– Плохо, Молли. – Мама даже опустила всегдашнее «мисс». – Давит в висках, голова кружится… в глазах всё двоится…
– Миссис Анне нужен отдых, – категорически заявила служанка.
– Нет, нет, я… я и так всё время отдыхаю… – прошептала мама, закатывая глаза. – Должно быть… я болею…
Молли стало нехорошо. А что, если мама от страха за неё и в самом деле заболеет? И… и… ой-ой… нет, про «и» лучше не думать!
– А папа? Что говорит папа? Он же доктор!
– Мистер Джон считает, что миссис Анне лучше всего помогло бы длительное морское путешествие или же пребывание на водах, – поджала губы Фанни. – Но, разумеется, миссис Анна никуда не собирается уезжать одна!
Мама закатила глаза и закинула ладонь тыльной стороной ко лбу. Наступило молчание.
Да, папа прав, думала Молли. На воды… или в путешествие… на огромном, словно настоящий замок, пароходе… с зимними садами, бассейном, танцевальным залом… просыпаться каждый день и видеть бескрайний простор тёплых ласковых морей… площади и крыши чужих городов Галлии, Иберии, Иллирии…
Ей вдруг очень-очень захотелось уехать. На мгновение, пока Норд-Йорк не потянул обратно, сильно и властно, напоминанием обо всём несделанном и незавершённом.
– Мойте руки, мисс Молли, – подвела черту служанка. – Жизнь не останавливается…
* * *Жизнь не останавливалась. Молли, в любимых штанах и свободной рубахе – мама теперь вообще почти не обращала внимания, во что и как одета её старшая дочь, – сидела с книжкой под газовым рожком, искоса наблюдая за братцем Билли, опять устраивавшим грандиозное сражение посредством оловянных солдатиков подле жарко пылавшего камина.
Вся семья была в сборе.
Мама полулежала в кресле, а Фанни негромко читала ей вслух какой-то мелодраматический роман. У папы в кабинете весело стучала, пыхтела и фыркала паровая пишущая машинка; совсем недавно ушёл папин пациент, вышедший в отставку по ранению молодой офицер-механик.
Молли прислушивалась к их разговору. В конце концов, визит в Пушечный клуб только завтра, «правдивые сведения», кои сам лорд Спенсер велел ей добавлять к «донесениям», не помешают.
– Слышали о бедняге Листере, доктор? Да, да, о Крейге Листере, он был лейтенантом в пятом егерском батальоне?
– Я слышал, он пропал без вести, Пол. – У папы в кабинете зазвякали инструменты. – Прошу вас, посидите смирно… расслабьтесь… так, антисептик…
– Ну да, пропал без вести, доктор. Но как пропал?
– Не знаю, Пол. Я не так близко знавал пятый батальон, это ведь уотерширцы?
– Да, доктор Джон, они самые. На днях ко мне в мастерскую зашло их трое, выбирали новое снаряжение – говорят, весенняя кампания вот-вот начнётся…
Молли навострила уши.
Весенняя кампания? Вот-вот начнётся? Ка-ак интересно…
– М-м? – Папин тон был тоном настоящего доктора, обязанного поддерживать приятную беседу с пациентом, могущим заплатить за услуги. – Кампания? Весенняя? Вы так думаете?
– Да, доктор, но я сейчас не про это! Они мне рассказали про Листера… как он пропал…
– Значит, он не пропал без вести, получается?
– В том-то и дело, доктор! Один из егерей, Майкл Корс, купил у меня левое наручье с выстреливающимся шипом и выкидной нож, да и говорит, этак странно на меня глядя, – мол, не хотел бы я, чтобы мне таким голову отрезали, как бедолаге Крейгу. Я говорю, мол, он же пропал! А они мне все сразу: да ничего он не пропал! Голову ему отрезали! Я удивился, понятное дело, потому что тогда он и впрямь не «пропал», а «пал в бою», совсем другая статья, и родне пенсия. Неужели, думаю, скрысятничали наши полковники, позарились на вдовьи фартинги? А Корс мне и говорит – сам, мол, видел, попали Листеру в грудь из чего-то вроде дробовика, крупной сечкой, разворотило всего, не жилец был парень. Хотел он – Корс то есть – его вытащить… или, по крайней мере, мне сказал, что хотел. И тут – представляете, доктор? – откуда ни возьмись, старуха страшная из мглы – а там туман был – выступила, медведь с одной стороны, волк с другой…
Молли вся обратилась в слух.
– Надо же, – голос папы по-прежнему являл вежливую заинтересованность, – мне доводилось слышать сказки об этих якобы магических зверях. А третьей, медведицы…
– По прозвищу Седая? Нет, доктор, не было. Была старуха, жуткая, по словам Корса, такая страшная, что он, простите, доктор Джон, наделал в штаны. И вот якобы эта старуха поглядела на беднягу Листера и вдруг крикнула на нашем языке: «Он мне годится! Заберу себе его голову!»
– Солдатские истории обычно занимательны, Пол, но имеют мало общего с реальностью.
– Я, доктор Джон, знавал этого малого, Корса, ещё в пору лейтенантом действительной службы. Серьёзный парень, просто так заливать не станет. В общем, сказал он, что своими глазами видел, как ведьма варваров достала из-за пояса нож… и отрезала Листеру башку, пока он был ещё жив.
Молли содрогнулась. Да, госпожа Старшая, помнят в Норд-Йорке твои дела…
– Обычай варварский, бесспорно, но ничего необычного в нём нет, – ровным голосом профессионала сказал папа. – У многих примитивных племён существует традиция отрезать головы убитым врагам и сохранять их тем или иным способом, мумификацией или…
– Нет, доктор, – решительно сказал отставной лейтенант-механик по имени Пол. – Я всю эту историю к чему рассказываю – потом-то ведьма подняла за волосы отрезанную голову Листера, показала её Корсу и двум другим… и вдруг велела ей, голове то есть: «Попрощайся с приятелями, дружок; впрочем, не навсегда, кто знает, может, у меня на частоколе ещё свидитесь». Корс хотел уже стрелять, но тут… но тут, доктор, клялись мне и Майкл, и его товарищи, – голова Листера раскрыла глаза, поглядела на них и проговорила чётко, так, что каждое слово в память врезалось: «Скажите Агате, что мне голову отрезали!» Агата – это его жена, доктор…
– Замечательная история, – хладнокровно сказал папа. – Очень хороша, чтобы рассказывать на привале. Почему же этот храбрец Корс с его приятелями попросту не пристрелили сию ведьму, коль запомнили всё случившееся в таких деталях?
– Я спросил у парней то же самое, доктор Джон. Сказали – у них от страха руки-ноги отнялись, хотя обычно-то они труса не праздновали…
– Несомненно, – согласился папа вежливо. – Прекрасная, прекрасная история, Пол! Вы не против, если я запишу её? Разумеется, со ссылкой на вас.
– Конечно, доктор, конечно!.. А ещё я слышал, что у дочери старика Кроуфорда – помните его, доктор, каптенармус на Восьмой Миле? – сонная болезнь, представляете? Забрали в новую лечебницу, в Особый Департамент…
– Надеюсь, там ей помогут, – вздохнул папа. – Наука пока ещё не установила точных причин этой напасти. Наше счастье, что бывает так редко!..
– Да, сэр, хорошо, что у меня нет дочерей. Были бы – покоя б не знал!..
– Уверяю вас, Пол, всё не так страшно, летальный исход имеет место далеко не всегда…
– Вам виднее, доктор, вам виднее. Так, значит, запишете историю бедолаги Листера?..
– Обязательно, Пол! Всенепременно!
Пациент ушёл, и папа сразу же кинулся колотить по клавишам пишущей машинки, подсоединив её к домашнему паропроводу.
Молли сидела, замерев, прикрыв глаза, и думала о госпоже Старшей. «Как она там, старая лесная колдунья, оправилась ли, встала ли на ноги? Ох, надеюсь, её сестра, госпожа Средняя, хорошо за ней ухаживает. И кракены… кракены в колодце! О них ведь тоже надо заботиться. Почему, ну почему я не там, а здесь? И почему мама и папа не там, вместе со мной?..»
Потому что они – люди Королевства, вот почему, сказала Молли сама себе. Не мечтай, не забивай голову. Лучше уж посмотреть, как братец двигает солдатиков…
Молли всегда нравились мальчишеские игрушки, хотя она любила и своих кукол, до сих пор надёжно спрятанных в её комнатке. Солдатики у Билли были отличные, большие, в пол-ладони, со всеми мелкими деталями и тщательно раскрашенные. Были и пушки, и митральезы, и даже два паровых ползуна. Правда, братец всё равно вечно застывал перед роскошным бронепоездом, точной копией «Геркулеса» в витрине игрушечной лавки, но, как объясняла мама, он ещё «не дорос» до таких вещей.
Билли устроил форт из книжек и коробок, выставил в бойницах пушечные жерла, расставил стрелков с длинными ружьями…
А наступали на них враги, судя по рогатым шлемам – теотоны.
Губы Молли дрогнули. Она вспомнила город со странным для слуха подданных Её Величества названием Мстиславль и то, как крушила её магия шагоходы и ползуны Горного Корпуса…
В тот момент они не были для Молли своими.
Билли что-то бормотал, переставляя своих воинов. Молли невольно приглядывалась, стараясь понять, что же происходит, и уже сама подумывая присоединиться, как вдруг…
Один из солдатиков-артиллеристов за спиной Билли шелохнулся. Сам по себе пополз, перемещаясь на новую позицию, где из кубиков было уже выстроено гнездо для орудия. Следом за первой оловянной фигуркой последовали и другие, потом сама пушка, зарядный ящик и остальное обзаведение.
Один из солдатиков-артиллеристов за спиной Билли шелохнулся. Сам по себе пополз, перемещаясь на новую позицию, где из кубиков было уже выстроено гнездо для орудия. Следом за первой оловянной фигуркой последовали и другие, потом сама пушка, зарядный ящик и остальное обзаведение.
Молли окаменела.
Билли, похоже, ничего не замечал, увлечённый организацией артиллерийских позиций на другом фланге его игрушечной армии.
Устроил, обернулся, смешно нахмурился, глядя на уже переместившихся к новому месту пушкарей. Потом, наверное, решил, что успел забыть о том, как сам их переставил, что-то поправил – а за его спиной вновь шелохнулись оловянные фигурки, на сей раз конные.
Никто ничего не замечал.
Фанни читала маме.
Мама пребывала в расстроенных чувствах и, соответственно, на окружающее внимания почти не обращала.
Папа по-прежнему строчил на своей любимой пишмашинке, подключив её к трубопроводам, и стук клавиш смешивался с шипением пара.
Билли был слишком увлечён высокими материями стратегии и тактики игрушечных баталий.
И одна лишь мисс Моллинэр Эвергрин Блэкуотер сидела замерев и даже перестала дышать.
«Пусть мне это всё почудилось, Господи!» – взмолилась она жарко-жарко, как никогда ещё в жизни. Она вообще-то не слишком часто поминала Его, даже когда оказалась за краем мира, но сейчас…
Пусть всё это будет не так! Не нужно братику никакой магии, ой-ой-ой, что ж теперь с ним делать-то, как учить, ой-ой-ой, мамочки!
Солдатики шевельнулись в последний раз, но тут, похоже, Билли счёл диспозицию удовлетворительной и начал баталию – катал по расстеленной суконке пару многогранных кубиков и, шевеля губами, складывая или вычитая получившиеся числа, решал, кому из оловянных воинов суждено продолжить бой, а кому – нет.
Судя по редеющим рядам теотонов и старательному «Пу-уф! Пу-уф!» из уст братика, доблестные королевские артиллеристы били очень и очень метко. Порой он, правда, жульничал – когда выпавшее на кубиках явно означало успех наступающего врага, братец морщился и словно бы ненароком подправлял кубик мизинцем.
Книга выскользнула у Молли из рук, однако она даже не заметила. Перед глазами вихрем проносились госпожи Меньшая, Средняя и Старшая, тот несчастный усатый гость, что пожаловал к госпоже Старшей искать спасения от дикой своей магии, с которой не мог, не умел справиться… и окровавленные руки старой колдуньи, и её слова: «Бедолага этот пришел, спасения ища. Ну, мы его и спасли… а что прежняя жизнь для него кончилась – это будет уже совсем иное. Главное, что он теперь если кого и погубит – так исключительно на пользу дела».
Нет-нет-нет, не хочу, не хочу, чтобы Билли бы вот так… или сгорел… или… или чтобы его утащил Особый Департамент, чтобы он очутился на том железном табурете в глухом цементном стакане, как она, Молли!
Братец продолжал себе играть, а Молли смотрела на него, смотрела неотрывно, и мысли, одна другой безумнее, проносились у неё в голове.
Бежать… снова бежать, забрать братца – и ходу отсюда, обратно, в леса, к госпоже Старшей. Билли надо выучить, иначе, иначе…
Или же бежать – всё равно ведь придётся! – но сюда, в норд-йоркские трущобы. Другой Билли – который Мюррей – про них немало рассказывал, да и бедолага Сэмми тоже.
Но всё равно – тупик, глухая стена! Куда деваться от графа – он же пресловутый «девятый эрл» – Спенсера? Это тебе не лорд Вильям, даже когда он был не в виде головы на серебряном подносе у госпожи Старшей!.. Вцепится, так не отпустит!..
И у неё самой внутри – пустота, такая пустота…
Она не заметила, как правая рука её сама встала на локоть, как развернулась ладонь, открываясь небу, пусть и будучи отрезана от него перекрытиями и крышей; выпрямились пальцы, словно принимая прозрачный шар чистого хрусталя.
Защитить! Прикрыть! Спрятать!
…Шевельнулись громадные и мягкие крылья, сова-совушка расправила их, сберегая гнездо.
…Всё шире и шире они, обнимают, обволакивают, скрывают. Им нипочём ни дождь, ни зной, ни ветер, и ничьи взгляды не пробьются сквозь них.
Никто не смеет тронуть мою семью!
Тепло! Тепло в пальцах!
Мир вокруг исчез. Молли, замерев, глядела, как на ладони медленно, грациозно разворачивает крылья маленькая Жар-птица. Или, скорее, её птенец.
Вот дрогнули перья многоцветного пламени – оранжевые, алые, багряные, желтоватые. Вот повернулась точёная головка с высоким хохолком, внимательно глянул на Молли чёрный глазок.
Молли, однако, не испугалась. Руку начинало жечь, однако девочка совершенно спокойно дунула на готового взлететь птенца, словно направляя его.
И он – или она? – маленький Жар-птиц или птица, всё поняв, расправил крылья, сорвался с пальцев Молли и исчез в камине. Лишь комната на миг осветилась – тёплым, уютным, ласковым светом, прогнавшим сырость и всё, что ещё таилось по углам после долгой-долгой зимы.
Бегали, угасая, по линиям ладони тонкие огнистые змейки. Исчезали – но не умирали, а словно жучки, прячущиеся под слоями коры, скрывались в глубине Моллиной руки. Они были здесь, знала девочка. Они всегда придут на помощь.
Точно так же, как придёт и она.
Молли едва сдержалась, чтобы не вскочить. Внутри словно распрямлялась упругая пружина, слишком долго пребывавшая сжатой до предела; и Молли не знала, что, оказывается, в её силах было отпустить этот тормоз.
Сила возвращалась. И если бы сейчас на пороге явился весь Особый Департамент во главе с лордом Спенсером, она бы только порадовалась.
Она никогда не думала, что способна так радоваться.
Магия вернулась – вернулась, когда потребовалось защищать не себя, но других.
Но… но это означало и новую опасность. Что, если лорду Спенсеру придёт в голову проверять её той самой камерой? Или братца?
Молли тихонько огляделась. Нет, никто ничего не заметил. Вот отложила книгу Фанни – отправилась, судя по всему, за чаем для мамы. В папином кабинете стих перестук клавиш.
У Билли оловянные солдаты Королевства пошли в решительную атаку.
Всё хорошо.
Она зажмурилась. Завтра её ждал Пушечный клуб. И наверняка новые письма от лорда Спенсера.
Но это будет завтра.
А сегодня она будет тихо радоваться возвращению магии. Очень-очень тихо и осторожно, чтобы не выдать себя.
…Братец Билли тихо сопел носом к стене. Молли не спала, сидела, подтянув колени и положив на них подбородок. Она ждала пустых, бестелесных взглядов – и дождалась. Они появлялись один за другим, пара за парой возникали в темноте, пялились алчно и жадно – на братца, в этом Молли теперь уже не сомневалась.
Ожившая магия тепло ворохалась в груди, словно проснувшийся пушистый зверь. Она что-то чуяла и негромко ворчала, как, бывало, ворчал громадный пёс Polkan на дворе у госпожи Старшей.
Инстинктивно Молли сжалась, словно опасаясь, что эти холодные, пустые и жадные взгляды каким-то образом проникнут в её тайну, разузнают и выдадут. И потому просто гладила братца по голове, стараясь не вглядываться в темноту, где то возникали, то пропадали проверченные во мраке дыры бездонных чужих зрачков.
Не смотри в них. Отведи взгляд. Их для тебя нет. Ты просто успокаиваешь испуганного братца. А этих… дыроглазов… просто не существует.
Ей вновь чудилось, как мягкое крыло – пестрота палевых, бежевых и коричневатых перьев – накрывает Билли вторым одеялом, отгораживая от всех страхов и бед.
И бесплотные обладатели пустых взглядов один за одним исчезали. Разочарованно, как показалось Молли.
Nesolono khlebavshi, как сказала бы госпожа Старшая. Отведав, так сказать, совершенно несоленого.
* * *Разумеется, наутро Молли ждало письмо от лорда Спенсера, подоспевшее ещё до завтрака. Предписывалось со ссылкой на «папиных пациентов» срочно отправить ещё одно послание и положить его в тайник «ещё до начала занятий».
Пришлось поторапливаться.
Новую гувернантку братцу Билли так и не нашли, мама, однако, довольно бодро возилась с ним сама в те часы, когда чувствовала себя неплохо. Молли наблюдала искоса – за завтраком она попыталась вспомнить кое-что из показанного госпожой Средней.
Локоть-ладонь-пальцы, и незримое дыхание магии сорвалось с руки, поплыло, словно бабочка, мерно взмахивая перламутровыми крыльями, заметными только Молли, уселось маме на волосы удивительной брошкой. Медленно растаяло, и у мамы как-то сразу распрямились плечи, стал твёрже взгляд, и в речи её скользнуло какое-то удивление.
– М-молли… мисс…
– Да, мама? – Молли немедля проделала идеальный книксен.
– Нет-нет, ничего… – рассеянно отвечала мама, глядя словно куда-то внутрь себя. – Бегите, мисс, вам надо торопиться…
Как обычно, Молли опустила письмо в тайник; но на сей раз она не торопилась от него отойти.