— Не забудь про священника, — подсуфлировал Джек.
— А, да…. Священника помните?
— Он еще был в саду.
— Да, тот самый. Теперь он миссионер на этом самом острове. Хочет прикрыть местечко. Ну, приходит, и тут разворачивается грандиозная сцена. Они там все пляшут-скачут, а он им проповедует. И вдруг, бенц! Этот герой встает против него. Тут мы вводим крепкий диалог, переходим все границы. Он кричит, бранится, ругается, слова летают, и тэ дэ, и тэ пэ. Конец первой сцены Акта второго.
— Да, события так и бурлят, — рассудительно заметил Простак.
— А что дальше будет! Следующая сцена — в доме губернатора.
— Какого губернатора?
— Ну, на острове.
— А-а…
— И кто же к нему приходит? Дама, которая хотела выйти замуж за героя, и ее муж. Они, понимаете, совершают кругосветный круиз. А почему муж? Потому что она вышла замуж, пока герой парился в тюряге. Он, то есть герой, видит, как она подъезжает к дому, и тоже туда пробирается. Поговорить с ней хочет, понимаете? На сцене — спальня, и она — неглиже, герой влезает в окно и говорит: «Женевьева!» Она восклицает: «Гарольд!» — и прибавляет: «Это ты?» а он отвечает: «Да, это я». Идет диалог, то он говорит, то она, слова летают, и тэ дэ, и тэ пэ. Тут выясняется, что этот брат умер, а на смертном одре сознался, что убийство совершил он, и дама признается, что по-прежнему любит героя, но должна сохранять верность типу, за которого вышла, потому что у нее благородная душа, ясно? Они прощаются, вдруг входит муж, он думает, что в комнате взломщик, и стреляет в него из пистолета. Герой падает на пол, дама тоже падает и умирает на его теле. Следующий акт — в раю, — продолжил мистер Леман, направляясь к бачку с водой.
— В раю? — удивился Простак.
— Ну да, на небе, — подтвердил мистер Леман, опустошая бумажный стаканчик. — Тут появляются ангелы, спускаются в зал…
— В длинных вуалях, — подсказал Джек.
— Тут и губернатор, только теперь он как будто бы Бог.
— А так можно?
— Это настоящая находка, — сообщил мистер Леман тоном, отметающим всякие сомнения. — Да и вообще, впрямую ведь не сказано, что он Бог.
— Не забудь священника, — подсуфлировал Джек.
— А, да. Приходит и священник, а с ним раввин, ясно? Они беседуют про то, что все люди братья, какой бы религии ни придерживались. Идет диалог, то один говорит, то другой, слова летают, и тэ дэ, и тэ пэ. А потом вдруг — бац! Затемнение, перемена декораций и, когда вспыхивают огни, на сцене снова мы у драматурга. Он заключает свою даму в объятия, и она говорит, что синяя птица счастья поселилась в их доме. Поцелуй, читка заканчивается, все восхищаются, герой с дамой женятся. Постепенно гаснет свет. Занавес. Ну, как?
Простак промокнул лоб.
— Потрясающе. А кто это написал?
— Да тип какой-то, забыл фамилию. Мы выкупили у него пьесу, так что теперь не нужно будет платить проценты с прибыли. С такой пьесой, дорогуша, убытков не потерпишь. А сколько вы намерены вложить? Можете получить долю в 49 процентов за… — Мистер Леман приостановился, прикидывая, на сколько тянет гость, — за тридцать тысяч долларов.
— Эх, черт побери! Тридцать тысяч?
— Разве ты не можешь, Джо, малость скостить для мистера Фиппса? — вмешался МакКлюр, и мистер Леман ответил, что да, пожалуй.
— Я вот что сделаю. Быстренько отвечайте «да», и я соглашусь на двадцать пять.
— Боюсь, все отменяется. — Простак поднялся, но тут же четыре услужливые руки снова усадили его.
— Эти ваши деньжата… — сказал мистер Леман. — Если вы сможете быстро забрать их, мы все-таки сумеем заключить сделку.
— Они в банке, на Пятой авеню.
— Вот как? Что ж, не хотел я уступать так много, — проговорил мистер Леман, — но если вы дадите мне чек на десять тысяч долларов, дорогуша, то двадцать пять процентов прибыли — ваши.
Простак потеребил галстук. Человек, все богатство которого заключается в двадцати двух тысячах долларов и 18 центах, имеет полное право теребить галстук, прежде чем вложить десять тысяч в драму, даже крепко сбитую и очень современную.
— Десять тысяч?
— Да, цифра такая.
— Десять?
— Это еще очень дешево. Думайте на бегу! Простак медленно поднялся.
— Что ж…
— Договорились! — закричал мистер Леман.
— Договорились! — подхватил Джек МакКлюр. Партнеры превратились в сообщающиеся механизмы.
Леман быстрым движением обмакнул в чернила перо и сунул ручку Простаку, а Джек МакКлюр одновременно расчистил место на столе. Каждый их жест показывал, что они рассчитывают на немедленные действия, и Простак с чувством человека, переправляющегося через Ниагарский водопад в бочонке, стал медленно вытаскивать чековую книжку. Две пары глаз следили за малейшим его движением. Леман с МакКлюром едва удерживались, чтобы не выхватить книжку у него из рук и не развернуть ее на столе. Простак, по-прежнему медленно, открыл ее сам и, взяв ручку у мистера Лемана, начал писать.
— «Трест Гарантия», а? — заметил Джек, заглядывая ему через плечо.
— Джо Л-е-м-а-н, — любезно подсказал Джо. — Вы человек смекалистый, мистер Фиппс, и непременно получите прибыль. Теперь роспись…
Простак занес уже ручку, но тут снаружи послышался шум, будто внезапно вспорхнула с насеста сотня фазанов, и дверь с треском распахнулась.
В офис ворвалась жена Лемана.
— Слушай, ты, песий плут! — закричала она, адресуясь к мужу, и с оглушительным стуком захлопнула за собой дверь.
11С быстротой, поразительной для человека такой комплекции, Леман выпрыгнул из своего крутящегося кресла и очутился рядом с женой. Он понятия не имел, какие мотивы подвигли обожаемую половину нанести ему повторный визит, но опасался худшего.
Взгляд, каким она пронзила его, предвещал катастрофу. Сказав, что Величайшая Жонглерша ожгла его взглядом, мы не скажем ничего. Возбужденному воображению Лемана чудилось, что из глаз ее вырываются языки пламени. Внутренне содрогаясь, он прибег к спасительному средству — шумной брани.
— У тебя что, совсем мозги отшибло? — жарко вопросил он. — Уходи отсюда. Брысь!
На минуту чувства захлестнули Фанни, и она не могла вымолвить ни слова. Но, наконец совладав с собой, обрела дар речи:
— Слушай!
— Фанни… — простонал мистер Леман.
— Ради Бога! — закричал Джек МакКлюр.
Но Фанни осталась глуха к их мольбам. Голос у нее был громоподобный, и она использовала его во всю силу. Прыщавый юнец, напугавшийся было, что окажется за бортом событий, облегченно вздохнул и прильнул ухом к замочной скважине.
— Послушай! — снова закричала Фанни. Глаза ее метали искры. — Я только что была в своем банке. Кассир там сказал мне, что утром к ним заходил мужчина в клетчатом костюме и пестром галстуке и старался выведать баланс моего счета.
Мистер Леман стрельнул опасливым взглядом на Простака.
— Ну что ты, что ты, — насколько сумел льстиво проговорил он. — Я ничего об этом не знаю. Зайди чуть погодя, — заискивающе попросил он.
— Если ты еще хоть раз посмеешь там крутиться, — продолжил голос рока, — у них есть приказ — стрелять тут же. Увидят тебя хоть мельком, и мигом — бац! Вот и все, что я пришла сказать тебе.
— Ну, так уходи!
— Я и не задержусь. Только не смей разнюхивать насчет моих денег. Тебе все равно не обломится ни гроша.
Фанни распахнула дверь, а офисный юнец отпрыгнул, потирая ухо.
— Да, сэр, ни гроша! И уж тем более на это твое тухлое шоу! Ну, уж нет!
И Фанни вышла, с треском саданув дверью.
Довольно долго после ее ухода ни Леман, ни Джек МакКлюр не двигались, только взгляды их то и дело натыкались на Простака, который деревянно застыл на стуле. Наконец Леман начал продвигаться к своему месту за столом — медленно, осторожно, стараясь создать впечатление, будто ничего особенного не произошло. Джек таким же манером вернулся на свое место, и ни один не осмеливался хоть на секунду оторвать взгляда от гостя. Будь Простак статуей Крылатой Победы в Лувре, а они — любителями искусства, и то они не могли бы рассматривать его так сосредоточенно и напряженно.
Простак очнулся. Он поднял ручку, потом, внезапно снова опустив ее, вскинул глаза.
— Она сказала «тухлое»? — тихо осведомился он. Мистер Леман уже пришел в себя.
— Да она не об этом шоу говорила, — быстро откликнулся он.
— Мы занимаемся еще одним, — не замешкался и Джек МакКлюр.
— А про это она даже и не знает, — продолжил Леман.
— А кто это? Ваша приятельница?
— Это моя старуха, миссис Леман. Она немножко не в себе. Не обращайте на нее внимания. У нее случаются припадки.
Потянулась пауза. Лицо Простака, как уныло отметили оба партнера, по-прежнему оставалось болезненно-бледным. Мистер Леман просительно обратился к нему:
— Послушайте-ка, дорогой мой, у вас же есть и собственное мнение! Такой башковитый парень. Я же рассказал вам сюжет. Потрясающе, а?
— Послушайте-ка, дорогой мой, у вас же есть и собственное мнение! Такой башковитый парень. Я же рассказал вам сюжет. Потрясающе, а?
— Э… конечно… Но… с другой стороны… Видите ли, мне не очень хочется терять десять тысяч долларов.
Мистер Леман подавился веселым смешком.
— Вы и не потеряете! Я вам еще не говорил о гастролях?
— Каких гастролях?
— О городах, где мы будем прокатывать спектакль. — Мистер Леман достал из ящика график. — Смотрите. Мы открываемся в Сиракузах. Прекрасный, театральный город. Потом едем в Провиденс, Вустер, Олбани… И всюду нас ждет легкая победа.
— Легкая победа?
— Городишки шикарные. Мы снимем сливки. Так что подписывайте чек, и дело решено.
Простак все колебался. Два голоса звенели у него в ушах: один — Величайшей Жонглерши Мира, другой — его дяди Теодора. Когда он закрывал глаза, то так и видел дядю: тот стоял, грел свой обширный тыл у камина в библиотеке, устремив на племянника рыбий взгляд, и изрекал вечную сентенцию: «Оглядись, а потом уж прыгай». Бесполезно скрывать от себя, что дядя Теодор весьма кисло взглянул бы на происходящее в офисе «Леман Продакшнс, Инк.»
Сидя с закрытыми глазами и гадая, на что все-таки решиться, Простак услышал щелканье дверной ручки. По офисному линолеуму легко процокали каблучки. Открыв глаза, Простак был поистине заворожен тем, что увидел. Девушка, приблизительно габаритов Бэтти Грейбл, наклонилась над столом Лемана, кладя на него какую-то бумагу, и с первого взгляда Простак узнал в ней ту, которая после романтической встречи на Мэдисон-авеню ни на минуту не покидала его мыслей, кроме разве того момента, когда он прятался в ветвях от пса Тюльпана. Он издал бессловесный вскрик, и девушка, оглянувшись, тоже узнала его. Она не сказала ничего — дисциплина есть дисциплина, но глаза у нее округлились, и она подарила ему самую дружелюбную, теплую улыбку. Потом вернулась к себе в комнатушку, а Простак глазел ей вслед в полном экстазе.
— Вот так так! — потрясенно пробормотал он. Мистер Леман, нахмурившись, изучал письмо.
— Из театра Гилд, — сообщил он Джеку. — Хотят купить долю в нашем шоу.
— Я так и знал, что захотят.
— Да.
— Нужно было этого ждать после того, что они говорили во вторник.
— Верно. Конечно, они опоздали. Мы ведь уже обещали мистеру Фиппсу.
— Не можем же мы его подводить!
— Нет, с мистером Фиппсом мы должны играть честно. Все та же старая история. Не думали на бегу, вот и проиграли. Таков уж шоу-бизнес, — вздохнул мистер Леман.
— Н-да, таков шоу-бизнес, — тоже вздохнул Джек. Простака не интересовал невезучий театр. Он по-прежнему пожирал глазами дверь комнатушки.
— Послушайте, — наконец очнулся он, — кто это такая?
— А?
— Кто эта девушка?
— А, эта… Моя секретарша.
— Ваша секретарша?
— Ну да.
Простак затрепетал с головы до пят. В офисе «Леман Продакшнс» заиграла нежная музыка, а на пыльном полу распустились фиалки.
— То есть, она здесь работает?
— Ну конечно. Целый день.
Простак оставил колебания. Совсем слабо, из дальнего далека, ему еще слышался остерегающий голос дядюшки, но теперь слушать осторожного родственника ему было недосуг. Твердой рукой он подмахнул чек, и мистер Леман ринулся на него, словно форель на муху.
— Он еще влажный, — предупредил Простак.
— Ничего, я его высушу. Ну, котик мой, — заключил мистер Леман, — теперь и вы наш партнер. — Он ринулся к двери, где его уже поджидал Джек МакКлюр, словно борзая, натягивающая поводок. — Подождите тут, пока мы с Джеком сходим в банк. Подождите и присмотрите за порядком. Вот что… Эй! — рявкнул он.
Появилась секретарша.
— Развлеките этого джентльмена до нашего возвращения, — распорядился мистер Леман. — Пошли, Джек.
И за ними захлопнулась дверь.
12Молчание, последовавшее за уходом партнеров, нарушила Эйлин, потому что Простак, очутившийся так близко от девушки, которая подействовала бы на него, как удар тупым орудием, даже если бы он смотрел на нее через телескоп, испытывал затруднения с голосовыми связками. Его пронзали электрические разряды, а пальцы ног поджались в замшевых туфлях.
— Вот мы и встретились снова, — проговорила она. — Теперь нас вроде бы познакомили. Хотя на настоящее знакомство не очень-то похоже, правда?
Простак уже мог выговаривать кое-какие слова.
— Э? — почти не заикаясь, спросил он.
— Лучше бы он назвал нас.
— Назвал? Вы хотите узнать мое имя?
— Ну, так удобнее. Чтобы как-то обращаться к вам: «Судья», «Полковник» или «Ваше Королевское Высочество». Меня, кстати, обычно зовут Динти.
— Динти?
— Всех Муров называют Динти. Из-за ресторана.
— Какого ресторана?
— Ресторана «Мур Динти». Неужели вы не знаете? В рифму с «Линти».
— Какой Линти?
Динти увидела, что быстро тут ничего не объяснишь.
— Давайте оставим эту тему, — предложила она. — Как зовут вас?
— Меня? — Простак на минутку призадумался. — А-а, Фотерингей. То есть — Фиппс.
— Так как же?
— А?
— Фотерингей? Или Фиппс?
— И так, и так.
Динти нахмурилась, словно такая мудреная софистика только затемняла вопрос.
— Не может быть.
— Посередке черточка.
— Возможно, но как-то странно.
— В сущности, даже Фотерингей не совсем правильно.
— Не совсем?
— Произносится «Фоэнги».
— Фиппс Фоэнги. Ни за что не выговорить.
— Нет, Фотерингей.
— Но вы же сказали, это неправильно.
— Ну да, неправильно.
Строгая Динти стала еще строже. Ей показалось, что ее дурачат.
— Не нравятся мне все эти хитрости, — сказала она. — Чего вы рассчитываете добиться? Будьте честным. Будьте открытым. Пусть ваше «да» будет «да», а ваше «нет» — «нет». Уж если Фиппс, то Фиппс, а если Фоэнги, то Фанги.
— Друзья называют меня Простаком.
— Ну вот, хоть куда-то добрели.
— Я хочу, чтобы и вы так меня называли.
— С удовольствием. Спасибо, Простак.
— Не за что. Повисла новая пауза.
— Ну, — поинтересовалась Динти, — как продвигаются поджоги?
— А?
— Поджигали еще чьи-то шляпки?
— Нет-нет.
— А бунгало?
— О, нет! И бунгало не поджигал.
— Начали жизнь с чистого листа? Решили быть честным? Я очень на это надеялась. А что вы поделывали после нашей встречи?
— Кто? Я? Да так, ничего особенного. Вот, ночью собака загнала меня на дерево.
— Но вы выжили, правда? А я вчера ходила на вечеринку в Бронкс. Порадуйтесь, новая шляпка произвела сенсацию. За мной даже гнался по лестнице телеведущий.
Новая пауза. Простак судорожно искал в своем пошатнувшемся мозгу тему для беседы. Он понимал, пока что его вклад не особенно блестящий. Кроме того, ему хотелось, чтобы макушка прекратила подпрыгивать, точно крышка чайника, это мешало четко мыслить.
— Здесь столько пыли, — заметил он, набредя на интересную тему.
— Да, мы гордимся нашей пылью, — отозвалась Динти. — Мистер Леман ее импортирует. Немножко пыли попало вам на лицо. Нет, не там. Левее. Дайте я сотру.
Она забрала у него из руки платок и удалила пыль, естественно, к нему приблизившись, а такая близость опасна для девушки, которая произвела сильное впечатление на Фотерингей-Фиппса, ибо эти Фиппсы славятся горячей кровью. Именно такая кровь вовлекла в большие неприятности дядюшку Теодора, что могут подтвердить семейные архивы, повествующие об оксфордской барменше (1909 г.).
К тому же, под влиянием цыганской сивиллы Простак уже смотрел на Динги как на ту, которая предназначена ему судьбой. Все поэты романтической школы признают, что, встретив подобную особу, вы можете опустить формальности и выбросить книгу этикета. Слово-другое, и вы вольны свободно выражать свои чувства.
Может, это и правильно, а может, и нет, поэт — советчик ненадежный; но именно таких взглядов придерживался и Простак. То, что приподнимало его макушку, внезапно вскипело. Перед глазами заплясали искры. Порывисто потянувшись, он заключил Динти в объятия. Мало того, он поцеловал ее со всей страстью широкой натуры и был готов продолжать в том же духе, когда рука, просвистев в воздухе, залепила ему оплеуху. Небеса, как хорошо известно, защищают небогатых девушек, но Динти Мур в подобных случаях считала более разумным не полагаться на помощь сверху. Она натренировалась в прекрасных апперкотах и не стеснялась демонстрировать выучку. Точно в такой же манере она нанесла удар на Кони-Айленд молодому клерку по имени Эд, когда тот, угостив ее парой бутербродов и шоколадным мороженым с орехами, повел себя так же импульсивно.
Отступив, она окинула Простака холодным взглядом. Он разочаровал ее. Ей казалось, что она погладила дружелюбную на вид собаку, а та на нее накинулась.
Простак потер ухо. Мысли у него еще путались, но все-таки он понимал, что ему положено извиниться.