— О чем это вы говорите? — спросила Эдди.
— Видишь ли, мы пришли сюда, чтобы кое-что забрать, — ответил человек. — И когда этого кое-чего, а точнее кое-кого, здесь больше не будет, все изменится. — Теперь он говорил очень медленно. — Произойдут события, которые не должны были случиться, и наоборот, не произойдет то, что иначе случилось бы. Иначе говоря, Маэрлин пришла забрать то, что нам нужно, и чем дольше она будет медлить, тем больше все усложнится.
— Тебе не очень-то удаются такие объяснения, — сказала Маэрлин, — и не надо путать малышей.
— Не надо откладывать!
Пальцы Маэрлин вцепились в плечо Эдди.
— Но оставить ее здесь, зная, что она никогда…
— Взять ее с собой ты не можешь.
Не разговаривай с незнакомцами. Папа говорил ей это множество раз.
Не разговаривай с незнакомцами и приглядывай за братом. Этого человека наверняка можно считать незнакомцем, пускай даже Маэрлин его знает; к тому же Эдди видела, что та боится.
Маэрлин схватила Эдди за руку. Все вокруг внезапно вздрогнуло и покачнулось; Эдди почувствовала, что ее сейчас стошнит. По детской площадке прошла рябь, словно Эдди смотрела на нее сквозь толщу воды, а потом все снова стало как всегда — все перекладины на месте и ярко блестят. Она несколько раз глотнула прохладный воздух, и тошнота понемногу прошла. Парк, однако, все еще выглядел не совсем нормально: горка находилась дальше от гимнастического комплекса, а качелей только шесть, а не семь. В парке никого не было, только у пруда пара больших парней в плавках — вероятно, спасатели.
У Эдди подкосились ноги, и внезапно оказалось, что она сидит на траве.
— Что случилось? — прошептала она.
— Мы пошли в парк, и мой друг последовал за нами, — сказала Маэрлин. Ее голос дрожал. — Но теперь нам надо возвращаться домой, потому что время ужинать.
— Время, — повторил Сирил.
— Не может быть, — пробормотала Эдди. — Мы ведь только что вышли из дома!
Однако парк не был, как обычно в послеобеденное время, пронизан солнечным светом, а по другую сторону улицы, на затянутой сеткой террасе большого белого дома за столом сидели мужчина и женщина.
Эдди не помнила, чтобы эта терраса была затянута сеткой. Она подняла голову.
— Что происходит?
Маэрлин побледнела и прикусила нижнюю губу.
— Гляди, — сказал Сирил. — Клубничная птичка!
Он показывал на серый дом с башенкой. На передней стене дома, рядом с верандой, возникло изображение, словно в кинотеатре; сперва картинка была размытой, но потом прояснилась, и они увидели ржавый гимнастический комплекс из заброшенного парка, который они только что покинули. Седоволосый человек в полосатом пиджаке стоял рядом со шведской стенкой, прижимая к груди соломенную шляпу.
Человек помахал им шляпой, и картинка начала медленно растворяться.
— Нет, — вполголоса пробормотала Маэрлин. Она взяла Эдди за руку и повела детей прочь из парка.
* * *Отец Эдди с обеспокоенным лицом торопился к ним через мост.
— Решил пойти вас поискать, — сказал он, нагибаясь, чтобы обнять Эдди.
— Простите, мы опоздали, — ответила Маэрлин.
— Ну, не так уж и опоздали, однако мама все же беспокоится.
— Не может быть, чтобы было так поздно, — сказала Эдди, когда они перешли через мост. — Мы ведь не очень долго ходили.
Начинало темнеть, по обеим сторонам улицы и на подъездных дорожках стояли припаркованные машины, как бывает, когда люди уже вернулись с работы.
— Мы были в парке, только он оказался не такой, как обычно… — Маэрлин сильно-сильно сжала ее руку.
— Видели клубничную птичку, — пробурчал Сирил.
— Я думал, ты видишь их только на стене в своей комнате, — удивился мистер Альмстед.
— А эта была в парке, — упорствовал Сирил.
— Ничего мы там не видели, — сказала Маэрлин. Ее голос звучал как-то странно; видно, ей было не по себе из-за того, что она лжет.
— А вот и видели, на том большом доме!
— Ты просто ее вообразил, — сказала Маэрлин.
— Нет!
Отец Эдди остановился.
— Так что вы там видели? — спросил он.
— Там был человек, — сказал Сирил. — Маэрлин говорила с ним в парке. Мы его видели в парке и в клубничной птичке на том доме.
— Что за человек? — Теперь в голосе отца звучало настоящее беспокойство. — Я его знаю?
— Один мой друг, — проговорила Маэрлин все тем же напряженным голосом. — Вы с ним незнакомы. Он заметил нас в парке и помахал мне рукой, вот и все.
— Вам надо как-нибудь пригласить его в гости, — сказал мистер Альмстед. — Мы с Сарой с радостью познакомимся с ним, если…
— Он был в клубничной птичке! — завопил Сирил.
— Сирил! — Отец начинал сердиться. Эдди боялась поднять взгляд. Краем глаза она выхватила лицо Маэрлин — та опять кусала губу. Эдди раздирали противоречивые чувства: если она признает, что Сирил говорит правду, отец расстроится еще больше. «Не разговаривай с незнакомцами» — сколько раз он твердил ей это. «Ты должна присматривать за братом, он не может сам присмотреть за собой». Сегодня она не сумела этого сделать; а если она скажет отцу, что Маэрлин позволила им говорить с незнакомцем, да еще с таким, вроде как страшным, он вообще выгонит Маэрлин из дома.
— Я видел его! — вопил Сирил. — В клубничной птичке!
На той стороне улицы на ступеньках своей веранды стояла миссис Смит и качала головой.
— Я ничего такого не видела, — сказала Эдди.
— Он был там! — заорал брат.
— Он просто помахал нам, вот и все. — Глаза Эдди жгли слезы. — И твоей клубничной птички я тоже не видела!
Мистер Альмстед протянул руку к Сирилу, но тут же отступил и со смущенным видом сунул руки в карманы.
— Тихо, тихо, — успокаивающе проговорила Маэрлин и положила ладонь Сирилу на затылок. Он внезапно стих; его бесцветные глаза глядели мимо Эдди, как будто он ее не видел.
— Сирил, — позвала Эдди. Она-то думала, что он бросится наземь и начнет кататься по тротуару или с воплями ринется прочь по улице.
— Как вы это сделали? — спросил отец.
Маэрлин отступила от Сирила.
— Что сделала?
— Как вам удалось его успокоить? — Отец покачал головой. — У вас волшебные руки. — Он нахмурился. — И вообще, если подумать, он ведет себя гораздо лучше с тех пор, как вы появились у нас.
«Маэрлин может позаботиться о Сириле, — подумала Эдди. — Это главное, что имеет значение, гораздо важнее, чем сказать правду».
— Абита, — сказал Сирил и повторил более громким голосом: — Абита!
— Что? Ты хочешь сказать «арбитр»? — переспросил мистер Альмстед. — В бейсболе бывают арбитры. Там что, ребята играли в бейсбол, в парке?
— Абита, — повторил Сирил, качая головой. Маэрлин опустила глаза.
Их дом выглядел этим вечером чуть по-другому: штукатурка казалась скорее желтой, чем бежевой, кто-то убрал с веранды одно из плетеных кресел, а на одной из ступенек растянулся чей-то коричневато-рыжий с белым кот. Миссис Альмстед меряла шагами веранду, засунув руки в карманы мешковатых шорт цвета хаки. Когда они подошли, она подняла голову и, кажется, хотела кинуться навстречу, но потом просто помахала им и ушла в дом.
— Мистер Альмстед, — тихо проговорила Маэрлин, — простите меня, пожалуйста. Не сомневайтесь, я желаю вашим детям только самого лучшего.
— Уверен в этом, — отозвался отец Эдди. — Во всяком случае, я не собираюсь подавать на вас в суд из-за того, что вы с детьми немного опоздали к ужину.
— Благодарю вас, — прошептала Маэрлин.
* * *Ночной воздух за окном спальни был прохладнее, чем вчера, напоминая о надвигающейся осени. Эдди сидела рядом с Сирилом у окна, положив подбородок на сложенные поверх подоконника руки. Маэрлин у них за спиной встряхнула одеяло Эдди и постелила на кровать.
За окном, возле края крыши, возникло пятно света и начало расти, превратившись в яркий бледно-голубой квадрат. Внутри квадрата стоял седоволосый человек, одетый на этот раз в белый пиджак и синие брюки.
Плечо Эдди стиснула опустившаяся сзади рука.
— Уходи, — произнесла Маэрлин за ее спиной.
— Не уйду, пока ты не сделаешь то, зачем тебя послали, — ответил человек.
— Уходи, — повторила Маэрлин. Другая ее рука лежала на плечах Сирила.
Квадрат рассеялся.
— Нет больше клубничной птички, — сказал Сирил. Его голос звучал твердо.
Он высвободился из-под руки Маэрлин и встал.
— Что происходит? — испуганно прошептала Эдди.
Маэрлин опустилась возле нее на колени.
— Ты же хочешь брату только хорошего, правда?
— Конечно.
— Вот и я тоже. Поэтому я здесь — чтобы сделать то, что будет хорошо и для твоего брата, и для множества других людей.
— Ну так сделай это! — раздался голос от двери. Эдди вскочила на ноги и повернулась: на пороге стоял седоволосый. — Сколько можно копаться?
— Как вы сюда попали? — спросила Эдди.
— Это мое дело, как я сюда попал.
Человек держал в руке плоскую серебристую коробочку вроде той, что была у Маэрлин во время прогулки; он быстро сунул ее в карман пиджака.
— Время вышло! — Он засмеялся, как будто сказал что-то забавное.
— Лучше уходите, — сказала Эдди, — или мой папа вызовет полицию!
— Твой папа сидит в кухне и надирается на пару с твоей мамой, которая ноет о том, как она устала и как у них никогда ничего не выйдет со всей вашей оравой и с Сирилом, какой он есть, а твой папа твердит, что все как-нибудь образуется.
Сирил смотрел на него, сощурив глаза.
— А через пару минут они пойдут спать и сразу же заснут, потому что твоя мама совсем вымоталась, а твой папа слишком много выпил. Я сходил по этой нити и проверил, прежде чем заглянуть сюда. Однако если Маэрлин не сделает того, что должна сделать, ничего никак не образуется, ничего не будет хорошего ни для Сирила, ни для твоей матери с отцом, ни для тебя самой — а может быть, и для всех остальных, сколько их есть. Маэрлин уже сошла с той нити, с которой мы начали, и если она будет припутывать другие…
— Тебе совершенно незачем говорить все это при детях, — произнесла Маэрлин, и Эдди увидела нарастающую ярость в ее темных глазах.
— Что происходит? — шепотом спросила Эдди. Она ухватила Маэрлин за рукав. Ее ноги затряслись, и она всем телом плюхнулась на пол. — О чем он говорит?
Человек отступил назад, в темноту коридора; виднелись только его белый пиджак и копна волос.
— Тебе решать, — сказал он.
Белый пиджак и волосы пропали.
— Маэрлин, — позвала Эдди.
— Все хорошо, милая. Позволь задать тебе один вопрос. Хочешь ли ты добра своей семье, своему брату? Знаешь ли ты, во что превратится его жизнь, если я не вмешаюсь?
Эдди повернулась к Сирилу. Он сидел, уставившись в окно и не обращая на нее внимания.
— Я тебе расскажу. В конце концов ему придется уйти из вашего дома в другое место. Он не будет способен найти применение своему дару, своему особому таланту. Ему придется уйти, а твой отец никогда не станет тем, кем мог бы стать. Он оставит учебу и преподавание и перейдет на другую работу, чтобы кормить семью и платить за содержание Сирила. Мне не удалось увидеть ясно, что случится с ним после этого. Лишь указания на то, что его жизнь будет несчастной, он начнет работать над тем, что ненавидит, и, несмотря на это, делать свою работу хорошо. Он и те, с кем ему придется работать, навлекут катастрофу — ужасное бедствие, войну. Эта нить порвется, и нити рядом с ней тоже, больше нитей, чем потерялось бы в другом случае. Это то, что я пытаюсь предотвратить.
Сбитая с толку, Эдди покачала головой.
— Но если Сирил пойдет со мной, — продолжала Маэрлин, — его жизнь будет лучше, и жизнь твоего отца тоже. Вначале, конечно, все будет не так уж хорошо; твой отец станет злиться и беспокоиться, а мама плакать и отчаиваться. Они известят полицию, нас обоих начнут искать. Потом, когда нас не найдут, они какое-то время погорюют, но это пройдет.
«Она не может знать ничего подобного, — подумала Эдди. — О таком никто не может знать. Она все это выдумала!»
— В конце концов твой отец найдет утешение в работе, в обучении студентов. Твоя мама станет воспитывать оставшихся детей и тоже найдет себе цель в жизни. Эта нить не порвется. А Сирил будет жить с нами, и в этой своей новой жизни сможет использовать свой дар, вместо того чтобы потратить его впустую.
«А как же я? — подумала Эдди. — Ведь мама с папой будут винить меня! Они будут сердиться, что я не углядела за Сирилом». Ей вспомнилось, сколько раз она хотела, чтобы он куда-нибудь пропал, надеялась, что его отошлют прочь, мечтала, как она будет жить в собственной комнате и ей не нужно будет за ним присматривать. Они поймут, что она хотела избавиться от него — а значит, их обвинения будут справедливы. Ей захотелось вернуть назад все те мгновения, когда она желала, чтобы Сирил куда-нибудь делся.
Она не могла позволить Маэрлин забрать его. Это был единственный способ как-то компенсировать все эти отвратительные мысли.
— Что вы сделали с моим братом? — спросила она. — Что такое абита?
— Это такая маленькая штучка — устройство, которое приглушает некоторые его чувства, так что он… — Маэрлин вздохнула. — Это ему помогает. Без нее он будет постоянно подавлен тем, что видит, слышит и чувствует.
— Тогда зачем ему идти с вами, если вы можете сделать ему лучше итак?
— Потому что ему необходимо больше, чем просто абита, и он не получит того, что ему нужно, если будет продолжать идти по этой нити. Он не сможет использовать свой дар. И твой отец тоже не исполнит того, что ему предназначено. Сирил должен пойти со мной.
— Вы не можете забрать его!
Маэрлин наклонилась к Сирилу, взяла его за руку и подняла на ноги.
— Пойдем со мной.
— Нет! — Эдди бросилась на нее. — Оставьте его в покое!
— Аделаида…
— Вы его не заберете!
Маэрлин отпустила Сирила, схватила Эдди под мышки и швырнула ее на кровать. Эдди лежала потрясенная, не в состоянии шевельнуться, а Маэрлин снова протянула руку к ее брату. Ее левая рука сомкнулась на его запястье, в правой она держала свою плоскую серебристую коробочку. В стене возник проем; за ним открывались серые каменные ступени, которые вели к высокой стеклянной двери.
— Клубничная птичка, — проговорил Сирил.
— Прости меня, — сказала Маэрлин.
— Вы не можете его забрать! — Эдди заставила себя подняться и бросилась вслед за ними. Она ухватилась за Сирила, пытаясь оторвать его от Маэрлин, и вдруг ощутила ее руку у себя на плечах.
Пол под ними покачнулся; Эдди почувствовала тошноту и зажмурилась, боясь, что ее сейчас вырвет.
Земля под ее ногами успокоилась. Она разомкнула веки и увидела стеклянную дверь.
— Маэрлин? — прошептала Эдди.
— Все хорошо, — отозвалась Маэрлин. — Никто не причинит тебе вреда.
Эдди отвернулась от двери и увидела пустынный ландшафт; песок и скалы тянулись до горизонта, где высилось нечто, похожее на гигантские острые зубы.
— Я хочу домой, — сказала Эдди. Пусть только Маэрлин вернет их обоих домой, и она будет вести себя хорошо, и всегда присматривать за Сирилом, и никогда больше не захочет, чтобы его куда-нибудь забрали.
Когда она снова повернулась, стеклянная дверь скользнула в сторону. Перед ними стоял седоволосый человек.
— Что ты наделала?! — закричал он. — Ты знаешь? — повторил он уже спокойнее.
— Знаю, — ответила Маэрлин.
— Она не может остаться здесь, но и не может вернуться обратно по той же нити; теперь это невозможно.
— Я знаю.
— Так зачем же ты ее сюда притащила? Как ты могла позволить ей…
— Она не заслужила того, что произойдет с ней там — в том времени. Ей не будет прощения. Даже если ее родители поверят, что она не делала ничего плохого, она сама будет вечно носить вину у себя в душе. — Маэрлин опустилась на колени рядом с Эдди. — О твоем братике здесь позаботятся. Ты ведь веришь мне, правда?
Эдди кивнула, заставляя себя верить, несмотря на царившее за стеклянной дверью запустение.
— Тогда ты должна сейчас же вернуться назад, но совершенно самостоятельно.
Эдди сглотнула.
— Но он же сказал… — Она показала на седоволосого. — Он… я думала…
— Не думай о том, что он сказал. Повернись.
Эдди повернулась направо и увидела коридор, стены которого, казалось, состояли из тумана. Она едва могла различить комнату на другом его конце, но кажется, там были такие же окна, как в ее спальне.
— Теперь ты должна пройти по этому проходу, — сказала ей Маэрлин.
— А вы когда-нибудь вернетесь? — Ее глаза наполнились слезами. — Вы приведете Сирила обратно домой хотя бы ненадолго?..
— Иди!
Рука толкнула ее в спину, она потеряла равновесие и шагнула в проход. Окна ринулись на нее — или это она сама заскользила к ним по коридору, не в силах остановиться. Эдди упала и кубарем покатилась по полу, потом распрямилась и поднялась на ноги.
Сирил и Маэрлин были лишь крошечными размытыми фигурками на стене, стоящими в конце туннеля; через мгновение они исчезли.
* * *В конце концов Эдди поднялась и добрела до своей кровати. По ее лицу текли слезы, она больше не могла их сдерживать. Не может быть, чтобы Сирила больше не было; наверняка он там, внизу, смотрит телевизор с выключенным звуком или играет на веранде в свой конструктор. Она упала поперек кровати, не в силах остановить рыдания. Из-за окон смутно донесся звук подъезжающей машины, и голос, похожий на Бобби Ренфрю, окликнул кого-то.
Она вытерла глаза. Только что была ночь, а сейчас за окнами сияло солнце. Кровати Сирила не было; на ее месте стояли маленький книжный шкаф и крашеный комод.