Обердорф повернулся к своим солдатам.
– По плану! Бросайте дымовые гранаты!
И в этот момент на насыпь обрушился стальной град – сразу несколько снарядов легли в непосредственной близи от бортов. Осколки забарабанили по броневым плитам. Пробития не последовало – но вот солдатам лейтенанта досталось.
Идиотская ситуация!
Со стороны своих долбит артиллерия, засыпая все вокруг снарядами. Снова открыли огонь и пулеметы в окопах – воздух сразу же наполнился визгом рикошетов. Но перейти через насыпь, чтобы укрыться за ней, не дает залегший русский автоматчик!
И поздно сейчас забрасывать его позицию дымовыми гранатами.
Во-первых, их и так-то немного имелось, только на вагон и хватило едва-едва.
Во-вторых, пока они там создадут нужное облако, перебегать через рельсы будет попросту некому – всех положат свои же пушки и пулеметы. А отойти назад под градом снарядов… это, знаете ли, совсем не смешно!
По команде лейтенанта в сторону залегшего красноармейца бросили последнюю оставшуюся гранату и, паля из всех стволов, рванулись на прорыв – к лесу под насыпь.
Русский же и тут проявил свою подлую сущность – сразу стрелять не стал! А дождался, пока вся группа бегущих не выйдет из-под прикрытия вагона.
И тотчас же расстрелял замыкающую пару солдат!
Третьим упал Возняцки – всего несколько метров не добежав до спасительных веток. Догнала пуля и Обердорфа. К счастью, вскользь – только рукав кителя распорола.
Последним – уже в кустах, опустился на землю Фихтер. Сделал несколько шагов, схватился руками за голову и осел на землю бесформенным комом.
И всё!
От всей спецгруппы (если не считать раненых и оставленного около них человека) остались только её командир и один солдат! Попадись теперь в руки лейтенанту тот самый капитан… он пять раз пожалел бы о том, что вообще родился!
И что теперь прикажете делать?
Драли бы черти эту бронеплощадку!
Сверху ещё доносились очереди башенных пулеметов, перекрываемые взрывами снарядов. Да когда же, наконец, замолчит этот стальной монстр?!
И вдруг, как ножом отрезало, пулемет перестал стрелять.
Не веря своим ушам, командир спецгруппы приподнял голову и прислушался.
Наверху продолжали бухать снаряды, но «максимы» бронеплощадки огня больше не вели.
– Кляйн… – лейтенант не узнал собственного голоса. – Посмотрите, что там? И этот – русский, где он?
Последний оставшийся солдат осторожно прополз к выходу из кустов.
– Никого не вижу, герр лейтенант! На насыпи пусто… Должно быть, русские отошли в лес.
– Вы уверены?
– Но стрелять-то они перестали?
Против этого довода было трудно что-либо возразить. Тем не менее, Обердорф не очень-то хотел рисковать головой, подставляя её под меткий выстрел спрятавшегося в кустах русского солдата. Из замешательства его вывел только рев мотора – что-то двигалось с той стороны насыпи.
Танк?
Больше ничего не могло подъехать так близко к путям, для автомашин местность была непроходима.
Ну, а раз тут свободно разъезжают танки… то пулеметов бронеплощадки можно уже не опасаться. Да и русские не настолько выжили ещё из ума, чтобы дожидаться в кустах прибытия бронетехники, сопровождаемой обозлёнными солдатами.
– Идемте наверх, Кляйн! – лейтенант встал на ноги. – И поищите бинт…
– Нет бинтов, герр лейтенант! Закончились все.
– Ну, тогда попросим их у кого-нибудь из прибывших…
На насыпи дымился разбитый и искореженный броневагон. Его, некогда камуфлированные, борта, теперь были покрыты копотью. Бронеплиты вмяты, и в них зияли отверстия от попадания снарядов. Командир спецгруппы стиснул зубы – перед ним, страшно обезображенные близкими разрывами, лежали тела его солдат.
Два шага – и можно посмотреть вниз.
Под насыпью, уставив вверх ствол пушки, стоял легкий танк. А наверх карабкалось около десятка солдат. Увидев выходящих из-за вагона людей, они остановились, кто-то даже залег – и вскинули своё оружие.
– Эгей, камрады, полегче! – поднял вверх винтовку Кляйн. – Тут свои!
Но его опасения оказались излишними – солдаты уже разглядели знакомую форму. Стволы винтовок поднялись к небу.
А снизу ловко взобрался худощавый фельдфебель.
– Фельдфебель Вайсмюллер, герр лейтенант!
– Лейтенант Обердорф! – поднес руку к каске командир спецгруппы. – Спецкоманда номер семьдесят пять!
– Вас только двое, герр лейтенант? – удивился пришедший.
– Вон там, в кустах, есть еще раненые. А остальные… – лейтенант посмотрел в сторону.
Проследив за его взглядом, Вайсмюллер увидел присыпанные землей от близких взрывов тела солдат. Он покачал головой.
– Могу я быть чем-нибудь вам полезен, герр лейтенант?
– Перевяжите мне руку! Пуля прошла вскользь, но у нас уже закончился весь перевязочный материал…
– Один момент, герр лейтенант! Лейзен, ко мне!
Снизу, придерживая на боку санитарную сумку, подбежал очкастый солдат.
– Перевяжите офицера!
– Яволь!
Минута – и всё было сделано. Тем временем, солдаты фельдфебеля подобрались к самому броневагону и уже заглядывали в дверной проем. Оттуда не доносилось никаких звуков, свидетельствующих о том, что внутри остался хоть кто-нибудь живой. Подойдя поближе, Обердорф отодвинул стоявшего на пути солдата и, ухватившись за край закопченной брони, подтянулся. Под ногами скрипнули осколки – весь пол у двери был усеян ими, вперемешку с заброшенной внутрь взрывами щебенкой. Вытащив пистолет, лейтенант шагнул внутрь. Рядом лязгнули подковки сапог – Кляйн! Держит карабин наготове, сосредоточен.
Обердорф не слишком опасался противодействия – наверняка уже все уцелевшие бойцы русских покинули вагон. Но… осторожность не помешает!
Первый убитый русский – черноволосый, и отчего-то в гражданской одежде, лежал ничком у прохода в следующее помещение. Вся грудь разворочена осколками, наверное, под гранату попал.
Около бортового пулемета нашлось сразу двое – эти были уже в форме. Надо думать, здесь постарались артиллеристы, пробоин в бортовой броне хватало.
Поднимаясь во вторую башню, откуда тянуло чем-то горелым, лейтенант задел рукой обвисшего на башенном пулемете бойца в окровавленной гимнастерке – и тот внезапно открыл глаза!
Обердорф среагировал моментально – грохнул выстрел! Снаружи загомонили солдаты.
А из разжавшейся руки русского выпала на пол граната…
Секунды вдруг стали медленными-медленными… время почти остановилось. Но шедший позади Кляйн ловко подхватил железную смерть с пола.
– Он не успел её взвести, герр лейтенант!
Кровь снова прилила к ногам офицера – он, пошатнувшись, присел на сиденье наводчика.
– Всё… здесь больше нет никого живых?
– Секунду!
Его солдат метнулся вниз.
Топот ног… лязг металла.
– Нет, герр лейтенант, тут больше никого!
– Капитан?
– Здесь только рядовые…
– Значит, это его прикрывал автоматчик… ладно! Спускаемся!
Спрыгнув на насыпь, Обердорф всей грудью вдохнул свежий воздух. И как только русские ухитрялись дышать в этом стальном гробу? Повернувшись, он увидел фельдфебеля – тот смотрел на него во все глаза.
В чем дело?
– У вас запачкан мундир, герр лейтенант! Кровью!
– А-а-а… – командир спецгруппы осмотрел рукав – точно, это когда он того русского задел. – Это русский, Вайсмюллер. Он был ещё жив – и хотел подорвать бронеплощадку.
– Не успел, как я понимаю?
– Кляйн, покажите…
Ухмыльнувшись, его солдат продемонстрировал русскую гранату.
– Там ещё и снаряды лежали!
– Но сейчас – всё в порядке?
– Да, фельдфебель. Но пусть ваши солдаты будут осторожны, осматривая вагон. И распорядитесь, чтобы вынесли моих раненых – они вон там, у трех берез. Чуть спуститесь вниз – и вас окликнут. Пусть мой человек подойдет сюда. И ещё – мне нужна ваша помощь!
– Что именно, герр лейтенант?
– Парочка русских, в том числе и офицер, успела скрыться в лесу. Наших сил недостаточно, чтобы его прочесать. Мне нужны ваши солдаты, фельдфебель!
– Увы, герр лейтенант, вам придется решать этот вопрос с командиром батальона, я имею недвусмысленный приказ – взять бронепоезд под охрану!
– И где же ваш командир?
Вайсмюллер покосился в сторону дороги.
– Где-то там…
Лейтенант призадумался. Пока он дойдёт до дороги, пока найдет там командира батальона… да и солдат, скорее всего, не дадут. По крайней мере – прямо сейчас. А русский капитан уходит всё дальше!
– Ладно, фельдфебель… Вынесите моих раненых. Кляйн!
– Я, герр лейтенант!
– Пополните запасы – солдаты вам помогут. Возьмите гранат, наши все закончились. Выдвигаемся через десять минут!
– Яволь!
– Яволь!
Когда за спиною сомкнулись кусты, Алексей сначала и сам-то в это не сразу поверил. Неужто, ушли?
Но никто не ломился следом, стреляя по всякой подозрительной тени. Не было слышно и команд, топота ног…
– Копытов!
– Я, товарищ командир!
– Ты как там – цел?
– Чуток оглохший – но это пройдёт!
– Патроны?
– Лента полная есть. И кругляш – тоже непочатый. Ещё в сидоре патроны имеем – около сотни.
– У меня – полдиска где-то… ладно, потом дозаряжусь. Сейчас – ходу!
Отбежав вдоль дороги метров триста, Ракутин снова поднялся на насыпь и, оглядевшись, махнул пулеметчику рукой – переходим! На ту сторону, что к немцам обращена. Там-то они искать будут в последнюю очередь, подумают, скорее всего, что вглубь леса мы улепетываем. Подальше от них.
– Нет взрыва, товарищ капитан… должно, не успел Карпов-то.
Алексей не сразу понял слова своего спутника. Ах, да, взрыва-то не произошло!
– Похоже, что так… Видать убило его, как немцы из пушек палить начали.
– Так как же вагон, товарищ капитан? Немцам оставим?
– У тебя конкретные предложения есть? Взрывать его нам нечем, да и фашистов туда, поди, уже понабежало – я вас умоляю!
– Так ведь… взгреют же нас за бронепоезд-то!
– Пускай сначала тех взгреют, кто его тут целым бросил! Мы своё дело сделали – почитай, пара сотен фашистов у моста полегла!
Выдержка из рапорта…Перейдя через мост, в 16.38 подразделения подверглись массированному орудийно-пулеметному огню со стороны стоящей на высокой железнодорожной насыпи тяжелой бронированной артплощадки русского бронепоезда. По нам, с расстояния около семисот метров, вели огонь два орудия калибра 7,6 см и четыре станковых пулемета. В течение нескольких минут артиллерия русских выпустила около 40 снарядов. В первые же минуты боя был убит командир двенадцатого полевого запасного батальона майор Кречмер, и я принял командование остатками его подразделения на себя. В ходе боя мною трижды назначались офицеры, которые должны были им командовать, но двое из них были убиты в результате обстрела из бронеплощадки.
Положение усугублялось тем, что часть нашей колонны, в составе которой имелись противотанковые орудия, осталась на противоположном берегу, не успев перейти мост. Артиллерийским огнем противника эта часть наших подразделений была приведена в совершенно небоеспособное состояние. Мною были направлены к пушкам девять солдат, во главе с ефрейтором Хользеном. Им удалось привести в порядок одно орудие калибра 3,7 см и они открыли ответный огонь по артиллерийской площадке. Орудию удалось добиться одного попадания, что заставило противника сосредоточить весь огонь на наших отважных артиллеристах. Это дало остальным некоторую передышку, во время которой мы смогли перегруппироваться и вынести из-под огня часть раненых. Для поддержки Хользена солдаты обоих батальонов открыли ружейно-пулеметный огонь по русским. К сожалению, в нём не приняли участие наши минометы, так как ранее их позиция была обстреляна пушками противника. Благодаря удобной позиции артплощадки, её орудия стреляли сверху вниз и могли поражать даже тех солдат, которые нашли себе укрытие за насыпью дороги. Русские также применили шрапнельные снаряды, чем и объясняются столь высокие потери на первом этапе боя.
Ответным огнем пушек артплощадки орудие Хользена было уничтожено. Он сам и все его солдаты погибли.
Примерно в это же время, разорвавшимся снарядом я был контужен и в течение нескольких минут находился в бессознательном состоянии. Командование батальонами в это время осуществлял обер-лейтенант Адам Ливен. Придя в себя, я продолжил руководство боем.
Подразделения охраны моста неоднократно пытались вести пулеметный огонь по русским, но каждый раз артиллерия и пулеметы русских подавляли эти попытки. Неэффективным оказался и обстрел броневагона из карабинов и ручных пулеметов.
В 17.12 на насыпи, в непосредственной близи от артплощадки, произошел взрыв. Русские прекратили огонь. Я немедленно распорядился организовать вынос раненых в безопасное место и направил к вагону взвод лейтенанта Шомберга. Ему была поставлена задача, подорвав зарядами двери броневагона, захватить его и обеспечить безопасность уцелевших солдат.
Но в 17.19 пулеметы русских снова возобновили стрельбу. Взвод Шомберга был уничтожен, а он сам убит.
В 17.25 со стороны фронта нами были замечены подходящие танки. Как впоследствии выяснилось, это были машины из первого взвода третьей роты… танкового батальона. Командовал ими лейтенант фон Платтен. По моему приказу одна из машин (под командованием самого лейтенанта) выдвинулась к дороге и открыла огонь по броневагону. Два танка направились через лес, где один из них застрял и в бою участия не принимал. Зато второму танку (командир – обер-ефрейтор Махаузен) удалось добиться нескольких попаданий в артплощадку. Орудия и пулеметы русских прекратили стрельбу и на насыпи, около броневагона раздались выстрелы и взрывы гранат.
Мною были немедленно направлены к броневагону солдаты под командованием фельдфебеля Вайсмюллера, оказавшие помощь подразделению лейтенанта Обердорфа, которое вело бой с отходящим в лес экипажем артплощадки.
В результате перестрелки и орудийного обстрела броневагона было убито четыре солдата противника, а сам лейтенант, застрелив одного из них, предотвратил подготовленный противником подрыв бронеплощадки. Прочие солдаты русских скрылись в лесу. Организовано их преследование.
В результате боестолкновения оба батальона понесли существенные потери и в значительной мере утратили боеспособность.
Погибло:
13 офицеров – в том числе и командир двенадцатого запасного полевого батальона майор Кречмер.
38 унтер-офицеров.
247 солдат.
Ранено:
9 офицеров.
21 унтер-офицер.
188 солдат.
Уничтожено артиллерийским огнем противника:
3 орудия 3,7 см.
1 миномет – 8,1 см.
9 пулеметов, в том числе 3 станковых.
Потери противника составляют:
4 убитых солдата русских обнаружены внутри артплощадки и несколько человек были убиты в результате преследования отходящей группы. Их тела были оставлены в лесу.
Среди скрывшихся от преследования русских, по предварительным оценкам, имеется большое количество раненых. Точное их число пока не представилось возможным установить.
Захвачена бронированная артплощадка.
2 орудия калибра 7,6 см.
6 станковых пулеметов.
Большое количество боеприпасов.
Командир двадцать третьего полевого запасного батальона майор Штангер.Следы уходящих людей лейтенант обнаружил достаточно быстро. Никто из русских не озаботился тем, чтобы хоть как-то их скрыть. Увидев, что след перевалил через насыпь, Обердорф, поджав губы, одобрительно кивнул: он и сам поступил бы точно также в подобной ситуации. Очень правильное и разумное решение: никто не будет искать противника у себя под носом после того, как он только что устроил тебе немалую гадость. Да и не до поисков сейчас. Пострадавшие у моста пехотинцы в первую очередь будут озабочены тем, чтобы эвакуировать своих раненых. Насколько лейтенант успел понять, батальоны понесли просто колоссальные потери. Да шутка ли – четыре станковых пулемета по плотно идущим пехотным колоннам! Это даже без учета артиллерии. Сомнительно, чтобы там сейчас нашлись свободные силы для организации прочесывания прилегающего к дороге леса. А охрану моста Обердорф и вовсе в расчет не брал: там и так-то народу было не слишком много, а уж после того, как их окопы проутюжили снарядами и причесали пулеметами, дай бог, чтобы для охраны самих себя хватило сил. Нет, воевать придется самому. Не самый плохой расклад – трое против двоих. Жаль, что собак пришлось оставить: для организации скрытной засады они были совсем не к месту. Но, хвала всевышнему, они пока не требовались: оставленные русскими следы хорошо различались и человеком. Русские недолго смогут выдерживать высокий темп движения, рано или поздно они вынуждены будут сбавить скорость. Очень вероятно, что даже и присядут, чтобы передохнуть и привести себя в порядок. Вот здесь и можно будет резко сократить разрыв.
После того, что капитан ухитрился сделать около моста, для Обердорфа оставался один-единственный выход: взять его живым. Целый Ракутин, неважно, в какой степени пострадавший, являлся индульгенцией для лейтенанта. Он прекрасно понимал, что потеря практически всего состава спецгруппы – явление весьма неординарное, и отвечать за это придется в любом случае. Да, его солдаты ни в коей мере не готовились к штурму бронепоездов и долговременных укреплений противника. Руководство, безусловно, это учтет. Но, тем не менее, виновный в таком сокрушительном разгроме должен быть назначен, и командир спецгруппы очень хорошо представлял себе, кто им будет. В подобном случае вряд ли кто-то будет искать виновных среди танкистов, которые накрыли своими снарядами спецгруппу. Равно как и не станет кивать в сторону пехотинцев, открывших ураганный огонь по бронеплощадке из всего, что только способно было стрелять. Танкистам вообще трудно что-либо предъявить. Они единственные в данной ситуации, кто не только не удостоится никакого нагоняя, но, того и гляди, еще и награды какие-нибудь смогут получить. А что? Подошли, увидели цель, под огнем противника развернулись, обстреляли и добились многочисленных попаданий. Как ни верти, а заставить русских прекратить огонь смогли только они.