— Нет, не это… Мы, случайно, не работали с тобой вместе на одной фотосессии для «GQ»?
Повисает долгое молчание, во время которого Джейми гипнотизирует неприятным взглядом мой полупустой бокал мартини.
— И как часто это с тобой случается? — Еще одна пауза. — Парень, тебе нужно срочно слазить с клонопина.
— Забыли об этом. Я знаю, что это был дурацкий вопрос, поэтому забыли об этом, — покачиваю я головой, пытаясь при этом улыбнуться. — Ну и с кем же все это время ты делила постель?
— Я наслаждаюсь искусством пребывать по большей части в одиночестве, — вздыхает она.
— Ты предстаешь передо мной в новом свете, зайка, — говорю я, подперев ладонью подбородок и глядя на Джейми в упор. — А еще ты лжешь.
— Насчет чего? — спрашивает она неуверенно.
— Насчет одиночества.
— Откуда ты знаешь?
— Потому что девушки вроде тебя недолго остаются одинокими, — говорю я, изображая доверительный тон. — Плюс я хорошо тебя знаю, Джейми. Ты слишком любишь парней.
Она смотрит на меня, приоткрыв рот, а затем начинает истерически смеяться и не останавливается, пока я не спрашиваю ее:
— А скулы у тебя тоже были такие широкие в Кэмдене?
Она пытается отдышаться, допивает залпом остатки моего мартини, а затем, вся красная и запыхавшаяся от смеха, спрашивает:
— Виктор, и что я тебе должна на это ответить?
— Ты сбросила на меня бомбу[109], зайка, — мурлыкаю я, не сводя с нее глаз.
Пытаясь скрыть изумление, она переспрашивает:
— Что я сделала?
— Ты сбросила на меня бомбу, — повторяю я. — Ну, типа, очаровала меня.
— И когда это произошло?
— Когда мы впервые увидели друг друга.
— И?
— И теперь это случилось вновь.
— Ну что ж, ты с этим справишься, — говорит она. — Справился же тогда.
— И тем не менее у тебя возникли кое-какие мысли по этому поводу, — говорю я, по-прежнему гипнотизируя ее взглядом.
— Да, возникли, — улыбнувшись, отвечает она.
— И какие же, Джейми?
Немного помолчав и посмотрев мне в глаза, она отвечает:
— Я думаю, что ты — потенциально интересный субъект, с которым я не отказалась бы вновь поддерживать знакомство.
— Ты всегда была для меня одной из пятидесяти самых желанных женщин в мире.
— Ну так что, будем дружить снова, Виктор? — интересуется она, опустив веки, а затем вновь резко подняв их.
Внезапно то, как она сказала эти слова и выражение на ее лице — стопроцентно сексуальное — приводят меня в волнение, и мое лицо начинает гореть. Я пытаюсь выдавить из себя какой-нибудь ответ, но мне удается промямлить только: «Э-э-э, гм-м, я не знаю», после чего снова смущенно уставиться в стол.
— Да не пугайся ты так, — говорит Джейми. — Я же не сказала «давай трахаться». Я просто сказала, почему бы нам снова… не стать друзьями.
— Зайка, меня уже больше ничто не пугает.
— Вот и отлично, — говорит она после некоторой паузы, изучая меня. — Это просто замечательно, Виктор.
После того как со стола убрали тарелки и мы съели один десерт на двоих, Джейми спросила:
— О чем ты сейчас думаешь?
После долгой паузы, во время которой я обдумываю, каким путем лучше пойти, я говорю:
— Я думаю: «Принимает ли она до сих пор наркотики?»
— И? — поддразнивает она.
— И «может, у нее даже есть что-нибудь при себе?»
Улыбаясь и подыгрывая мне, Джейми отвечает:
— Нет. — Небольшая пауза. — Но я знаю, где их можно достать.
Я подзываю официанта и прошу его выписать счет. После того как тот его приносит, до Джейми кое-что доходит:
— Слушай, так ты и в самом деле платишь за ужин? Невероятно!
— Послушай, зайка, я на подъеме, — объясняю я. — Мне платят. Я в полном порядке.
Наблюдая за тем, как я отсчитываю требуемую сумму и добавляю к ней жирные чаевые, Джейми бормочет себе под нос:
— Может быть, все в мире действительно начинает меняться.
10
На фоне зазвучавшего в полном соответствии со сценарием «Setting Sun» в исполнении Chemical Brothers мы снова оказываемся в Ноттинг-Хилле в огромном пакгаузе, принадлежащем какому-то промышленнику-миллиардеру — на самом деле декорации великолепны, это, скорее, несколько пакгаузов, расположенных под одной огромной крышей, — и это вечеринка в честь Гари Хьюма, хотя на самом деле все знают, что в честь Лайама и Патси, и проникнуть внутрь практически невозможно, но нас это, разумеется, не касается, поскольку Джейми проскальзывает через серебристую арку входа следом за Кэйт Мосс и Стеллой Теннант мимо охранников в наушниках, а то, что происходит снаружи пакгауза, нельзя назвать иначе, чем «еще одним гигантским информационным поводом», — трейлеры телевизионных компаний, запаркованные перед входом, металлические ограждения, толпы поклонников, пытающихся прорваться внутрь, ажиотаж, люди с именами, написанными сзади на куртках, подростки, которые глядят на нас и думают «мы хотим стать такими же, как они». Когда я пытаюсь выяснить у Джейми, кто именно этот промышленник-миллиардер, она отвечает мне, что он финансирует ряд вооруженных конфликтов и еще к тому же алкоголик, но «милый!», а затем мы напарываемся на Патси Пальмер и Мартина Маккатчсона, и кончается это тем, что мы сообщаем Нелли Хуперу, в каком мы восторге от нового ремикса Massive Attack, в то время как Дамон Албарн целует Джейми в обе щеки.
Пустое пространство внутри пакгауза выглядит словно кухня большого ресторана: из гигантских окон валит пар и из-за чудовищных ледяных скульптур, выставленных на обозрение посреди помещения стоит такой холод, что зуб на зуб не попадает, и на каждом этаже играет какая-нибудь группа (в подвале, например, The John Spencer Blues Explosion) и все гости то и дело принимают позы словно в рекламе Gucci, отхлебывая пиво Tsingtao, но в то же время на вечеринке в целом царит дух футболок Gap и мокасин Prada, никто не роет другому яму, повсюду видеокамеры, Кармен Электра в сиреневом платье от Alaia танцует с одной из ледяных скульптур, а вечеринка идет то в черно-белом изображении, то в гипертрофированно-цветном, как в последних рекламных роликах Quicksilver, преобладают в основном сугубо антистильные тенденции, а мы дрожим так, словно нас заточили внутрь айсберга, плавающего вблизи от берегов Норвегии или где там они плавают.
Когда мы с Джейми присаживаемся на маленький светло-зеленый диванчик, стоящий под массивной стальной лестницей, начинает играть мелодичный трип-хоп, а повсюду кругом белые цветы, циферблат огромных электронных часов мерцает во тьме, отбрасывая огромные тени на потолок, а мы нюхаем очень качественный кокаин, которым Джейми разжилась без особых проблем, а еще она украла блендер с одной из кухонь, так что мы наслаждаемся ярко-оранжевым пуншем с мякотью фруктов на основе текилы, и где-то мимоходом Джейми успела переодеться в черный костюм Jil Sander, и папарацци низкого полета пытаются сфотографировать нас, но Джейми очень устала, и я тоже устал и возбужден настолько, что уже не могу позировать, поэтому я отгоняю их, выкрикивая: «Эй, каждый имеет право посидеть хоть немного в одиночестве. Господи, мы — такие же люди, как вы!», и тогда папарацци перекидываются на кого-то другого, случайно прошедшего мимо, и я смотрю, с легким разочарованием, как они нас покидают. Мы снимаем темные очки, кладем их в карманы. Мы даем друг другу прикурить.
— Спасибо, Виктор, — говорит Джейми, выдыхая дым. — Тебе совершенно необязательно быть таким, э-э-э, твердым, но мне приятно, что ты пытаешься… защитить меня.
— Слушай, тут все стали такие тощие и красивые, зайка, — тараторю я, чувствуя, как кокаин проникает во все мои поры. — И зубы у всех стали, типа, белые. Я помню Лондон совсем другим, зайка.
— Ну, поскольку большинство присутствующих здесь — американцы, я бы не стала на твоем месте беспокоиться за твою память.
— Крутейшая вечеринка! — продолжаю расходиться я.
— Я так и знала, что тебе понравится, — вздыхает Джейми.
— Что ты думаешь об этом месте, — спрашиваю я, подвигаясь к ней поближе на светло-зеленом диванчике.
— Ну, — говорит она, осматриваясь по сторонам. — По мне оно чересчур похоже на новую гостиницу, спроектированную Филиппом Старком.
— Чересчур? — переспрашиваю я растерянно. — Я думаю, что это мультифункциональное помещение, но, зайка, я ведь вовсе не собирался беседовать о дизайне интерьеров.
— А о чем же ты тогда собирался беседовать? — спрашивает она. — Не считая, разумеется, самого себя любимого?
— Нет, зайка, я хотел поговорить о тебе. — Пауза. — Точнее, о нас обоих. — Снова пауза. — Но начать я хочу с тебя. Можно еще кокаина?
Она передает пузырек мне.
— Можно, я попытаюсь угадать? Ты хочешь стать одним из тех парней, которых так и не в силах позабыть их бывшие подруги, верно?
Я отворачиваюсь к стене, делаю несколько сильных понюшек, а затем предлагаю Джейми свой нос для осмотра. Она кивает головой, что означает — все в полном порядке, и тогда я вручаю пузырек ей обратно, в то время как она машет рукой какому-то парню в пиджаке с тремя пуговицами от Prada, который разговаривает с Оливером Пейтоном. Парень в пиджаке слегка, как мне показалось, манерно машет ей рукой в ответ. Они оба поднимают бокалы.
— Кто это? — спрашиваю я.
— Один тип, который работал над ногами в новой рекламе Tommy Hilfiger, — говорит Джейми.
— Это крутейшая вечеринка, зайка, — выпаливаю я.
— Ты чувствуешь себя на все сто, а выглядишь и того лучше, верно?
Я киваю:
— Чем лучше выглядишь, тем больше видишь.
— Я вижу вдали Эмилию Ллойд, которая с потрясающим хладнокровием поедает гигантскую креветку, поджаренную на гриле, — зевает Джейми, открывая пузырек и отворачиваясь к стене. — Боже мой, как я вымоталась.
— Смотри, там Лулу Гиннесс — ну та, которая твою сумочку сделала, — говорю я, уже основательно заряженный. — А вон Джаред Лето — предполагалось, что он будет играть со мной в кино про мою жизнь.
Джейми вздрагивает и поворачивается обратно ко мне, вытирая нос и отпивая глоток текилового пунша:
— Кто-то должен тебя наконец научить относиться к жизни сознательно, Виктор.
— Да-да, зайка, кто бы спорил, — отзываюсь я. — Но, по-моему, это тебе просто трудно устоять перед напором исходящих от меня сверхмужественных вибраций.
— Не хами, детка, — предостерегает Джейми.
— Послушай, если ты не пришла на вечеринку, ты можешь больше не стучать в мою дверь.[110] — Я подвигаюсь к ней еще ближе, так что наши бедра соприкасаются.
— Да, я такая. — Она закуривает сигарету и улыбается. — Маленькая дрянь.
— Что у нас там случилось в Кэмдене, зайка? — спрашиваю я. — Не могу вспомнить, хоть убей.
— Ну, во-первых, все началось с того, что мы выяснили, что ты — полный идиот, — сообщает она небрежно, выпуская струю дыма.
— Ах, вот оно как! Но теперь-то, надеюсь, я внушаю больше доверия…
— У тебя также огромные проблемы в сфере личной жизни, и я сомневаюсь, что тебе удалось с ними справиться.
— Я тебя умоляю, — начинаю неудержимо хихикать я, а затем наклоняюсь к ней, разведя руки в стороны. — Что со мной такого не в порядке, хотелось бы знать?
— Если не считать того, что ты никогда не знаешь своего места? — спрашивает она. — И того, что ты обожаешь трахать совершенно незнакомых женщин?
— Послушай, мне почему-то всегда казалось, что это ты у нас падка на подобные вещи, зайка, — возражаю я. — Кроме того, с тех пор я несколько, э-э-э, повзрослел.
— Это я тебя бросила, Виктор, — напоминает мне Джейми, но это ничуть меня не обижает, потому что при этом она улыбается и наклоняется ко мне.
— Но ты не разбила этим мое сердце, — шепчу я, потому что наши губы уже очень близко друг к другу.
— Потому что у тебя его просто нет, — шепчет она мне в ответ, наклоняясь еще ближе. — Но послушай, я вовсе не считаю, что это большой недостаток для секса.
Глядя Джейми прямо в глаза, я понимаю, что она возбуждена гораздо больше, чем мне показалось на первый взгляд, но поскольку теперь я не в настроении, я отстраняюсь от нее, изображая крутого, и, рассматривая толпу, продолжаю накачиваться пуншем. Она замолкает, что-то обдумывает и, выпрямившись, тоже начинает налегать на пунш, позволив мне оставить ту руку, которая не держит бокал с пуншем, у нее на бедре.
— Ходят слухи, зайка, что ты сбежала из Штатов, — говорю я. — В чем причина?
— Слухи? — переспрашивает она и избавляется от моей руки, закинув ногу на ногу. — Кто тебе это сказал? — Пауза. — Обо мне ходят какие-то слухи?
— Послушай, зайка, ведь ты же у нас звезда, — пожимаю я плечами. — О тебе пишут.
— Ты даже не знал, что я живу в Нью-Йорке, Виктор, — говорит она, нахмурившись. — Господи, о чем ты таком говоришь? Кто обо мне пишет?
— Так значит… ты не сбежала из Штатов?. — осторожно интересуюсь я. — То есть ты, типа, здесь не скрываешься?
— Сбежала из Штатов? Скрываюсь здесь? — удивляется она. — Блин, Виктор, тебе необходимо срочно привести твои гребаные мозги в порядок. Скажи, неужели я похожа на человека, который от кого-то скрывается?
— Э-э-э, зайка, много что говорят…
— Я приехала сюда сниматься в дерьмовом научно-фантастическом фильме, — говорит Джейми. — С кем ты разговаривал? Кто сказал тебе всю эту чушь?
— Зайка, я же тебе сказал — много что говорят, — пожимаю я плечами. — Я слышал кое-что насчет проблем с бойфрендом. Я очень хорошо информирован, понимаешь.
Она молча смотрит на меня, а затем, когда проходит приличествующее случаю количество времени, бормочет:
— Боже мой!
— Так значит, когда обратно? — спрашиваю я.
— Куда обратно? — отвечает вопросом на вопрос она. — Туда же, куда и ты? Сомневаюсь.
— Обратно в Штаты, зайка…
— В Штаты? Где ты вообще подцепил это дурацкое словечко — Штаты?
— Но это же Штаты, зайка, — недоумеваю я. — Поехали вместе?
Долгая пауза, после которой:
— А почему тебя вообще заботит, поеду я туда или нет?
— Да нет, зайка, нет, — говорю я, снова придвигаясь к Джейми поближе. — Я просто хотел знать, когда ты уезжаешь, если уезжаешь, и не нужно ли тебя, э-э-э, подбросить?
— Не знаю, Виктор, — говорит она, но не отодвигается. — Я вообще не знаю, что я делаю. Я даже не знаю, что я делаю на этой вечеринке вместе с тобой.
— Ну, в это-то я совсем не верю, — говорю я. — Брось, зайка.
— А почему?
— Из-за того, каким тоном ты это говоришь, — пожимаю я плечами, не сводя с нее пристального взгляда.
Она изучает меня тоже, затем ее передергивает:
— У меня возникло ужасное подозрение, что не пройдет и трех лет, как я увижу тебя на каком-нибудь ночном ток-шоу в розовом смокинге.
— Послушай, — сообщаю я хриплым шепотом, — такие, как я, не тонут.
Это реплика, после которой должен последовать поцелуй.
— Зайка, спеши туда, где сладость и покой.
Перебивка светом, затемнение, гремит припев из песни U2 «Staring At The Sun», она слегка наклоняет головку, подставляя мне губы, вокруг нас начинает сыпаться конфетти, и Ракел Уэлч в «Миллионе лет до нашей эры» внезапно начинает бегать туда-сюда, спроектированная на стену над нашими головами, и когда наши губы соприкасаются, я чувствую в ее поцелуе такую настойчивость, что я вынужден на это как-то ответить, но тут Тара Пальмер-Томкинсон и дизайнер головных уборов Филипп Триси останавливаются рядом, и мы с Джейми вынуждены принять непринужденный вид, как будто мы просто болтаем, и Джейми спрашивает Тару, где ближайший туалет, и когда девушки вместе удаляются, Джейми подмигивает мне на прощание, и тут на меня накатывают не только воспоминания о Кэмдене, но и твердая уверенность в том, что я пересплю с ней и заработаю 300.000 долларов. Заметка на память: будет ли после этого смысл продолжать работать моделью? Новая идея: вспомнить всех девушек, с которыми я встречался и которых кто-нибудь может разыскивать. Я начинаю мысленно составлять список, гадая, заинтересует ли хотя бы чуть-чуть Палакона подобная инициатива с моей стороны.
Затем я взираю на группу молодых японцев, которые, склонившись над маленьким телевизором, курят сигары и пьют бурбон, просматривая «Друзей» в записи, но тут один из них замечает меня и не может оторвать от меня взгляда; польщенный, я решаю сделать вид, что не замечаю этого, и, поскольку я не вполне уверен в том, что Джейми прихватила пузырек с кокаином с собой, я начинаю рыться в замшевой сумке-торбе Mark Cross, с которой она ходит в этой сцене, и в этот момент песня «1979» в исполнении Smashing Pumpkins начинает оглушительно играть и отовсюду слышатся протестующие выкрики, пока ее не выключают и не заменяют тихим мелодичным трип-хопом.
Внутри замшевой сумки, в которую Джейми могла положить пузырек, я нахожу: бумажник из змеиной кожи от Гуччи, миниатюрную ручку с вечным пером Mont Blanc, записную книжку Asprey, солнцезащитные очки Calvin Klein, мобильный телефон Nokia 9000, блеск для губ Nars и портативный цифровой диктофон Sony ICD-50, на который я взираю в недоумении, пока ассистент мне некричит, что я должен нажать на кнопку Play, и, нажав на нее, я слышу мой голос, перекатывающийся, словно в бочке, в пустынном зале ресторана «Le Caprice».
— Э-э-э, гм-м, я не знаю…
— Да не пугайся ты так. Я же не сказала «давай трахаться». Я просто сказала, почему бы нам снова… не стать друзьями.
— Зайка, меня уже больше ничто не пугает.
— Вот и отлично… Это просто замечательно, Виктор.
Прямо над моей головой раздается голос. Некто в смокинге Gucci, перевесившись через перила, весьма хорош собой и приблизительно моего возраста, какой-то парень, который, возможно, Бентли Харрольдс, а возможно и нет, но совершенно определенно — модель, пьяный в хлам, держит в наклоненной под опасным углом руке, вихляющейся на вышедших из повиновения суставах, стакан, до краев наполненный прозрачной жидкостью:
— Ну и цирк! — восклицает он. — Ну и показуха![111]
Я поспешно выключаю диктофон, швыряю его обратно в сумку Джейми, затем смотрю на Бентли, посылая ему обворожительную улыбку, от которой у того чуть не выскакивают глаза из орбит, а затем он отвечает мне встречным взглядом, и кровь приливает к его лицу, так что оно становится пунцовым, и, не меняя своей позы, он бормочет: