– Извините!
– Прочь!
Несмотря на ветер и дождь, улицы Фериниума не вымерли окончательно и оказались не менее опасными, чем в сухую погоду. Но если в обычный день Удомо пытались толкнуть, обругать или плюнуть сзади на брюки, то сейчас подданные королевы Гнил наперегонки старались его задавить. Просто так – ради веселья.
– Ничего, – пробормотал себе под нос колдун. – Скоро я отсюда уеду! Скоро!
И поспешил на запад, стараясь не сходить с тротуара и держаться поближе к стенам домов.
Осторожность и внимательность позволили Захариусу преодолеть первую часть пути без приключений, и примерно через двадцать минут он добрался до реки, через которую был переброшен громоздкий мост. На берегах его защищали уродливые, но крепкие башни, из бойниц которых на подошедшего колдуна недружелюбно уставились стражники.
– Кто?
– Захариус Удомо! – гордо ответил чёрный маг.
– Мы видим, что ты – Удомо. Кто тебе нужен?
Ответ был настолько очевиден, что задавать вопрос не следовало, однако Захариус не рискнул ссориться со стражниками и вежливо ответил:
– Я иду к королеве.
– У тебя назначена аудиенция у нашей великой королевы Гнил?
Колдун проклял свою забывчивость – стражники относились к главной ведьме Верхней Плесени с ещё большим пиететом, чем простые горожане, – и подтвердил:
– Да, у меня назначена аудиенция у великой королевы Гнил.
– Проходи.
Заскрипели блоки, преграждавшая дорогу решётка поднялась, Удомо торопливо прошёл по мосту и оказался на ведущей к дворцу улице. С одной стороны её подпирали дома, ещё более мрачные, чем на той стороне реки; а с другой – тянулся зловещий парк, больше похожий на дикий лес, в мрачной тени деревьев которого прятались призраки прокажённых. Ходили слухи, что иногда королева натравливала этих чудовищ на неугодных гостей, и поэтому Захариус постарался пройти опасное место как можно быстрее.
Раз, два, три, четыре… Цокали по мостовой его каблуки. И снова: раз, два, три, четыре…
Колдун шёл быстро, но неторопливо, не желая показывать редким прохожим, солдатам и придворным охватившее его беспокойство. Меньше чем за пять минут он добрался до дворцовой площади, пересёк её, представился стражнику в красном камзоле и дождался сопровождающего капрала, который проводил его в тронный зал.
В большое прямоугольное помещение, тускло освещающееся шестью гигантскими люстрами из дымчатого хрусталя. Стены зала украшали лепные изображения самых жутких обитателей Верхней Плесени, а также картины подлых деяний Гнил и её предков. Сам трон – массивное кресло, высеченное из цельного куска чёрного оникса, – располагался на подиуме в дальнем конце зала, прямо под огромным королевским гербом.
– Проходи, глупенький Удомо, не бойся, – резко скрипнул голос, и чёрный маг наконец-то разглядел сидящую на троне старуху в горностаевой мантии. Она казалась очень маленькой на фоне гигантского кресла, однако величие человека не всегда определяется его размерами.
– Я не боюсь, – хрипло ответил Захариус и заложил руки за спину, чтобы спрятать от цепкого взгляда старухи задрожавшие пальцы.
– Тогда подойди ближе, глупенький Удомо. Подойди…
Подобное обращение коробило колдуна, однако возникло оно не сегодня – древняя ведьма звала его так с первой встречи, и чёрный маг ничего не мог поделать: однажды он попросил называть себя иначе, но ответом стал противный смешок.
– Я ждала тебя, глупенький Удомо.
– Догадываюсь.
– Помолчи, глупенький Удомо, так будет лучше.
И Захариус послушно закрыл рот.
Удивительно, но сегодня в тронном зале совсем не было придворных: ни отвратительных колдуний в традиционных чёрных платьях с острыми перьями, ни потных краснолицых баронов в нелепых буклях, ни даже лакеев – никого. Королева решила поговорить с гостем наедине, и компанию им составлял только её сын и наследник – носатый узкоплечий верзила по имени Шарль, обладатель равнодушных, близко посаженных глазок и большого тонкогубого рта. Казалось, он дремлет стоя и ничего не слышит, но когда старуха осадила гостя, носатый обидно гыгыкнул.
Шарль был одет по старинной моде Плесени: короткий расшитый золотом камзол с большим воротником, перехваченный в районе пуза широким поясом, на голове берет с пером, довершали наряд облегающие чулки и мягкие сапожки. Старуха же встретила гостя в глухом чёрном платье и удивительной короне с жемчужными подвесками, слишком красивой для её высохшей физиономии. На лице королевы Гнил росли три уродливые бородавки, которые она не могла свести даже с помощью магии Высшего Порядка, а крупные жёлтые зубы то и дело показывались из-под тонких бледных губ. Гнил никогда не считалась красавицей, к старости стала абсолютно отвратительной, но она была умна, сильна и правила Верхней Плесенью железной рукой.
– Итак, мой глупенький, но амбициозный Удомо, ты всё ещё хочешь захватить Прелесть?
– Я всё ещё собираюсь захватить Прелесть, – перебил королеву маг, – и у меня получается.
– Тогда зачем пришёл?
Ответить Удомо не успел.
– Он наконец-то понял, что без тебя ему не справиться, мама, – радостно выдал носатый, и королевское семейство разразилось обидным хохотом.
– Я всегда это знал, – мрачно ответил Захариус, дождавшись, когда последний смешок растворится в гулких уголках тронного зала.
– Тогда почему не приходил так долго?
Маг не ответил, однако старуху его молчание лишь раззадорило.
– Надеялся справиться сам?
– Я справляюсь!
– Неужели?
– Я избавил Прелесть от Непревзойдённых!
– Не от всех.
– Откуда ты знаешь? – удивился колдун.
– Слухи разносятся быстро, глупенький Удомо. – Старая королева захихикала, отчего её лицо стало напоминать рожицу летучей мыши, но через секунду улыбка превратилась в оскал, и следующую фразу она прорычала с такой злобой, что по спине колдуна побежали мурашки: – Ты упустил последнюю фею!
– Я скоро её поймаю, – вздрогнув, ответил Захариус.
– Не говори «Гоп!», пока не перепрыгнешь, глупенький Удомо, не говори. И помни о том, кто помогал тебе… Ведь это я поведала тебе секрет Звезды Забвения.
– Я помню, – хмуро отозвался колдун.
– Конечно, помнишь, глупенький Удомо, как ты можешь забыть столь важную вещь, а? Здесь, в этом самом зале, ты на коленях умолял меня открыть секрет Звезды, а когда добился своего, сбежал в Прелесть. Это ты тоже помнишь?
Носатый наследник нехорошо улыбнулся, Захариус поджал губы и опустил глаза. Он не стыдился того, что обманул королеву, но ему было неприятно выслушивать её поучения.
– Ты решил, что, зная тайну Звезды Забвения, сможешь захватить Прелесть… Наверняка считал себя самым умным… Наверняка потешался над обманутой королевой…
– Никогда, – уверенно соврал чёрный маг. – Я всегда относился к вам с необычайным уважением, Ваше величество.
– А вот я всегда над тобой смеялась, глупенький Удомо, – не стала скрывать старуха, – поскольку знала, что у тебя ничего не получится. Тебе не икалось? Ты надолго стал объектом шуток в нашем дворце.
Захариус знал, что его специально унижают, но терпел, ибо рассчитывал на помощь. И в глубине души надеялся, что когда-нибудь отомстит и гнусной Гнил, и её носатому отпрыску.
– Заполучив Звезду, ты набрал армию клоунов…
– Не клоунов! – вновь не сдержался колдун. – Я должен был скрывать свою силу и потому спрятал армию в самом большом цирке Прелести! Силачи Кияшко – это прекрасная тяжелая пехота, бедозавры – могучая конница, долбоцефалы способны штурмовать города, а ночные гады – преследовать врага во тьме.
– Они больше позорят тебя, чем прославляют! – прошипела ведьма.
– Они прикидываются циркачами, но так мы сумели обмануть фей!
– Твои жалкие помощники не сумели поймать маленькую девочку, и ты наконец понял, что не сможешь победить объединившихся фей, людей, мафтанов, защитников Рубежа и прочих обитателей Прелести.
– Феи ещё не объединились, – попытался парировать Захариус.
Но в ответ прозвучало неумолимое:
– Жди, уже скоро.
И чёрный маг замолчал – он знал, что старуха Гнил во всём права, что она не пугает, а рассказывает, как всё будет на самом деле.
И сейчас, стоя в мрачном тронном зале и глядя на довольные королевские физиономии, носатую и бородавчатую, Захариус вдруг сообразил, что Звезда Забвения, которая когда-то казалась ему страшным оружием, не помогла победить, а лишь втянула его в ужасную войну. Звезда отнимала память и таким образом навсегда изгоняла фей из Прелести, но теперь его секрет раскрыт, и волшебницы будут избегать представлений цирка. А значит, впереди его ждут тяжелейшие сражения.
– Ты вышвырнул из Прелести Непревзойдённых, наших главных врагов, – прошептала королева Гнил, пристально глядя на мага, – но оставшиеся всё равно сильны, и чтобы справиться с ними, нужна настоящая сила, глупенький Удомо, настоящая беспощадная сила. Затем ты и пришёл ко мне.
– Мне нужна сила, – угрюмо согласился колдун.
– У меня она есть.
– Знаю. – Захариусу не терпелось услышать, что за армию предложит ему повелительница Верхней Плесени, но он пересилил себя и задал другой важный вопрос: – Чего ты хочешь взамен?
Поскольку тёмные никогда и ничего не делали бесплатно, можно было лишь догадываться, какую цену потребует Гнил за военную помощь. Но ответ королевы удивил колдуна.
– Ты уже заплатил, глупенький Удомо, – неприятно рассмеялась старуха. – Ты признал мою власть и обратился ко мне за помощью.
– И это всё? – переспросил удивлённый маг.
– Этого достаточно. – Королева Гнил вскинула голову. – Я помогу тебе, глупенький Удомо. Я с удовольствием тебе помогу.
А носатый Шарль облизнулся с таким видом, словно собрался прямо сейчас вцепиться в Прелесть своими крупными жёлтыми зубами.
Глава X в которой Ириска и Хиша знакомятся с Петровичем – изобретателем удивительной летающей машины
Вокруг расстилался просторный луг, красивый, как будто какая-то волшебница собрала на нём лучшие цветы Прелести. Луг занимал всю вершину холма, который величественно возвышался посреди густого леса. Куда ни посмотри – всюду кроны деревьев, и кажется, что если крикнешь громко, то слова весело поскачут по зелёным верхушкам и без труда долетят до виднеющихся на горизонте гор.
Однако сейчас с вершины холма летели не слова, а утробный рёв, гулко бьющий по деревьям и заставляющий боязливо прятаться обитателей луга и леса.
– Почему здесь так шумно?! – прокричал Дикий Страус, выбираясь из салона машины и морщась так, словно его заставили сжевать лимон.
– Что?! – не оборачиваясь, спросил стоящий возле двигателя Петрович.
– Почему так шумно?
– Чай в термосе!
Ириска, расположившаяся чуть позади инженера и слышавшая весь разговор, прыснула со смеху.
– А если покопаешься, то и сахар найдёшь! – закончил Петрович, не отрывая взгляд от работающего мотора.
– Я не об этом!! – заорал Хиша.
– Кофе у меня нет!
– Проклятье!
Однако Страус не зря славился настырностью и упорством. Поняв, что инженер его не слышит, Дикий внимательно оглядел Петровича с ног до головы, поразмыслил, после чего подошёл ближе и гаркнул ему в самое ухо:
– Привет!
И так сумел привлечь к себе внимание.
– Чего орёшь?! – вздрогнул инженер.
– Ага! – Обрадованный Страус потёр крылья и повторил первый вопрос: – Почему здесь так шумно?
– Машина работает, – резонно ответил Петрович. – Шестерёнки крутятся.
– У машины есть двигатели, а двигатели – шумные, – добавила Ириска. – Ты что, в школу не ходил?
– У нас в школе было ещё шумнее! – тут же сообщил Хиша. – Так шумно, как ни в какой другой школе! Потому что никто не умеет так шуметь, как маленькие Дикие Страусы!
В представлении Хиши его сородичи были «самыми-самыми» во всём.
– Тогда ты должен радоваться, – хмыкнул инженер, указывая на работающий двигатель. – Считай, домой попал. Или в школу.
В этот момент машина поднатужилась и взревела особенно сильно, заставив Страуса обхватить голову крыльями.
– Зачем ты это делаешь?
– Прогреваю перед полётом.
– Выключи! Или я оглохну!
– Лучше бы ты онемел.
– Что?!
– Сейчас выключу.
Петрович поднялся по лесенке в кабину, покопался там, и через несколько секунд ужасный рёв стих. Большой пропеллер по инерции покрутился немного, со свистом рассекая воздух, и остановился. На холме наступила долгожданная тишина.
– Уф-ф! – Хиша театрально вытер лоб крылом и тут же похлопал по кожуху двигателя: – Ночью эта штука так не орала.
– Ночью темно, поэтому ты не слышал, – хмыкнул спускающийся из кабины инженер.
Ириска звонко рассмеялась. Она поняла, что Петрович пошутил, однако у Страуса замечание вызвало иную реакцию:
– Не слышал потому, что было темно? – Дикий театрально вытаращился на инженера. – У тебя в голове шестерёнки перепутались?
– Не хотел тебя обижать.
– Как?
– Не хотел говорить, что ночью ты был напуган, вот и не обратил внимания на шум.
– Я был напуган? – молниеносно вскипел Хиша. – Да я! Да мы! Да тебе просто повезло, что я до них не добрался, понял?!
И топнул, показывая, до чего он зол.
Хотя на самом деле все присутствующие, включая Страуса, прекрасно понимали, что Авессалом Петрович – инженер, изобретатель и пилот удивительной летающей машины – спас беглецов от плена или смерти. И при этом сильно рисковал: опомнившиеся твари продолжали атаки до тех пор, пока не отстали от набравшей скорость машины и так сильно навредили, что Петровичу пришлось остановиться для ремонта. Не сразу, конечно, остановиться, а через пару часов, когда они достаточно далеко улетели от места сражения, и поэтому Ириска успела немного поспать.
А проснувшись, девочка приняла активное участие в ремонте странного устройства, которое Авессалом ласково называл «Бандурой». Солнце давно взошло, лучи заиграли на металле и стекле отдыхающей машины, Ириска разглядела «Бандуру» во всей красе и призналась себе, что никогда раньше не видела ничего подобного.
Летающий агрегат Петровича походил на самолёт, к которому присоединили дирижабль, после чего два раза уронили, растоптали, завернули в фольгу, перемотали изолентой, обработали на токарном станке, покрасили, поставили новые дверцы, скрестили с вертолётом и получили золотую медаль на выставке «Что можно сделать из нестарого пылесоса с помощью крестовой отвёртки и богатой фантазии».
Машина пыхтела, шумела, гремела, летала, показывала время, варила кофе, предсказывала погоду и умела делать ещё кучу полезных дел, о которых Авессалом давно забыл, потому что никогда не заглядывал в собственноручно составленную инструкцию по эксплуатации.
Мыши и крылоцапы разбили пять иллюминаторов – их Петрович заменил в самом начале ремонта; в двадцати местах порвали баллон с лёгким газом – прорехи инженер обработал паяльной лампой, и баллон стал как новый; и повредили один из правых двигателей, прогрев которого после починки и вызвал неудовольствие Страуса.
– Теперь, кажется, всё в порядке. – Авессалом довольно улыбнулся. – Работает как надо!
– Она у тебя не работает, а ревёт и постукивает, – хихикнула вредная птица. – Надрывается…
Спасшись от ночных гадов, Дикий пришёл в себя и вернулся к прежней, нахальной манере поведения. Однако в лице Петровича Страус встретил достойного противника.
– Зато моя «Бандура» летает, в отличие от некоторых, – язвительно сообщил инженер.
– Зато у неё нет мозгов! – вновь закипел Хиша, оскорблённый в лучших чувствах.
– Мозги есть у меня.
– И выглядит твоя телега страшно!
– Видел бы ты себя со стороны, – хихикнул Авессалом. – Ты когда последний раз причёсывался?
– У меня перья, а не волосы!
– Ты их выщипываешь?
Было видно, что удачно завершившийся ремонт вернул инженеру хорошее настроение и он готов спорить с птицей хоть до следующего утра. Нужно было прекращать их болтовню, поэтому Ириска громко задала вопрос:
– Дядя Петрович, вы волшебник?
И сама удивилась, как странно это прозвучало. Вроде бы ей уже объяснили, что Прелесть наполнена магией; вроде бы она уже видела огромных размеров Барсука, а сейчас путешествует в компании Страуса; вроде бы её саму назвали феей, только как нужно колдовать, она забыла… Вроде бы всё так, но Ириска ещё не привыкла к новой реальности, не вспомнила её и потому смущалась, расспрашивая инженера о простых, в общем-то, вещах.
– Нет, я не волшебник, – спокойно ответил Авессалом. – А почему ты интересуешься?
– Не могу понять, как «Бандура» летает без магии, – честно призналась девочка.
– Силой ума, – важно ответил Петрович и нахмурился на Страуса, который издавал сдавленные звуки, изо всех сил стараясь удержать рвущийся хохот. – Я имею в виду, что лично изобрёл и построил эту великолепную машину – первый в истории самовертожабль оригинальной конструкции.
– Таких не бывает, – помолчав, сообщила Ириска.
– Самолётная жаба, – простонал задыхающийся от едва сдерживаемого смеха Дикий.
– Ты на нём только что летела, девочка, – строго ответил инженер, проигнорировав птичье высказывание.
– Я – фея.
– Тогда наколдуй мне ключ на тридцать два – нужно привинтить кожух.
– Я… – Ириска развела руками. – Я забыла, как это делается. В смысле – как творить волшебство.
– Тогда подай ключ из сумки с инструментом.
Девочка вздохнула, но подчинилась: присела к большой сумке, на боку которой виднелось свежее масляное пятно, и принялась искать нужный ключ.
Пораженный такой покладистостью Хиша удивлённо щёлкнул клювом, но промолчал.
Петрович широко улыбнулся.
Выглядел он солидно и даже немного грозно, во всяком случае, именно так показалось Ириске, и главная причина грозности заключалась в бороде: у Петровича она была густой, окладистой и чёрной как смоль. Борода, большие усы, густые брови над чёрными глазами, крупный крючковатый нос – всё это делало изобретателя похожим на пирата или злого колдуна. Нет, наверное, именно на пирата, потому что в левом ухе Авессалом носил золотую серьгу. Её Хиша с Ириской увидели, когда он снял шлем. И тогда же выяснилось, что голова у инженера лысая, словно колено, и он сразу перестал выглядеть грозным, показался милым и чуточку смешным.