Матти отложил трубку, ловко подцепил очередной блин, обмакнул его в сметану и отправил в рот.
— А где сейчас Клиймо? — спросил кум.
— Уехал, говорят, за море…— проглотив еще один блин, ответил Матти.— Так ведь ему бы сейчас уже лет под сто было! А то и боле! Теперь-то таких хитрецов уже нет!
— Сейчас все шиворот-навыворот,— уточнил охотник Нинкой.—Вот у меня есть свояк, он сам себя великим хитрецов называет. Известно, язык без костей. У него в избе шаром покати. Сухаря нет. А он один раз встретил на улице богатого купца, возьми да и скажи ему: «Кум, прошу в гости». Тот. конечно, отказывается — какой интерес в бедную избу идти? А свояк прилип как банный лист: «Поросенок свежий, дичь в печи стоит, бражка есть, а пироги какие… Гости сидят, весело будет. Не обижай меня!» Так уговаривал — согласился купец. «Ладно, говорит, идем. Хоть часок, да посижу у тебя». Приходят во двор — нет никого, все пусто. Купец спрашивает: «А где коня привязывать?» Тут свояк мой сообразил только, что он натворил. Высунул язык и показывает на него пальцем: сюда, мол, привязывай!
— Язык болтуна, известно, дело пустое— мелет и мелет,— сказал кум.— А..у бедняка какое богатство — сон хороший да выдумки!
— А мой отец по-другому говорит,—не утерпел Кумоха.
— Это как же?
— Рассказывал он так… Один смолокур все время жаловался на свою бедность. И язык свой ругал за то, что говоритьне умеет по-ученому, и глаза ругал — мол, не видят того, что нужно, и руки — ремесла, дескать, никакого не знают… И все время повторял: «Ах, если бы были деньги… ах, если бы были деньги…» Один богач услышал его, засмеялся. «У тебя и так, говорит, богатство большое, чего ты жалуешься?» Смолокур только руками развел: «У меня? Богатство? Где?» —«А твои глаза, например? — отвечает богач.— Сколько денег ты хочешь за свои глаза? Я их куплю!» — «Ни за какие деньги!» — закричал смолокур. «Тогда я покупаю твои руки!» — «Ни за что!» — «Язык продай!» — «Никогда!» — «Видишь, какое у тебя богатство? — засмеялся богач.— Ты никаких денег за него не хочешь! Держишь при себе! Здоровье — вот твое богатство, и цены ему нет! И купить его нельзя ни за какое золото!»
— Твой отец мудрый человек…—начал было Матти.
Но кончить фразу ему не удалось: дверь распахнулась, и в облаке холодного вечернего воздуха на пороге возник Юсси. Он таращил на честную компанию свои голубые глазищи, словно отыскивал кого-то.
— A-а, Кумоха! — наконец выговорил Юсси и радостно улыбнулся.— Пойдем, тебя отец с дядей ждут! И овцы…
— Что случилось? — Кумоха встал из-за стола, чуть головой в потолок не уперся.— А-а!..— вспомнил он.— Мы же продали овец твоему дядьке!
— Хе-хе-хе! — сделал вид, что поперхнулся, неудачно затянулся трубкой Нийкой.— Сейчас начнется потеха!
— Овечий хозяин пригнал их к дяде.— Юсси теребил свою бородку и продолжал озираться.—Дядя сказал, что ему не надо этих овец, и приказал вернуть задаток. Тогда овечий хозяин куда-то удрал, овец бросил. Отец сказал: «Кумоха торговался, с Кумохи и задаток получать…» Иди к нам… забирай овечек..
К дому младшего Тайпо двинулись всей гурьбой — впереди Кумоха и Нийкой, на шаг сзади Мокки, Матти и его кум, а уж потом все остальные рыбаки.
Юсси очень радовался, что идет впереди, ведет за собой столько народу. Он даже подпрыгивал на ходу.
Овцы блеяли возле дома купца Тййпо. Их хозяина нигде видно не было — Юсси сказал правду.
— Найдется,— уверенно усмехнулся Кумоха.
В комнаты вошли только Кумоха, Матти и Нийкой. Сняли шапки.
Ярко горели толстые восковые свечи в деревянных чашках-ставешках. Братья Тайпо и кузнец Сняла сидели за столом, курили. Кроме кружек с пивом и блюда с налимьей икрой, на столе ничего не было.
Кумоха поклонился и спросил с порога:
— Разве положено задаток назад требовать, если от покупки отказываешься? Для того задаток в торговле и придуман, чтобы права торговые не страдали.
— Черт с ним, с задатком! — сказал богач Тайпо, и его борода задергалась.— Когда я тебя, Кумоха, вижу, то мне только одного хочется — чтоб ты ушел подальше!
— А брат твой меньшой, хозяин, купец известный,— произнес Нийкой.— Пора бы ему знать, как копейки считаются. «Овца да овца — копейка да две копейки»!—передразнил он.
— Ха-ха-ха! — не удержался Матти и смущенно покрутил головой.— Почем же каждая овца получилась на крут, а?
— Дело известное, на большие тысячи счет тут идет,— уточнил Кумоха.— Отец сказывал: на круг — по полтысячи рублей каждая овца, вот как. А кажется, что тут особого — копейка, да копейка, да еще копейка…
Младший брат Тайпо молча смотрел на пламя оплывающей свечи. Чахлая бородка грустно повисла.
— Обиделся почему-то! — с лукавым удивлением молвил Кумоха.
— Брат выпил лишку, а вы и рады посмеяться над торговым человеком! — зло сказал богач Тайпо.— Опять Юсси напутал: я приказал овечьего торговца найти, чтоб увел отсюда свое стадо… Людей стыдно… А он притащил Кумоху и его братию!
— Рад был повидаться, хозяин!—еще раз степенно поклонился Кумоха.
Уловив усмешку в глазах лесоруба, Тайпо скрипнул зубами:
— Ох, надо было бы проучить тебя, Кумоха! Что-то ты задиристый стал, занозистый… Уважение к хозяевам растерял. Пообтесать бы тебя хорошенько, чтоб век помнил!
— Чего легче, хозяин! — не удержался Кумоха.— Медведя ловили, теперь только черта лесного осталось поймать. Хочешь, сговоримся? Авось черт-лесовик меня-то и обломает, а?
Кузнец Сийла, который все время сыто и равнодушно глядел на непрошеных гостей, вдруг оживился. Отодвинул пиво и с интересом посмотрел на Кумоху.
— Молодого ежа видел, парень? — раздался его сиплый бас.— Он на всех иглы выставляет — силы девать некуда, да и не соображает еще, кто враг, а кто нет. Так и ты—иглы, зря торчком ставишь. Богатый хозяин — твой настоящий друг, а не эта нищета рыбацкая.
Сразу наступила тишина. Даже рыбаки на улице замолчали, словно услышали слова кузнеца.
— Это у тебя, Сийла, тот дружок, у кого ржи мешок,— ответил Кумоха.— А по мне — кто нищ да гол, тот и сокол.
— С голыми руками в ястребиное гнездо лезешь!—стукнул кружкой по столу богач Тайпо.— А у самого молоко на губах не обсохло! Ты и лесоруб-то еще вроде моего Юсси. Только красоваться любишь на людях—вот и все твое нутро.
Кумоха по привычке, как всегда во время волнения, схватился за рукоятку топора, засунутого за пояс.
Тайпо-старший усмехнулся, рыжие глаза-тараканы поползли по лицам мужиков.
— Вот, попроси Сийлу—может, он согласится, поучит тебя завтра в лесу, как деревья валить надо. Поучи, его, Сийла, а?
— Давно я топора не держал в руках.— Сийла оживился, расправил широкие, как печь, плечи.— А что? Верно! Молокоcoca поучить не грех. Чтоб иглы не ставил торчком —и, не спрашивая согласия Кумохи, продолжал: — Завтра сговоримся, где лес валить будем.
— Народ позовем, пусть посмотрит,— весело произнес богач Тайпо.— Будет им потом что порассказать!
— Очевидцы отыщутся везде, было бы что видеть!— засмеялся, заухал Сийла.— Кто баню затопит —тому и париться. Держись, еж!..
Кумоха, Нийкой и Матти вышли на улицу.
Осенний вечерний воздух после теплой избы показался холодным, как северный ветер «моряна».
Откуда-то появился торговец овцами: до него уже долетело известие, что сделка не состоялась и задаток он может оставить себе.
— Тебе бы, парень, купцом быть! — восторженно кричал он, пытаясь ухватить Кумоху за руку.—Спасибо тебе! Умеешь ты торговать-то.
— Купцом быть не велика премудрость,—отмахивался Кумоха,—Торги —дело скучное, обманное. Мне бы завтра Сийла одолеть — вот это дело!
Про то, паи разбиваются горшки
Всегда остается загадкой: откуда берутся слуха? И как они быстро разлетаются по всей земле — просто диву даешься! Сегодня слово было сказано в Пус-погосте, а через день-другой слово это уже в приморском стойбище рыбаков слышится, про него разговор на глухой смоловарке идет, в дальнем оленьем стаде.
Так и со спором Сийлы с Кумохой случилось — откуда любопытные взялись! Делянку, которую под порубку выбрала, со всех сторон окружили зеваки, глазеют, спорят. Лес гудит, как колода пчелиная.
— Откуда он, Кумоха этот?
— Я и отца его знаю, старика Ийвана. Лесоруб он был хоть куда. Мать Кумохи, Ирукка, служанкой была в большом доме, в Шуньге.
— Э-э, никогда она не была служанкой! Она аз семьи смолокуров, отца ее, Кузу, я знал, когда еще мальчонкой был…
— Все равно Сийла его одолеет! Кто не знает кузнеца Сийлу? Одолеет!
— Сийле сколько лет, знаешь? А когда он лесорубом был. ты еще на дудочке свиристел!
Тут же возникали споры — кто держал за Сийлу, кто за Кумоху:
— Если Сийла его победит, то ты мне будешь должен пять белок!
— Но если победит Кумоха, то мне отдашь сорок белок, идет?
— Готовь свой пяток!
— А ты свои сорок!
— Откуда он, Кумоха этот?
— Я и отца его знаю, старика Ийвана. Лесоруб он был хоть куда. Мать Кумохи, Ирукка, служанкой была в большом доме, в Шуньге.
— Э-э, никогда она не была служанкой! Она аз семьи смолокуров, отца ее, Кузу, я знал, когда еще мальчонкой был…
— Все равно Сийла его одолеет! Кто не знает кузнеца Сийлу? Одолеет!
— Сийле сколько лет, знаешь? А когда он лесорубом был. ты еще на дудочке свиристел!
Тут же возникали споры — кто держал за Сийлу, кто за Кумоху:
— Если Сийла его победит, то ты мне будешь должен пять белок!
— Но если победит Кумоха, то мне отдашь сорок белок, идет?
— Готовь свой пяток!
— А ты свои сорок!
И ударяли по рукам.
В победу Кумохи мало кто верил.
— Он же Пейгало-пойга, мальчик с пальчик, по сравнению с кузнецом!
— В том-то и дело, что Сийла — кузнец, а Кумоха — лесоруб. Молот — дело хорошее, но и топор — не игрушка. Если б в кузне спор шел, там Сийла кого хочешь одолеет. А тут еще неизвестно! — говорил Матти.
— Сийла богатырь!
— А Кумоха молодой. Вот и поглядим!
Младший брат богатого хозяина Тайпо подошел к рыбакам Матти и Мокки, посмеиваясь, сказал:
— Может, поспорим, кто кого? Если Кумоха хоть один раз победит, то и рыбу и жемчуг — все ваши уловы на будущий год я оставляю вам. Ну, а если победит Сийла, то ваш долг вырастет вдвое. Как?
Мокки ни слова, только бородищу на кулак намотал.
Матти сразу с Тайпо по рукам ударил:
— Ладно, посмотрим, кто кого!
— Ты, Мокки, боишься? — спросил купец.— Не веришь в своего Кумоху?
— А, пропади все! — махнул рукой Мокки.— Хуже нищему не будет! Вот тебе моя рука, хозяин!
Тайпо улыбнулся во весь рот, пошел к своим. Рыбаки видели, как он, смеясь, рассказывал о своем споре Сийле и старшему брату.
— О чем вы говорили с младшим Тайпо? — спросил, подходя к рыбакам, Кумоха.
— Да… так…— ответил Матти.— Он справлялся о твоем здоровье.
— Я не вижу Нийкоя,— сказал Мокки.— Куда пропал охотник?
— Странно…— Кумоха еще раз огляделся.— Я и утром у кума его не видел.
Зрители зашумели: лесорубы наперебой предлагали свои топоры на выбор Сийле — ведь его топор остался дома.
Кумоха, а за ним Матти с Мокки тоже подошли.
— Сначала они будут метать топоры в цель,— сказал богач Тайпо.— Если уж спорить, так спорить по всем правилам А потом валить дерево, кто скорее
— Тогда нужно и пни корчевать,— попыхивая трубкой, произнес Матти.— Лесорубы всегда так делали.
— Если Кумоха проиграет цель и рубку, то больше ничего не будет,— сказал богатый хозяин, дернув бородой.
— Э-э, так не пойдет! — зашумели лесорубы, стоящие поблизости.
Никому не хотелось терять такую возможность — увидеть богатыря Сийлу в корчевке пней и за рубкой леса.
— Да, пусть все будет, как положено! — закричали и те зрители, которые сидели подальше.— Обычаи не мы придумали, не нам их менять!
Старший Тайпо вопросительно поглядел на Сийлу.
— Мне все равно,— улыбнулся кузнец.— Поразмяться малость никогда не мешает.
Топоры тонули в громадной ладони Сийлы, казалась игрушечными.
— У меня свой топор,— сказал Кумоха.— Один для всего.
— Эх, если бы мой верный топор был при мне! — улыбнулся Сийла.— Кузнец без своего молота — пол кузнеца, лесоруб с чужим топором — не лесоруб. Хорошо, что дело несерьезное… Будь на твоем, Кумоха, месте опытный лесоруб, я бы без своего топора против него не вышел.
Сийла выбрал для начала три топора. Три лесоруба расцвели счастливыми улыбками: еще бы — сам Сняла признал их топоры лучшими!
Сийла отошел в сторону, за кольцо зрителей, стал бросать топоры в разные стороны — нужно было выбрать тот, который летит точнее.
Ребятишки бегали за топорами, приносили Сийле. и он снова метал их. Они вонзались в стволы сосен и берез так глубоко, что трое ребят с трудом их раскачивали и вытаскивали.
— Я тоже хочу бросать топоры! — вдруг громко заявил неизвестно откуда появившийся Юсси. В руках он держал легкий топорик.
Зрители засмеялись.
Юсси обиженно нахмурился и закричал:
— Бросаю вон в ту елку!
Народ шарахнулся от елки, словно овцы от голодного волка.
Богатому хозяину Тайпо удалось задержать уже занесенную для броска руку сына:
— Потом, Юсси, не сейчас, когда начнется состязание!
— Ладно,— охотно согласился Юсси.— Но я все равно попаду в ту елку.
— Там не садитесь! — крикнул Матти зрителям.— Слышали? Он все равно будет в нее метить!
— Где шатался все утро? — спросил отец Юсси.
— На базар ходил.
— Ну и что выходил?
— Всякие интересные рассказы слушал.
— Какие?
— Да далеко стоял, ничего не было слышно.
Младший брат богача рассмеялся:
— Веселый у меня племянничек растет!
Рыжие глаза старшего Тайпо потемнели от злости. Он резко повернулся на каблуках, принялся рассматривать Кумоху и его друзей. Затем, словно невзначай, встал на пенек, чтобы быть на одном уровне со всеми.
— Опять ты про это! — огорченно молвил Мокки.
Но Матти, не обращая внимания на вздохи приятеля, продолжал:
— …Жили два мужика. Пошли они сюда, к нам, на Пус-погост, на базар. Взяли каждый по бочонку с медовухой на продажу. А у одного мужика алтын — три копейки — в кармане. Вот шли они, шли, притомились, сели. Тот, у которого алтын, и говорит другому: «Налей-ка мне на целый алтын медовухи». Тот ему полный ковш наливает. Налил, а самому-то ведь тоже охота выпить. «Эх, говорит, теперь ты мне на алтын налей своей медовухи». И обратно ему три копейки отдает. Все по закону: купил — заплатил. Так они весь день друг у дружки медовуху и покупали. К вечеру алтын вернулся в карман к хозяину, а бочонки были пусты. Назад пошли киндасовцы, домой. Пришли и рассказывают: «Так повезло нынче — все распродали еще по дороге…»
Кумоха улыбался, подбросил топор, поймал его.
— Ну к чему ты это все говоришь? — спросил недовольный Мокки.— Чего опять киндасовцев задирал?
— А к тому я говорил,— Матти шлепнул Кумоху по плечу,— чтоб никогда на полпути не останавливаться, а всегда до самого базара доходить. Раз взялся товар продать — продай. Взялся за топор — не отступай. Как только себе скажешь— дай, мол, отдохну, душу отведу, так душу, может, и отведешь, а дело до конца не доведешь.
— С чего ты взял, будто я отдыхать буду на полпути? — спросил Кумоха.
— Ас того, что злобы в тебе мало. Тебя Сийла и так называл, и этак — обидно, понимаю. Но ты не на него одного злись — так тебе кузнеца не одолеть. Ты на его дружков, богатых хозяев, погляди, вспомни, что они про нас думают. Злость твоя на полпути останавливаться не должна! Тогда тебе и Сийла не страшен будет!
Кумоха подбросил вырванный из бороды золотистый волосок в воздух и лезвием топора перерубил его.
— Ну что ж,— сказал Сийла так трубно, что голос его был слышен даже на другом конце поляны.— С лягушки меха не получишь, от разговоров баран не зажарится. Пора к делу.
Сразу все оживились, разговоры стали громче. Лесорубы, те, чьи топоры взял Сипла, стали советовать братьям Тайпо лучшие направления для бросков.
Договорились, что целью будет служить раздвоенная береза, стоящая шагах в сорока от края поляны.
— А я буду бросать топор в ель! — заявил Юсси.
Сийла слегка щелкнул голубоглазого бездельника в темечко, и тот, сразу же забыв обо всем на свете, стал тереть больное место и хныкать.
В развилку березовых стволов поставили глиняный горшок величиной с баранью голову. Нужно было с двух бросков попасть в него.
Первым бросал Сийла.
Он долго метился, переминался с ноги на ногу, потом метнул топор, и тот с кряканьем вонзился в ствол березы чуть выше горшка.
— Ах! — разнеслось по поляне.
— Ну-ка ты попробуй! — уступая место Кумохе. весело сказал Сийла.
Кумоха бросил топор почти не метясь, и он пролетел, как-то странно кувыркаясь, прямо в развилку, почти над самым горшком.
— Мимо! — закричал Юсси.— Мимо! Горшок цел!
Кумоха почему-то ничуть не огорчился неудачен, подождал, пока мальчишки принесут топор, аккуратно отер лезвие от земли.
— Что медленно разгорается, то жарче горит! — сказал Мокки громко, чтобы Кумоха услышал.
— Раз на раз не приходится! — поддержал Матти.— Все равно горшку головы не сносить.
— Еще разок, что ли? — сам себе сказал Сийла и встал на место для броска, начал прицеливаться.
Он выпустил топор из руки, почти не шелохнувшись телом, а топор летел так быстро, что казался камнем. Горшок словно взорвался — черепки его разлетелись во все стороны.
— Авой, Сийла!—закричали восторженно зрители.
Юсси подпрыгивал от радости на одном месте, словно нанего трясучка напала.
Братья Тайпо довольно улыбались.
Улыбался и Кумоха.
— Хороший удар, Сийла! — сказал он кузнецу.— Да еще чужим топором! Хороший удар!
— Ты так своим попробуй,—сипло произнес Сийла. И при-