Я тоже умею пнуть и тоже по больному!
— Унижай мать, унижай! Вот благодарность за то, что я в муках вас родила. За то, что в одиночку растила, всю себя посвятила вам. Отказывала мужчинам.
— Мама, не надо преувеличивать, — вмешался Ирек. — А дядя Лешек, а Сташек и остальные?
— Будешь попрекать меня краткими мгновениями счастья?
— Нет, я просто говорю, как было. Таковы действительные факты.
— Не говорят «действительный факт»! — закричала мама. — Факт всегда действительный. Чему вас только в школе учат? И подумать только, что через месяц у тебя выпускные экзамены.
— Ладно. Таковы факты, — согласился Ирек, возвращаясь к теме одиночества. — При тебе всегда был какой-нибудь мужчина.
— Ах вот как!
— Ирек, успокойся, не спорь… — вмешалась я.
— …с этой дурой, ты хотела сказать? — перебила она. Не хотела, но кто мне поверит? — Вот какой благодарности я дождалась за свои заботы! Мне остается только одинокая могила, потому что здесь я никому не нужна. Никому! Но вам уже недолго ждать. По вечерам у меня болит сердце. Как будто в него иголку вонзили. Так что скоро это случится и вы избавитесь от меня.
Вот в такой атмосфере прошли праздники. Ничего удивительного, что мне захотелось посетить Губку.
Работа над картиной (Продолжение)
— Здравствуйте. Садитесь. С чем у нас проблемы?
— Расстройства с едой, невроз навязчивых состояний, проблема с засыпанием, депрессия, — безучастно перечислила я. — Началось с вечерней прожорливости, но вы решили, что это только вершина айсберга и что нам нужно экспериментировать. До сих пор были: полдоксин, оксазепам и тиоридазин. А сейчас я хочу что-нибудь от весенней депрессии.
— Мгм. Сейчас поглядим в карточке. Да, все точно. И что сейчас произошло, пани…
— Малина.
— Вкусное имя, — произнесли мы одновременно. Губка улыбнулся.
— Проблемы в семье. Маму оставил ее жених, брат с десяти лет переживает трудный период созревания. А я снова ем. По мнению подруги, я хочу окружить себя защитной стеной жира. И это все из-за отсутствия опоры.
— Интересная концепция. Надо будет над ней поработать. На будущей неделе, потому что на этой я страшно занят. Мы поговорим о причинах твоих беспокойств. А пока что я дам тебе первоклассное лекарство… — Он порылся среди бумаг на полке. — Вот оно. Я получил его от представителя фирмы «Черный Тигр». Тигр в прыжке выдавлен даже на таблетке. Концентрат энергии. Похоже, этот препарат произведет революцию на фармацевтическом рынке. Он поднимает настроение и вызывает желание работать. В самый раз против весенней депрессии. Значит, до пятницы.
* * *По дороге я зашла к Эве.
— Я возвращаюсь к себе. Губка дал мне новое лекарство, и завтра я начинаю курс.
— Что-то я не доверяю этому Губке. Слушай, я, пожалуй, забегу к тебе завтра утречком.
В этом вся Эва. А я еще, бывает, хнычу, что никто обо мне не заботится.
Я собрала сумку — и в дорогу. Вечером первая таблетка. Через час я почувствовала нарастающее беспокойство. Не страх, не тоску, а какое-то возбуждение, немножко похожее на то, какое бывает после кофе. Надо бы чем-то заняться. Вытереть, что ли, пыль? Нет, уж лучше помою пол и надраю до блеска всю ванную. Собственно, я ведь еще не бралась за весеннюю уборку. Может, приняться сейчас, раз у меня такой настрой? Я закончила мыть окно в кухне. Но остановиться не смогла. Может, подмести на лестничной площадке? Стоп! Который час? О, уже полночь. Нет, не буду я бродить там, как привидение. Знаю! Пересажу цветы. Нет, это слишком спокойная работа. Лучше бы, конечно, наколоть дров или вскопать огород. Нашла! Займусь-ка я плитой и кухонной посудой. Можно от души скрести, полировать, драить проволочной мочалкой.
К утру я начистила до блеска все кастрюли, сковородки, ножи, ложки, вилки. Обошлось практически без потерь, если не считать одной тарелки и кофейной ложечки. В пылу надраивания я согнула ее черенок. Я кончала гладить постельное белье (пожалуй, впервые в жизни), когда пришла Эва.
— Как ты себя чувствуешь? — Она огляделась. — Ну и ну. Какая чистота… Ты что, наняла бригаду гномов?
— Нет, воспользовалась магическим эликсиром. Достаточно одной таблетки, а результат сама видишь.
— Вижу. Ты хоть минутку подремала?
— Нет, и мне совсем не хочется. Я бы еще чего-нибудь сделала, в тренажерный зал сходила бы, что ли, или в бассейн.
— Может, уберешься у меня на чердаке?
— С удовольствием. И на участке, и в гараже, а потом пойдем в бассейн.
Четверо суток энергии во мне было, как у атомной электростанции средних размеров. Первым делом я произвела уборку у Эвы и Иолы, а потом еще раз у себя. Во второй день вымыла всю лестничную клетку в нашем доме и полезла на чердак. На третий день я вскочила в пять утра после четырех часов сна. А напряжение… Я что-то должна делать, иначе меня разнесет. Все, еду к бабушке убрать ей квартиру. Вот он — труд, соразмерный моей энергии.
Бабушка
Антоний, второй муж бабушки, оставил ей в наследство отличную стометровую квартиру в стильном довоенном доме. Когда бабушка въехала туда перед самой свадьбой, там только что закончился ремонт. Пахло краской, и голос эхом отражался от пустых стен. Через пятнадцать лет бабушкина обитель напоминала нечто среднее между антикварной лавкой, «Цепелией», «Хербаполом»[3] и оптовым складом восточных товаров.
— Мне нужно чем-то заполнить пустоту после смерти Антония, — объясняла бабушка.
Они прожили вместе три чудесных года. Я не видела больше ни одной такой влюбленной пары. Они души друг в друге не чаяли, глаз не сводили друг с друга. Мир для них мог бы не существовать. Пара подростков в осеннем возрасте. Но настал день, когда сердце Антония не выдержало такого обилия эмоций и остановилось, отослав его высоко-высоко за облака. Бабушка осталась одна.
— Вы должны переехать ко мне, — позвонила она нам сразу же после похорон. — Я не вынесу этой тишины.
— Мама, но ты же знаешь, что это невозможно. Мы с тобой переругаемся уже через неделю. У меня должна быть чистота, как…
— …в операционной… — закончила бабушка. — Вот у тебя и будет поле деятельности. Я предоставляю тебе сто метров пола, который ты сможешь мыть, скрести и дезинфицировать.
— Ты же прекрасно знаешь, что дело не только в дезинфекции. Я не переношу все эти картины, килимы, каплички[4]. — Мама всегда была приверженкой минималистского стиля «Икеи». — Не переношу весь этот хлам, все эти тысячи дурацких безделушек.
Разговор этот происходил двенадцать лет назад. С того времени количество дурацких безделушек увеличилась в несколько раз. На каждой стене — десятки картин и фотографий в красивых рамках. На любом предмете мебели — канделябры, лампы, серебряные сахарницы и множество фигурок святых. Каждая вещица из другой сказки, но все вместе как-то сочетается. Лубяная корзинка для ягод и бордовые витражи в окне. Православная икона и стены, выкрашенные как в мексиканской гасиенде. Лампа в стиле модерн рядом с простой деревянной капличкой, купленной у татранского горца. Букет искусственного дельфиниума и рыбацкая сеть, повешенная на окно вместо занавески. Будет что начищать, У меня уже руки чешутся.
— Малинка! — обрадовалась бабушка. — Заходи. Я как раз пекла пирожок. Покажу тебе новое покрывало. Только поосторожней с этим столиком у окна.
— Я только на денек. Решила помочь тебе с весенней уборкой.
— С чем? Что это ты такая беспокойная? Дома какие-нибудь проблемы?
— Дома, на работе и вообще везде. Как обычно, — махнула я рукой.
— Я знаю, как тебе помочь. Говорила я тебе про святого Антония?
Бабушка всегда чуточку преувеличивает. Антоний был прекрасный человек, но чтобы сразу святой…
— Иногда кое-что рассказывала. Его что, уже к лику святых причислили?
— А! Ты подумала о моем Антонии? Нет, я имею в виду настоящего святого. На самом деле его звали Фернандо, он жил в Испании и сейчас творит чудеса.
— Это тот, который по безнадежным случаям?
— Не только. Он помогает во всем: найти работу, хорошо сдать экзамены.
— Жаль, что я не знала про него в феврале. А то я схватила две четверки.
— Ничего. У тебя же еще в июне сессия. И еще он помогает найти жениха. Для тебя просто идеальный святой.
— А откуда тебе известно, что у меня нет парня?
— Потому что в такой день ты целовалась бы с ним в парке, вместо того чтобы пугать бабушку уборкой. Шучу, Малинка, шучу. Я очень рада, что ты пришла.
— В таком случае с чего я могу начать?
— Тебе так уж охота? — Бабушка обвела взглядом комнату. — Да с чего угодно.
— А где ты уже убирала? Чтобы не проходить по второму разу.
— Как тебе сказать, — зарделась бабушка. — Еще нигде. То есть я собиралась, но подумала, что все равно такой хаос. Слишком уж маленькая квартира.
— Тебе бы во дворце жить.
— Антоний то же самое говорил. Но вернемся к этому святому с первым именем Фернандо… Достаточно произнести одну литанию в день — и все будет в порядке.
— А тебе он помог?
— Еще бы. Я теперь только к нему и обращаюсь. Благодаря ему я и нашла это покрывало. Сейчас тебе покажу. Где же оно?
Она принялась заглядывать во все ящики. Потом стала рыться в комоде и бельевом шкафу. Наконец взялась за буфет.
— Вот чертово покрывало. Все из-за недостатка места. Куда же я его засунула?
И в этот миг с верхней полки на пол свалился сверток веревочно-серого цвета.
— Вот видишь? Это святой Антоний.
— Действительно красивое. Тот, кто делал его, наверное, потратил года два.
— Год и три месяца, по четыре часа каждый день. У старушки ушло больше семи килограммов бечевки.
— Откуда ты знаешь? От нее самой?
— Нет, от ее младшей сестры. Сейчас я тебе все расскажу. У старушки умер муж. От инфаркта, как мой Антоний. Не странное ли совпадение?
— Бабушка, в Польше большинство людей умирают от инфаркта или инсульта.
— Слушай дальше. Он умер, а она не могла с этим смириться. Но хуже всего то, что она не могла плакать. Через неделю после похорон она дала себе обет, что выразит свое горе с помощью покрывала. Каждый цветочек, каждый кружочек — это одна слезинка. Ежедневно одиннадцать слезинок. Она закончила покрывало и через месяц умерла.
— А почему ее сестра продала его?
— Да потому что она такая же, как ваша мать. Стол, кровать, два стула и никаких сувениров. Как на космическом корабле. Правда, она объясняла тем, что не хочет смотреть на покрывало, потому что вместо бечевочных цветков макраме видит пять тысяч шестнадцать слезинок своей сестры, но кто ее проверит?
— Много взяла?
— Всего сто злотых. «Я не могу зарабатывать на горе сестры», — объяснила она, но я добавила еще сорок на мессу за упокой души. Понимаешь, чтобы она меня не пугала.
— И как?
— Тихо. Думаю, что без Антония Фернандо тут тоже не обошлось. Я просила его поддержать меня, и, видимо, он объяснил ей, что покрывало попало в хорошие руки. Старушка видит с неба, что кто-то оценил ее работу. А знаешь, что мне еще рассказала ее сестра?
— Ну?
Я взялась за сахарницу. Пока бабушка говорила, я надраила латунный подсвечник и шесть десертных ложечек.
— Цитирую: «Пани дорогая! Да если бы ее муженек был хотя бы порядочным человеком. Где там! Субботы не проходило, чтоб он не напился. Вы скажете: «А какой мужик нынче не пьет?» Но он нажирался, как свинья. Полпенсии у него уходило на водку, а вторая на соленые огурцы и кислое молоко с похмелья. Утром он припирался и еще скандал устраивал. Орал, что живет с неумехой, у которой обе руки левые». Когда она мне это рассказывала, у нее даже красные пятна по всему лицу пошли. А потом она бросила: «Сейчас я как посмотрю на это покрывало, на каждый цветочек, и как подумаю, что это траур по пьянчуге, который и свечки бы за мою Марысю не поставил, так мне сразу хочется схватить нож и разрезать его на кусочки».
— Счастье, что она решила его продать. — Я как раз полировала медную корзиночку для яиц. — Но в то же время поразительно, что такие красивые вещи создают в честь какого-то негодяя.
— Ну да, — задумчиво промолвила бабушка, — памятники, изваяния, дворцы. А потом приходит другой негодяй и объявляет, что предшественник этого недостоин, поэтому все нужно разрушить, снести, стереть с лица земли. Глупость. А все потому, что люди не умеют правильно смотреть на произведение.
— А как, по-твоему, нужно?
— Не надо обращать внимание на то, в чью это честь. Ну что такое покрывало говорит о том пьянице? Что он был добрый? Красивый? Умный?
— Да, пожалуй… — я засомневалась, — пожалуй, ничего не говорит.
— Вот именно. Говорит только об авторе, о Марысе. Что для нее этот пьянчуга был смыслом всей ее жизни.
— Интересно, стану ли я смыслом чьей-нибудь жизни? — размечталась я, вытирая пыль с очередной рамки.
— Ты должна найти свою Марысю.
— Как это просто, — бросила я, не скрывая иронии.
— Достаточно обратиться к Антонию. Он там, на Небе, только и ждет, чтоб ему дали какое-нибудь задание. Но спустимся на землю. Малинка, что ты будешь есть?
— По правде сказать, у меня нет аппетита. — Когда в последний раз мне случалось произнести, что у меня нет аппетита? Сто лет назад? В предыдущей жизни?
— Наверно, это невроз. Пей шведский травяной бальзам. Помогает от всего.
В этом вся бабушка. Три месяца назад она восхищалась мелисаной. Каждый получил под елкой по большой бутылке.
— А от чего конкретно?
— От всего. От невроза, от депрессии, от отравления и простуды. А я вот мажу себе в ухе и лучше слышу.
— Может, это святой Антоний?
— Нет, шведский бальзам. Святому Антонию я даю совсем другие задания.
— А как насчет святого Иуды? — Полгода назад бабушка его усиленно всем рекомендовала. На все случаи жизни.
— Он не такой эффективный. Пока что я отказалась от его услуг.
— Провалил что-нибудь?
— Нет, нет. Просто я нашла лучшего. И тебе тоже, Малинка, рекомендую… Слушай, мне не нравится, как нервно ты вытираешь пыль.
Мы поболтали еще часок, а потом я побежала на станцию.
* * *На четвертый день я встала на весы. Шести килограммов как не бывало!
— И шестью годами больше, — язвительно бросила Эва. — Ты посмотри на свое лицо. У тебя глаза бегают, как у хамелеона.
— Ты просто мне завидуешь, что я вмещаюсь в «эску», — отрезала я, наклоняясь перед зеркалом и застегивая молнию на джинсах, которые носила еще в школе. — Маленькое esss, то есть sophisticated, sexy[5] и…
— … stupid[6]. Ты под действием таблеток, так что я тебя прощаю. Можешь не извиняться.
— И не буду. Зато могу вскопать тебе огород. Для примирения.
Днем я пошла на прием к Губке. На сей раз мне не пришлось ничего напоминать. О чудо, он сразу меня узнал.
— Малинка!
Мой вид так подействовал на него, что он схватился за сердце.
— Здравствуйте, я пришла за очередной порцией таблеток. У вас, наверно, что-нибудь еще осталось.
— Нет ни одной таблетки.
— Ну ничего, можно выписать рецепт.
— Да нет. — Губка озабоченно потер подбородок. — Не то я тебе лекарство дал, Малина. Я говорил, что у меня есть несколько таблеток от представителя фирмы «Черный Тигр»? Он принес это лекарство около года назад. Таблетки спокойно лежали у меня в ящике. А третьего дня я читаю, что «Черный Тигр» объявил о банкротстве. Открылось, что они жутко химичили, составляя лекарства.
— Бросали в котел, что попадет под руку? — пошутила я, хотя мне было не до смеха. Последнюю таблетку я проглотила меньше шести часов назад.
— Если бы только. Они добавляли наркотики, какие-то таинственные порошки с пограничья черной магии — одним словом, кошмар. А потом подделывали сертификаты. Ты даже не представляешь, как я беспокоился. Все, с этим лекарством конец. В течение ближайшего года я не клюю ни на какие новинки. Поэтому сейчас ты получишь прамолан. Проверенное средство. Он успокоит, расслабит, смягчит депрессию.
Прамолан попал в восьмерку. Может, даже в девятку. Ну, Губка — молоток. Мы продолжаем работать над общей картиной.
25.03. Дождливая суббота. Никто не звонит, только дождь стучит в окна. А мне холодно. Нехватка сахара и любви. Сделаю-ка себе обертывание из водорослей. Я купила вчера целое ведро. Смешиваешь зеленый порошок с горячей водой, потом намазываешь резиноподобной мазью стратегические места (определение продавщицы), плотно обматываешь пленкой и спокойно ждешь, когда водоросли выиграют войну с целлюлитом. Якобы одна процедура — и ты меньше в бедрах на полсантиметра. После трех процедур целлюлит уменьшается на порядок.
1.04. Фига с маслом. Не уменьшился он ни на волосок, хотя я провела пять процедур. Покупать пришлось, естественно, целое ведро. Полторы сотни в грязь в прямом и переносном смысле.
— На эти деньги ты могла бы купить полторы тонны поваренной соли, — оценила Эва. Мы сидели у моей бабушки и любовались ее новым приобретением. Вырезанные из дерева фонарики прямо из Сибири.
— И эффект был бы тот же. Верней, никакого не было бы. И что меня дернуло?
— Ты искала цель жизни.
— Опять какая-нибудь проблема? — осведомилась из кухни бабушка.
— А у вас и впрямь улучшился слух.
— Потому что я каждый день мажу уши амолом. Он помогает от всего. От целлюлита, невроза, отравления…
— И в отыскании цели жизни, — шепнула я Эве.
— А для цели жизни лучше всего святая Кинга, — сообщила бабушка. — Вон та, из розового кристалла, на столе у окна. Достаточно короткой молитвы каждый день. Результат гарантирован.
— Да, лучше, чем феншуй, — признала Эва, — не требует таких затрат.