— Угу. Черный «бумер», черный «бумер», стоп-сигнальные огни…
— Да ерш твою! — Прапорщик резко крутанул руль, обходя бело-желтую тушу междугородного автобуса, и сразу же выкрутил обратно, выпрыгнув чуть ли не из-под бампера встречного «МАЗа». — Хоть ты не начинай! И так уже задолбала эта… Дочь на мобильник поставила, я как услышал, чуть об стену не шваркнул. Лучше на карту глянь.
— Сейчас… выведу…
— Ну-ка… это у тебя чего, GPS с наладонником коннектится?
— Конниктится… или коннектится… На дорогу смотри!
— А не проскочим?
— Не проскочим! — уверенно сказал Алексей. — Последний блокпост, где видели клиента, на мосту. До него шпарь спокойно.
— Шпарю… Что с вертолетом?
— Сказали: вылетает.
— «Восьмушка» или «крокодила» дали?
— «Крокодила».
— Это хорошо. Считай, час выигрыша.
Сразу за мостом Шептало сбросил скорость до двадцати — после предыдущей бешеной гонки лейтенанту в первый миг почудилось, что машина даже не стоит на месте, а медленно катится назад. Шуточки вестибулярного аппарата, мысленно усмехнулся он и, опустив стекло, принялся внимательно вглядываться в зеленую стену справа от шоссе.
Впрочем, еще через двадцать минут, за поворотом, выяснилось, что они с прапорщиком совершенно напрасно зарабатывали резь в глазах — стоявший в пяти метрах от шоссе у кромки леса темно-зеленый «Лендровер Дискавери» не пропустила бы даже Галина Никитичная.
Пистолеты они выхватили почти одновременно — привычным, отработанным на сотнях тренировок движением. Шептало, изогнувшись, перекинул левой рукой рычаг на третью скорость, одновременно ловя стволом тушу чужого джипа. Лейтенант в этот миг уже летел через кювет. Два шага, перекат с выходом в нижнюю стойку, вправо-вправо-вправо, еще перекат… Он выпрямился точно перед дверцей «Лендровера», черный прямоугольник мушки почти не дрожал… вгляделся, опустил пистолет, махнул рукой прапорщику.
Тот, недолго думая, скатился с шоссе, развернув машину и, подъехав к лейтенанту, остановился точно между шоссе и «Дискавери». Вышел… и тихо присвистнул.
— Вот и я о том же, — вполголоса произнес лейтенант.
— Спит. — Прапорщик осторожно потянул дверцу «Дискавери». — Черт, заблокировано.
— Ну и хорошо.
— Чего ж хорошего-то?
— Он с той стороны как раз к стеклу головой привалился, — пояснил Алексей.
— И что с то… — Шептало, не договорив, осекся. Медленно прошел вокруг машины и остановился напротив водительской дверцы.
— Думаешь — так вот просто, и все?
— Как и положено по инструкции.
— А он спит.
— И?.. Ты хочешь дождаться, пока «кукла» проснется? Или очень хочешь увидеть, как он проснется?
— Нет, конечно, но… — Прапорщик на миг замялся. — Можно ведь аккуратнее сработать. Тюбик ему вколоть или…
— Он почти час был под воздействием! — рявкнул лейтенант. — В этой долбаной колымаге «гость» сидел! А ты в нее лезть собрался?! Хочешь весь следующий месяц из карантина не вылезать? Радовался бы, что клиент смирно сидит и проблем напоследок не создает!
— Ладно, ладно, не ори, — примирительно произнес Шептало. — Понял, осознал и проникся. Баллончик с замазкой приготовь.
— Уже.
Прапорщик быстро глянул по сторонам — шоссе было пустым, лишь у самого горизонта серела крохотная коробочка удалявшегося трейлера. Он вытянул руку, приставив «ПБ» почти вплотную к стеклу, и нажал спуск. Негромкий щелчок почти сразу же перекрыло шипение, и уже через секунду причудливо застывшая белая пена скрыла крохотное отверстие в стекле и темно-красный ореол вокруг него.
* * *«Ми» «двадцать четвертый» опустился прямо на шоссе, напрочь перегородив его — но еще прежде, чем пневматики коснулись асфальта, створки десантного отсека откинулись, и зеленые фигуры, пригибаясь, бросились к замершим у леса джипам.
Лейтенант очень не любил такие вот моменты — он слишком хорошо представлял, что делает с человеком пуля «вала», чтобы спокойно разглядывать десяток направленных тебе в лицо стволов… зная при этом, что обладатели этих автоматов сейчас очень нервничают.
Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем низенький очкарик осторожно коснулся щупом его шеи чуть пониже уха и, обернувшись, крикнул:
— Все в норме!
Рядом шумно выдохнул прапорщик. Стволы автоматов дрогнули, медленно, нехотя опускаясь.
— Чэпэшники! — стоявший позади врача человек в офицерском бушлате произнес это… вкусно произнес, подумал Алексей. Полковник не ругался, не возмущался — нет, он всего лишь констатировал факт. А факт ЧП имел место быть, другой вопрос, что произошло это ЧП независимо от их с прапорщиком действий.
— Посылаешь их на обычную, рядовую, можно сказать, засечку — и на тебе! «Гость»!
— Мы, товарищ полковник, и сами бы куда больше радовались, если б это была просто «посылка», — буркнул прапорщик.
— Да уж… особенно ты, Шептало. Как в Ялте, что ли? Я ведь не забыл, ты не думай. У нас никто не забыт и ничто не забыто.
— Я не думаю, товарищ полковник, — угрюмо произнес прапорщик. — Я бы лучше с десяток раз нырнул, как в Ялте, чем с «гостем» возиться.
— Да уж пожалуй. — Полковник вздохнул. — Закурить есть?
— Нам не положено, товарищ полковник!
— Знаю я, чего вам не положено… Давай, лейтенант, в правом брючном, пачка «голубого» «Барклая». Свои я в столе забыл, черт, зажигалку взял, а сигареты забыл. Лень, а ты пока выкладывайся…
Лейтенант протянул пачку, подумав, взял и сам, прикурил от командирской зажигалки. Курить ему хотелось уже давно, но дымная горечь принесла лишь тень облегчения.
Адъютант тем временем осторожно поставил на капот «Ниссана» тяжело лязгнувший чемоданчик — «тошниба бронированная», как именовали это чудо самурайской техники в отделе, — открыл, щелкнул антенной и, чуть согнувшись, застучал по клавиатуре.
— Какой масштаб запрашивать, товарищ полковник?
— Масштаб? — Полковник, прищурившись, выдохнул дымное колечко и ткнул в его центр сигаретой, словно пытаясь нанизать сизую баранку. — Бери три, не ошибешься. А то, говорят, «гость» у нас в этот раз прыткий.
— Готово, товарищ полковник.
А командир-то тоже нервничает, подумал лейтенант, глядя, как полковник ожесточенно, словно какое-то особо мерзкое насекомое, затаптывает бычок. Сам он щелчком отправил недокуренную сигарету в сторону леса и, развернувшись, попытался разглядеть сквозь блики экран ноутбука.
— Ты глаза не ломай, стань удобнее, — ворчливо сказал полковник. — И докладывай имеющиеся соображения.
— Соображения на самом деле простые, товарищ полковник. Наш «гость», если я правильно его классифицировал, будет стараться уйти как можно дальше в глубь леса. Выбор у него при этом — юг, юго-восток и юго-запад. Я предлагаю следующее: на юго-западе, как раз между шоссе и железной дорогой, военная база, МПД мотострелкового полка. Если приказать им устроить учения… с беготней по лесу…
— Разве что учения… Их же на что серьезное пошли — друг друга перестреляют.
— На юго-востоке, квадрат бэ-пять и выше, лес идет как бы клином, с двух сторон поля. Что, если организовать там вертолетный барраж, без всяких хитростей, просто пусть летают взад-вперед на бреющем?
— Это если исправные «вертушки» отыщутся ближе чем в Чечне, — вздохнул полковник. — Ладно. Остается юг. Болото. Но болото нашего «гостя» не остановит.
— Здесь. — Лейтенант осторожно коснулся ногтем дисплея. — Вот этот… полуостров… Короче, здесь самое узкое место болота, и «гость» наверняка захочет воспользоваться этим. Поставить «гребенку» — метров семьсот, не больше — и все!
Полковник задумчиво крутил в руке серебристый прямоугольник зажигалки.
— Если это и в самом деле эльф, — заметил он, — то «гребенка» может и не сработать. Почует.
— Значит, — спокойно произнес лейтенант, — на крючок нужно подвесить живца.
— Живца… а если он этого живца попросту зачарует?
— Так я, — сказал лейтенант, — простого живца посылать и не предлагаю.
* * *Он остановился в полусотне метров от края болота. Сбросил рюкзак, потянулся, с наслаждением выгибая поясницу.
И пошел искать хворост для костра.
Ему повезло, долго искать не пришлось: пройдя ровно дюжину шагов, лейтенант обнаружил поваленное дерево — считай, готовый топливный склад. Сучья, разумеется, были мокрыми, словно майка после марш-броска, но Алексей предвидел это заранее. Предвидел и запасся старой литровой флягой. С содержимым, правда, в последний момент едва не вышла накладка — их «Ниссан Патрол» был дизелюхой, вдобавок топлива осталось меньше полбака, пока добудешь… Хорошо, у саперов в их «микробусике» нашлась канистра.
Пока он возился с костром, стемнело. Впрочем, подумал он, тут наверняка сказался субъективный фактор — яркое пламя, очертив светлый круг на два-три метра, превратило осенние сумерки за его пределами в почти непроницаемую для человеческих глаз темень.
Пока он возился с костром, стемнело. Впрочем, подумал он, тут наверняка сказался субъективный фактор — яркое пламя, очертив светлый круг на два-три метра, превратило осенние сумерки за его пределами в почти непроницаемую для человеческих глаз темень.
Лейтенант усмехнулся.
— Темнота — друг человека! — доверительно сообщил он соседнему кусту. — Если, конечно, этот человек — наш человек!
Куст никак не прореагировал на фирменную шутку «русских икс-файлов», — зато обиженный костер стрельнул одним из сучьев. Пара угольков крохотными светлячками прилипла к куртке, и лейтенант торопливо стряхнул их на траву, а затем отодвинулся на полметра — на фиг, на фиг, понаделаешь вот так дыр в казенном имуществе, и прости-прощай хорошие отношения с прапорщиком Иевлевым. А прапорщик… у-у-у, иной раз бывает полезнее целого майора.
Да и куртку жалко — хоть и казенная, но шита на него, из «мембранки». Пока новую выпишут, зима в окно метелью постучится.
Кстати, о «постучится»…
С виду направленный микрофон был похоже на обычный охотничий — штучка, постепенно входящая в моду, благо и цены год от года кусаются все меньше. Разумеется, у этого микрофона начинка была куда серьезнее, а идти по болоту абсолютно бесшумно не может никто, но лейтенант знал, что этой ночью от микрофона толку не будет, и установил его исключительно для галочки. Инструкции пишутся для того, чтобы их выполнять, как говорил его первый, еще в училище, ротный, а использовать их по прямому назначению допустимо лишь в экстремальной обстановке.
Первые десять минут Алексей вслушивался в симфонию ночного болота полусидя. Затем перекатился на спину и принялся разглядывать небо. Здесь, вдали от электрического сияния городов, было на что посмотреть… обычно. Но сегодня небосвод был напрочь затянут тучами и лишь изредка сквозь разрывы промелькивал одинокий бриллиантовый лучик.
Делать было нечего. Абсолютно. Вернее, надо было просто ждать.
«Самое забавное, — подумал он, — что я даже для себя не могу внятно сформулировать, за каким лешим тут лежу. Интуиция, черт бы ее взял… Нет, — мысленно поправился он, — так думать нельзя, а то и впрямь обидится и уйдет, а в нашей работе без нее никак и никуда. Специфика… избранного поля деятельности. Не реши полковник тогда, в девяносто седьмом, подстраховать кольцо вокруг „прокола“ снайперами… хотя, казалось бы, никаких видимых поводов не имелось».
Казалось… казалось, что все будет просто — взять и скрутить пришедших с той стороны, возымевших наглость использовать стационарный «прокол». А «гости» оказались не такие уж самонадеянные и, прежде чем лезть самим, пальнули… Так и не знаем, чем они пальнули, был это газ, излучение или еще какая-то чертова хрень. Мы знаем только, что группа захвата полегла — тридцать два человека, причину смерти так и не смогли определить ни эксперты отдела, ни лучшие приглашенные — естественно, под десяток грозных подписок о неразглашении — специалисты. Лишь потом они вылезли, трое в черном, и оставшийся вне зоны поражения их оружия снайпер снес одному из них голову, двенадцать и семь миллиметров, как воздушный шарик проколоть. И они быстренько слиняли обратно, не забыв прихватить тело сотоварища, так что для научников осталось только разбрызганное по площадке содержимое черепной коробки «гостя», мозги да кости — совершенно ничего сверхъестественного. А когда семь часов спустя «прокол» открылся в следующий раз, выйти из него уже никто не успел, потому что никакой группы захвата на этот раз вокруг не было. Напротив «прокола» стояло самоходное орудие «Конденсатор», в ствол которого можно без труда засунуть голову — даже с плечами, если ужаться — или атомный снаряд.
Мы не знаем, что было на той стороне «прокола» — но если там имелся город, значит, быть ему побратимом Хиросимы.
Вот и сейчас я не могу объяснить, откуда берется эта клятая уверенность, что наш нынешний «гость» — эльф. И что только мой след, отпечаток моих кроссовок на раскисшей от дождей тропинке способен убедить его пройти по «гребенке».
Должен убедить.
«Гребенка»… мысль ускользала, стиралась… он попытался ухватить ее кончик, но скользкая нить просочилась между пальцев.
Блокировка сработала. Наконец-то.
В прошлый раз получилось очень некрасиво. Нашумели. Хоть вэвэшники и проглотили байку о свихнувшемся ролевике, повадившемся отстреливать из лука мирных грибников, но вышло грязно. Семь убитых, тринадцать раненых… Хорошо, что нагрудные пластины новых броников стрелы не пробивали. Да и то — не зацепи его с вертолета, мог бы и уйти от собак, запросто мог. Он был очень хорош, даже раненый. Мечом отбился от собак, получил две пули и все равно успел расстрелять половину колчана, прежде чем его закидали из подствольников.
Плохо в прошлый раз получилось.
Неэстетично.
Миг, когда она появилась у костра, лейтенант пропустил. И лишь когда повернул голову глянуть, не пора ли подкинуть ветку-другую, увидел…
Листья…
Это были листья, обычные листья всевозможных зеленых оттенков — просто все они вдруг отчего-то решили собраться вместе…
…и сложиться в тонкую фигурку, очень похожую на человеческую.
Только у людей не бывает миндалевидных желтых глаз, расколотых пополам черным вертикальным зрачком.
Лейтенант сел. Медленно. Хотя затейливо изогнутый лук и лежал в полуметре от хозяйки, никаких иллюзий Алексей не питал — вся его тренировка позволит разве что дотянуться до кобуры, а затем он станет очень похож на подушечку для игл.
Первая мысль была: она красивая. Очень. Вторая: полгода карантина. Минимум. С головомойкой. Некоторые выходят из карантина прямиком на пенсию.
И всей надежды — на крохотный, с ноготь большого пальца приборчик, вшитый под кожу на сантиметр ниже правого уха. Сорок пять процентов за то, что чудо микроэлектроники сумеет защитить его мозг от воздействия «гостя» и целых семьдесят два — что факт этого воздействия будет зафиксирован. Это, если вдуматься, чертовски много, потому что вначале, когда приборчиков еще не было, с такими вот потенциальными «куклами» могли бы и не рискнуть возиться.
Красивая… Ладно, будем считать, что Париж стоил мессы. И знание — как выглядит настоящая нечеловеческая красота — стоит седых висков в неполных двадцать шесть.
— Ты… охотник на меня.
Знакомые вроде бы с детства слова прозвучали чертовски непривычно. Вроде бы все правильно и даже ударение верно расставлено, но все же… Лейтенант несколько секунд пытался поймать, понять, что же это за странность, и сообразил-таки: сами звуки были иными. Даже не акцент, а нечто более глубокое… словно кто-то записал фразу, а перед тем, как проиграть ее, изрядно пошалил с настройками.
— Да. Я — охотник на тебя.
Так вот и попадают на страницы истории, подумал он. В анналы. Седьмой по счету зарегистрированный случай полноценного контакта с «гостем» за всю историю отдела. Впрочем, поправился он, пока еще незарегистрированный. И очень даже просто может таковым и остаться.
— Почему? — спросила она.
— Ты пришла в наш мир.
Она тихонько охнула.
— Вы убили того, кто помог мне… кого я призвала.
— Да.
— Почему? Я пришла в этот мир… Разве это наказуемо смертью?
— Ты сама — смерть.
Кажется, она удивилась. Кажется — потому что на самом деле это почти незаметное движение лицевых мышц могло означать все что угодно. Удивилась… рассердилась… поразилась… расстроилась… Кто знает, как отражаются чувства на лицах обитателей Зазеркалья? И есть ли у них чувства вообще?
— Я — не смерть.
— Ты несешь ее в себе, — тихо сказал лейтенант.
Какой-то дурацкий разговор получается, тоскливо подумал он. Так же могли бы беседовать, скажем, скальпель хирурга и раковая опухоль. Можно ли убедить метастазу, что жрать здоровые клетки — нехорошо?
— Не понимаю.
Лейтенант вздохнул.
— На тебе отпечаток твоего мира. Вернее, — он досадливо поморщился, — в тебе. В твоей голове. Его часть. Ты — его часть. И то, к чему ты прикасаешься, тоже получает этот отпечаток. Чем больше таких следов, тем тоньше грань между мирами. Однажды эта грань может попросту исчезнуть, и тогда, — лейтенант резко развел ладони, — все. Большой бум. Взаимоаннигиляция… если ты сумеешь понять это слово.
— Конец всего?
— Конец обоих миров, — сказал он. — Того, где мы сейчас, — и того, из которого ты пришла. Остальные уцелеют. А может, — коротко усмехнулся лейтенант, — и нет. Может, все мироздание махом накроется.
— Из-за меня… смерть всего мира! Только из-за меня? Одна… — Следующее слово Алексей не смог даже разобрать, настолько непривычным было его звучание. И уж тем более воспроизвести его в виде букв. Шелест весенних листьев, плеск ручья, крик осенней стаи и хруст первого снега — попробуйте-ка сплавить все это в единое целое. — Одна может погубить миры? В любой миг?