— Давай, дрянь, — сказала она, — ври дальше. Что там было не так, что могли узнать про твою дочь? Не зли меня, сука, или я тебе башку проломлю.
Она постучала ключом по бочке, звук вышел внушительный и низкий, Кузнецова прижалась к стенке и смотрела на лес.
— Она была примерно на втором месяце, — проговорила Кузнецова чуть погодя, — а это грех, большой грех.
Сложила пальцы щепотью, поднесла их ко лбу, и тут Илья ударил ее по рукам.
— Не погань имя божие. Беременность — это не грех.
Он глянул на часы, засекая время. У них есть еще час или полтора, причем на все: и на Кузнецову, и чтобы выбраться из этой дыры. А вот что со всем этим делать после — вопрос, большой вопрос, а ответа даже на горизонте не видно.
— Дура ты, — сказала Лера, — у тебя бы внук родился или внучка. Радоваться надо. Господи, какая же ты сволочь. Ты вообще человек или монстр, чужая, как из другой галактики?
— Не внук, — неожиданно спокойно отозвалась Кузнецова, — хотя и внук тоже. Это можно и так назвать.
— Не темни, — бросил Илья, — у нее что, была двойня? Тройня? Ничего не понимаю.
Хотя нет, понимал одно — они теряют время. Кузнецова не в себе, она врет, вернее, бредит, как дышит, сочиняет на ходу чудовищные сказки и тут же выдает их за правду.
— Нет, она забеременела от моего мужа. И что там могло родиться? Как по-вашему?
Кузнецова явно наслаждалась эффектом, что произвели ее слова. Илья глупо пялился на тетку, Лера молчала и все еще возила ключом по бочке, и этот жестяной скрип Илья был готов слушать бесконечно, если бы пришлось выбирать между словами тетки и скрежетом. Но выбора такого ему никто не давал и давать не собирался. «Многая знания — многая печаль», — невольно крутанулось в голове, но Илья молчал, не в силах произнести ни слова. Не шок испытывал, а оторопь и брезгливость заодно.
— Не нравится? Вот и мне не понравилось! — прошипела Кузнецова со своего ящика. — Не понравилось, да! Муж не обращал на меня внимания, не хотел, гнал из дома. Что мне было делать, что? Начались скандалы, он бил меня, выпроваживал жить к матери, а Свету тошнило каждый день, она не понимала, что с ней. Я догадывалась, но молчала. А к врачу не повела, иначе ее бы сразу поставили на учет, заставили рожать, а это грех…
— Откуда ты знаешь, что твой муж постарался? — пришел в себя Илья. — Может, у Светы был дружок и это его работа?
— Она мне сама рассказала: как отчим соблазнил ее, как спал с ней, — во всех подробностях, — выдавила из себя Кузнецова, — и мне захотелось ее убить, чтобы все закончилось, а Саша снова любил бы меня, дарил цветы, носил на руках…
— И поэтому ты ее убила, — спокойно подытожила Лера. — Ну ты и гадина. Я, пожалуй, сама найму ангела, персонально для тебя…
И с трудом, но подняла ключ, хлопнула им по ладони и посмотрела на Кузнецову так, точно примерялась, как бы половчее все тут оформить.
— Погоди, — сказал Илья, — значит, Света упала с обрыва, ее засыпал песок, и она до сих пор лежит где-то здесь?
— Да, там, где раздвоенная береза. Я помню это место. Вон там, смотрите…
— Я знаю, — оборвал ее Илья, — видел. Жаль, что муж тебя не убил. И что он потом сделал, когда Света пропала?
— Он ушел от меня, ушел к другой. Я хотела повеситься, но крючок отломился. Потом наш дом снесли, я получила новую квартиру, сдала ее и уехала в Москву, устроилась на работу. В наш банк пришли хорошие компании-клиенты, мне повысили зарплату и в должности, я купила квартиру, правда на окраине, но все лучше, чем у нас, потом машину. А потом ко мне пришла Света. Это было в прошлом году, весной, в день, когда она упала с обрыва.
Последние ее слова прежнего эффекта не возымели, Илья даже бровью не повел, услышав это признание. После беседы с богом он уже ничему не удивлялся и очередное откровение безумной тетки воспринял спокойно. Как и Лера: та кивнула с самым серьезным видом: бывает, дескать, мертвые возвращаются, обычное дело.
— Света пришла. Понятно. И что она тебе сказала? — поинтересовался Илья.
— Ничего, — сказала Кузнецова, чем немало слушателей разочаровала, — ничего не сказала. Она стояла на дороге и манила меня к себе. Я подошла и едва не попала под машину, она чудом не сшибла меня.
Вот так — медленно, но верно наступил следующий этап расстройства психики: начались галлюцинации. Правда, пока молчаливые, но это, граждане, дело времени, это пройдет. Заговорят с ней призраки, как пить дать заговорят, и хорошо, если рядом окажутся специально обученные люди, знающие толк в купировании таких вот видений. И где, спрашивается, был Артемьев, почему не замечал этого? Кузнецова же главный экономист, это вам не хрен собачий. Куда смотрел, спрашивается, херр полковник, не там, где надо, виноватых искал.
— И я пошла в церковь, долго стояла там, молилась, как умела, — монотонно говорила Кузнецова. — Потом Света пришла снова, потом еще раз, и я не выдержала — упала в храме во время всенощной. Мне помогли женщины, что были рядом, одна ждала со мной «Скорую» и сказала, что знает старца, который может мне помочь. Но его приход далеко, и понадобятся деньги, и что он воскресил уже многих, они вышли из могил и вернулись домой.
— Тебе к психиатру надо, а не к старцу, по тебе психбольница и тюрьма плачут. — Лера посмотрела на Илью и отвернулась, бросила ключ на бочку и сама вздрогнула от гула и жестяного грохота.
Илья, уже догадываясь, что услышит дальше, сказал:
— Ты поехала, и старец сказал, что поможет тебе, но за деньги.
— Да, — обрадовалась чему-то Кузнецова, — поехала, это далеко, больше ста километров от Москвы. Там есть поселок, божьи люди живут общиной и служат старцу. Я пришла на исповедь, и он сказал, что Светочку можно вернуть, раз она сама пришла через столько лет. Она хочет домой, надо проводить ее. А проводнику надо заплатить три миллиона долларов.
Ловкий старец Кузнецовой попался, хваткий, выгоды своей не упустил, использовал психопатку для наживы. Умница, зачет ему по всем пунктам.
— Значит, это ты деньги воровала? — подвел итог Илья и уточнил: — Для старца? Я правильно понял?
— Вот дрянь, — протянула Лера, — дрянь, убийца и воровка. Илья, что же делать? Это нельзя так оставлять, нельзя…
— Да, воровала! — выкрикнула Кузнецова. — Да! И не для себя, для Светочки, чтобы она вернулась ко мне, и мы бы уехали с моей дочкой…
Вот и все, теперь все понятно, осталось немного. Надо дожать тетку, и она все скажет. С запозданием Илья пожалел, что не включил диктофон в мобильнике, но кто ж знал, что в разговоре всплывет такое… И сказал:
— Погоди, тут давай поподробнее. Одна бы ты не справилась, верно? Стешин помогал тебе?
Лера аж дышать перестала, вытянула шею и не сводила с Кузнецовой глаз. Та выпрямилась на своем ящике, поставила сумку на пол и снова снисходительно улыбнулась:
— Да, помогал. Он сразу согласился, не то что ты, курва. И все было хорошо, но потом он потребовал увеличить свой процент, а я не могла дать ему столько. Он шантажировал меня, угрожал, что больше не подпишет разрешения…. И я пожаловалась старцу на людскую жадность, а он сказал, что ангел вразумит Стешина.
— И вразумил, — подтвердил Илья, Лера кивнула, а Кузнецова перестала улыбаться:
— Да, увел с собой, забрал его.
«В промзону, где убил в гараже, или привез туда уже труп» — мигом встал на свое место еще один фрагмент. Все так и было, скорее всего, если Кузнецова сейчас не бредит, уже не разобрать, где правда, а где вранье. И оставалось кое-что еще.
— А Макс? — спросил Илья. — Макс тебе, сука, чем помешал?
Хотел сказать, что они братья, но сдержался — не надо, лишнее это, да и знать ей незачем.
— Он был опасен, он мог все испортить, — пробормотала Кузнецова, — он нашел следы. — Стешин не все подчистил — и сдал документы Артемьеву. Тот запретил переводы на эти фирмы, и старец не получил деньги…
— Обычное дело, обналичка, — вмешалась Лера. — Прогоняют деньги через несколько живых фирм, в конце снимают деньги на хознужды или на зарплату. Снимать приходит посторонний человек, не связанный с банком, и получает в кассе деньги, — пояснила она, — все просто, как грабли. Не могла что-нибудь поумнее придумать?
— Сдохни! — Кузнецова приподнялась на ящике и плюнула в сторону Леры. — Сдохни, гадина! Ничего, ангел придет к тебе, скоро придет, тебе не уйти…
Лера послала тетку на три буквы, та в долгу не осталась, но Илья оборвал их перепалку:
— И ты подделала подпись Макса под разрешениями на перевод? Подставила его? — спросил он, отчаянно жалея, что все-таки не включил диктофон. Было бы что показать Артемьеву, если тот вздумает что-то предъявить ему. Но с другой стороны, Кузнецова может повторить это сама, живьем, так сказать, что прозвучит более весомо, чем запись.
— Да, а что мне оставалось? Я не могла рисковать, старец сказал, что жаль — осталось немного, Светочка уже близко, и скоро могла бы прийти ко мне, но теперь все отменяется, потому что я больше не могу платить. Я сказала, что виноват Макс, и ангел остановил его.
Лера послала тетку на три буквы, та в долгу не осталась, но Илья оборвал их перепалку:
— И ты подделала подпись Макса под разрешениями на перевод? Подставила его? — спросил он, отчаянно жалея, что все-таки не включил диктофон. Было бы что показать Артемьеву, если тот вздумает что-то предъявить ему. Но с другой стороны, Кузнецова может повторить это сама, живьем, так сказать, что прозвучит более весомо, чем запись.
— Да, а что мне оставалось? Я не могла рисковать, старец сказал, что жаль — осталось немного, Светочка уже близко, и скоро могла бы прийти ко мне, но теперь все отменяется, потому что я больше не могу платить. Я сказала, что виноват Макс, и ангел остановил его.
— Остановил, значит, — проговорил Илья, чувствуя, как немеют язык и губы. Давно такого с ним не случалось, давно, думал, прошло уже, улеглось, но нет: все признаки плохо контролируемой ярости налицо, и выход ей давать нельзя, надо терпеть. Снова терпеть, снова, да сколько ж можно… Значит, и девчонка та белобрысая, из приемной, тоже от ангела пострадала, но легко отделалась по сравнению с Максом…
— А потом тебе помешала я, да? — нехорошим вкрадчивым голоском спросила девушка. — Не захотела помочь, бедненькая… И ты сдала меня своему старцу, а он прислал убийцу? Да я тебя сейчас сама в песок закопаю, никакая лиса не найдет.
И натурально, как кошка, бросилась на Кузнецову, попыталась схватить ее за горло, но Илья перехватил девушку, оттолкнул к стенке. Встал между ними и точно оглох, не слушая их криков и проклятий, думал, думал, как быть. Кузнецова — его приз, бриллиант чистой воды, ее надо беречь и охранять, как самое дорогое. И надо забрать ее отсюда, увезти, но куда? В полицию или для начала отдать Артемьеву, позвонить ему, вызвать сюда или тащить тетку в Москву… И не находил ответа: в голове крутились сотни мыслей и вариантов, и он никак не мог найти нужный.
— Отзови своего ангела, сука! — выкрикнула от стенки Лера. Кузнецова хихикнула и заявила:
— Его нельзя отозвать, он приходит, когда хочет.
Ну, допустим, не когда хочет, а когда готов, когда все подходы к объекту изучит, когда привычки его выявит, маршруты разведает, адреса, явки, пароли… Не раньше, уж точно, и про Леру он знает все, информации достаточно, чтобы выполнить заказ. Она сама на себя беду накликала, когда пообещала безумной тетке вызвать полицию вкупе с санитарами, и напуганная Кузнецова настучала старцу и тот, дабы не остаться без верного поставщика налички, отправил к Лере ангела.
— Его бог послал, а ты от бога откупиться хотела, глупая? — рассмеялась Кузнецова, глядя на Леру. — Он придет за тобой…
— Ты меня кинула, дрянь, кинула! Отдавай мои деньги, сейчас же!
Илья и опомниться не успел, как Лера бросилась к Кузнецовой, намереваясь вцепиться ей в физиономию, но Кузнецова сильно пнула Леру по голени, девушка охнула, но в долгу не осталась, схватила Кузнецову за волосы и только что не заурчала от удовольствия, вцепившись в «плодоножку». Тетка ударила еще раз, Лера вскрикнула от боли, разжала пальцы и с силой полоснула Кузнецову ногтями по лицу, оставив три довольно глубокие и длинные царапины. Они мигом побагровели, налились кровью, Илья схватил Леру за рукав и отбросил к стенке.
— Ты что! — крикнул он, шагнув к ней. — Сдурела? Не трогай ее, она еще понадобится…
И тут в и без того полутемной бытовке стало вовсе уж мрачно и беспросветно, пространство точно свернулось само в себя, превратилось в белое пятно, но скоро пропало и оно. Последнее, что ясно помнил Илья, это был пол, стремительно рванувшийся ему навстречу, и потом стало пусто и холодно.
А потом кто-то назойливо тормошил его, тряс и вроде как плакал, причем почти что на ухо. Этого Илья вынести не смог, открыл глаза и ничего сначала не увидел, зато звуки стали отчетливее.
— Поднимайся, ну, пожалуйста, — упрашивал кто-то, — она уйдет, сбежит, и нас пристрелят. Ну, давай же, давай.
Кто-то ухватил его под мышки и попытался приподнять на полом, и сделал это так неловко, что голову сжал тугой спазм. Он прошел через несколько мгновений, вернулось зрение, Илья увидел, что лежит на полу напротив двери, что леса уже почти не видно из-за сумерек и что очень холодно. А рядом вроде как пусто, и никто уже не плачет над ухом.
В дверном проеме мелькнула быстрая тень, остановилась перед ним, загородила остатки света, и тут на лицо полилась вода. Ледяная, пахнущая песком и тиной, ее было много, Илья зажмурился и сел на полу, увидел перед собой Леру. Она отбросила в сторону мятую металлическую миску и вытерла глаза. Этого жеста было более чем достаточно — Илья осмотрелся и увидел, что они тут вдвоем, Кузнецовой нет и в помине.
— Она сбежала, — доложила Лера, — стукнула тебя ключом по голове и сбежала.
— Давно? — проговорил Илья и тут заметил ключ. Он валялся недалеко от ящика, пятен крови на нем не наблюдалось. Как и на руках — Илья приложил ладони к макушке, к вискам, к затылку, но открытых повреждений не обнаружил, что обнадеживало.
— Минут десять, наверное, — сказала Лера, — мы ее не догоним. Нам конец.
— Еще чего. — Илья поднялся на ноги, постоял, прислушиваясь к себе: голова болит в области темени, малость подташнивает, но сотрясения нет. Было это с ним уже, в детстве, когда в хоккей играл и головой без шлема о бортик крепко приложился. Вот тогда все было по полной программе: и обморок, и рвота, и три недели дома, уколы, а сейчас краем задело, по касательной, но вырубило, пусть и ненадолго.
Илья вышел из бытовки, глубоко вдохнул, выдохнул, поглядел по сторонам, и никого, разумеется, не углядел. Экстремалы давно умотали куда подальше, небо, казалось, легло на «крышу» карьера и, того гляди, сползет еще ниже, сумерки сгущаются на глазах и снова идет дождь. Это хорошо, это то, что нужно сейчас, — сырость и холод не дадут потерять сознание, надо идти. И даже направление известно: та самая козья тропа наверх, она тут одна, и до нее ходу минут пять быстрым шагом. Кузнецова уже там, фору она получила неплохую, но пока доковыляет до тропы, пока наверх влезет, от преимущества и следа не останется.
— Раньше выстрела не падаем, — проговорил он и помотал головой. — Пошли.
И они пошли, сначала быстрым шагом, постепенно перешедшим в легкую рысь, потом бежали, огибая и перепрыгивая ручьи и промоины, потом остановились в десятке метров у стенки карьера и задрали головы.
— Вон она, — радостно выдохнула Лера, — вон эта сука! Не уйдешь! — хотела выкрикнуть девушка, но Илья зажал ей рот.
— Тихо, не спугни, — сказал он и побежал к тропе, не сводя с «помидора» глаз.
Кузнецовой приходилось нелегко, она устала и еле передвигала ноги, и уже из последних сил царапалась вверх по склону. И постоянно оступалась, хваталась за кусты и пару раз чуть не сорвалась с обрыва, удержалась просто чудом, буквально повиснув на ветках. Кое-как вытащила свою тушу на тропинку и на четвереньках поползла вверх, волокла за собой сумку и часто оглядывалась. А у Ильи точно второе дыхание открылось, он взлетел на небольшой валун, осмотрелся, перемахнул с него на другой и оказался у подножия склона, рванул по тропинке вверх. Кузнецова заметила его и тоже ускорилась, уже не оглядываясь, она лезла далеко впереди и почти пропала из виду, но Илья видел, что тетка при последнем издыхании, что с таким весом хорошо сидеть в теплом офисе, а не лазить по песку, и что он ее сейчас догонит. Ну, не прямо вот сейчас, минуты через три точно, тут главное — не перестараться, не прикончить ее прямо на месте, что было бы символично: раздвоенная береза — вот она, уже близко, ее корни висят в паре метров над головой, и скоро до них можно будет дотянуться. И рискнуть, срезать путь, ухватиться за них, подняться по отвесной стенке вверх и встретить Кузнецову на краю обрыва. Да можно и не рисковать, он и так успеет…
Снизу раздался крик, он быстро оборвался, и Илья не обратил на него внимания, упорно лез вверх, считал про себя до тысячи и старался не сбить дыхалку. Снова кто-то крикнул, отчаянно и пронзительно, и в этом крике Илья разобрал свое имя. «Что за?..» — Он обернулся на ходу, посмотрел вниз. Лера стояла там, между валунов, и махала руками, снова закричала — она звала его и при этом не трогалась с места. По виду с ней все было в порядке, однако она стояла как вкопанная и орала так, что перепугала здоровенных, как бакланы, чаек, до этого мирно ходивших по песку вдоль кромки воды.
— Илья! — кричала она и снова замахала руками. — Илья, помоги мне! Я тону!
Он не сразу понял, о чем это она — как можно утонуть на суше? Что за бред, или безумие заразительно? Хотя Кузнецова ее не кусала, или он что-то пропустил, пока лежал без сознания?
Илья глянул вверх, но, кроме зловеще мотавшихся от ветра корней березы, ничего там не увидел — Кузнецовой не было, она пропала из виду. Успела, опередила его, и сейчас наверняка валяется на траве, приходит в себя или так и ползет дальше на карачках, прочь от обрыва к своей машине. И чего он ждет, спрашивается, тут ходу минут пять или шесть, уйдет, ведь, уйдет, скотина…