Она понятия не имела о том, как идет жизнь вокруг ее дома, и даже не была уверена, что здесь, в недальнем Подмосковье, еще сеют рожь или тем более пшеницу, ведь та, кажется, растет там, где тепло?
«Что ж за мысли у меня в последнее время такие дурацкие? – Ольга рассердилась на себя. – Занимаюсь непонятно чем, думаю непонятно о чем!»
Пошел дождь, мелкий, как пыль. Сначала это было даже приятно: он освежал лицо. Но приятность скоро сменилась все той же досадой, теперь уже оттого, что она не надела куртку с капюшоном и быстро промокла. Да еще Агнесса не переставала мяукать, и ее было жалко.
В Денежкино Ольга приехала расстроенная, рассерженная и окончательно раздосадованная.
«И где здесь ветеринара искать?» – со всей своей накопившейся досадой подумала она.
Ничего похожего на какую-нибудь ферму, на которой можно было бы спросить про ветеринара, в деревне не наблюдалось. Ольга проехала немного вдоль улицы – ей не встретилось ни одного человека. Этому не приходилось удивляться: день был будний, и все, наверное, были на работе.
Наконец она увидела в одном дворе за покосившимся частоколом женщину в грязном ватнике. Та ходила по двору и собирала какие-то дощечки. Можно было бы подумать, что она занята уборкой, но в результате ее действий двор не становился чище. Весь он был завален каким-то бессмысленным хламом: старыми ведрами, ржавыми деталями непонятных механизмов, тряпками и прочим мусором.
Каждый раз, когда Ольга видела хаос, то есть не какой-то космический, а самый обыкновенный житейский хаос, ее охватывало уныние: сразу казалось, что ничего хорошего в жизни нет и быть не может. Но сейчас ей некогда было предаваться отвлеченным размышлениям.
– Здравствуйте! – громко сказала она, прислоняя велосипед к частоколу. – Скажите, пожалуйста, где можно найти ветеринара?
– А на что мне ветеринар? – сказала женщина в ватнике.
Она продолжала свое занятие и на Ольгу даже не взглянула.
– Ну, я не знаю… – обескураженно проговорила Ольга. – Может, у вас корова есть.
– На что мне та корова?
Женщина наконец взглянула на нее. Взгляд был неприязненный. Как можно испытывать неприязнь к человеку, которого видишь впервые, Ольге было непонятно, и ни малейшего желания разговаривать с обладательницей такого взгляда у нее не было. Но что оставалось делать?
– Но кто-то же у вас есть, – сказала она. – Какие-нибудь животные.
На крыльце дома сидела кошка и смотрела на мир таким же взглядом, как и хозяйка. За домом раздавался собачий лай.
– А вам ветеринар зачем? – спросила женщина.
– Кошку вот везу.
Ольга показала на кошачью переноску на багажнике велосипеда.
– Кого-о?
На лице женщины наконец выразилось какое-то чувство. Да не какое-то: это было сильнейшее изумление.
– Кошку, – повторила Ольга. – Она рожает.
И тут женщина расхохоталась. Она хохотала заливисто, со всхлипами.
– Кошку!.. – приговаривала она в промежутках между приступами смеха. – Рожает! К ветеринару!.. Совсем сдурели!
Ольга рассердилась так, что чуть не выругалась, хотя вообще-то не делала этого никогда: мат не представлялся ей подходящим способом для того, чтобы снять напряжение. Она взялась за руль велосипеда, чтобы ехать дальше – искать кого-нибудь более доброжелательного. Но тут хозяйка захламленного двора перестала хохотать.
– С жиру вы беситесь, – с чувством сказала она. – Горя не знаете.
Не отвечая, Ольга села на велосипед.
– Вон туда езжай. – Женщина указала в другой конец улицы. – Направо повернешь и прямо до конца. В крайнем доме ветеринар живет. Забор белый, не ошибешься.
– Спасибо, – не глядя на нее, сказала Ольга.
Настроение было испорчено окончательно.
Глава 2
Белый, вернее, палевого цвета высокий забор действительно маячил в самом конце улицы. Он был сделан из какого-то материала, напоминающего известняк, или, может, отделан был таким материалом. Заборы и дома такого цвета Ольга видела в Иерусалиме, там было запрещено строить из чего-либо, кроме похожего на известняк иерусалимского камня. Увидеть такой забор здесь, в Подмосковье, было немного странно, тем более вокруг дома деревенского ветеринара, но Ольге уже некогда было обращать внимание на странности: Агнесса орала на багажнике как резаная.
Она спрыгнула с велосипеда и нажала на кнопку звонка у ворот. За забором долго не было слышно ни звука, потом захрустел под шагами гравий. Тут Агнесса прекратила орать и застонала. Это так перепугало Ольгу, что, когда открылась калитка, она даже поздороваться забыла.
– Помогите, пожалуйста! – воскликнула она.
«Может, тоже захохочет, что я кошку привезла, – мелькнуло у нее в голове. – Он же здесь, наверное, одних коров лечит или кого там, коз? Полезных, в общем, животных».
– С кошкой что-то? – услышала она. – Ну, проходите. Завозите велосипед.
Ольга поспешно завезла велосипед в калитку.
– Понимаете, она рожает, – стала объяснять она. – Вернее, уже родила. Но котенок мертвый. А она все кричит и кричит. Может, она из-за котенка переживает?
– Не говорите глупостей, – сказал ветеринар. Под Ольгины торопливые объяснения они дошли от калитки до дома. – Подождите. Пройдите в дом.
– Да я и здесь могу подождать, – пробормотала Ольга. – Или это долго?
– Сейчас посмотрю.
Он попробовал снять с багажника переноску, но это ему не удалось: Ольга слишком крепко примотала ее шпагатом. Тогда он открыл переноску и вытащил Агнессу на свет божий. Сделал он это очень ловко, кошка почему-то сразу перестала мяукать и стонать.
– А она не умерла? – с опаской спросила Ольга.
– Нет.
Забрав Агнессу, ветеринар ушел в дом. Ольга успела увидеть только его спину. Он был в кожаной куртке наподобие мотоциклетной, и плечи поэтому казались широкими.
Дождь прекратился. Она села на ступеньки крыльца и огляделась. Двор был чистый и совершенно пустой – ни качелей, ни столика, ни площадки для барбекю, ни какой-нибудь детской горки. На деревенский двор он, впрочем, тоже не походил: никаких хозяйственных построек не было. Вообще ничего здесь не было – сплошь росла стриженая трава, и стояли на пустом газоне редкие невысокие деревья.
Ветеринар вернулся через десять минут.
– Можете забирать, – сказал он.
– Уже? А что с ней? Она хоть… – с опаской спросила Ольга.
– Вполне живая. У нее еще один плод.
– Живой? – обрадовалась Ольга.
Не то чтобы она сильно дожидалась Агнессиных плодов. Но мертвый котенок – это было как-то… горестно.
– Нет, – ответил ветеринар. – Я ей сделал укол, и часа через два она его родит.
– Как через два часа?! – ахнула Ольга. – Я думала, вы его… Ну, как-нибудь вынули…
– В этом нет необходимости – она родит сама. Но котенок будет мертвый.
– Скажите, – жалобно попросила Ольга, – а нельзя мне подождать? Чтобы она здесь родила, у вас? А то я, знаете, боюсь. Вдруг опять что-нибудь не так пойдет, а я же не сумею ей помочь.
По его лицу было видно, что он собирается ей отказать. Но, наверное, вид у нее был такой жалкий, а голос такой жалобный, что ветеринар заколебался.
– Ладно, – сказал он. – Тогда пройдите все-таки в дом.
Ольга поднялась вслед за ним на крыльцо.
Внутри дом еще меньше напоминал деревенское жилище, чем снаружи. Точно так же, как и двор, он вообще ничего не напоминал. Какое-то стерильное помещение, по которому невозможно определить ни характер его хозяев, ни интересы их, ни даже с уверенностью сказать, что они вообще здесь живут. Такое ощущение, как в этом доме, наверное, создалось бы у Ольги, если бы она окунулась в дистиллированную воду.
Но это были, конечно, дурацкие мысли.
– А где Агнесса? – спросила она.
– Если вы не хотите ее забирать…
– Я хочу, что вы! – воскликнула Ольга. – Только потом, когда она… Когда все это кончится, ладно?
– Если потом, то посидите здесь. – Он указал на широкий проем в стене, за которым виднелась большая, почти без мебели комната. – Телевизор посмотрите.
– Спасибо, – кивнула она.
Этот человек был такой же, как его дом и двор, – совершенно никакой. Среднего роста, средних лет, с серыми глазами, коротко остриженный. Куртку он снял, и в клетчатой рубашке его плечи не казались широкими – обыкновенные плечи. Все обыкновенное.
Ольга сняла грязные кроссовки и прошла в комнату. Только сейчас она заметила, что после езды на велосипеде по мокрым дорогам джинсы у нее тоже по колено в грязи. Ей неловко было садиться в чистое кресло, и она остановилась посередине комнаты.
Единственное, что привлекало здесь внимание, были книги – полки занимали всю стену. Ольга подошла к ним, пробежала взглядом по корешкам. По составу библиотеки было понятно, что собиралась она не поколениями предков. Книги были изданы в основном в последние лет десять и, кажется, соответствовали не какому-то определенному направлению мысли, а разномоментно вспыхивающим интересам их владельца. Было немало книг из тех, которые называют серьезными, притом не по расхожей эзотерике. Правда, эти томики стояли вперемежку с детективами, да еще самыми непритязательными, в мягких обложках с орнаментами из пистолетов и кинжалов. Это могло свидетельствовать о незамысловатости интересов, но могло и о привычке к чтению, которая требует постоянной подпитки и поэтому время от времени обращается просто к тому, что под руку попадется.
«Что это я сама как детектив рассуждаю? – подумала Ольга. – Какое мне дело, что он читает и почему?»
– Вы чай будете или кофе? – услышала она.
Ольга обернулась. Хозяин стоял в дверном проеме. В кухне шумел, закипая, электрический чайник.
– Спасибо, – сказала она. – Не беспокойтесь.
– Какое же беспокойство? – Он пожал плечами. – Чай в пакетиках, кофе растворимый. Сахара, к сожалению, нет.
– Тогда чай.
«Не очень-то он озабочен хозяйством!» – подумала Ольга.
– Как здоровье Татьяны Дмитриевны? – спросил он, возвращаясь в комнату с чайником и с металлическим подносом, на котором стояли две чашки и коробка с чайными пакетиками. – Вы ведь ее дочь?
– А как вы догадались? – удивилась Ольга.
– По кошке.
– Ну конечно! – наконец сообразила она. – Мама же к вам Агнессу привозила с хламидиозом. Теперь вот роды какие-то болезненные. В самом деле, не кошка, а мимоза какая-то!
– Мимозы не рожают. – Он усмехнулся.
– Меня Ольгой зовут, – сказала она.
– Герман.
– Я думала, вы местный ветеринар, – сказала Ольга.
– А оказалось, кто я?
– Во всяком случае, на деревенского ветеринара вы не похожи.
– И на кого же я похож?
В его голосе послышалось что-то вроде интереса, впрочем, не чрезмерного.
– Честно говоря, ни на кого. Я подумала было, что у вас здесь дача. Но тоже не похоже.
– Вы прямо детектив.
– Извините, – смутилась Ольга. – Я, собственно, не слишком-то об этом думала… Извините.
– За что же – извините?
– За праздное любопытство. Я сама его не люблю. То есть не люблю, когда оно на меня направлено.
– Странно любить или не любить чужое любопытство. – Он снова коротко усмехнулся. – По-моему, просто не стоит обращать внимания на отношение посторонних людей, вот и все. Неважно, что они к вам испытывают, любопытство или равнодушие.
– Вы, наверное, животных больше любите, чем людей, – догадалась Ольга.
– Почему вы так решили? – удивился он.
– Вы же ветеринар.
– А каких это людей, по-вашему, мне следует любить? Человечество довольно разнообразно. Да и животный мир тоже.
Ольга поняла, что сказала глупость, даже пошлость. В присутствии этого немногословного человека глупость и пошлость каким-то непонятным образом становились очевидны сразу. Его взгляд словно бы высвечивал их, вернее, просвечивал – как рентген.
– Я сказала глупость, – честно призналась она. – Знаете, я, пожалуй, заберу Агнессу прямо сейчас. Ну, родит же она, наверное, и без специалиста. Все-таки она кошка, должна же природа ее беречь.
– Ничего чрезмерно глупого я от вас пока не слышал, – сказал он. – И что это я вас ни с того ни с сего взялся поучать? Я к этому совершенно не склонен, честное слово. Пейте лучше чай. Все равно кошке вашей я уже капельницу поставил. Вы же сказали, что подождете, так что теперь и придется вам ждать, пока капельница закончится. Кстати, природа ничего кошке не должна. Но в общем-то она здорова, не беспокойтесь. Только лучше ее стерилизовать: вряд ли у нее будут в дальнейшем живые котята.
– Вы так говорите, как будто она свинья и я добиваюсь от нее приплода, – пожала плечами Ольга. – Не будет, ну и не надо.
– Просто вы предположили, что кошка якобы переживает из-за рождения мертвого котенка, вот я и подумал, что вам присущ дамский антропоморфизм. И что вы теперь займетесь лечением кошки от бесплодия.
Деревенский ветеринар, вскользь упоминающий об антропоморфизме, выглядел так же экзотически, как деревенский страус. Правда, он ведь ничего о себе и не сказал, кроме имени. Работает ли он в деревне, живет ли здесь на даче – неизвестно.
– Я привезла к вам кошку, потому что ей было плохо и мне было ее жалко, – сердито сказала Ольга. – При чем здесь антропоморфизм, да еще дамский?
И тут этот странный ветеринар улыбнулся уже не коротко и сухо, а совсем по-человечески.
– Не сердитесь, – попросил он. – Я совсем не хочу вас обидеть, но почему-то все время говорю вам гадости. Это из-за отвратительного настроения. У меня было отвратительное настроение, когда я сюда приехал, и тут вы появились… Извините!
– Ничего. – Улыбка у него была такая, что Ольга тоже улыбнулась. – У меня тоже было отвратительное настроение, когда я к вам приехала. Из-за Агнессы и вообще. Хорошо, что я вас застала.
– Вы меня случайно застали. Я здесь бываю в месяц раз, а то и реже.
– Но ведь мама, мне кажется, Агнессу к вам часто привозила, – удивилась Ольга.
– Раза три. Как ни странно, каждый раз я случайно оказывался здесь, и она меня заставала. Вот как вы сегодня.
– А я подумала, что вы здесь живете, – сказала Ольга. – Не потому, что я детектив, а просто по книгам, – поспешно пояснила она. – Здесь у вас много книг.
– Да вот, начал их сюда перевозить, а потом как-то не сложилось. Ну и решил: пусть уж здесь и остаются, не все ли равно?
Уточнять, что означает эта странная фраза, Ольге показалось неудобным. Хотя это было ей почему-то интересно. Он вообще показался ей интересным: за сорок с лишним лет своей жизни она научилась чувствовать в людях содержательность. Насколько этому вообще можно научиться.
– Так как здоровье вашей мамы? – спросил он таким тоном, каким говорят, чтобы переменить тему.
– Спасибо, – кивнула Ольга. – Согласно возрасту. Может, даже получше, чем бывает в ее возрасте. Она сейчас во Франции, у сестры.
– Мне показалось, что ей лет семьдесят. И что для своего возраста она выглядит неплохо.
– Ей восемьдесят два.
– В таком случае она выглядит просто безупречно. Пойду посмотрю, как там у вашей Агнессы дела.
Он ушел. Это было как-то… жалко.
«Скучно мне без него, что ли? – Ольга удивилась. Ведь они не разговаривали ни о чем особенно интересном. Так, о том о сем. – Это, наверное, оттого, что совсем я за лето без людей одичала», – решила она.
Он вернулся только через пятнадцать минут. Все время, пока его не было, Ольга смотрела на большие настенные часы.
– Ну вот и все, – сказал он. – Роды у вашей Агнессы благополучно закончились, и она спит.
– Спасибо, Герман, – сказала Ольга, вставая. – Скажите, пожалуйста, а…
– Нисколько вы мне не должны. Я здесь не практикую. Сказал же, вы меня случайно застали.
– А где вы практикуете?
– Вот адрес. – Он протянул ей визитную карточку. – Можете привозить свою мимозу.
– Она вообще-то с мамой живет, – сказала Ольга. – Здесь рядом, в Тавельцеве.
– Вы сейчас туда? – спросил он.
– Да.
– На велосипеде?
– Ну да, – кивнула она.
– Уже темно.
Тут только Ольга заметила, что за окном и правда сгустилась тьма. Дождь снова стучал по оконной раме. Одинокая дорога среди полей представилась ей, и она даже испугалась немного.
– Да, – сказала она. – Я еще не успела к этому привыкнуть.
– К чему?
– Что уже почти осень. Надо возвращаться в Москву. Очень не хочется.
– Вы так любите деревенскую жизнь?
– Да нет. Хотя с возрастом я ее все-таки полюбила, это в молодости она была мне безразлична. Но дело не столько в любви к деревенской жизни, сколько…
– Знаете что, – довольно бесцеремонно перебил он, – давайте я вас провожу. Отвез бы, но я без машины. А мотоцикл сейчас кошке вряд ли понравится.
– Но как же вы нас собираетесь провожать? – удивилась Ольга.
– Да пройдусь вместе с вами до Тавельцева. А велосипед в поводу поведем. Вы же беспокоитесь, что кошку на ухабах растрясет, правда?
Он смешно сказал про велосипед – «в поводу», как про коня. Ольга улыбнулась.
– Правда, – кивнула она. – Беспокоюсь. Это тоже антропоморфизм?
– Нет, это правильно. Проселок в самом деле ухабистый. Но до Тавельцева ведь недалеко – дойдем.
Глава 3
Дождь стучал по капюшону брезентового плаща так громко, что Ольга боялась не расслышать, если ее спутник о чем-нибудь спросит. Но он молчал.
Они шли по обе стороны велосипеда, который он вел за руль. Ольга держала переноску со спящей Агнессой, накрытую таким же брезентовым плащом, какой Герман дал и ей. Кроме плаща, он дал ей резиновые сапоги. А ее кроссовки были привязаны к багажнику – все равно ведь мокрые.
Ольга тоже молчала. От такого их общего молчания она не чувствовала неловкости, и ей казалось, что он не чувствует неловкости тоже.
– А почему вы не хотите возвращаться в Москву? – вдруг спросил он.
Несмотря на шум капель, Ольга сразу расслышала вопрос. Она даже подумала, что его голос каким-то образом совпадает со звуком дождевых капель. Но это была мысль не из разумных, конечно.
– Мне не хочется жить с людьми, – сказала она.
Она произнесла это и удивилась. Она впервые называла вслух причину, это казалось ей глупым и неловким. Но вот назвала же почему-то.
– Вы не похожи на мизантропа, – заметил он.
– Я никогда и не считала себя мизантропом. Да и сейчас, наверное, дело не в этом. Я не то чтобы не люблю людей, а просто… Не понимаю, как они живут. Вернее, теперь наконец понимаю. Я непонятно говорю? – спохватилась она.