго говорил о причинах, которые заставляют его желать смерти русского царя, о том, как жестоко тот поступил со своим сыном Алексеем, который доводился Карлу внуком, о других предметах, но не сказал: «Убейте его».
– Эти слова не были сказаны, но вы поняли, что Карл ждет от вас исполнения своего желания?
– Да, император несомненно ждал, что я предприму некоторые шаги в этом направлении.
– Вы так и поступили?
– Нет, я не сделал ровным счетом ничего.
– Вот как? Почему же?
– Потому что не хотел окончить свои дни на плахе или в подвалах императорской тюрьмы Панкрац, – отвечал граф. – Вы ведь понимаете, если бы я вернулся и доложил о выполнении такого задания, то император после этого никак не мог бы отпустить меня на все четыре стороны. Я стал бы владельцем его тайны, владел бы мощным оружием, способным поразить его. А зачем императору такой человек? Разве не правильней от него избавиться? Поверьте, господин сенешаль, я не первый день живу на свете и давно постиг тайные пружины, управляющие поступками людей. Именно это знание позволяет мне добиваться успехов при дворах различных коронованных особ. Еще тогда, во время нашей беседы с императором Карлом, я прочитал в его глазах уже готовый приговор себе. Я был обречен на смерть в любом случае, независимо от того, выполнил бы королевскую волю или нет. Вот почему я лишь на время вернулся потом в Вену и сбежал оттуда при первой же возможности.
– Но я не понимаю, зачем же в таком случае вы рассказали об этом поручении Бассевичу.
– Тут имелся тонкий расчет! На первый взгляд могло показаться, что я просто проболтался, чтобы придать себе вес в глазах собеседника. На самом деле, делая такое признание, я внимательно следил за реакцией голштинского советника. Мне надо было понять, не слышал ли он о подобных планах ранее? В таком случае Бассевич обязательно показал бы это. Он плохо умеет скрывать свои чувства, а я, наоборот, делаю это отлично, к тому же прекрасно читаю мысли человека на его лице.
– И что же вы прочитали на лице советника Бассевича? – спросил Углов.
– То, что и надеялся. Мой рассказ не стал для него такой уж новостью. Он уже слышал о том, что кто-то собирается отравить русского императора. Я видел это на его лице так же ясно, как если бы он сам мне об этом сказал.
– Вот как, – задумчиво произнес Углов и вспомнил, что уже употреблял это выражение.
От напора, с которым он начал допрос, мало что осталось. Беседа приобретала совершенно неожиданный оборот.
– И что же вы такого разглядели на лице советника? – после паузы спросил Кирилл.
– Я уже сказал. То, что сообщение о желании отравить императора Петра не стало для него новостью. Кто-то уже хотел извести государя, и Бассевич об этом знал.
– Но кто именно? Вы это тоже прочитали на лице Бассевича?
– Нет, конечно! – воскликнул Сен-Жермен. – Мысли человека нельзя прочесть, что бы ни утверждали шарлатаны. Можете спросить хотя бы вашего товарища, вот этого юношу, – граф указал на Ваню. – Он обладает сходным со мной даром и скажет вам, что соображения другого человека всегда остаются для вас тайной. Вы можете лишь догадаться, о чем именно он думает, правду говорит или нет.
Углов действительно обернулся к Ване, но вовсе не для того, чтобы получить консультацию о чтении мыслей. Он хотел узнать, правду ли говорит граф про Бассевича или врет. Ваня верно понял взгляд товарища и едва заметно кивнул. Значит, Сен-Жермен говорил правду!
Кириллу стало очевидно, что допрос зашел в тупик. Однако сдаваться он пока не собирался.
– Вот что, граф, – сказал Углов, придвигаясь вплотную к их пленнику и сверля его глазами. – Не надо принимать меня за доверчивого недоумка, который поверит всему, что вы скажете. Не знаю, что вы читаете на моем лице. Но я уже говорил вам, что у меня есть желание вывести вас на мороз, поставить в самый глубокий сугроб, чтобы только голова торчала, и продолжить разговор там. Снова спрашиваю, хотите вы этого?
– Нет, конечно! – воскликнул Сен-Жермен.
За последние минуты он немного успокоился, но сейчас, после слов Углова, снова пришел в сильное волнение.
– Я только не понимаю, чем именно вызвал такое ваше раздражение.
– А тем, что вы продолжаете утаивать важную информацию.
– Простите, я снова не понимаю! – вскричал граф. – Вы говорите незнакомые мне слова. Что такое «информация»?
– Ничего особенного. «Информация» значит «сведения». Вы утаиваете их. Вы прочитали на лице голштинского советника – не знаю, в глазах, на щеках или ушах – еще что-то. Может быть, это было не имя заговорщика, но его положение? Звание? Род занятий? Говорите, или вас отыщут уже весной, когда растает снег!
Оперативники понимали, что собеседник Углова страшно напуган. Таким они его еще не видели. Лицо знаменитого алхимика было бледно, язык заплетался. Куда делась его обычная уверенность, с которой он всегда держался!
Однако Сен-Жермен собрался с силами и заговорил:
– Да, я скажу. Я действительно кое-что увидел сверх того, о чем вам поведал. К сожалению, не могу назвать имена, но изложу все, что знаю. Хотя я ведь мог и ошибиться, неверно понять. Наверняка все знает сам Бассевич. Вот у кого вам надо спросить!
– Обязательно спросим! – пообещал Углов. – С советником у нас тоже будет обстоятельный разговор. Но сейчас, граф, мы беседуем с тобой. Хватит медлить, говори.
– Хорошо. Итак, я увидел… или мне показалось, что советник герцога знает о двух или трех людях, которые готовят покушение на государя Петра. Двое из них принадлежат к высшей русской аристократии. Эти люди находятся… точнее сказать, в тот момент находились совсем рядом с царем. А третий человек совсем другого рода. Он имеет отношение к церкви, но при этом почему-то скрывается, подвергается преследованиям. Я что-то слышал о том, что русская церковь расколота. Возможно, этот третий человек потому и ввязался в злодейство. Вот и все, что я могу сказать. Больше я не знаю совсем ничего, клянусь!
Углов вновь взглянул на Ваню. Ответом ему опять стал утвердительный наклон головы. Задавать другие вопросы не имело смысла.
Углов встал, еще раз грозно посмотрел на графа, скорчившегося на постели, и сказал:
– Хорошо, пока мы тебя оставим. Надо посовещаться, решить, что с тобой делать. Не вздумай пытаться бежать. Мы следим за каждым твоим шагом!
С этими словами он повернулся и, не обращая больше никакого внимания на растерянного Сен-Жермена, направился к выходу.
За ним двинулись товарищи. Они спустились в гостиную, где царил сон. Углов махнул рукой, зовя друзей за собой. Они накинули полушубки и вышли во двор.
Пока оперативники беседовали с Сен-Жерменом, метель кончилась. На небе высыпали звезды.
Отойдя немного от гостиницы, чтобы их не было слышно, Углов сказал:
– Ну и что, друзья-следопыты, мы теперь будем делать?