– Не спеши радоваться, Константиныч, – попросил Бледный, несмотря ни на что продолжающий сохранять хорошую мину при плохой игре. – Дай мне договорить, и вот увидишь: через минуту ты будешь не смеяться, а рвать на себе волосы от досады. Причем не только на голове, но и в других местах тела… Почему ты решил, что мы не знаем о чудесной неистребимости пакалей? Это уже давным-давно не секрет – зайди в Интернет и сам убедись. Разве я вообще упоминал о какой-то взрывчатке? Вроде бы нет. Ты просто все не так понял. Но я тебе растолкую, мне нетрудно. Если мои люди не получат от меня известий до тринадцати-пятнадцати, в тринадцать-шестнадцать наши пакали, которые могли бы легко стать твоими, будут выброшены в черный разлом. Все до единого. И – finita la commedia! Опускайте занавес, тушите свет, все свободны, всем спасибо…
Майор действительно отвечал за свои слова: миг – и доселе уверенного в себе Кирсанова будто подменили. Презрительную ухмылку с его лица как ветром сдуло. А то выражение, что пришло ей на смену, было даже трудно охарактеризовать. Такое впечатление, что внутри ученого-олигарха столкнулись две эмоциональные бури: озарение и страх. Первое читалось в его глазах, второе выдавали заигравшие на скулах желваки и нервно стиснутые губы. Если бы сейчас кто-то залепил главе ЦИКа пощечину, он, возможно, этого и не заметил бы. Все его мысли были обращены к расположенной в полутора километрах от нас черной аномалии. О которой он, готовясь к встрече наемников, даже не подумал. Да и никто из его окружения не подумал, включая меня – я тоже был огорошен этой новостью не меньше остальных.
– Черт бы тебя побрал! Ты это серьезно? – осведомился я у сидящего рядом майора, пока Кирилл Константинович приходил в себя, переваривая шокирующую для него информацию.
– Серьезнее не бывает, босс, – заверил меня Бледный. – Я, собственно, почему и задержался: мы дожидались, когда эта «квестобратия» из своего лагеря слиняет, чтобы незаметно подобраться к разлому и занять там оборону. Квестеры не охраняли аномалию – на хрен им это сдалось? – но держали ее под наблюдением. До тех пор, пока босс не отправил их всех сюда. Чем мы и воспользовались… Ну и как вам наша идейка? Недурно придумано, правда?
Высказать свою оценку этой и впрямь сногсшибательной стратегии я не успел.
– Ты блефуешь! – заявил Кирсанов, обретя наконец дар речи. – Чтобы наемник вроде тебя взял и просто так избавился от товара стоимостью в дюжину миллионов? Исключено! Да ты скорее от жадности удавишься, чем отчебучишь подобное. Все, чего ты добился своим блефом, – выдал мне место, где скрываются твои приятели. И за это я должен сказать тебе огромное спасибо, потому что через полчаса все вы до единого будете у нас в руках.
– Мой тебе совет, Константиныч: даже не пытайся подступиться к моим друзьям, если не хочешь потом выплачивать семьям своих квестеров пособия по утрате кормильца, – предостерег майор воспрянувшего было духом олигарха. – Раз ты допрашивал моего босса с «сывороткой правды», значит, он рассказал тебе о нашем вооружении. А я повторю, если ты вдруг забыл. У нас имеется все, чтобы надрать ваши циковские задницы: пулемет, многозарядный автоматический гранатомет, крупнокалиберная снайперская винтовка, взрывчатка, мины… Это не считая обычных автоматов, пистолетов и целой кучи патронов к ним. Глянь на рожи своих архаровцев, Константиныч! Ты уверен, что они горят желанием атаковать подступы к аномалии, прорываясь через минное ограждение под пулеметным и гранатометным огнем? Мне почему-то так не кажется. Парни они крутые, кто бы спорил! Но на самую настоящую войну под твоим командованием они явно не подписывались.
– Послушай, ты!.. – встал было в грозную позу Кирсанов, но Бледный не дал ему договорить.
– Я еще не закончил! – повысив голос, продолжил майор. – А теперь, что касается блефа. На самом деле это легко проверить. Давай подождем еще четверть часа, и ты увидишь все собственными глазами. Если интуиция меня не подводит, такое событие, как бросок в черный разлом сразу семи пакалей, будет сопровождаться целым парадом спецэффектов. А возможно, даже маленьким локальным концом света. По крайней мере, мы такое шоу точно не проморгаем! Сомневаешься? А согласен на пари?
Вместо ответа едва сдерживающий негодование Кирсанов глянул на часы. Затем смерил горящим взором своих телохранителей (те, которых я уронил наземь в ходе нашей потасовки, к этому времени уже стояли на ногах) и, видимо, остался недоволен тем, что в их глазах отсутствовало желание пожертвовать собой во имя ЦИКа. После чего вновь посмотрел на нас с Бледным. Но опять не нашелся, что сказать, и, отвернувшись, уставился в ту сторону, где находилась аномалия.
Даже если Кирилл Константинович продолжал считать, что мы блефуем, проверять это ему явно не хотелось. Равно как не хотелось ему идти на поводу у заложника, выполняя его требования. У Кирсанова еще было время поразмыслить над этой дилеммой, чем он, судя по всему, и занялся. И я понятия не имел, к какому решению он придет. Глава ЦИКа был одновременно и прагматиком, и одержимым своими идеями ученым, а от таких двойственных натур можно ожидать чего угодно.
– И все-таки я тебя не понимаю, – обратился я к Бледному, поняв по задумчивому виду Кирсанова, что минут на пять он оставил нас в покое. – Зачем было разыгрывать такой жесткий сценарий? Неужели ты не смог изобрести менее рискованную схему обмена товара на алмазы?
– Знаете, в чем мы окончательно убедились после вашей смерти, полковник? – поинтересовался в свою очередь Бледный. И, не дожидаясь ответа, продолжил: – Что у этой дьявольской игры нет и не может быть конца. Вернее, может – когда погибнет последний из нас. Но какой резон играть в игру, где нам так и так не победить? Выиграем турнир в Орегоне – отправимся затем куда-нибудь в Южную Америку. И так – до тех пор, пока Сезон Катастроф не сожрет нас всех до единого.
– «Серые» не раз говорили нам, что мы можем выйти из игры в любой момент, – напомнил я. – Только мы-то знаем их иезуитскую политику. Да, выйти можно. Но какой ценой?
– Вот об этом, босс, мы с ребятами и заговорили после того, как пришли к единому мнению, что нам не суждено победить «серых». Цена выхода из игры – какова она? Это наши жизни? Или у нас есть право предложить вместо них что-то иное, но тоже достаточно ценное?
– Пакали! – догадался я. – Чего-то более ценного, чем они, у нас нет. Наши жизни зависят от артефактов, пока мы занимаемся их поиском. Или используем их в качестве инструментов для достижения игровых целей. Цена пакалей такова, что прежде ни у кого и в мыслях не возникало добровольно от них отказаться, если уж они угодили к тебе в руки. От пакалей избавляются лишь двумя способами – либо продают их, либо лишаются не по своей воле: теряют или уступают в сражении противнику. Чтобы кто-то взял и выбросил пакаль, потому что ему просто так захотелось – такое за год пакальной лихорадки вряд ли случалось.
– И не случится, – сказал Бледный. – Потому что за выброшенный пакаль «серые» обязаны начислять нам штрафные баллы. Крысу, не желающую заползать в лабиринт, либо загонят туда ударами тока, либо скормят удаву как бракованный подопытный материал. Человека, отказавшегося проходить тест с чернильным пятном, конечно, не убьют. Но психиатр наверняка напишет в его больничной карте что-то такое, что впоследствии доставит ему неприятности. И дураку понятно, что простейший выход из нашей игры будет чреват суровым наказанием.
– Однако, если мы швырнем пакали не в придорожный кювет, а в аномалию, то тогда… А что должно тогда случиться? – Я впал в замешательство. Видимо, моя башка все еще плохо соображала, если я не мог понять то, что было очевидно для Бледного. – Чем, по-твоему, этот вариант предпочтительнее кювета? Тем, что он экстравагантнее?
– Как это чем, босс?! – удивился майор. – Артефакты были выброшены в наш мир из черного разлома. И если мы вернем их обратно, то игра, теоретически, должна быть прекращена. Выброшенные в кювет пакали продолжают оставаться в нашем мире и все еще являются членами игрового уравнения. Пакалей, сгинувших в аномалии, попросту не существует. Ну а раз на поле нет мяча, значит, нет и игры. Вот он – единственный легкий способ выйти из нее для тех, кому она осточертела.
– Но двенадцать миллионов! – напомнил я. – Ты забыл про двенадцать долбаных миллионов!
– Если нам их дадут, – напомнил мне в ответ Бледный. – В чем я пока сильно сомневаюсь. Все-таки Константиныч – не абы кто, а серьезный авторитетный человек. А мы его, считайте, уже дважды крепко обидели. Мы ввязались в торги по крупным ставкам, а здесь – либо пан, либо пропал. Это ведь игра не только на деньги, но и на наши жизни. Не избавимся от пакалей – не важно, каким способом, – завязнем в безостановочной гонке. И продолжим терять товарищей, неизвестно ради каких целей. И вы – мертвец – должны понимать это сегодня как никто другой, я прав?..
– Но двенадцать миллионов! – напомнил я. – Ты забыл про двенадцать долбаных миллионов!
– Если нам их дадут, – напомнил мне в ответ Бледный. – В чем я пока сильно сомневаюсь. Все-таки Константиныч – не абы кто, а серьезный авторитетный человек. А мы его, считайте, уже дважды крепко обидели. Мы ввязались в торги по крупным ставкам, а здесь – либо пан, либо пропал. Это ведь игра не только на деньги, но и на наши жизни. Не избавимся от пакалей – не важно, каким способом, – завязнем в безостановочной гонке. И продолжим терять товарищей, неизвестно ради каких целей. И вы – мертвец – должны понимать это сегодня как никто другой, я прав?..
Кирсанов вышел из раздумий и снова посмотрел на часы. По моим прикидкам, до истечения отведенного ему Бледным срока оставалось минут пять-семь. Что ж, самое время определиться с решением, если Кирилл Константинович не желает терять такую солидную партию артефактов.
Кажется, здравый смысл все-таки победил! Взяв у помощника дипломат, Кирсанов затем поднял с земли передатчик Бледного, подошел со всем этим добром к нам, указал на майора и распорядился:
– Освободите наемника! – И, глядя, как с того снимают кандалы, продолжил с нескрываемой досадой в голосе: – Ладно, пусть будет по-твоему. Ты прав: торговать я умею гораздо лучше, чем воевать… Здесь алмазов ровно на пятнадцать миллионов по нынешнему курсу. Расфасованы в пакеты стоимостью в миллион каждый. Три из них ты возвращаешь мне за полковника Грязнова, как сам предложил, после чего можешь забирать его с собой. Только я пока не стану его освобождать и не отдам тебе ключи от наручников. Это будет моей страховкой. Я видел, на что способен твой босс с развязанными конечностями, и не хочу, чтобы он устроил здесь новое побоище.
– Справедливо, – согласился Бледный, растирая затекшие в кандалах запястья. – Не возражаешь, если я взгляну на камушки?
– Гляди и играй, сколько влезет. – Кирсанов протянул ему кейс и УЗП. – Только сначала свяжись со своими и дай отбой.
– Можешь и сам это сделать, если ты не соврал, что знаешь морзянку, – ответил майор, принимая чемоданчик. – Передай: «Время собирать камни», затем продублируй передачу и жди ответ. Как работает эта штуковина, разберешься. Там всего две кнопки и один «ползунок», но его не трогай – он выставлен как надо.
Последние слова Бледный произнес, уже открывая кейс. Кирсанов что-то недовольно буркнул, но не стал спорить и занялся передатчиком. Казалось бы, долгожданное взаимопонимание между нами было достигнуто, и ничто больше не предвещало грозу…
…Однако не тут-то было! Занимаясь переговорами, мы невзначай забыли о том, что в этой сделке незримо присутствовала и третья сторона. И что ее мнение касательно всего происходящего здесь могло не совпадать с мнениями других участников переговоров…
Глава 15
Кирсанов и Бледный разозлились и стали высказывать друг другу претензии практически одновременно. Причем оба были возмущены не без причины. И хоть вскоре выяснилось, что их взаимные упреки надуманы, сначала каждый из них, разумеется, возложил вину за случившееся на недобросовестного партнера по сделке.
– Это еще что за дерьмо?! – воскликнул майор, вынимая из кейса полиэтиленовые пакетики, где вместо обещанных алмазов лежали какие-то серые крошки. – Как это понимать, Константиныч?! Неужели ты думал, будто я такой тупой, что не отличу алмазы от… – Он пощупал один из пакетиков. – …От графита?! Ты и правда насыпал сюда графит?! А почему не стекляшки? У вас там в ЦИКе что, битого стекла не нашлось?
– Твой передатчик не функционирует! – старался перекричать Бледного глава ЦИКа, демонстрируя ему не подающий признаков жизни УЗП. Что вдруг могло случиться с этим неприхотливым устройством, да еще в самый ответственный момент? Черт бы его знал, но раньше оно работало совершенно безотказно. – В чем может быть проблема, отвечай! Нет контакта?! Села батарея?! Или ты все это время пудрил мне мозги, потому что так изначально было задумано?!
Впрочем, и тот, и другой сразу остыли, поскольку сообразили: задумай кто-то из них на самом деле сжульничать, их обман не раскрылся бы так легко и быстро. Обменявшись «яблоками раздора», они к обоюдному огорчению были вынуждены признать: что-то здесь и впрямь нечисто. И если отказ УЗП еще можно было списать на техническую неисправность, то подмена алмазов графитовой крошкой уже не вписывалась ни в какие рамки. Все это напоминало не попытку аферы, а, скорее, изощренную насмешку. Ну а кому могло прийти в голову посмеяться над нами, обратив драгоценные камни в дешевый минерал? Только тем, кто был способен на это и прочие чудеса.
«Серым», естественно!
Возможно, Мастер Игры и сейчас находился среди нас, вселившись в кого-нибудь из квестеров. Или в самого Кирсанова. Или в его секретаря. Или даже в Бледного, хотя последнее было маловероятно – я знал его не первый десяток лет и сразу заметил бы в нем перемены. Эта мысль, которая еще утром казалась Кириллу Константиновичу паранойей, теперь пришла ему в голову первому из нас. Но мы не стали устраивать между собой новые разборки, выясняя, кто есть кто. Когда обнаружилось, что связь с нашими товарищами отсутствует, это стало для всех нас главной проблемой. Даже потеря алмазов, и та беспокоила Кирсанова значительно меньше, чем исчезновение пакалей по вине столь катастрофического недоразумения.
– У тебя должен быть резервный план! – обратился глава ЦИКа к Бледному. – Такой, который позволял бы, если что, отменить приказ об уничтожении артефактов! Какая-нибудь сигнальная ракета или вроде того!
– Нет у меня на этот случай никакой страховки, – отмахнулся майор. – А даже если бы и была, я не воспользовался бы ею. Потому что после этого ты сразу пошлешь квестеров к черному разлому. И тогда моим людям все равно придется избавляться от пакалей, ведь иного способа заставить тебя и твоих головорезов забыть о нашем существовании нет.
– До истечения срока ультиматума осталось полторы минуты, – доложил Кирсанову секретарь, не сводящий глаз со своих наручных часов.
– Значит, вот так, по-твоему, должна закончиться эта история? – спросил посуровевший Кирилл Константинович.
– Не самый худший конец, если задуматься, – пожал плечами Бледный. – Ты потерял камушки, мы – товар. Так что теперь у всех нас есть повод сесть и подумать о бренности всего сущего. И о том, что было бы нелишне нам с тобой впредь дружелюбнее относиться к незнакомым людям.
– Что ж, я непременно подумаю об этих поучительных вещах, – пообещал Кирсанов. – Но лучше мы побеседуем о них вместе с тобой и полковником Грязновым у меня в резиденции. Не в Америке, естественно, а в России, куда мы с вами отправимся в самое ближайшее время. Да-да, вы не ослышались: у меня, в отличие от вас, есть страховочный план. И называется он «С паршивой овцы – хоть шерсти клок». Пускай я проворонил и «серого», и пакали, но с пустыми руками домой все равно не вернусь… Валерий! Закуй этого болтуна снова в цепи. Да проверь, чтобы он случайно не вырвался – уверен, что он, так же, как его босс, весьма скользкий тип… Что там у нас по времени?
– Полминуты! – откликнулся секретарь. – Если, конечно, их часы не спешат или, наоборот, не отстают.
Часы у Крупье и прочих наших соратников, окопавшихся возле черного разлома, шли с часами Кирсанова минута в минуту. Это стало очевидно, когда стрелки наконец-то показали час с четвертью. Что было отмечено не только секретарем, но и ознаменовано событиями, которые не удалось бы проигнорировать.
Бледный предполагал, что сброс пакалей в аномалию наверняка породит целый парад спецэффектов. Что конкретно он имел в виду, не уточнялось. Но землетрясение, которое началось в час-пятнадцать плюс несколько секунд, несомненно, было с этим связано.
Квестеры уже заломили майору руки и приготовились повторно надеть на него кандалы, когда земля под нами заходила ходуном. Вместе с этим раздался низкий нарастающий гул. Который было трудно сравнить с чем-то определенным, но вряд ли он предвещал нам что-то хорошее.
Все присутствующие на поляне повели себя одинаково: насторожились, испуганно втянули головы в плечи и стали озираться. Даже получившие приказ головорезы хоть и продолжали удерживать Бледного, но сейчас он их не интересовал. Такое землетрясение должно было ощущаться не только в Орегонской зоне, но и за ее пределами. Поэтому уверен, что кроме нас те же ощущения испытывали еще сотни тысяч человек. А те из них, кого сейсмические толчки застали в зданиях, небось, выбегали в страхе на улицы. И правильно делали, потому что где-то явно не обошлось без разрушений.
Спустя минуту колебания почвы и гул начали утихать. Похоже, что катаклизм разразился по большей части в том мире, куда отправились пакали, а до нас долетели лишь его отголоски. Но едва Кирсанов окликнул подчиненных и велел им поторопиться с отходом в лагерь, как вдруг громыхнуло так, что все даже присели, словно над нами на бреющем полете прошел реактивный истребитель. А секретарь и вовсе не устоял на ногах и, неловко взмахнув руками, плюхнулся на пятую точку.