— Эй, не повторяй это так часто!
— Давай будем честными перед самими собой и назовем это минутной слабостью, — говорит она. — Ты не должен был приходить сюда.
— Зайка, я уже это запомнил — не надо быть такой назойливой.
Я следую за ней в гостиную и нахожу там подходящее место, чтобы принять непринужденную позу.
— Нет, встань здесь! — распоряжается Лорен, затягивая поясок на халате. — Как будто мы — боже мой! — просто беседуем.
— О'кей, а о чем мы будем беседовать? — спрашиваю я, успокаиваясь. — Как сильно у меня на тебя встает?
— Ну-ка, отдай мне немедленно назад эту чертову шляпку!
— Хлое скорее воронье гнездо на себя напялит, чем вот это.
— Она же твоя девушка, так откуда тебе знать, что ей нравится?
Дамьен входит, держа в руке сигару, со словами:
— Привет, зайка, только не кричи сразу, она незажженная. — Они без малейшего смущения целуются как два голубка у меня на глазах, затем Дамьен приветствует меня кивком головы и небрежным взмахом руки и говорит: — Привет, Виктор!
— Привет, Дамьен! — отзываюсь я и также небрежно машу ему рукой.
— Ты сегодня повсюду, верно?
— Быть повсюду — это у меня в натуре.
— Виктор, — встревает Лорен. — Скажи Хлое, что она может вернуть мне ее в любое время, ладно?
И она вручает мне шляпку.
— Да, конечно, Лорен. Эээ, спасибо. — Я верчу в руках шляпку и старательно ее разглядываю. — Хорошенькая… шляпка.
— Это что? — интересуется Дамьен.
— Шляпка, — разъясняет Лорен.
— Для кого? — спрашивает он.
— Для Хлое, — хором отвечаем мы с Лорен.
— Виктор пришел за ней, — ставит точку Лорен.
— Куда она собирается ее надеть? — спрашивает Дамьен. — С чего такая спешка?
— Сегодня вечером, — отвечаю я. — Она наденет ее сегодня вечером.
Вся наша троица обменивается взглядами, и что-то нехорошее, что-то чересчур понимающее читается в наших глазах, поэтому мы поспешно обращаем взоры обратно на шляпку.
— Сколько мы еще будем разглядывать эту шляпку! — восклицает Лорен. — Я хочу пойти принять душ.
— Зайка, постой, — останавливает ее Дамьен. — Я очень тороплюсь. Нам надо кое о чем поговорить.
— Я думала, что мы уже с тобой все обсудили, — несколько напряженно отвечает Лорен.
— Виктор, — говорит Дамьен, подталкивая Лорен к дверям гостиной, — мы скоро вернемся.
— No problemo[85], ребята!
Я проверяю сообщения на моем автоответчике: Гэйвин Палоне, Эммануэль Беар, кто-то из Бриллштейн-Грей[86], кто-то еще, кому я сказал, что ему очень идет новая бородка. В квартире так холодно, что зуб на зуб не попадает. Все внезапно начинает казаться слегка утомительным, требующим излишних усилий: поднять ложку, допить шампанское из фужера, выдержать взгляд, который намекает тебе на то, что тебе пора, даже притвориться спящим. Такое ощущение, что ты попал в какой-то зал, где полным-полно столиков, за которыми никто не сидит, но выясняется, что все они уже зарезервированы. Я смотрю на часы. Рядом с ними на запястье присоседилось одинокое конфетти, но я так устал, что мне лень стряхнуть его, и я решаю, что мне необходимо подкрепиться сальсой и чипсами, которые стоят на столе.
Дамьен наливает себе рюмку текилы «Patron» и смотрит безнадежно на свою сигару.
— Она мне не позволяет здесь курить. — Молчание. — По крайней мере сигары.
Впервые мне начинает казаться, что Дамьен, в общем-то, довольно хорош собой, и при этом освещении видны даже особо выдающиеся его достоинства — в частности густые, черные и красивые волосы, и я осторожно трогаю свой подбородок, чтобы проверить, есть ли на нем такая же ямка, как у Дамьена.
— Зашибись, — говорю я.
— Виктор, что ты делаешь здесь?
Я показываю на шляпу.
— Да? — спрашивает он. — А на самом деле?
— Слушай, мне сказали, что у нас Джуниор Васкес сегодня будет диджеить, — говорю я, элегантно меняя тему беседы.
Дамьен отзывается устало:
— Здорово, правда?
— А как это случилось?
— Для протокола?
Я киваю.
— Позвонил какой-то импресарио по организации специальных событий, — объясняет Дамьен. — И вот — вуаля!
— Можно, я тебя спрошу? — отваживаюсь вдруг я.
— Что такое?
— Где вы познакомились друг с другом? Я имею в виду — ты и Лорен.
Он глотает текилу, ставит рюмку обратно на стойку и морщится.
— Я познакомился с ней на званом ужине, организованном одними из самых богатых людей мира.
— Кто именно это были?
— Мы не вправе называть их имена.
— А…
— Но ты их знаешь. Для тебя это не стало бы большим сюрпризом.
— Круто.
— Даю подсказку: они только что провели уик-энд на ранчо «Neveriand».
— «Mentos» не хочешь? — спрашиваю я.
— Можно попросить тебя об одной услуге, Виктор?
— Я для тебя на все готов, чувак.
— Прошу тебя, не надо подлизываться.
— Ты о чем?
— Не можешь ли ты пригласить на открытие клуба Лорен? — спрашивает Дамьен. — Иначе она не придет. Или придет, как угрожала, с каким-нибудь гребаным Скитом Ульрихом, или Оливером Мартинесом, или Мики Хардтом, или Даниэлем Дэй-мать-его-так-Льюисом.
— Это будет дико круто, — задумываюсь я. — В смысле если к нам придет Даниэл Дэй-Льюис…
— Эй, — обрывает меня Дамьен. — Думай что говоришь!
— Ах да. Приношу мои извинения.
У Дамьена на лице возле правого уха остались следы от грязевой маски, которую он делал сегодня утром. Я протягиваю руку и легким движением убираю чешуйку.
— Что такое? — спрашивает он, отшатнувшись.
— Грязь? — высказываю я предположение.
Он вздыхает:
— Говно, Виктор. Говно, как и все кругом.
Я выдерживаю паузу.
— У тебя на лице… говно?— спрашиваю я. — Ни фига себе, чувак! Интересно, где ты его подцепил?
— Нет. Моя жизнь, Виктор. Вся моя гребаная жизнь. Сплошное говно.
— Почему, дружище? — вопрошаю я. — И когда с тобой эта беда приключилась?
— У меня есть девушка, Виктор, — изрекает Дамьен, глядя на меня в упор.
— Ну да… — я умолкаю в растерянности, — Элисон?
— Нет. Элисон — моя невеста. А моя девушка — Лорен.
— Так вы помолвлены? — восклицаю я излишне эмоционально, а затем излишне эмоционально пытаюсь скрыть свои эмоции. — О, я так и думал, чувак! Я давно уже это предполагал!
Лицо Дамьена каменеет.
— А откуда ты это знаешь? — спрашивает он. — Этого никто не знает.
Пауза, затем почти без усилий, сдавленным голосом, чтобы не выдать своих чувств, я изрекаю:
— Этот город — одна большая деревня, чувак. Дамьен слишком подавлен, чтобы не удовольствоваться этим объяснением. Повисает длинная пауза.
— Ты хочешь сказать, — начинаю я, — что это самая настоящая помолвка — ну, чтобы пожениться?
— А для чего еще нужна помолвка?
— Ну, я не знаю, — бормочу я.
— А когда вы с Лорен успели так сдружиться? — спрашивает он внезапно.
— Да я, Дамьен, ее, можно сказать, почти не знаю, — говорю я и мну в руках шляпку. — Она — подруга Хлое.
— Она сказала, что ходила в колледж вместе с тобой, — бормочет он. — Она сказала, что — прошу тебя, пойми меня правильно — большего засранца, чем ты, во всем колледже не было.
— Я понял тебя правильно.
— Похоже, с самооценкой у тебя сегодня полный порядок, а?
— Забавно — а я-то думал, что она ходила в колледж вместе с тобой, чувак, — и я издаю не очень убедительный смешок и отвешиваю кивок в его сторону, наполовину прикрыв глаза. — Так значит, ребята, вы не ходили вместе в один к-к-оледж?
— Виктор, у меня сегодня такая мигрень, что врагу не пожелаешь, так что я прошу тебя, не надо. — Он закрывает глаза, протягивает руку за бутылкой текилы, но останавливается на полпути. — Ну так что? Сделаешь это для меня? Пригласишь ее?
— А как же… Хлое?
— Пригласите Лорен прийти вместе с вами обоими. — Тут начинает пищать его пейджер. Дамьен проверяет его. — Блин, это Элисон, мне надо бежать. Попрощайся за меня с Лорен. Увидимся в клубе.
— Сегодня решающий бой, — говорю я.
— Все будет путем, — отзывается он. — Думаю, пройдет как по маслу.
— До встречи, чувак.
Дамьен протягивает мне руку. Я автоматически жму ее. Затем он уходит.
Я стою в гостиной и не сразу замечаю, что Лорен стоит в двери и смотрит на меня.
— Я все слышала, — говорит она тихо.
— Возможно, ты слышала больше, чем я, — бормочу я.
— Ты знал, что они помолвлены?
— Нет, — говорю я. — Не знал.
— Ну что ж, придется мне идти с вами, ребята.
— Я не против, — говорю я.
— Я знаю, что ты не против.
— Лорен…
— Я бы на твоем месте не стала так переживать по этому поводу. В любом случае Дамьен считает, что ты пидор.
— Пидор в прямом смысле или в переносном?
— Пидор в прямом смысле или в переносном?
— Думаю, для Дамьена это одно и то же.
— Если и быть пидором, то уж лучше в переносном.
— Тебе наша беседа не напоминает отрывок из «Страны дураков»?
Лорен отворачивается от меня к телевизору и закрывает лицо ладонями, словно не знает, что делать дальше. Я тоже не знаю и поэтому вновь смотрю на часы.
— Ты помнишь, где я видела тебя в последний раз, Виктор? — спрашивает Лорен, вновь повернувшись ко мне.
— В… «Tower Records»?
— Нет. До этого.
— Где? — спрашиваю я. — Только, ради всего святого, не говори, что на показе Кельвина Кляйна или в Майами.
— Это был номер какого-то дерьмового желтого журнальчика, озаглавленный «Самый сексуальный мужчина во всей галактике», — отвечает она. — На фотографии ты с абсолютно идиотским выражением на лице лежал, голый по пояс, на американском флаге.
Я двигаюсь поближе к Лорен.
— А до этого?
— В 1985-м, — говорит она. — Целую вечность тому назад.
— Боже, зайка!
— Когда ты сказал, что за мной заедешь. Еще в Кэмдене.
— Заеду куда?
— Ко мне в общежитие, — говорит Лорен. — Стоял январь, все было завалено снегом, а ты пообещал отвезти меня в Нью-Йорк.
— И что случилось? — спрашиваю я. — Я не приехал?
Долгое молчание, во время которого звонит телефон.
Фабьен Бэрон оставляет сообщение. Телефон звонит снова. Джордж Уэйн из Лондона. Лорен смотрит мне в глаза, погруженная в свои мысли. Я хочу ей что-нибудь сказать, но потом решаю, что не стоит.
— Тебе надо идти.
— Да.
— Куда?
— Забрать мой смокинг.
— Будь осторожнее.
— Не волнуйся, — говорю я. — На мне всегда все отлично сидит.
11
Последняя наша с Хлое поездка в Лос-Анджелес: курс лечения в наркоклинике, славящейся умением хранить тайны, — никто, кроме меня и одного из пиар-агентов Хлое, не знал, где мы находимся. Пришлось потянуть за различные ниточки для того, чтобы Хлое, минуя лист ожидания, очутилась в своей шикарной палате: отдельное бунгало в мексиканском стиле с углубленной ниже уровня почвы жилой комнатой, выдержанной в золотисто-голубых тонах, с патио, где стояли шезлонги, имитирующие стиль семидесятых, с гигантской мраморной ванной, раскрашенной узором из розовых угрей и снабженной десятками крошечных гидромассажных отверстий, с крытым бассейном, полностью экипированным гимнастическим залом и комнатой для занятий рукоделием, но там не было телевизора, так что мне приходилось записывать на кассету очередные серии «Всех моих детей» на гостиничный видеомагнитофон в близлежащем городке посреди пустыни, где я жил, пока Хлое лечилась. Зато у Хлое была собственная лошадь по кличке Изюминка.
Поначалу во время моих визитов Хлое утверждала, что «все это бесполезно». Она жаловалась по поводу «чересчур гиперкалорийной пищи», которую к тому же подавали в кафетерии на подносах (несмотря на то что шеф раньше работал в одном из самых шикарных отелей Сиэтла), жаловалась на то, что ей самой приходится вытряхивать пепельницу, и на то, что на этой неделе у них было четыре попытки самоубийства, и на то, что один пациент, лечившийся от пристрастия к валиуму, выбрался из окна и отсутствовал трое суток, прежде чем персонал это обнаружил, да и то только потому, что одна из санитарок прочитала об этом в номере «Star» за понедельник. Хлое также жаловалась на постоянные хождения пациентов друг к другу, на стычки между ними, заключавшиеся в швырянии различных предметов, да и на самих пациентов, которые в основном были магнатами, страдающими тягой к саморазрушению, детишками, застигнутыми за нюханьем бутана во время сеансов групповой терапии, директорами студий звукозаписи, выкуривавшими за день полунции крэка, и людьми, потерявшими контакт с реальностью где-то еще в 1987-м. У сигаретного автомата она наткнулась на Стивена Тайлера, Гари Олдмен пригласил ее отдохнуть в Малибу, Келси Граммер «случайно» упал на нее сверху во время занятий гимнастикой, техник по биофидбеку отпустил какой-то комплимент насчет ее ног.
— Но, зайка, — говорил я, — ты же можешь звонить по телефону хоть круглые сутки. Развлекись!
— Курт Кобейн тоже проходил здесь курс лечения, Виктор, — прошептала она в ответ и посмотрела на меня мутными, тусклыми глазами.
А затем, как это всегда случается, время словно сорвалось с цепи. Таблоиды начали пестреть намеками, пиар-агент предупредил нас об опасности, люди из «Hard Copy» подбирались все ближе и ближе, личный телефонный номер Хлое приходилось менять каждый день, а мне пришлось напомнить Пэту Кингсли, что ежемесячный гонорар, который Хлое выплачивает его адвокатской фирме, составляет 5.000$ и что за такие деньги можно оберегать своего клиента намного лучше.
И Хлое наконец капитулировала. Мы сидели напротив консультанта Хлое за письменным столом со столешницей из черного гранита, и он говорил что-то вроде «Мы делали все, что могли, но успех не всегда сопутствует нам», а затем я вывел Хлое из лечебницы к ждавшему нас золотистому «лексусу», взятому мной в прокате, а она несла в руках подарочный пакет, наполненный кружками, футболками, брелоками, украшенными слоганом «Терпение и труд все перетрут», и какой-то тип сидел на лужайке и бренчал на гитаре «I Can See Clearly Now»[87], в то время как кроны пальм зловеще качались над нами, а мексиканские детишки танцевали, встав в полукруг, рядом с гигантским голубым фонтаном. Этот месяц обошелся нам в 50.000$, не считая стоимости моего гостиничного номера в близлежащем городке посреди пустыни.
10
Сегодня вечером в Сохо снимается столько фильмов, что проехать практически невозможно, а на улице, когда я выхожу от Лорен, холодно и сыро, и я качу «веспу» по тротуару к пересечению Четвертой с Бродвеем, и, конечно же, меня поджидает там красный сигнал светофора.
Я не замечаю черный джип, пока не загорается зеленый свет (все стоят на месте, заливаются клаксоны), но я делаю вид, что не обращаю на него внимания, вливаясь в транспортный поток, направляющийся в центр города. В зеркальце на руле я вижу, как джип медленно поворачивает за мной направо с Четвертой, и я потихоньку начинаю перестраиваться на крайнюю левую полосу Бродвея, проскакивая под носом у доброго десятка машин, ослепляющих меня своими зажженными фарами, — от напряжения я дышу как загнанная лошадь, но джип надежно увяз где-то в потоке машин у меня за спиной.
Пересекая Третью улицу, я не свожу глаз с Бликер-стрит, на которой я немедленно ныряю направо, увертываясь от встречных автомобилей, перепрыгиваю через бордюр на тротуар, чуть не сбив кучку детей, собравшихся под козырьком подъезда жилого дома «Bleecker Court», затем я резко сворачиваю налево на Мерсер-стрит и еду по ней до Хаустон-стрит, где внезапно бросаюсь направо, и как раз в тот миг, когда я полностью уверен, что оторвался, чуть не сталкиваюсь с черным джипом, который поджидает меня на углу. Но это не тот же самый черный джип, потому что у того, что ждет меня на углу Вустер-стрит и Хаустон-стрит, номерной знак SI-CO2, а у того, что застрял в пробке на Бродвее, знак был SI-CO1.
Как только я проскакиваю мимо этого нового джипа, он отъезжает от тротуара и устремляется следом за мной.
На Западном Бродвее я стремительно ныряю налево, но повсюду или идет строительство, или снимается какое-нибудь кино, поэтому никуда проехать практически невозможно.
Медленно продвигаясь к Принс-стрит, я уже с каким-то безразличием замечаю, что первый джип каким-то чудом вырвался вперед и теперь поджидает меня в конце квартала.
В зеркале я вижу, что второй джип отстает от меня на три машины.
Я прокатываю мопед между двумя лимузинами, припаркованными у тротуара, звуки какой-то песни Space Hog доносятся с одной из плоских крыш соседних домов, я соскакиваю с мопеда, вынимаю ключи и начинаю очень медленно шагать по направлению к Западному Бродвею.
Огни магазинов, расположенных вдоль улицы, отбрасывают на тротуар тень моего преследователя. Резко остановившись, я поворачиваюсь назад, но там никого нет, это нечто вроде смутного магнетизма, источник которого я не в состоянии определить, и тут кто-то, явный статист, проходит мимо меня, бормоча нечто нечленораздельное.
Где-то позади меня некто выходит из черного джипа.
Я засекаю Скита Ульриха, остановившегося перед входом в новый мартини-бар, «Babyland»: Скит раздает автографы, на нем замшевые кроссовки Puma, и он только что закончил сниматься в новом шоу Конана О'Брайена и дал пресс-конференцию по Интернету, и у него то ли будет, то ли нет главная роль в новом фильме Сэма Райми, и мы сравниваем свои татуировки, и Скит говорит мне, что никогда у него не было страшней бодуна, чем в тот раз, когда мы нажрались вместе на вечеринке Вильгельмины в Теллуриде, и я пинаю ногой конфетти, которое валяется повсюду на тротуаре, и отмахиваюсь от мух распятием из Гватемалы, которое Саймон Рекс подарил мне на двадцатипятилетие.