Амалия подняла на меня глаза и слегка изменившимся голосом промолвила:
– Я внимательно вас слушаю. Так вы знаете, у кого сейчас находятся чертежи?
ГЛАВА XXXV
– Попутчик, – сказал я.
– Что, простите? – вскинула брови баронесса Корф.
– Дело в том, что... – Я замялся. – Эта мысль пришла мне в голову еще в имении Веневитиновых. Я думал о поезде, о людях, которые едут в одном вагоне, и, мне кажется, догадался, кто мог забрать чертежи.
– Продолжайте, – необычайно любезным тоном произнесла баронесса.
Я вздохнул и потер рукою лоб.
– Мы установили, что вора, Василия Столетова, убили Клаус Леманн и Фрида Келлер. Так?
– Так, – кивнула Амалия. – Они не хотели его убивать, собственно говоря. То есть, – со смешком поправилась она, – убили бы, но позже. Когда он рассказал бы им, куда дел украденные чертежи.
– Но он, судя по всему, не успел сделать этого, – сказал я. – Более того, он выпал из вагона, сломав себе шею, что сделало дальнейшие расспросы совершенно невозможными.
Баронесса улыбнулась. Ее глаза были по-прежнему прикованы к моему лицу.
– Вы случаем не пишете романов? Нет? Жаль. Иногда вы выражаетесь как по писаному. Советую вам подумать, в конце концов, литературное поприще – далеко не самое худшее из возможных... Продолжайте, прошу вас.
Я не стал говорить ей, что уже начал записки по мотивам двух дел, с которыми мне довелось столкнуться в нынешнее лето. А просто продолжил:
– Я вижу происшедшее так. Леманн схватил Столетова и стал требовать от него, чтобы он вернул чертежи. Но Столетов, который даже не понял, какую ценность представляют попавшие к нему бумаги, никак не мог взять в толк, чего от него хотят.
– Он кричал, что честный человек и никакой не вор и что он немедленно вызовет кондуктора, – задумчиво проговорила Амалия Корф, и ее глаза сузились. – Грозил... то есть я думаю, что он так делал, судя из описания его характера... что обратится в полицию. Но, конечно же, его ответы совсем не устраивали господина Леманна и его спутницу.
– И Леманн стал его душить, – подхватил я, – крича, что, если он не вернет чертежи, его убьют. Было много шуму, и слово «чертежи» повторялось очень часто. Большинство пассажиров, считая, что имеет место обыкновенный скандал, попрятались в купе, однако кое-кто из них слышал слова, которыми обменивались Столетов и его мучители. И сделал соответствующие выводы.
– Вам положительно надо работать в Особой службе, сударь, – усмехнулась Амалия. – А дальше?
– Дальше не было ничего интересного, – сказал я. – Похоже, господин Леманн немного переборщил, и Столетов выпал из вагона. На следующей станции немцы поспешно вышли, так как боялись, что убийство обнаружится. А тот, кто слышал перепалку и понял, в чем дело, спокойно поехал дальше. В Петербурге он явился к Китти, забрал чертежи и... и все.
– Откуда же он знал, что бумаги у Китти? – осведомилась Амалия, прямо-таки обжигая меня взглядом.
– Он был знакомым Столетова и знал его привычки, – отвечал я. – Кроме того, вор пытался продать ему одну вещь, которую нашел в том чемодане.
Амалия усмехнулась.
– Вы имеете в виду паспорт? – спросила она.
– Да, – сказал я. – Господин, скупающий ненужную бумагу, который явился к Китти, господин, непохожий на старьевщика, – Альфред. Он слышал все, что тогда происходило в поезде, и сделал свои выводы. Он понял, что украденные бумаги стоят огромных денег, и решил сорвать куш.
– А почему тот господин не пытался вступиться за Столетова? – прищурилась Амалия. – Ведь он же должен был понимать, чем все может закончиться для его друга.
– Друга? – Я пожал плечами. – Не преувеличивайте, баронесса. У воров не бывает друзей.
– Как и у всех остальных людей в нашем мире, – вздохнула Амалия и полезла в сумочку. – Благодарю вас, господин Марсильяк. Ваш рассказ был чрезвычайно интересен, но...
И баронесса протянула мне бумажку, на которой было написано: «Альфред», причем слово было несколько раз подчеркнуто и к тому же обведено жирной чертой.
– Вы уже догадались? – только и мог вымолвить я.
Амалия спрятала бумажку, загадочно улыбнулась.
– Хоть это и было не слишком легко, поскольку господин Леманн не без вашей помощи лишил нас самого ценного свидетеля, – сказала она и покосилась на меня.
– Значит, вы едете в Петербург искать Альфреда? – спросил я. – Но мы не знаем, где именно он может находиться. Кондуктор, к примеру, упоминал, что Альфред ехал из Москвы.
Амалия вздохнула и без малейшего смущения призналась:
– Да, его будет нелегко найти. А вы? Как бы действовали вы на моем месте?
Я немного поразмыслил:
– Похоже на то, что Альфред – темная личность, и в столичной сыскной полиции его должны знать. Если Альфред – имя, то... Не так уж много Альфредов в нашей империи, согласитесь. Но, скорее всего, это кличка, и она опять-таки должна быть известна сотрудникам сыска. Перво-наперво я бы пошел к Диме Водянцеву, мы с ним вместе учились в университете. Он сейчас как раз работает в санкт-петербургской уголовной полиции. Думаю, у него я бы навел нужные мне справки, а дальше было бы видно.
Амалия улыбнулась:
– Великолепно. Просто замечательно. Должна признаться, что ваше рвение уже в который раз может сослужить мне добрую службу. Вы поедете со мной в Петербург?
Предложение прозвучало так неожиданно, что поначалу я даже растерялся.
– Вы полагаете, я смогу быть вам полезен?
– Конечно, – очень спокойно отвечала баронесса Корф. – Прежде всего вы уже находитесь в курсе всего дела, а у меня есть свои причины не посвящать в него лишних людей. И потом, учитывая ваши подозрения относительно мадемуазель Плесси... – Она усмехнулась и с улыбкой прибавила: – В конце концов, кто-то же должен меня охранять.
Самого главного, конечно же, она не сказала – того, что, по-видимому, собиралась удерживать меня в поле зрения, чтобы я не мог проболтаться о своем открытии кому-нибудь другому. И тем не менее я не колебался ни единой секунды.
– Сочту за честь ехать с вами, баронесса.
– Прекрасно, – отозвалась Амалия Корф. – У вас есть с собой деньги? Вот и отлично. Проедемся вместе первым классом.
* * *– И все же я оказался прав, – сказал я. – Альфред – не имя, а прозвище.
...От Москвы до Петербурга, как известно решительно каждому гимназисту, имеющему дело с учебником арифметики, 604 версты, а от Глухова до Петербурга – значительно меньше. Будь я романистом, то не преминул бы начинить эти версты леденящими душу опасностями и невероятными приключениями. Да куда мне! Никто, решительно никто не покушался ни на меня, ни на баронессу Корф во время нашего путешествия. Не было ни отравы, подсыпанной тайком в кофе, ни смертоносных стрел, смазанных ядом кураре, ни попыток удушения. Ничего. Я спал вполглаза, несколько раз выходил в коридор, но так и не встретил никого, похожего на загадочную Изабель Плесси или на высокого молчаливого господина по фамилии Леманн. Впору было разочароваться в важности нашей миссии.
По прибытии в Петербург я предложил отправиться в гостиницу, но баронесса отказалась. По ее словам, она ставила дело превыше всего, и, не скрою, такой подход очень мне импонировал. Так что я с легкой душой отправился на встречу со своим университетским приятелем.
– Ну что он вам сказал? – нетерпеливо спросила баронесса Корф, которая в карете дожидалась моего возвращения.
– На самом деле человек, который нас интересует, вовсе не Альфред, а Збигнев Вишневский, – ответил я. – Альфред – прозвище, у него, видите ли, был попугай с таким именем, в котором он души не чаял.
– Понятно, хотя такие подробности и не имеют отношения к делу, – сухо обронила баронесса. – Где он живет, этот господин?
– Когда он в Петербурге, то живет в собственной квартире в доме Берггольц, – доложил я и назвал адрес. – Да, мой знакомый предупредил меня, что месье Альфред – человек довольно непредсказуемого нрава. Он аферист, игрок, прекрасно стреляет из пистолета и, по слухам, входит в шулерскую шайку некоего Рубинштейна. Падок до денег, многократно уходил от суда, вхож во многие приличные дома...
– Мелочи мне неинтересны, – прервала меня баронесса и достала из сумочки револьвер. Но тут карету занесло, Амалия ударилась раненым плечом о стенку и охнула, выронив оружие.
– Осторожнее, – сказал я, возвращая ей револьвер. – Вам стоит поберечь его до поры до времени. Альфред подозревается в нескольких убийствах, и, если правда то, что мне о нем сказали, так просто он чертежи не отдаст.
– В самом деле? – усмехнулась баронесса, пряча оружие. – Впрочем, я полагаю, нам вдвоем его будет проще переубедить. – И она велела кучеру везти нас к дому Берггольц.
* * *Месье Альфред, он же пан Вишневский, занимал прекрасную просторную квартиру в бельэтаже. Швейцар внизу сказал, что жилец уже три дня как уехал в Москву, и не желал пропускать нас, однако магические слова «сыскная полиция» заставили его подчиниться.
На площадке второго этажа были всего две двери. На одной висела табличка «Иннокентий Говорков, адвокат». На второй значилось, что здесь проживает тот человек, который был нам нужен. Я позвонил. Ни шороха. Ни звука...
– Что, и правда никого нет? – спросила баронесса, нервно кусая губы.
Я позвонил и на всякий случай еще и постучал в дверь. У Говоркова заиграл рояль, но мелодия вскоре оборвалась.
– Может, высадить дверь? – предложила моя спутница.
– Но у нас нет предписания об обыске, госпожа баронесса, – ответил я.
Амалия поглядела на меня. В ее взоре мне, бог весть почему, почудилась насмешка.
– Вот как? Значит, вы ставите какие-то предписания превыше благополучия империи?
– Я вовсе не то имел в виду, госпожа Корф. Но я слуга закона. Такой же, как и вы.
Судя по лицу баронессы, она собиралась сказать мне какую-то колкость, но в это мгновение раздался легкий скрип. Дверь квартиры Альфреда приотворилась. Амалия отпрянула и выхватила оружие. Я тоже на всякий случай отскочил к стене.
– Кто здесь? – быстро спросил я. Сердце мое колотилось как бешеное. – Господин Вишневский?
Ни звука в ответ. Я напряг слух, и мне показалось, что я слышу что-то вроде шагов человека, удаляющегося на цыпочках. Мы с моей спутницей переглянулись.
– Думаете, это ловушка? – тихо спросила она.
– Не знаю, – ответил я и распахнул дверь. За ней никого не было. – Я пойду первым, – сказал я, вынимая револьвер, доставшийся мне от мадемуазель Плесси.
– Я за вами, – быстро ответила Амалия.
Квартира была роскошная, со вкусом обставленная. Всюду старинная мебель, позолота, большие зеркала... В общем, судя по тому, что я видел, дела у шулера и афериста шли весьма неплохо. И, хотя я всюду ожидал встретить засаду и старался передвигаться с максимальной осторожностью, в первых пяти комнатах мы не обнаружили ни души.
– Но ведь кто-то же открыл нам дверь, – вырвалось у Амалии. – Когда мы пришли сюда, она совершенно точно была заперта!
Ответ на мучивший нас обоих вопрос обнаружился в последней комнате. И принял он облик пухлолицего морковно-рыжего господина, щегольски одетого, в цилиндре, с тросточкой в руках. Он небрежно развалился в кресле, и его глаза оглядывали нас с явной усмешкой.
– Э-э... Господин Вишневский? – пробормотал я, на всякий случай перехватывая револьвер поудобнее.
– Нет, – ответил незнакомец с улыбкой, от которой на его щеках появились и исчезли ямочки. – Меня зовут Акробат.
Он ни капли не походил на акробата – скорее уж на довольного рыжего кота, объевшегося сметаны. Физиономия у Акробата была круглая, кожа – белая, как у большинства рыжих, а глаза – серые, плутовские. Он ничуть не боялся оружия в наших руках, и уже одно это должно было настораживать.
– Мы ищем Альфреда, – сказала Амалия. – Раз уж вы находитесь в его квартире, то, может быть, объясните нам, где он находится?
– Вы баронесса Корф? – вопросом на вопрос ответил странный человек. – Баронесса Амалия Корф?
– Не вижу смысла отрицать, – сухо ответила моя спутница. – А что?
– Не могли бы вы убрать это... – Мужчина в кресле сделал жест тросточкой, показывая, что наши револьверы ужасно ему мешают. – Я как-то больше привык общаться с хорошими людьми без оружия, знаете ли.
Амалия вопросительно поглядела на меня. Я быстро окинул взглядом комнату и, убедившись, что, кроме рыжего господина, в ней никого нет, убрал револьвер. Амалия опустила руку с оружием, не переставая, однако, следить за человеком в кресле.
– Нам нужен Альфред, – повторила она. – Или Збигнев Вишневский, называйте его как хотите.
– О, Альфред с некоторых пор многим нужен, – оживился Акробат. – Вы ищете чертежи, верно?
Вопрос прозвучал настолько неожиданно, что я даже немного растерялся.
– Какие чертежи? – Баронесса Корф и бровью не повела. Положительно, эта женщина владела собой куда лучше, чем я.
– Ну, баронесса... – протянул рыжий. – Всем известно, что именно вам было поручено их отыскать. И мой хозяин поручил мне упростить вашу задачу.
– Ваш хозяин?
– Господин Рубинштейн, – пояснил рыжий. – Он знал, что рано или поздно вы поймете, кто взял чертежи, и придете сюда. И попросил меня передать вам послание.
Амалия нахмурилась. Тонкая поперечная морщинка прорезала ее переносицу.
– Ему нужны деньги? – резко спросила она. – Сколько?
Рыжий вздохнул.
– Боюсь, баронесса, мы с вами не поняли друг друга. Чертежи и в самом деле находятся у моего хозяина, но они не продаются. Видите ли, господин Рубинштейн и так достаточно богат, – со смешком пояснил наш странный собеседник. – Он наслышан о ваших подвигах... и вашей красоте, поэтому готов уступить вам их бесплатно. При одном условии – если вы обыграете его в карты.
– Что? – вырвалось у меня.
– Что? – одновременно со мной вопросила ошеломленная баронесса.
– Сегодня вечером в особняке господина Рубинштейна в одиннадцать часов, – спокойно ответил рыжий. – Если вы обыграете моего хозяина, то получите чертежи, которые вам так нужны. Если же он обыграет вас – не взыщите, но чертежей вы не увидите. Кстати, моему хозяину прекрасно известно, что у вас есть очень влиятельные друзья. Так вот, если вы попытаетесь обмануть его и, скажем так, испортить игру, он уничтожит чертежи прежде, чем ваши друзья доберутся до них. Понятно?
– Вздор какой-то, – недоуменно покачал я головой. – Рубинштейн – известный шулер, он в любом случае выиграет. Не слушайте его, Амалия! Это просто глупо!
– Мой хозяин ручается, – важно заявил рыжий, – что игра будет честной.
– И мы должны ему верить? – фыркнул я. – Да игра – просто ловушка!
Рыжий вздохнул. На лице его была написана откровенная скука.
– Если бы мой хозяин хотел вас убить, он легко мог сделать так, чтобы вы не вышли за пределы этой квартиры, – заметил он в пространство. – Если вы опасаетесь за свою жизнь, то смею вас уверить, что сегодня у господина Рубинштейна состоится большой вечер, приглашено более двухсот человек гостей. Так что вы и ваш друг будете в полной безопасности, госпожа баронесса. Если, конечно, послушаетесь меня и сделаете то, что я скажу. Вы и господин – простите, не знаю вашего имени – можете свободно пройти в особняк, но известить кого бы то ни было об игре не сможете.
Амалия, кусая губы, сосредоточенно смотрела на него.
– Все должно быть честно, – прибавил рыжий, ухмыляясь. – И не сомневайтесь, мы будем пристально следить за каждым вашим шагом.
– А если я откажусь? – внезапно спросила баронесса. – Что тогда?
Рыжий укоризненно покачал головой:
– Тогда вы никогда не увидите чертежей. И вашей родине придется очень, очень несладко.
Амалия нахмурилась.
– Может быть, ваш хозяин все-таки возьмет деньги? Есть, знаете ли, суммы, которые могут смутить даже самого богатого человека, – со значением прибавила она.
– Нет, – безмятежно отвечал рыжий. – Мой хозяин любит игру, и ему нравятся красивые женщины. Именно поэтому он и решил сыграть с вами. Можете считать, что вам повезло – будь мой хозяин человеком другого склада, он бы давно продал бумаги немцам или австрийцам. И никто бы его не упрекнул, ведь вы сами виноваты, что не сумели его опередить.
– Ну это еще не поздно исправить, – проговорила Амалия, поднимая револьвер.
Возможно, она хотела запугать нашего собеседника, однако же рыжий оказался человеком не робкого десятка. Миг – и цилиндр, пущенный с силой, летит в Амалию, трость – в окно, так что стекло разлетается на мелкие куски, и вот уже Акробат спрыгивает с подоконника вниз во двор.
– Черт побери! – ошеломленно воскликнул я, и мы оба с Амалией бросились к окну.
Рыжий подобрал свою трость, издевательски раскланялся и, прежде чем мы успели что-либо предпринять, скрылся за углом дома.
– Вот негодяй! – бессильно обронила Амалия.
Мне было нечего добавить к ее словам, и поэтому я промолчал.
– Н-да, в хорошенькое я попала положеньице, – буркнула моя спутница. – Сколько у нас времени до одиннадцати часов?
ГЛАВА XXXVI
– Вы намерены принять его условия? – я не верил своим ушам.
– А что, у меня есть какой-то выбор? – с некоторым раздражением в голосе ответила моя Амалия. – Вы забываете о том, какую важность имеют чертежи.
– Напротив, ни секунды не забываю, баронесса, – возразил я. – И мне представляется, что карточная игра, в которой на кон поставлены известные вам восемь листков, придумана Рубинштейном только для отвода глаз, а на самом деле чертежи уже давно проданы неизвестному лицу или лицам, которые заинтересованы в ослаблении Российской империи.
– Вы так полагаете? – спросила баронесса Корф.
– Просто уверен.
– Что ж, возможно, вы правы. А возможно, и нет, – отозвалась она. – Но пока есть хоть один шанс заполучить чертежи, я должна его использовать. – Она дружески взяла меня под руку, и мы зашагали к выходу из квартиры. – Подумайте сами: к чему столько хлопот? Зачем было посылать сюда Акробата, который дожидался именно моего прихода? Ведь вспомните, дверь отворилась как раз после того, как вы назвали мое имя. Для чего вызывать на игру, выставлять условия и вообще затевать все это? Если бы Рубинштейн хотел просто продать чертежи, он бы не стал предпринимать столько усилий даже для отвода глаз. Да, мы-то с вами знаем, что Альфред, получив чертежи от Китти, отнес их своему хозяину, но, уверяю вас, никакой суд не принял бы в соображение наши слова в качестве доказательства.