Юлька оторопела, но вполне четко промямлила:
– В сумасшедшем доме? Нет. Не застолбили. Здесь каждый сходит с ума по-своему, но считает себя умнее других…
К этому моменту я и подоспела, с легкомысленным видом размахивая босоножками. Неужели подруга не понимает, что подобные разговоры при местной жительнице – благодатная почва для новых нелепых слухов. Нахмурившись и глядя в упор на Юльку, Верочка верстала в уме свою версию услышанного.
– Все-таки замечательно прошлись! – беззаботно сказала я. – Спасибо тебе, Веруня. Никогда еще не выгуливала козлов на поводке. В доме ужасная обстановка – все так близко приняли к сердцу смерть юбилярши.
– Какую смерть!!! – сорвалась с цепи временного замешательства Юлька и, запрокинув голову, дико захохотала.
Мы как по команде шарахнулись в сторону. Девица определенно права – здесь каждый сходит с ума по-своему. Интересно, какой способ избрал мой муж – хирург Ефимов.
– Ир, дай ей слегка кулаком по башке, – слегка подтолкнула меня вперед Наташка. – Пусть присядет, подумает… Я бы и сама, но у меня кулак… короче, знаешь какой…
– Я-а-а… Я никогда не била детей…
– Так то своих! И когда-нибудь надо же начинать. Будешь учиться на чужих… ошибках, допущенных в ходе воспитания молодежи. Не пойму, эта молодежная единица издевается над нами или старается развеселить?
Юлька резко оборвала хохот:
– Сами вы!.. Как не знаю кто… Дмитрию Николаевичу следователь звонил. Говорю же вам, бабуля опять ожила. Первый случай, когда патологоанатома труп обозвал Марой и потребовал включить обогреватель, а заодно поднять с пола одеяло.
– Желание клиента – закон, – пробормотала я, с усилием потирая виски.
– Ага… Только патологоанатом его не выполнил. – Юлька прерывисто вздохнула, слова посыпались из нее как горох. – За него это другие сделали. Он, когда оклемался, не стал вступать в перепалку с клиенткой. Обозвал ее… Вроде престарелой аферисткой. И, закрыв за собой дверь на ключ, отправился скандалить с начальством. Думал – чей-то злой розыгрыш. Наверное, язык пробуксовывал. У главврача как раз следователь сидел, главврач патологоанатома из кабинета выставил – решил, что пьяный, а у того давление выше крыши подскочило, чуть по месту службы не определился. Наша бабуля привыкла, что ее требования выполняются Марой незамедлительно, и вдруг облом! Ну она и развылась из-за закрытой двери, обзывая Мару мерзавкой и… Впрочем, это не важно. Главное, орать во всю мощь сил у нее еще не было. Два санитара, явившиеся с гробом готовить ранее поступившего покойника к завтрашнему выносу для похорон, в этот гроб и загремели. Вся больница на уши встала. Как выяснилось, с бабулей случился этот… Не помню какой, но шок.
– Неужели опять умерла? – затаив дыхание, спросила Верочка.
– С чего вы взяли? Умер врач со «скорой», который сюда по вызову приезжал. И то только как специалист. Он сам об этом сообщил. А Дмитрий Николаевич сказал, что он тоже умер, скинул с багажника машины папину лодку, сел за руль и покатил в больницу. А бабуля, узнав, что моя мамуля лежит рядышком – в кардиологии, требует, чтобы она перестала притворяться и немедленно привезла ей из дома самое необходимое. Сашеньку с Юриком задействовать нельзя – им надо отдыхать, а мне она не доверяет из-за моей легкомысленности. Борис Иванович плюнул, в одиночку переволок лодку через весь участок к воде, а пока бегал за удочками и за собакой, лодка у него прямо на привязи у берега и затонула. Почти как ее резиновые предшественницы у моего папочки.
Тут же выяснилось, что сам папочка с дядей Сашей опять выпили «по последнему глоточку» за здравие бабули и несут всякую ахинею. Такого бреда девушка еще не слышала. Ксюшка, выползшая из своей комнаты с больной головой, передралась с Антоном, даже не успев познакомиться. Она единственная не знала о приезде Анны Петровны с племянником – как-то заспала этот момент. Причина драки – внезапно вспыхнувшая жалость к Басурману. Ксения застала Антошу на кухне, гоняющимся за перепуганным котом. Басурман, будучи озадаченным отсутствием привычного лотка, впрыгнул мирно читающему на лавке Антону на колени и, пользуясь его ласковыми поглаживаниями, нагадил ему прямо на брюки. Ясное дело, не гадить же на колени другим, признанным за «своих» еще с пятницы.
Ксению не смутили даже интеллигентные очки Антона. Подумала (если вообще подумала), что молодой человек – местный вор-котоед. Ну и шарахнула его. Под руку, на свою беду, подвернулся Данька. За пару минут до этого его разбудил Борис Иванович, явившийся за собакой. Едва успев переступить порог, Данька был сбит с ног чумным Басурманом, с торжествующим воплем выскочившим на свободу. Ну а далее юношу задействовала Ксюша. Точным ударом направила прямо в племянника Анны Петровны. Однако племянник ловко увернулся. Данька, врезавшись в холодильник, к которому, собственно, направлялся, был подхвачен Антошей в тот момент, когда собрался присесть на пол, и бумерангом возвращен Ксюшке. Так и летал от одной к другому, пересчитывая своим многострадальным телом все, что мешало нормальному полету. Пока на какофонию диких криков не принеслась Юлька, водившая Анну Петровну с обзорной экскурсией по участку.
Даньку удалось отбить, но междоусобная война между сторонами не прекратилась. Сначала перешла в словесную перепалку. Чаще всего звучали требования, чтобы и духа противной стороны не было в этом доме. Затем по мере накопления взаимных обид последовало возобновление рукоприкладства. Чем там дело кончилось – не известно. Может, Анна Петровна подоспела, и теперь швыряются ею?
Юлька вывела спасенного Даньку на улицу и усадила на ступеньки крыльца. Есть серьезные опасения, что к его старым ранам добавился перелом реберных костей.
– Замечательно! – восхитилась Наташка. – Предлагаю произвести ревизию новых Данькиных приобретений, тщательно пересчитать ему все ребра на предмет их целостности и уж затем принимать решение насчет поездки в больницу. Честно говоря, меня немного смущает тот факт, что она становится семейной лечебницей Брусиловых. Насколько я поняла, Даньку формально уже можно считать членом вашей семьи.
Юлька задумалась. И этот момент Веруня выбрала в качестве самого подходящего, чтобы откланяться. Кажется, ей не терпелось развеять в деревне миф о скоропостижной кончине живучей старухи Брусиловой. Во всяком случае, она согласно кивнула Наталье, посоветовавшей ей навестить вредного дедулю Анатольича и поведать ему и его подружкам, что слишком вредных старушек даже смерть не берет. Никакой Лешак повестками на тот свет не поможет…
Данька на крыльце не торчал. Из дома доносились неразборчивые тирады на повышенных тонах.
– Самоубийца! – ахнула Наташка. – В его состоянии сводить счеты…
Но тут дверь распахнулась, и на площадку крыльца в одной связке и с взаимными оскорблениями выкатились Ксюша с Антоном.
– Бли-ин… – протянула Наташка. – Наглядный пример равноправия полов. Наша девушка ни в чем не уступает своему оппоненту. Во, волтузит его по крылечку! Кажется, собирается размазать Антошу по вагонке. Декупаж!
– Надо же… Решили вынести друг друга на широкий суд общественности, – автоматически отозвалась я и предложила Наталье с Юлькой посторониться. Столь «тесным» отношениям дерущихся требуется оперативный простор. Как скатятся по ступенькам, как начнут топтаться по нашим поверженным телам…
Наташка тут же согласилась. С точки зрения безопасности мой взгляд со стороны самый верный. Подхватив под руки, подруга увлекла нас с Юлькой за собой в правильном направлении – на лавочку к забору. Какое-то время мы молча, без комментариев наблюдали потасовку сбрендившей парочки. Никто из потасовщиков не решался прекратить наступление, ибо каждый считал свои действия оборонительными. В конце концов этот боевик надоел, тем более что из сада-огорода показались Анна Петровна с прихрамывающим Данькой. Забор из металлической сетки-рабицы позволял отметить суровое и решительное выражение их лиц.
Наташка поднялась, подбоченилась, и я, подав пример Юльке, моментально зажала уши: ее «Брейк!!!» по силе звучания сродни артиллерийскому залпу. Однажды в молодости мне не посчастливилось оценить оглушительность этого «бабаха» на праздничном салюте. Движимая стремлением занять лучшее место в огромной толпе зевак на Ленинских горах, я отпочковалась от друзей и протиснулась на максимально дозволенное расстояние к орудиям. Единственным утешением являлось то, что не одна я такая, рядом визжали еще трое. С такой быстротой я никогда не бегала…
Участники боя без правил слетели с крыльца и распались.
– Вам что, для выяснения отношений орального способа мало? – сурово, но уже не так громко обратилась к ним Наталья и слегка запнулась. – Я имею в виду, что орать можно, сколько угодно, только мирным путем, без рукоприкладства. И в строго отведенном месте. – Широким жестом подруга указала на лес. – Здесь нельзя. Рыбу вместе с моим мужем испугаете.
– В лесу орать тоже нельзя, листья облетят, – строго добавила я. – Пусть возвращаются туда, откуда пошло взаимонепонимание.
– Куда «туда»? – тупо спросила Ксюша, пытаясь застегнуть легкий халатик на отсутствующие пуговицы. Потерявший очки Антоша нервно хлопал себя по карманам брюк, близоруко щурился и виновато улыбался. От обоих исходил убойный запах кошачьей мочи.
– Ну, я не знаю… Наверное, в столицу. Или еще дальше. Так активно мутузить друг друга могли только люди, испытывающие давнюю и взаимную ненависть.
– Да я этого типа первый раз в жизни вижу! – неожиданно всхлипнула Ксюша. – Откуда он вообще здесь взялся? А еще очки надел! На женщину – с кулаками…
– Это ты-то женщина?! – От возмущения голос Антоши сорвался. – Кошка драная!
– Вот видите! – с новой силой завопила Ксюша. – Будете свидетелями. Почему я должна терпеть оскорбления от всякого…
– Заткнулись оба! – рявкнула Наташка.
– Никаких оскорблений мы не слышали, – поспешно вмешалась я, стараясь занять подветренную сторону. – Виновата неприличная басурманская выходка. Кошка – символ домашнего уюта и тепла. Милое домашнее животное. А термин «драная» – простая констатация факта. Ксения, у тебя же все пуговицы на халате «с мясом» выдраны. Вот и получается, что Антоша прав – ты милое домашнее животное, немного… драное.
– Хватит им обмениваться словесными оплеухами! Надоело все до чертиков! С чего вы оба так завелись? Ну-ка, расступились! Ир, я пройду к Даньке, вдруг эта двухместная банда серьезно его повредила. Бедняга даже не решается выйти из сеточного оцепления. А ты пока помоги им найти хоть что-то общее. Хотя бы кретинизм. Может, объединятся для мирных свершений. Юль, ты со мной?
– В огонь и в воду! – уважительно отозвалась Юлька и шмыгнула под руку к Наталье. Оппозиционеры послушно расступились и, проводив их глазами, уставились на меня.
– Похоже, на нашу долю остались только медные трубы, – вздохнула я. – Правда, б.у. Будем считать, что вы свое уже «оттрубили». Подробности узнаете из местных деревенских новостей. Причем такие, о которых даже не подозреваете. Над поводом к объединению задумываться не будем, он о себе сам заявил: кошачья моча, которая явно ударила вам в голову. С таким «амбре» суждено быть изгоями в нашем обществе.
– Надо же… – Наклонив голову, Ксюша расстроено принюхалась к полам своего халата. – Правда, воняет… А я думала, что запах только от этого козла. – Девушка кивнула на Антошу.
Огрызнуться он не успел, я быстро его заткнула, сообщив, что козел тоже замечательное домашнее животное. Заодно поведала о причинной связи между Басурманом и запахом.
– Это не кот, а стихийное бедствие. Но ничего страшного, – раздобрилась Ксюша. – Скажите этому, пусть снимет одежду, я простирну ее после своей.
– Скажу. – И я повернулась к Антоше.
– Передайте девушке мою благодарность, но я привык со всеми своими трудностями справляться сам.
– Передам, – легко согласилась я. – Только дождусь попутного ветра.
Чувствуя, что конфликт улажен, я отправилась за подругой. Успела заметить, как она помогла Анне Петровне спуститься с наблюдательного пункта – опрокинутого вверх дном ведра и прошествовать в садовый домик, куда Юлька потащила своего жениха. Я подоспела как раз к подведению итогов.
– Борьба за выживаемость закаляет настоящих мужчин! – одобрительно похлопывая Даньку по здоровому плечу, торжественно доложила всем Наташка. – Молодец! Ребра в этой борьбе не были задействованы. Работал головой, руками и ногами. Анна Петровна, спасибо ей большое, смыла с парня кровавые следы побоища, в котором он оказался третьим лишним. Короче, пара дополнительно заработанных Данькой синяков общую картину его старых побитостей и потертостей не портят. Я бы даже сказала, оживляют. Нос, конечно, в ближайшее время надо поберечь, иначе он радикально изменит свою форму, как после очередной неудачной пластической операции. Надо же… «Вы помните, каким он парнем был?» Я уже нет. Не знаю, стоит ли Даньке считать утешением бесплатность услуги. Сам себе пластический хирург.
Я подумала и высказалась: «Не стоит!» Следующее короткометражное раздумье заставило меня сделать молодой паре предложение: как можно скорее покинуть дачную обитель. Интуиция подсказывала, что вскоре этот райский уголок захлестнет волна новых неприятных событий. Не исключено, что минувшие покажутся невинными развлечениями.
По-моему, Данька не возражал. Сколько можно настоящему мужчине закаляться в борьбе за выживание? Он вопросительно посмотрел на Юльку. Девушка даже не раздумывала – до тех пор, пока маму и бабушку не выпишут из больницы, ее место здесь, рядышком с ними. Без них она сирота. Данька еле заметно вздохнул. То ли с сожалением, то ли с облегчением. Словом, вздохнул. И дал мне серьезный повод для новых раздумий.
3
К восьми часам вечера я всерьез обеспокоилась отсутствием мужа, тем паче, что на мобильные звонки он не отвечал. Возможно, в силу укоренившейся привычки в первые три дня отпуска отключать телефон, прячась от домогательств коллег – не хотел чувствовать себя на работе. По истечении трех дней домогался коллег сам.
К половине десятого я уже раскаялась во всех мыслимых и немыслимых грехах и пришла к выводу, что испортила бедному Димке жизнь. В результате дала себе твердое обещание: если он восвояси вернется, жить исключительно по его канонам. В следующие пять минут реально представила себе эту жизнь праведницы и испуганно взяла свое твердое обещание обратно. Далее какое-то время жалела только себя. Со стороны мужа форменное издевательство играть в молчанку, в то время как мое волнение за него выходит из берегов. К половине одиннадцатого решила вообще ни о чем не думать. Вдруг и вправду что-то случилось, а я тут…
Мы с Наташкой сидели на кухне вдвоем и развлекали себя разговорами, перемалывая новости научных прогнозов в плане перспективы развития человечества. Созданная картина радовала тем, что мы живем именно в свое время. Навязанный экологическими проблемами и эволюционной целесообразностью будущий эталон женской красоты ужасал: узкие глаза – щелочки (китайцы отдыхают!), нос, которому обзавидовались бы хрюшки, уши – локаторы и огромный безволосый череп. Как выяснилось, волосы в будущем как-то ни к чему. С другой стороны, мужская часть взяла за правило лысеть, перешагнув из первобытно-общинного строя в рабовладельческий. И ничего. Все еще держатся.
Дмитрий Николаевич вернулся в начале двенадцатого. Визуально определяя его настроение, никак не могла избавиться от наваждения. Так и мерещилась у него на груди табличка с предупреждающей надписью: «Не влезай с расспросами – убьёт!» Я и не влезала. Димка не может молча страдать в одиночестве. Вместе с ним, но так же молча обязаны страдать близкие люди. В первую очередь я. Как правило, исход страданий одинаков. Димка постепенно осознает, что жизнь продолжается, а после ужина продолжается даже неплохо. Затем выплескивает на меня град упреков за равнодушие к его переживаниям. Мужа всерьез беспокоит моя эгоистичная бесчувственность. Нормальная жена давно бы поинтересовалась поводом, из-за которого муж сам не свой. Когда-то я так и делала, но каждый раз нарывалась на рев раненого зверя, демонстрирующего клыки в качестве оружия защиты. Таким образом выражалась просьба оставить его в покое до лучших времен. Постепенно я поняла, что это и в самом деле единственный выход. Тем более что «овчинка» – сам повод для переживания в большинстве случаев «выделки не стоит». А следовательно на мою эгоистичную долю выпадет меньше пустопорожних переживаний.
Наташка требованиями виртуальной таблички пренебрегла – она же ей не мерещилась. И с ходу объявила Дмитрию Николаевичу оправдательный приговор: он тоже человек и имеет право на врачебную ошибку. Да и какую помощь Ефимов мог бы оказать повергнутой с кресла на пол Светлане Никитичне в ее состоянии? Врач «скорой» тоже не обнаружил у нее признаков жизни.
– Кстати, в каком состоянии, Дима, она у нас находилась? – к слову поинтересовалась подруга.
– В состоянии анафилактического шока четвертой степени. Самой тяжелой… – невольно нарушил привычную тактику поведения Дмитрий Николаевич. – Я сапожник. Не смог уловить биение пульса, зрачки у нее были расширены, на свет не реагировали. Да еще эта синюшность лица, вываленный язык, сильный отек шеи… Признаки отека Квинке принять за признаки насильственного удушения!.. Непростительная промашка! Но насколько поразительная женщина, а? Судя по всему, коллапс развился молниеносно. Опасность этого состояния в том, что смертельный исход наступает, как правило, в первые три – десять минут. Точка отсчета – момент попадания аллергена в организм. Поразительная женщина! Сумела обмануть смерть.