Но зеки не подчинились. Фургон уже слышно хлопал колесами по плитам арки и солдата мотало из стороны в сторону. Кешеры перекатывались, задевая ноги, кто-то, не удержавшись, свалился и теперь верещал как резаный, и на это все накладывалось размеренное:
- И раз!
Бух!
- И раз!
Бух!
Вдруг зажегся режущий глаза свет.
- Прекратить, сволочи! Прекратить!
Это, открыв дверь в предбанник к зекам и вывалив оттуда осоловевшего солдата, к решетке припал майор с гладким, почти детским лицом.
- А ты кто такой?
- Если это раскачивание сию секунду не прекратиться - весь этап пойдет в ШИЗО. - совершенно спокойно выдав это, майор спрыгнул на землю.
- Больно мы тебя боимся! - рявкнул из глубины тел уже знакомый Николаю голос, но качка прекратилась. Автозак рухнул всеми колесами на землю, но Кулина все еще немного мутило и перед глазами покачивались люди в военной форме, стоящие под яркими прожекторами на фоне кирпичной стены.
"Наверное именно к такой стенке ставят, расстреливая." - промелькнуло в голове у Николая. - "Такой же старой, рябой..."
- Выходить по одному с вещами! - теперь команды подавал другой краснопогонник, капитан, на рукаве которого краснела повязка с черными буквами "НВН". Он держал в руках стопу конвертов. - Вызванные говорят имя-отчество, год рождения, статью, срок и проходят не задерживаясь в эту дверь! Первым идет...
Очевидно, папки каким-то странным образом перетасовали, ибо Кулина вызвали где-то посередине списка. Он подхватил свой баул, сшитый из половины бутырского матраса, отбарабанил стандартную фразу:
- Николай Евгеньевич. Шестьдесят первый, 144 часть 2, три года. - и спрыгнул с подножки. Вытаскивая свой мешок, он исподтишка осмотрелся. Между дверьми автозака и дверью в стене стоял настоящий живой коридор составленный из молоденьких солдат. Каждый из них держал "калашникова", направленного в живот такому же солдату из параллельного ряда. Кулин усмехнулся, представив что бы было, задумай кто сбежать. Ведь пацаны на раз перестреляют сами себя.
- Не задерживайся! - рявкнул капитан и Николай поспешил внутрь стены.
Несколько шагов по глухому низкому коридорчику, привели Кулина в относительно просторную комнату, где уже расположились те, кого вызвали до Николая. Из комнаты вела еще одна зеленая дверь с зарешеченным окошком. Сквозь него были видны сидящие на скамейках, протянувшихся параллельно стенам, трое прапорщиков.
Вошел последний из этапников, звонко хлопнула дверь и вновь все оказались в замкнутом пространстве. Но на сей раз ожидание было недолгим.
За окошком показался уже знакомый НВН с личными делами. Завидев его, прапорщики вскочили.
- Вызываю по трое. - крикнул капитан зекам. - Готовьтесь к шмону. Все запрещенные предметы, типа денег и заточек, советую сдать сразу.
- А пшёл бы ты... - раздалось из зековской массы.
- Ручкин, Мазепа, Военблат! - выкрикнул НВН.
Вызванные протолкались к двери, таща за собой кешеры, и скрылись за ней. Николаю уже не было видно, что происходило за окошком. Тела этапников его наглухо перегородили и лишь по звукам можно было догадаться, что шмон на зоне разительно отличается от аналогичной процедуры в тюрьме.
- Джинсы. Нельзя! Теплое бельё. Можно. Кеды. Запрещено! - громко перечисляли прапора. Их голоса накладывались один на другой, на возмущенные возгласы этапников.
- Рубашка в клеточку. Нельзя!
- Это не кроссовки! Это тапочки!
- Сахар? Запрещено!
- А чем я бриться буду?
- Свитер. Запрещено!
- Что это за бумажки? Не положено!
- Нельзя! Запрещено! Не положено! - звучали чаще всего остального. Вскоре все зеки уже имели представление о том, что им разрешат пронести на зону, а что нет. Отбирали все верхние носильные вещи, обувь, кроме сапог и тапочек, большую часть разрешенных в тюрьме продуктов, таблетки.
У Николая вещей было не так много, но он прикинул, что после шмона его баул опустеет на большую половину. Слишком много у него было вольных шмоток.
Обыск проходил не быстро, но споро. Прапора, как увидел Кулин пробившись к окошку, просто вытряхивали содержимое мешков на пол и рассортировывали это на две кучи. Просто не положенные в зоне вещи погружались в брезентовые мешки. Туда же шла и большая часть того, в чем этапники прибыли на зону. Зек расписывался на квитанции о сдаче, получал ее копию.
Остальное сваливалось обратно, прибывшему вручали серую робу, синюю рубашку, сапоги, комплект портянок, телогрейку, шапку-ушанку, кружку-ложку и, не дав одеться, в трусах и носках прогоняли дальше по коридору.
Вскоре очередь дошла и до Кулина. Николай на собственной шкуре испытал уже виденное. Хмурый тощий прапорщик проверил все швы, карманы. Нашел в шапке заныканную иголку с ниткой:
- Запрещено.
Заглянул под стельки тапочек, вывернул носки, связанные на стержнях из-под авторучки из пуловера, разобрал и собрал электробритву, содрал упаковку с каждого куска мыла, разломил пополам все остававшиеся у Кулина сигареты. Николай не протестовал, на опыте уже прошедших через эту экзекуцию, понимая, что большая часть протестов совершенно бесполезна. Прапор все равно сделает так, как посчитает нужным.
Особенно придирчиво шмонщик рассматривал остатки тюремного бубна черняжки. Все, кто обладал деньгами, наперебой советовали прятать их в хлеб. Дескать там ни одна сука не найдет. Но сегодня Николай уже видел, как обходятся с подозрительными батонами. Их безжалостно разламывали на части. Чуть ли не крошили в труху. Естественно, что в трех из них нашли свернутые в трубочку деньги. Точно так же с самодельных ручек сдирали всю красивую оплетку, для которой была изведена не одна пара синтетических носок. Бумагу, из которой ручки были сделаны, разворачивали. Кулин искренне жалел одного наивного деятеля у которого из такой нычки извлекли сразу несколько сотен. Из ануса еще одного зека извлекли "торпеду". Тот по неизвестной причине не спрятал торчащую оттуда нитку, за которую и был извлечен снаряд с деньгами.
Финансовые же запасы Николая не пострадали. Спрятанные в тапочках между подошвой и материей, на которую клалась стелька, они не прощупывались и обнаружить их было можно лишь приведя эту обувь в полную негодность.
В соседней комнате, под присмотром уже других прапоров можно было одеться. Сапоги оказались соответствуют написанному на них размеру, зато выданная этапникам серая роба была пошита без всякой экономии материала. В неё одну запросто влезли бы двое таких как Кулин.
Запахнувшись в телогрейки и поддерживая одной рукой спадающие штаны, прибывшие нестройной колонной вышли на плац. Там прапор сдал их с рук на руки средних лет зеку, грудь которого украшал белый прямоугольник с написанной на нём фамилией - Сиволапов А. На правом рукаве Сиволапова находилась белая же полоска из которой следовало, что ее владелец дневальный карантина.
- Ну, мужики... - Сиволапов пристально оглядел этапников. - С прибытием.
- Какая это зона? - вопрос задал тот, кто затеял весь кипиш с качанием автозака.
- Третья. - бросил через плечо дневальный. - Двинули за мной. И не отставать!
- Да я не за номер гутарю. - не унимался этапник. - Кто масть держит? Воры есть?
- Есть. - сухо отрезал Сиволапов.
Зек, очевидно узнав все, что хотел, замолк и до помещения карантинки все шли молча. Николай, как и большинство впервые прибывших на зону, с любопытством озирался вокруг. С первого взгляда было видно, что четырехэтажная громада основного здания построена очень давно. До 17-го года во всяком случае. Такими же древними казались и все остальные постройки, сгрудившиеся на относительно небольшом пятачке. И это ощущение древности не портили не аляповатые плакаты "Добросовестный труд - скорейший путь на свободу", ни жирный слой голубой краски, покрывающий все до уровня второго этажа, ни решетки, которыми были ограничены участки около дверей в жилое здание, где, с усмешками глядя на аляповатых этапников кучковались матерые зеки. Единственная современная кирпичная постройка настолько не вписывалась в общий ансамбль, что невольно хотелось убрать ее с глаз долой, чтобы не мозолила их своей бесшабашной дерзостью.
Но именно к этому зданию и повел новичков Сиволапов. Через узкую кишку между решетчатыми заборами, забитую скользкой грязью и листьями, этапники попали к лестнице. Там, на втором этаже и располагалось то место, где им предстояло провести ближайшую неделю или две.
Дневальный зажег свет. С треском включились на потолке люминесцентные лампы. Николай увидел перед собой вытянутое помещение где перпендикулярно стене стоял ряд двухэтажных кроватей. Создавалось впечатление, что на них спали исключительно страдающие ожирением. Подавляющее большинство коек на нижнем ярусе оказалось продавленными чуть ли не до пола. Второй казался не лучше.
В изголовье каждой постели уже лежал скатанный матрас на котором сероватой кляксой лежало нечто, что должно было являться бельем.
С потолка, покрытого черными потеками, свисала паутина. Стены зияли дырами осыпавшейся штукатурки и вздувшимися пузырями краски. Пахло мышами и затхлостью. И вообще, помещение это имело настолько нежилой вид, что казалось его только что раскупорили исключительно ради приема новых зеков, да и для того, чтобы показать им по чем фунт лиха.
Кулин вовремя закончил рефлексировать для того, чтобы все же занять нижнее место. Этапников было шестнадцать, коек - десять. Так что потребовалась некая сноровка для захвата престижного первого яруса.
Размотав матрас, обрядив пегую подушку в такую же наволочку, Николай заправил постель. Точно так же поступали и все остальные этапники. Сиволапов некоторое время наблюдал за зеками и, когда последний справился с этим делом, подошел к первой койке:
- Шконки заправлять надо так.
Дневальный содрал с матраса простыни и одеяло и показал как надо. По этой схеме подушка должна была лежать углом, напоминая египетскую пирамиду, а одеяло подогнуто каким-то хитрым образом, так, что в изножье образовывалась белая полоса простыни.
- А какого хрена ты ждал пока все заправят? - послышались возмущенные голоса. Но Сиволапов лишь ухмылялся, демонстрируя свою власть.
Чертыхаясь, этапники принялись перезаправлять койки. Когда все было готово, дневальный прошелся мимо шконок, высматривая огрехи. Естественно, с первого раза у некоторых ничего не получилось и Сиволапов, уже начиная закипать от тупости новичков, вынужден был опять сдергивать все и руководить каждым движением непонявших.
Наконец, эта пытка кончилась.
- Никуда не выходить. - предупредил шнырь. - Я скоро буду.
Большая часть зеков бросилась к зарешеченным окнам. Но сквозь годами немытое стекло было мало чего видно. Да и выходили окна на какую-то глухую стену, а плац и основные здания монастыря остались где-то правее.
Оставив свой мешок под шконкой, Николай пошел обследовать помещение. Но ничего интересного кроме туалета с двумя сидячими очками, наклонным желобом для мочи и единственным умывальником, в карантинке не нашлось. Напротив двери в сортир, нашлась, правда, еще одна, запертая. Там, скорее всего, находилось обиталище местного дневального.
Сиволапов не обманул и действительно явился минут через десять. Некоторые из этапников привыкли к проволочкам и уже уселись разбирать перетряхнутые мешки.
- Мужики! - громко сказал шнырь. - Здесь порядок такой: в сапогах на шконках не валяться. И вообще не валяться. Можно только сидеть.
- А ты сам давно под шконкой не валялся? - подал голос шебутной этапник.
- Сейчас оставить все. - Сиволапов проигнорировал вопрос, - и идти на плац. Там построиться в колонну по двое.
С недовольным бурчанием этапники потянулись к выходу. А за решеткой локалки, на плацу их уже поджидали. Сразу за дверью в заборе стояли двое зеков в новеньких синих костюмчиках. На первый взгляд их одежду можно было принять за джинсу. Цвет, да двойная желтая строчка наводили на такие мысли. Но приглядевшись, Николай понял, что ткань на их одежду пошла почти такая же, как и на их серые робы. Только другого цвета.
- Эй, местные есть? - спросил один из них, по виду совсем пацан, сверкая до синевы выбритым черепом.
Все промолчали.
- Откуда этап? - поинтересовался второй, с крысиным острым носом.
Кулину бы промолчать, но он, без задней мысли, ляпнул:
- С Москвы.
- А! - осклабился бритый. - Прилетели к нам грачи, пидорасы-москвичи...
Повисла неловкая пауза. Этапники замерли, а Николай понял, что если он немедленно не ответит, то его авторитет здесь останется на нулевой отметке, или упадет ниже.
- Ты, зёма, чего-то вякнул? - Кулин добродушно улыбаясь сделал шаг к насмешнику.
- В уши долбишься? - еще шире растянул губы зек. - Два раза не повторяю.
Без замаха Николай впечатал тому его улыбку в зубы. Удар вышел не очень сильный. Кулин знал свои возможности и опасался как бы не лишить зека передних зубов. Да и кулак царапать о чьи-то зубы было мало охоты.
Бритый отлетел на метр и упал на задницу прямо в грязь у решетки. Из расплющенных губ обильно потекла кровь, черная на синей ткани.
Его приятель сразу встал в боксерскую стойку:
- Ах ты, козел!
Прикрывая лицо левой рукой, правой он попытался нанести Кулину хук в челюсть. Но против Николая он был никем. Отступив и пропустив мимо себя удар, Куль легко ушел от прямого левой и перехватив нацеленный в солнечное сплетение кулак, без усилий вывернул руку противника. Тот взвыл, попытался лягнуть Николая, но пропустил подсечку и грохнулся на колени.
- Отпусти!.. - злобно прошипел зек.
- Ты меня знаешь? Я - козел? - спокойно спросил Николай.
- Нет... - с ненавистью выдавил тот из себя.
- Что тут такое?! - на плацу появился Сиволапов, но было уже поздно. К этапникам, заметив беспорядок, спешили уже двое прапоров.
Завидев краснопогонников, Кулин выпустил руку зека и тот, медленно поднявшись на ноги, вновь резко выбросил кулак в сторону Николая. Не успев отреагировать как следует, Кулин успел лишь повернуть голову и кулак вписался ему в ухо. Сквозь пронзительный звон Николай расслышал голос прапорщика:
- Почему драка? Кто зачинщик?
- Он. - пацан с бритым черепом ткнул пальцем в направлении Кулина. Зек уже успел размазать кровь по лицу и теперь выглядел как освежеванный труп.
- Ну, зычара, - прапорщик повернулся к Николаю. - На вахту сам пойдешь, или пинками тебя гнать?
- Сам. - хмуро ответил Кулин.
- Эй вы двое, - теперь краснопогонник смотрел на "потерпевших", - вперед!
- Но, Черпак...
- Гражданин прапорщик! - поправил Черпак. - Базарить приказа не было. Шустро! Марш!
Николай попал обратно в толстую монастырскую стену. Но ему приказали идти не налево, откуда он вышел вместе с этапом, а направо. Там Кулина заперли в узком отстойнике и, буквально через несколько минут к нему пришел тот самый майор, который грозил шизняком при раскачивании автозака.
- Я - кум. - представился он. - Зовут меня Игнат Федорович. Фамилия Лакшин.
- Кулин Николай Евгеньевич... - с безразличием на лице стал тараторить Николай, но кум прервал его:
- Этого пока хватит. Что случилось на плацу?
- Да ничего... - Кулин пожал плечами.
- А почему у одного вся морда раскровавлена, а другой кричит, что ты ему руку сломал?
- Так получилось...
- Ты что, отрицалово? - Лакшин озадаченно посмотрел на Николая. - Да нет. Не похож по виду. Рожа-то у тебя не блатная. Так что случилось?
Кулин насуплено молчал. Он пытался выстроить в уме такую схему, чтобы не подставить ни себя, ни тех зеков, что на него, по его же дури, наехали. Теперь он понимал, что невольно поступил правильно, выдерживая паузу.
- А хочешь я тебе все расскажу? - устало усмехнулся майор. - Ты ведь из Москвы? Можешь не отвечать. Твое дело у меня на столе. Там это есть, как ты понимаешь.
А эти двое ублюдков подошли к тебе и спросили: "Ты откель?" А ты так честно и ответил: "Из столицы, мол..." Тогда один из них, тот, что бритый как колено, и сказанул: "Прилетели к нам грачи, пидорасы-москвичи." А ты принял это на свой счет и пошел в отмах. Правильно?
Наверное на лице Кулина отразилось все, ибо кум задорно рассмеялся.
- Да забудь ты про эту зековскую солидарность! - уже серьёзно продолжил майор. - Здесь не тюрьма - зона. Здесь другой закон - каждый сам за себя. Или за меня...
И кум выжидательно посмотрел на Николая.
- Я тебе честно скажу - мне бы хотелось видеть тебя среди своих помощников. Но увы, это невозможно.
Теперь Кулин не смог скрыть удивления и Лакшин, естественно, это не мог не заметить.
- Ты не умеешь врать. - вздохнул майор. - Твое лицо тебя выдает.
- Но я... - хрипло начал Кулин.
- Свободен. - тихо проговорил кум.
- Что?
- Иди. - Лакшин улыбнулся. - Ты что, думал я тебя в ШИЗО посажу за эту драку?
Николай кивнул.
- Нет. Но, поскольку ты уж сюда попал, я лишу тебя короткого свидания. Вынужден просто. Все равно иногородние ими не пользуются. А если я тебя в шизняк закрою - ты на меня озлобишься. И, в моем лице, на всю администрацию. А у выхода из изолятора тебя будет поджидать блатная команда. Подъем, то, сё... А мне не нужны здесь лишние блатные. Да и не сможешь ты им быть... Ты же случайный потюремщик.
- Гражданин, - это слово Кулин произнес каким-то чужим голосом, - майор... А как эти?..
- Которым ты кровь пустил? - по-домашнему улыбнулся кум. - Этих закрою.
- Но...
- Договаривай, не бойся.
- Тогда получится, что я их сдал...
- Вот ты как?!.. - кум покачал головой. - Да, эту твою доброту из тебя тут быстро выбьют.
- Это не доброта, - осмелился возразить Николай. - Считайте, что забота о завтрашнем дне.
Теперь Лакшин с уважением посмотрел на этапника:
- А ты соображаешь. Короче, так: с ними я разберусь сам, а за тобой буду присматривать. Если останешься таким же - не пожалеешь. А сломаешься - не обессудь.
Все, пошел в нарядную! Эй! Черпак, проводи осужденного!