Гущин сел на стул под кондиционером, Катя выбрала себе кресло у окна. Посмотрела на кейс у ног Гущина. Если там уголовное дело, добытое в «ненашенских» архивах, так что же он его не достает?
Но Гущин что-то не спешил.
– Место одно и то же, – сказал он. – Надо установить датчики видеонаблюдения. Это в случае дальнейшего развития ситуации облегчит нам задачу.
«В случае дальнейшего развития ситуации» – опять вся соль в интонации! Катя поежилась, нет уж, только не это.
– Скрытно, ты имеешь в виду? – Елистратов достал из ящика стола гаванскую сигару (!), отрезал кончик и сунул ее себе в рот. – А в качестве кого я своих туда пошлю из оперативно-технического? В качестве сантехников? Трубы у вас текут? Мне ж по всему зданию камеры нужны, а не только в туалете и в подвале. Любые работы в здании должны быть согласованы с владельцем, с Шеиным. Это ж памятник архитектуры, будь он неладен. А там один монтаж аппаратуры часа два займет – как сделать это секретно? Это не квартиру или офис вскрыть, «жучков» понатыкать.
– А если с вневедомственной договориться, вскрыть ночью здание?
– Они ж материально ответственны, кто на это пойдет? Универмаг, полный товаров. У них договор. К тому же код постановки на пульт только у Хохлова и у Шеина, еще у его помощника. Без кода здание с охраны не снять, сигнализация сработает, и они об этом узнают. Информация все равно моментально утечет. А если убийца кто-то из персонала или из окружения Шеина, или он сам причастен… Все насмарку сразу при малейшей утечки, мы только навредим – себе же.
– Мы должны понять, как убийца покидает здание, – сказал Гущин. – Не через стены же он сейчас проходит… и тогда проходил!
– Да мы опять там все сегодня обыскали! Оба подвала, подсобку, хозяйственный двор. Там у них все на кодовых замках сплошных! – Елистратов пожевал сигару. – Чего ты от меня хочешь? Я и так делаю все возможное. Ты-то вот что мне полезного привез, Федя?
– Гражданка Краузе в приемной, – доложили по громкой связи.
– Я жду, давайте ее сюда. – Елистратов поднялся из-за стола.
Когда Ольга Аркадьевна Краузе вошла в кабинет, поднялся и полковник Гущин.
Катя смотрела на эту даму… на эту удивительную во всех отношениях даму с живейшим любопытством.
Средиземноморский загар на увядшей коже – скорее всего, искусно подобранный «бронзат», великолепная прическа. Совершенно «девичье» летнее платье с узором от «Этро», босоножки на умопомрачительной платформе, жилистые руки – все в массивных браслетах от «Шанель». А лицо… а улыбка… Счастлива та женщина, которая в свои семьдесят может позволить себе выглядеть вот так дорого, шикарно и все же немножко забавно.
– Прошу вас, проходите, садитесь, – Елистратов со своей изжеванной «гаваной», кажется, был тоже того… поражен, смущен.
– Вот сюда садиться? Спасибо, тут удобно, – Ольга Аркадьевна села, положив на колени изящную сумку. – По какому поводу задержан мой сын Иннокентий, можно узнать?
– Он не задержан, – Елистратов покачал головой. – Он вызван на допрос. Мы допрашиваем всех сотрудников универмага, где сегодня произошло уже второе убийство.
– Какой ужас! – Ольга Аркадьевна посмотрела на них. – Но мой Иннокентий никогда не работал в универмаге.
– Он юрист Шеина, нам его мнение очень полезно. Простите, а как вы узнали, что он у нас? Хотя глупый вопрос… он же ваш сын, он вам позвонил.
– Ничего он мне не звонил. Бешеный! – Ольга Аркадьевна передернула костлявыми плечами. – Мы в дикой ссоре со вчерашнего дня. Это Борис мне сказал… Борис Маврикьевич Шеин мне позвонил и сообщил. Но я не по поводу сына к вам сюда приехала с адвокатом. Иннокентий сам должен решать свои проблемы, это ему в его возрасте полезно. Я по другому вопросу.
– По какому же? – спросил Гущин.
Кате показалось: вот сейчас он хрипло, как парижский комиссар Мегрэ, добавит в конце фразы «мадам».
– Насчет Лешеньки Хохлова, – Ольга Аркадьевна улыбнулась накрашенными губами – светло и дерзко. – Мальчика, менеджера… он, кажется, в переплет тут у вас попал, а? Он мне звонил – прямо в панике, он благородный юноша и не станет компрометировать женщину даже под угрозой…
– А простите, кем доводится вам Алексей Хохлов? – спросил Гущин.
Мадам…
Елистратов многозначительно жевал свою «гавану».
– Да бросьте вы… Он мой любовник. Утеха печальных дней моего вдовства, ну и так далее – все по списку, – Ольга Аркадьевна еще шире улыбнулась. – Вы хотите знать, где он был вчера вечером, ночью и до утра? У меня, со мной. В моем доме. Если надо – приезжайте ко мне, допросите мою горничную, она подтвердит. Уехал от меня утром, у нас на Рублевке всегда пробки, потому и опоздал.
– Спасибо, что вы сделали это заявление, – сказал Елистратов. – Собственно, мы его ни в чем и не подозреваем… просто разбираемся. А ваш сын Иннокентий, где находился он?
С момента скандала в «благородном семействе» и бегства Иннокентия Краузе из дома матери прошло менее половины суток. Но кто об этом знал из них, кроме нее?
– Они с женой Василисой приехали ко мне. Надо же когда-то навещать мать, правда? Мой сын был у меня. Если хотите – спросите его жену, я дам вам ее мобильный.
– Благодарю, вашего слова достаточно, – ответил Елистратов.
«Все равно ничего не проверишь теперь и не опровергнешь, – подумала Катя. – Мать и жена… любовница – самое непрошибаемое алиби. Если только прислуга ее что-то сболтнет, да нет, вряд ли, в домах на Рублевке прислуге платят хорошо».
– Ольга Аркадьевна, спасибо, что помогли нам разобраться, но раз уж вы сами к нам сюда приехали, не поможете ли еще в одном вопросе? Как мы знаем, вы в прошлом долгое время являлись директором Замоскворецкого универмага, – Елистратов крепко прикусил свою «гавану».
– Работала, и не только директрисой, сначала простым товароведом, потом старшим товароведом… Столько лет прошло, а все так ясно… Иногда, когда засыпаю, словно путешествую по тому нашему старому универмагу, – Ольга Аркадьевна вздохнула. – Это я сейчас такая – старая, ленивая, а тогда… энергия ключом… все доставали, абсолютно все… Ни у кого в Москве не было, может, только в ГУМе… в спецсекции, а ко мне поступало. Не для всех, конечно, сами понимаете… Да вы молодые тогда были, молодым все равно, а нам… Ну, конечно, трения возникали с ОБХСС… И тут у вас со мной беседовали, на Петровке… Пару раз. Здесь тоже все сильно изменилось, компьютеры, компьютеры… Тогда без компьютеров умели дела делать.
– Но дело о тройном убийстве сотрудников универмага в июле восьмидесятого года так и осталось нераскрытым, – заметил Гущин.
– Я знала, что вы об этом скажете, – голос Ольги Аркадьевны изменился. – Чего мне только стоило это проклятое дело… Маньяк… как мы боялись тогда, вы не представляете себе, а даже сказать кому-то нельзя было, нам всем велели молчать. Я вечерами перед закрытием собирала всех внизу и – верите, нет, как овец по головам пересчитывала, чтобы уверенной быть, что никто не задержался ни на минуту. Ходили только по двое – в подсобку, в подвал, да и на этажи тоже. В отделы, в секции, их же… убитых на этажах нашли… Ой, как вспомню сейчас… Лида Макарова – товаровед… такая хорошая женщина, муж ее бросил… Уборщица наша Сима… как ее фамилия была… татарка… Касимова, исполнительная, аккуратная. И продавщица мороженого Валентина Грач, эту я хуже знала, она у нас недолго работала, пришла к нам устраиваться, потому что жила рядом с универмагом. Бойкая такая бабешка…
Она говорила, а Елистратов быстро писал в своем блокноте.
– И так почти все лето, август, осень, зиму… ждали все чего-то страшного… повторения? К счастью, ничего не случилось. И все как-то вернулось на круги своя, но уже не так, как прежде. Совсем не так. – Ольга Аркадьевна полезла в сумку и достала сигареты и зажигалку. – Можно курить? Ах да, вы же сами с сигарой, приятно, когда мужчина любит хороший табак. – Она щелкнула зажигалкой, прикурила, затянулась.
– Кого-то конкретно в этих убийствах тогда подозревали? – спросил Гущин.
– Вы это у меня спрашиваете? Вы, милиция?
– Мы ищем всех, кто может хоть что-то вспомнить. Столько лет минуло. Кто из ваших бывших сотрудников мог бы нам помочь?
– Да я и не знаю, все умерли… Я ведь самая молодая тогда была директриса-то… А наши все – Эммануил Адамыч, мой зам, ему тогда уже пятьдесят пять, а в прошлом году, я слышала, рак его сожрал, на Ваганьково в семейной могиле лежит. Гюзель Гейдаровна… ой, сколько нас с ней, бедной, по инстанциям таскали – от исполкома до парткома… Она к сыну уехала, у нее сын нефтяной магнат, они, кажется, сейчас в Дубае постоянно живут. Да она совсем уж старуха… Даже не знаю, кого вам посоветовать. Иногда беру свои старые рабочие телефонные книжки, смотрю – этих нет, тех нет…
– А среди сотрудников универмага какие разговоры тогда ходили, не помните? – спросил Елистратов.
– Какие разговоры… Ну, во-первых, никто не верил, что это кто-то из наших. Понимаете, у нас тогда был женский коллектив, мой зам Эммануил Адамович да экспедитор Сеня Симкович, он тогда еще учился заочно в Институте торговли, студентик, – вот и вся наша мужская половина.
– Этот Симкович, не знаете, где он сейчас?
– Погиб в автокатастрофе буквально на следующий год. Отец ему «Жигули» подарил, ну и… паренек с управлением не справился – где-то в Малаховке, кажется, они там дачу имели.
– Но универмаг посещали десятки, сотни людей.
– Конечно, столько покупателей, такие очереди! Из мужчин у нас были еще рабочие, они у меня тогда хоздвор в порядок приводили, электрик, грузчики. Да их всех проверяли тогда, так проверяли… прямо по списку, я же помню.
«Только вот где этот список, где дело?» – подумала Катя.
– То есть в вашем коллективе тогда были уверены, что убийца – со стороны?
– А это и в вашем коллективе, – внушительно произнесла Ольга Аркадьевна, – были бы уверены, случись что-то подобное тут у вас. Такой ужас, такое зверство… Эти жуткие иголки, которыми он ей все лицо утыкал… А Валентину, продавщицу мороженого, ножом в живот и в шею… Столько крови на ступеньках… Маньяк, ваши тогда искали маньяка, навроде Чикотило… Правда, про Чикотило мы тогда и не слыхали, но все равно. Оттого тогда такой шухер был – и в управлении торговли, и в горкоме… Боялись за Олимпиаду, боялись, что до самого верха информация дойдет.
– А нынешний хозяин универмага – Шеин, кем он работал тогда?
– Боря? Он поначалу протирал штаны в управлении торговли. Делал карьеру управленца среднего звена.
– Но в универмаге вашем он бывал?
– Конечно, с проверками, то есть в составе проверок как секретарь, он же молоденький тогда был совсем. Но связями уже обрастал, и они ему по жизни всегда помогали. В Москве ведь нельзя обойтись без связей. Это сейчас все старые связи пытаются разрушить, выпихнуть нас… наше поколение…
– А еще о чем говорили тогда у вас?
– О том, как этот маньяк сумел уйти, скрыться в ту ночь. – Ольга Аркадьевна потушила сигарету в пепельнице. – Не через двери, потому что они на сигнализации стояли, не через окна, потому что и там сигнализация не сработала, не через подвал, потому что…
– Что, потому что?
– Потому что нижним подвалом мы вообще никогда не пользовались, он был наглухо закрыт и опечатан, и не нами.
– А кем же?
– Из КГБ приезжали и что-то делали внизу. А потом все заперли и опечатали. Там же ветка метро правительственная проходила под нами, и сейчас, наверное… Станция метро наша ближайшая, она же еще при Сталине… там прямой выход из Кремля – две улицы всего нас от Кремля отделяют.
Собственно, на этом допрос закончился. Елистратов галантно проводил Ольгу Аркадьевну в приемную – вместе с адвокатом дожидаться явления сына Иннокентия и любовника Хохлова.
– Высший класс женщина, – крякнул полковник Гущин. – И она за все эти годы ничуть не изменилась. Даже лучше стала.
Катя машинально кивнула – да, старина, возможно, возможно… Итак, слова о том, что было «при Сталине», оказались последними. Или нет, совсем уже, как говорится, «вдогонку» Елистратов задал Краузе еще один вопрос: «А не припомните, в то лето перед убийствами… ничего подозрительного или странного не происходило в универмаге?»
Да, да, именно это он и спросил! Но интонация его оказалась самой обычной, и ничего он в этой своей фразе не подчеркивал, не выделял – будничный вопрос «на посошок».
– Ой, да разве сейчас вспомнишь… столько лет… Ничего, все было нормально до той ужасной июльской ночи. Хотя… знаете, это наше торговое, чисто внутреннее… мы даже в милицию не заявляли… Я не хотела поднимать шума, потому что коллектив… бросать тень на коллектив мне – директору… Понимаете, у нас время от времени начали происходить мелкие кражи… Мы сначала грешили на покупателей, но кражи были в тех местах, куда покупатели не заходят… Это всегда неприятно, понимаете… Мы с моим замом хотели сами разобраться, если надо – за руку поймать воришку… Но потом все прекратилось.
Ушла. В кабинете остался лишь тяжелый и пряный шлейф ее духов. Гущин ослабил галстук, расстегнул воротник сорочки. Наклонился, открыл кейс, извлек из него…
Катя ожидала уголовное дело – то самое, неуловимое и долгожданное, легендарное! Но в руках полковника – лишь тоненькая папка, а в ней два пожелтевших листочка.
– Вот и все, чем пока порадовал нас ненашенский архив, – усмехнулся Гущин. – Мадам Краузе…
Катя ослышалась или он правда сказал это тоном комиссара Мегрэ – мадам?..
– Она и то больше информации выдала вот сейчас.
Елистратов вернулся. И у него под мышкой оказалось пухлое уголовное дело – тоже явно архивное, судя по виду.
– Ну-с, сынок Краузе пока еще чуток у моих орлов помаринуется, попсихует, а мы тут быстренько проведем небольшой сравнительный анализ. – Он сел и наконец-то закурил свою «гавану». – Ну, Федя – хвались.
– Нечем хвалиться. Ануфриев отпуск догуливает, сказал, что в Москве ждать его дней через пять. Я ему оставил всю контактную информацию по универмагу. А это… это вот по другим каналам – там же, но… как видишь…
– Что они, и у себя в архиве дела не нашли?
– Нашли только некий отчет и прилагаемый к нему список лиц, в отношении которых должна была проводиться проверка в связи с тройным убийством.
– Фамилии? Ладно… Краузе нам фамилии потерпевших сказала, я записал: Лидия Макарова – товаровед, уборщица Серафима Касимова и продавщица мороженого Валентина Грач… Эта еще, оказывается, и жила где-то рядом, в том районе… Теперь я называю тех, кто в нашем нынешнем списке, по нашему уголовному делу. А ты, Федя, смотри тот, из архива, – ищем совпадения. Итак – владелец Шеин…
– Есть в списке.
– Помощники его – Краузе Иннокентий и Марк Южный…
– Нет. Оно и понятно, тогда они мальцы еще были.
– Краузе Ольга…
– Есть в списке.
– Продавщицы Слонова, Петрова, потерпевшая Садыкова, потерпевшая Ксения Зайцева.
– Нет, ничего похожего.
– По тому факту с рапортами вневедомственной охраны, что ты мне звонил… свидетельница Сорокина Искра Тимофеевна.
– Есть такая в списке, – Гущин близко к глазам держал пожелтевший листок. Близорук стал, а очки постоянно забывал у себя в кабинете.
– Хохлов?
– Нет. Ему сейчас тридцать всего…
– Тогда по нашему нынешнему списку у меня все. Что у тебя?
– Тут еще восемнадцать фамилий. Кто такие – одному богу известно, скорее всего, из тех, о ком упоминала Краузе, – экспедиторы, техники, слесари, грузчики – все, кто посещал универмаг в связи с работой. Ага, вот тут фамилия Семен Симкович… Она его называла… Жлобин Виктор, Самойленко Петр, Львов – имя не записано… Сидоров Георгий… Забелло Марк… Имя такое же, как у нас… Маньковский Матвей, Ванин Сергей, Прохоренко Виктор, Гасанов Алибек, Гасанов Алихан, Гасанов Муслим… тут против них пометка – данные военной комендатуры. А это, наверное, братья и к тому же военнослужащие, там казармы рядом, они тогда и солдат проверяли… остальные – женщины: Павлова О., Павлова С., Султанбекова Гюзель… это та, с которой Краузе по инстанциям ходила, Дора Бош, Маслякова Алла и Хитинкина Анна.
– М-да, – Елистратов выпустил кольцо дыма и подмигнул приунывшей Кате. – Что? Считаешь, все бесполезно, пресса, а?
– Тут только одни фамилии, – Катя тяжко вздохнула. Что проку в том списке?
– Мы сейчас еще фамилий набросаем, – Елистратов открыл пухлое уголовное дело. – Вот это то самое… об убийстве бывшей балерины Большого театра, происшедшее в марте, то есть за несколько месяцев до интересующих нас событий, так и оставшееся нераскрытым. Тут мне ребята список составили – кто тогда был допрошен, кто входил в число свидетелей по делу, потому как в качестве подозреваемого никто не привлекался… Итак, потерпевшая Маньковская Августа Францевна… Так, у нас эта фамилия уже звучала…
– Маньковский Матвей, – Гущин пометил у себя в списке галочкой.
– Есть тут такой… допрошен… Допрос от 13 марта восьмидесятого года. Маньковский Матвей… двадцать два года… Это родственник ее. Внучатый племянник… Его признали потерпевшим? Нет… тут потерпевшей признана некая Комаровская Адель, сорок четыре года… адрес… Они на Большой Ордынке жили… вот допрос ее мужа, Комаровского Александра… Допрошен дважды. Что тут значится в протоколе?.. Ага… «Моя жена является племянницей гражданки Маньковской…» Здесь еще поручения в детскую комнату милиции на вызов сотрудника – оказание помощи в беседе с несовершеннолетними… Девочки Кристина и Ева… четырнадцати и тринадцати лет… Это все родственники той убитой старухи. Ладно, это родственники… кто тут еще у нас по списку… Так… Львов Станислав…
– В списке есть Львов, только без имени.
– Он у нас кто?.. Водитель машины «Волга»… Старуха пользовалась его услугами – к врачу, в поликлинику… Так, еще кто?.. Жлобин Виктор…