Опора, к которой меня приковали, оказалась на поверку не столбом, а постаментом. На нем возвышалась трехметровая скульптура ангела. Расправив крылья и воздев над головой меч, небесный воитель нависал надо мной словно палач, готовящийся нанести жертве – то есть мне – последний смертельный удар. И это сравнение было недалеко от истины, учитывая тот факт, что я очутился здесь вопреки своей воле и не сам приковал себя к постаменту.
Место, куда меня занесло в обличье «серого», было мне незнакомо. Но, судя по торчащему на горизонте белому пику Маунт-Худа, Орегон я не покинул. Городок, где на площади имелся фонтан, чью скульптурную композицию разнообразили мною, располагался к западу от вулкана. Возможно, это был тот самый Брайтвуд, откуда армия борцов с нечистью отправилась в свой крестовый поход. И куда она могла вернуться, выловив из воды упущенное нами тело «властелина тьмы» – Мастера Игры.
Площадь была забита народом, окружившим фонтан со всех сторон. Среди вооруженных мужчин – наверняка это и были вернувшиеся со скоротечной войны «крестоносцы», – присутствовали также старики, женщины и дети. Они шумели, потрясали руками и гневно указывали на Мастера пальцами. Правда, градус их волнения еще не достиг того уровня, за которым оно перерастает в погромы и насилие. Очевидно, это священники, расхаживающие перед толпой с деревянными крестами, удерживали сограждан от расправы над пленником. Святые отцы, среди которых я также узнал «пожарника» из Паркдейла, тоже кричали. Но их крики были обращены не к Мастеру, а к пастве. И она не смела им перечить, набрасываясь раньше времени на скованную и беззащитную жертву.
А беззащитную ли? Что стоит «серому» щелкнуть пальцами и подбросить горожан над крышами домов, чтобы потом расшибить их о землю? Или оградить себя непроницаемым защитным куполом, наподобие того, которым он укрывал нас в Скважинске от плазмодемона? Или хотя бы просто раствориться в воздухе, бесследно исчезнув у всех на глазах?
Однако, впустив мой разум в свою голову, Мастер не подавал мне ни намеков, ни знаков. Более того, я мог управлять его телом – вращать головой и шевелить конечностями, насколько это позволяли цепи. Но вот разорвать их у меня не получалось, как я ни напрягался. Причем напрягался не только физически, но и умственно, пытаясь сконцентрировать внимание на цепях и сбросить их усилием мысли. То есть так, как я, в меру своей фантазии, представлял себе этот процесс.
Как, впрочем, и ожидалось, ничего у меня не вышло. Либо одного воображения было для этого недостаточно, либо симбиоз моего разума с телом сверхсущества имел ментальные ограничения, либо то и другое, вместе взятое. Короче говоря, став формально «серым», я не обнаружил для себя никаких преимуществ. И все, что ощутил после тщетных попыток освободиться – это лишь боль в запястьях и плечевых суставах.
Ладно, не будем дергаться. Всему свое время. Пока меня не забросали камнями – или почему я стою здесь, а не на куче облитых бензином дров? – нужно обдумать, что вообще со мной произошло. Со мной и с аль-Наджибом, который опять заиграл на стороне своих прежних хозяев. Да и он ли это? Чтобы знакомый нам Демир-паша в течение двух суток ни разу не помянул вслух Аллаха – такого просто не может быть. Значит, все это время в его теле скрывался кто-то другой. Например, покинувший собственное тело Мастер Игры. Который, с помощью такой хитрой пертурбации, в итоге загнал меня, мягко говоря, в щекотливое положение.
Да, это была игра его уровня. Более того, Мастер мог бы провернуть свою затею и не прибегая к столь изощренной тактике. Но, видимо, по правилам игры он не мог перемещать куда-либо мой разум без использования пакалей. А их он, по тем же соображениям, не мог отобрать у нас силой. Отчего и был вынужден изворачиваться и пудрить нам мозги столь причудливыми способами.
Ну и чего он в итоге добился, хотелось бы знать? Означало ли это, что я потерпел фиаско? Или таким образом меня вывели в финальный раунд, где мне предстояло воевать уже в одиночку?
Похоже, ответы на эти вопросы опять придется искать вслепую, методом проб и ошибок.
То, что я могу говорить посредством чужого тела, было уже понятно. Но, видимо, я бранил аль-Наджиба недостаточно громко, поскольку галдящая толпа меня не расслышала. И потому, когда я пожелал заговорить с ней, мне пришлось самому перейти на крик:
– Славные граждане Орегона! – возвысив голос, обратился я к чокнутым аборигенам. – Достопочтенные святые отцы! Клянусь богом, вы допускаете громадную ошибку, удерживая меня здесь! Скажите, в чем я перед вами виноват? Уверен, я могу оправдать себя в ваших глазах, вы меня отпустите, и мы расстанемся друзьями!
Святые отцы и их паства все как один уставились на меня и примолкли. Впрочем, нависшая над нами тишина продержалась недолго. И уже через несколько секунд на площади разразился такой гвалт, что я пожалел о том, что вообще открыл рот. Раздалось даже несколько выстрелов. Но они были сделаны в воздух и больше напугали священников, нежели меня. Услыхав пальбу, те засуетились и замахали крестами, призывая стрелков не будоражить понапрасну сограждан.
Предостережения, надо заметить, были здравыми. Граждане, что до сей поры глядели на бесчувственное тело «серого», при звуках его речи разволновались еще больше. Их пастыри, без того прилагавшие немалые усилия для успокоения толпы, почувствовали, что могут вот-вот потерять над нею контроль.
Чтобы этого не случилось, я прервал свое обращение к народу и позволил священникам угомонить его. За что они, возможно, были мне благодарны. Мысленно, разумеется. Вслух же они завели другие речи, из которых стало понятно, что судебного процесса надо мною не намечается. И что моя судьба – судьба повелителя здешней нечисти – уже окончательно решена. Мне остается лишь дождаться, когда меня отправят обратно в ад посредством… Дальше я не разобрал. Мои обвинители голосили наперебой, не заботясь о том, чтобы я вник во все детали собственной казни.
Я не надеялся на справедливый суд, а тем более на помилование. Это было бы чересчур простым решением подброшенной мне Мастером головоломки. Все, что я планировал, это потянуть волынку и отсрочить момент, когда палачи перейдут от слов к делу. За это время мне, вероятно, удастся что-нибудь придумать. Хотя, конечно, выкрутиться из такой передряги в одиночку и без пакалей было бы крайне трудно, если вообще возможно…
Все складывалось еще хуже, чем мне того хотелось бы. И пакали, и товарищи находились сейчас неизвестно где. Кроме этого, с ними оставался вероломный аль-Наджиб, способный устроить всем нам немало гадостей. Успели Бледный и остальные понять, что шейх – предатель, или нет? А если успели, хватит ли у них сил побороть вселившегося в него демона? Но даже если им в обоих случаях повезет, как сумеют они отыскать меня? И, главное, как сумеют понять, что перед ними я, а не «серый», который мог запросто притвориться мною?
На дне наполненного до краев бассейна лежали большие серебряные распятья, что объясняло, зачем меня поместили в фонтан. Святая вода – ловушка для нечистой силы. Свои ручные оковы я не видел, но к ножным также была прицеплена пара распятий – так, словно меня сковали не обычными цепями, а увесистыми украшениями, которые любят носить на шеях чернокожие и латиноамериканские гангстеры. По мнению горожан, освященные кандалы обладали достаточной прочностью, чтобы их не разорвал даже повелитель нечисти. И то, что я до сих пор не освободился, служило доказательством тому, что святые отцы все сделали правильно.
Я размышлял над тем, как заставить их окунуть меня в воду, чтобы потом продемонстрировать отсутствие на моем теле ожогов, когда один из пастырей отошел от толпы и встал у бортика фонтана прямо напротив меня. Это был тот самый мерзавец, что окатывал нас святой водой из брандспойта в Паркдейле. Крест при нем был, надо думать, все тот же. Да и пожарная машина здесь отыщется, вздумай он продолжить свою водную процедуру. Только откуда ему знать, что сейчас он глядит не на «серого», а на того самого чужака, возглавлявшего отряд «слуг дьявола», который вторгался недавно в его город? Хотя кто сказал, что ранее священник не встречался с «серым»? Готов поспорить, что встречался – это явственно читалось в его глазах. Ладно, послушаем, о чем поведает мне этот «пожарник» в рясе. Кажется, у него есть для меня какая-то информация, ведь для обычного проклятия необязательно подходить к нечисти так близко.
– Я подошел к тебе затем, чтобы ты понял, кто именно с тобой говорит, – пояснил священник… на чистейшем арабском языке! Или мне это лишь послышалось? Да, так и есть, потому что на самом деле он, закатив глаза, оперся на свой крест и начал громко молиться по-английски. Очередная набившая оскомину песня про геенну огненную и неминуемую божью кару…
– Я подошел к тебе затем, чтобы ты понял, кто именно с тобой говорит, – пояснил священник… на чистейшем арабском языке! Или мне это лишь послышалось? Да, так и есть, потому что на самом деле он, закатив глаза, оперся на свой крест и начал громко молиться по-английски. Очередная набившая оскомину песня про геенну огненную и неминуемую божью кару…
…Тогда почему я все еще продолжаю слышать арабскую речь?
– Какой трагический финал нашей игры, не правда ли, полковник? – говорил со мной невидимый аль-Наджиб. Или, может быть, Мастер Игры – вряд ли в данный момент это имело для меня принципиальное значение. – Вижу, мне удалось загнать тебя в тупик, не прибегая к насилию, а исключительно с твоего же собственного согласия! Признаться, это было нелегко, ведь вступать с тобой в открытый бой означало бы полностью испортить игру… Ну и как ощущения? Комбинезончик не жмет?.. Ах да, забыл: твое новое тело подогнано под размеры твоей новой одежды. И вот еще что: окажи любезность – отвечай не вслух, а тоже мысленно, договорились?
Все ясно: опять телепатические фокусы, которые осточертели мне не меньше, чем вопли здешних религиозных фанатиков! Подобно призраку, «серый» продолжал путешествовать из тела в тело и, оставив в покое шейха, переселился в знакомого нам святошу.
– Тупик?! – усмехнулся я. Как Мастер Игры и просил – мысленно, – разве что сдержать ухмылку не сумел. – Как знать…. Но, пока я жив, ты не можешь быть в этом окончательно уверен.
– Я могу быть уверен, что милейшие аборигены скоро исправят это досадное недоразумение, – продолжал глумиться Мастер, ничем не выдавая себя в теле молящегося пастыря. – И если думаешь, что я намерен им помешать, то ты заблуждаешься. Это уже не противоречит течению игры, которую нам с тобой пора бы заканчивать.
– Требую признать ее результат недействительным, – запротестовал я. – Разве ты не испортил игру, вселяясь в аль-Наджиба и этого господнего слугу? Не считая прочих аборигенов и русских десантников, которых ты натравливал на нас вместо того, чтобы выкручиваться своими силами.
– Да полноте! – всплеснул руками враг. Со стороны, наверное, показалось, что святой отец вошел в раж и жестикулирует от избытка распирающего его праведного гнева. – Кто станет жалеть пешки после того, как в схватку вступят ферзи? Ты не ограничен в выборе средств для достижения своей цели. Я, в отличие от тебя, ограничен во многом. Но пускать в расход пешки не возбраняется ни тебе, ни мне. Как, впрочем, и они имеют право срубить крупную фигуру, если та подставится под удар. Что мы здесь и наблюдаем. Пешки окружили ферзя, и какую бы из них он ни срубил, на следующем своем ходу они сожрут его с потрохами… Шах и мат!
– Срубить пешку? – насторожился я. Мастер говорил аллегориями, но последняя из них выглядела так, словно я и впрямь мог оказать аборигенам сопротивление. В принципе, мог – при условии, что меня развяжут хотя бы на несколько секунд. Этого времени мне хватило бы, чтобы броситься на толпу врукопашную. Одного или двух, а если повезет, то и трех фанатиков я могу отправить к праотцам голыми руками, прежде чем сам отправлюсь туда же. Все-таки «ведомственная» подготовка – штука серьезная. И пускай я несколько лет не практиковался в рукопашном бое (недавняя драка с квестерами не в счет), кое-какие навыки у меня сохранились. И даже находясь в чужом теле, я все равно дотянусь до чьей-нибудь глотки и порву ее.
Стоп! А ведь тело «серого» в этом плане покруче тела стареющего полковника Грязнова. Второе принадлежало просто хорошему драчуну, а первое – эксперту по рукопашному бою, знатоку уникального боевого стиля под названием фенг-чуй. Неизвестно, кто был его родоначальником: древние китайцы, обучившие в незапамятные времена своему кунг-фу «серых», или же «серые», которые сами обучили ему древних китайцев. Но, так или иначе, а в практической ценности фенг-чуй мы однажды убедились на собственном опыте.
Это случилось нынешней весной в Дубае, где скрывающий лицо под маской аль-Наджиб в мгновение ока надрал задницы всему моему отряду, включая меня. А ведь шейх был даже не настоящим «серым», а лишь их прислужником, получившим во временное пользование кое-какие базовые способности своих хозяев. Насколько же виртуозно владели кунг-фу они сами?
Мастер Игры покинул свою физическую оболочку, забрав с собой свой разум и память. Но мозги-то свои он мне оставил! А вместе с ними – свои инстинкты и двигательную память, которые работали уже независимо от разума. Разум не нужен для того, чтобы ездить на велосипеде, жонглировать или плавать после того, как вы всему этому обучились. Он не нужен для того, чтобы кого-то ударить или защититься от удара, если прежде вы проделывали это сотни раз. Вряд ли «серые» обладали иной физиологией. И если я захочу в своем нынешнем обличье заехать кому-то в морду, это уже будет удар не Грязного Ирода, а Мастера Игры. И мастера фенг-чуй, а также иных, недоступных простому смертному талантов, которые мне не помешает в себе раскрыть.
И чем скорее я их раскрою, тем лучше, потому что расправа надо мной может состояться в любую минуту.
«Отринь сомнения и доверься инстинктам!» – этого принципа придерживается любой человек, в котором подобные инстинкты хорошо развиты. Что я должен сделать, дабы пробудить в чужом теле неведомые мне доселе способности? На ум приходил лишь один способ: надо начать действовать так, как действовал бы я, находясь в собственном облике. И надеяться, что новое тело интерпретирует мои мысленные сигналы, пропустив их через вшитые в подкорку его мозга программы двигательной памяти.
Сказано – сделано!.. Точнее, не сказано, так как я продолжал помалкивать, а всего лишь подумано. Хотя невелика разница, раз уж «серый» все равно читал мои мысли…
Аборигены привязывали к фонтану не человека, а представителя нечистой силы. И уповали они прежде всего на защиту, что должна была помешать ему использовать свои мистические способности: распятья, святую воду, молитвы… Намотанные же мне на руки и на ноги цепи являлись самыми обычными цепями, скрепленными амбарными замками. Путы были тесными – еще чуть-чуть, и тот, кто их стягивал, сломал бы мне кости. Однако, в отличие от настоящих кандалов с их специальными зажимами, аборигены сунули мои запястья в простые цепные петли. А лодыжки и вовсе, не мудрствуя лукаво, прикрутили к постаменту несколькими витками цепи. Звенья которой были круглыми и гладкими. И выдергивать из них руку будет уже не так болезненно, как из наручников или кандального зажима. Ну а если кисть вдобавок смазать маслом или, на худой конец, смочить водой…
Последнее желание, в принципе, вполне могло сбыться. Одна проблема – фонтан не работал, а дотянуться до бассейна я не мог. Даже вспотеть при мысли о близкой смерти не получалось – да, я нервничал, но это никак не влияло на физиологию моего нового организма.
Колошматя нас в Дубае, слуга «серых» демонстрировал феноменальную гибкость. Но я надеялся, что тело его хозяина способно на большее. Кунг-фу – не европейский бокс или классическая борьба. Истинные мастера восточных единоборств обладают большей степенью свободы перемещения в пространстве. И могут извернуться так, как простым борцам и боксерам в голову не придет. Надо только действовать быстро, решительно и, стиснув зубы, не обращать внимания на боль. А без нее при насилии над собственными связками и суставами явно не обойдется.
Прочел ли «серый» мои мечущиеся в голове мысли о том, что я решил отчебучить? Вне всякого сомнения! Именно по этой причине телепатическая связь между нами сразу прекратилась. Пастырь тоже прервал молитву и отшатнулся от бассейна так резко, будто оттуда ударил кипящий гейзер.
– Дьявольское отродье собирается сбежать! – завопил он, потрясая крестом. – Давайте же наконец изгоним его обратно в ад, братья и сестры! Прямо сейчас! Немедленно!..
Братья и сестры, не знающие, в кого тут на самом деле вселился дьявол, поддержали призыв священника громогласным ором. Я до сих пор так и не понял, каким образом горожане хотят отправить меня туда, куда Грязный Ирод давно напрашивался. Меньше всего я рассчитывал на сожжение и расстрел. Для первого бассейн являлся неподходящим местом. А второй в отношении повелителя нечисти выглядел нелепо, даже нашпигуй меня аборигены не обычными пулями, а серебряными. Побивание камнями или утопление в святой воде – вот к чему мне следовало готовиться, стоя на таком эшафоте. Но камнями меня забросали бы, скорее всего, не здесь, а на Ближнем Востоке или в Азии, так что оставался лишь один вариант. И когда после призыва святого отца кто-то включил помпу и в трубах фонтана зашумела вода…
…Мой прогноз не сбылся. Потому что сверху на меня хлынула вовсе не вода, а керосин. Вонючая маслянистая жидкость, которой аборигены не погнушались испачкать местную городскую достопримечательность. И ладно бы, только испачкать! Едва мне в ноздри шибанула керосиновая вонь, а на голову полился керосиновый дождь, я мигом вспомнил приличествующую случаю присказку: «Кому суждено сгореть, тот не утонет!». «А тем более не утонет в горюче-смазочных материалах», – прибавил бы к ней я. Знавала ли история тех бедолаг, кого угораздило утонуть, а не сгореть в керосине? Возможно. Вот только мне явно не придется попасть в сей короткий список, ведь меня затем и поливали этим «соусом», чтобы хорошенечко в нем прожарить.