Неравенство в сферах общественной жизни в полной мере принципиально неустранимо. В конечном счете его истоки восходят к естественным различиям природных задатков и способностей людей. Здесь, однако, во-первых, существует граница, за которой неравенство становится не только непродуктивным, но наносит обществу ущерб, в том числе и в сфере политики. Для современной России характерен высокий уровень избыточного неравенства. По данным Н.М. Римашевской, в первые годы прошлого десятилетия 33% населения (47,7 млн человек) имели денежный доход ниже официально признанного прожиточного минимума. (Н. Римашевская. Человек и реформы: секреты выживания. М., 2003.) В последующие годы этот показатель сократился (13% в 2008 г.; 15% – 2009; 13% – 2010 г.), но не настолько реально, с точки зрения уровня жизни, как утверждает официальная статистика, – рост заработной платы и пенсий поглощается ростом налогов, платежей и иных выплат за жилье: электричество, топливо, газ, телефон, воду и т.д. (т.е. ЖКХ). Во-вторых, все западные государства, со времен великих просветителей, ставят официальными задачами сокращение неравенство, стремление к справедливости.
Представляется верной точка зрения профессора Юрия Красина, который пишет, что «культура неравенства проникает и в политику, создавая атмосферу нетерпимости, конфронтации, препятствуя достижению национального согласия. В конечном счете это ведет к политическому противостоянию, разрыву между обществом и властью. В глазах социальных низов власть выступает на стороне богатых и преуспевающих, в лучшем случае занимает нейтральную позицию. Социально ущемленные слои населения перестают идентифицировать себя с властью и государством. Ослабевает, если не разрушается, гражданская солидарность – эта глубинная основа самого понятия гражданственности как сопричастности членов общества национальным целям и государственной публичной политике. (Ю. Красин. Политические аспекты социального неравенства. С. 974.)
На таком фоне происходит «распыление» гражданской солидарности, которая заменяется корпоративными (и групповыми) связями, что подрывает основу единения общества. Интересы различных слоев, испытывающих лишения, – с одной стороны, и чрезмерно эгоистические интересы праздного класса – с другой стороны, имеют разнонаправленный характер, и им «никогда не сойтись» (Киплинг) в едином гражданском обществе. Поэтому чрезмерно слаба гражданская основа общенациональной солидарности по любому важному вопросу жизни страны. Трудно обеспечить единение общества даже по тем вопросам, которые реально касаются интересов каждого гражданина. Нарастающее социальное неравенство порождает глубокое противостояние в обществе, его расслоение на изолированные сегменты, которые вполне могут эволюционироваться в направлении раскола.
Бедность буквально удушает гражданскую активность населения. Там, где избыточное неравенство препятствует участию граждан в общественной жизни, возникает феномен политической бедности. «Политическая бедность» выводит граждан из публичной сферы. Они оказываются не способны представлять свое мнение и интересы в общественно-политической жизни государства. Поэтому даже огромная часть вполне сознательных граждан, недовольных властью, не желают участвовать в партийно-политической жизни, предпочитают позиции «наблюдателей». Их пассивность, в свою очередь, воспринимается властью как согласие с проводимой политикой. В стране целые слои населения практически исключены из политического процесса. Причем речь не идет только о маргиналах, бомжах (а их, кстати, сотни тысяч) или работниках низкой квалификации с минимальной оплатой. Масса интеллектуальной элиты страны – учителя, врачи, преподаватели вузов, научные работники – составили ряды «новых бедных». Поглощенные заботами о выживании, они лишены возможности полноценно участвовать в общественной деятельности (а часто – попросту побаиваются), не имеют рычагов давления на власть и не могут добиться включения своих требований в политическую повестку дня. Рост «политической бедности» приводит к тому, что функция принятия решений выходит из-под контроля общества и концентрируется в узком кругу правящей элиты. Тем самым генерируются авторитарные тенденции. В таких условиях и происходит «поддержка» правителя, которая правящей элитой воспринимается как реальный выбор большинством населения, но ее на деле не существует.
В то же время реальные интересы (не те, которые реализует правящая бюрократия) общества требуют иного подхода и иной политики государства, в частности увязки проблемы свободы, равенства и справедливости. Государство же в настоящее время не выполняет функции регулятора неравенства в обществе, не обеспечивает базу для устойчивой гражданской солидарности, более того, своей неразумной политикой создает стабильный и трудноразрешимый узел противоречий, могущий взорваться с огромной разрушительной силой. Понятия «равенства» и «справедливости» вообще выброшены из политической лексики как ненужный хлам. Неравенство, несправедливость утверждаются реальной практикой.
Ельцинизм умертвил демократический подъем начала 90-х, а после 93-го года он сменился общественной усталостью, утерей внутренней энергетики, пассивностью, произросшей на общем фоне разочарований и ожиданий. Все это и есть база монополизации власти и эволюции авторитаризма, которые не встречают общественного сопротивления. Некоторые аналитики, не решаясь дать точную характеристику современного политического режима, пишут, что он является своего рода императивом, поскольку и общество, и правящая элита – обе эти силы нуждаются в сильных рычагах централизованного управления. Возможно, это и так. Но суть проблемы, как представляется, в другой плоскости.
Президент Путин получил готовую политическую систему на базе существующей Конституции страны. Плохая она или хорошая – но он, как президент, был пленником этой конституции и, реформируя в своем стиле политический режим, вынужден был действовать в рамках этой существующей конституции. А она, эта власть, досталась ему скорее по праву наследника, а не от народа, его избравшего. Поэтому, даже если он хотел бы иного правления, он был вынужден считаться с существующими правовыми институтами. Тем более, что недавняя политическая история с некоторыми лидерами страны (в особенности моя) показала, что занять позицию идеалиста-реформатора – законника обходится очень дорого (можно лишиться и головы, и власти), лучше – следовать по течению, укрепляя позиции режима личной власти (как Ельцин).
С такой точки зрения только следующий за действующим президент мог бы стать более «свободным» от действующих конституционных институтов (легитимность которых весьма сомнительна с точки зрения кремлевского мятежа 93-го года, включая технологию принятия конституции в декабре 1993 года, когда точно неизвестно, была ли она принята или нет, всеобщим плебисцитом, и в силу ряда других причин). Но и для этого нужны были условия, когда избрание президента Медведева не было бы связано с Путиным. Вот в этой «мелочи» – суть отличий американских президентских выборов от российских, когда «поддержка» уходящего президента не имеет абсолютно никакого значения для американского избирателя. И даже порою оборачивается против кандидата в президенты. В условиях демократии любая форма власти покоится на устойчивом балансе сдержек и противовесов. В современном Российском государстве такого баланса фактически не существует – вся реальная власть в государстве находится в сфере исключительной деятельности президента (а после занятия Путиным премьерского поста – и правительства), а парламент – это собрание привилегированных, хорошо оплачиваемых квазипарламентариев (реально – нечто напоминающее Боярскую думу), которым позволены шумные выступления, политические игры, концерты (шоу) и, естественно, право «штамповать» такие законы, которые разрабатываются в кабинетах президентско-правительственной власти. На верхних этажах правящей бюрократии такая система всех устраивает, особенно когда имеется возможность щедро финансировать такой квазидемократический порядок, формально соблюдающий основные процедуры функционирования классических демократий.
Если с точки зрения политики можно говорить о «мягком авторитаризме» действующего политического режима, то в области социальной политики речь идет, скорее всего, о «жестком авторитаризме», равно как и о степени реальных политических свобод. Но о последних общество тревожится в меньшей мере, чем о своих реальных жизненных, материальных условиях, поскольку именно они определяют в конечном счете отношение общества к политическим свободам. Избыточное неравенство – сильнейший блокиратор общественно-политической активности граждан, медленно, но неуклонно ведущий страну к авторитаризму – в «мягкой», а затем – в «жесткой» формах; собственно, эти обозначения одного явления – диктатуры (в «мягкой» или «жесткой» разновидностях).
Если с точки зрения политики можно говорить о «мягком авторитаризме» действующего политического режима, то в области социальной политики речь идет, скорее всего, о «жестком авторитаризме», равно как и о степени реальных политических свобод. Но о последних общество тревожится в меньшей мере, чем о своих реальных жизненных, материальных условиях, поскольку именно они определяют в конечном счете отношение общества к политическим свободам. Избыточное неравенство – сильнейший блокиратор общественно-политической активности граждан, медленно, но неуклонно ведущий страну к авторитаризму – в «мягкой», а затем – в «жесткой» формах; собственно, эти обозначения одного явления – диктатуры (в «мягкой» или «жесткой» разновидностях).
Сравнительный уровень заработной платы в России и Европе
Кризис и инфляция отбросили Россию по уровню минимальных зарплат ниже самых бедных стран Евросоюза. Даже в сравнительно благополучных Москве и нефтяных регионах зарплатный минимум немногим превышает уровни Румынии и Болгарии, замыкающих по этому показателю список стран ЕС. Такие выводы следуют из последнего обзора европейского статистического агентства Евростат.
В отчете Евростата о минимальных зарплатах страны Евросоюза разделены на три группы: в группе богатых стран минимальный заработок превышает 800 евро в месяц, в группе среднеобеспеченных стран он лежит в пределах от 400 до 800 евро, в группе беднейших стран зарплатный минимум находится ниже 400 евро в месяц.
Самая высокая минимальная заработная плата (без вычетов) среди стран Евросоюза установлена в Люксембурге (1642 евро), Ирландии (1462) и Бельгии (1387). А самый низкий уровень минимальной зарплаты в ЕС в пересчете на евро зафиксирован в Болгарии (123 евро) и Румынии (153), Латвии (232), Литве (254), Венгрии (270), Эстонии (278) и Польше (281). В стране-кандидате Турции минимальная заработная плата установлена на уровне 319 евро.
В России с сентября 2007-го официальный МРОТ равнялся 2300 руб., что соответствовало примерно 64 евро в месяц. В 2008 г. официальная минимальная зарплата (МРОТ) соответствовала 97 евро; с 1 января 2009 г. она была увеличена и соответствовала в начале года 104,5 евро.
Таким образом, зарплатный минимум в России недотягивал до уровня самой нищей Болгарии. Между тем еще в 2000 г. болгарский МРОТ соответствовал 38 евро, но в 2007 г. он поднялся до 92, а в 2008-м – до 112 евро. Такой же путь проделала Румыния, где минимальная официальная зарплата была повышена с 25 евро в 2000 г. до 114 в 2007-м; в 2008 г. румынский МРОТ был увеличен до 141 евро.
И даже при всех «увеличениях» на очередные 6% минимальный размер оплаты труда в России «не дотягивает» до уровня самых бедных стран ЕС (в них в 2009–2010 гг. произошло повышение МРОТ).
Соответственно, соревноваться по уровню минимальных зарплат с беднейшими странами ЕС сегодня у нас могут лишь столичные города (Москва и Петербург) и некоторые российские регионы, где местные власти устанавливают региональный МРОТ выше федерального уровня. Так, в Москве с сентября 2008 г. минимальная зарплата была увеличена до 7650 руб., что тогда соответствовало 213 евро и даже приближалась к прошлогодним уровням МРОТ в Латвии, Литве и Словакии. В 2009 г. столичный минимальный заработок был увеличен до 8700 руб. Однако из-за инфляции это соответствовало всего 195 евро. Отстают от беднейших стран по уровню минимальной оплаты труда и другие столичные регионы, а также богатые нефтяные провинции. Так, в Ханты-Мансийском автономном округе с 1 января 2009 г. минимальная заработная плата была повышена с 6300 до 8000 руб. А в Ленинградской области МРОТ был увеличен до 5430 руб., что позволило области немного опередить по этому показателю аутсайдера Евросоюза – Болгарию, хотя и временно, поскольку в Болгарии вскоре МРОТ был повышен на треть. Эксперты уверены, что России не удастся в ближайшие годы догнать беднейшие страны Евросоюза по уровню минимальных зарплат. Причиной будет принятие закона о замене единого социального налога (ЕСН) взносами во внебюджетные фонды.
Следует заметить, что более корректным было бы сравнение минимальных зарплат в разных странах не по официальному обменному курсу, а по паритету покупательной способности (ППС). Так, номинальный зарплатный минимум в Румынии в 153 евро Евростат предлагает считать с учетом соотношения цен за 263 евро. Также увеличивается и зарплатный минимум в Болгарии. С учетом паритета покупательной способности номинальный минимум в 105 евро Евростат превращает уже в 240 евро в месяц. Однако сопоставимых данных по паритету покупательной способности рубля и евро пока нет, и поэтому сравнение возможно только по номиналу. Однако очевидно, что на фоне непрерывного роста цен как на продовольствие, так и на потребительские товары реальный уровень заработной платы в стране не растет. При этом растут общие государственные расходы на всевозможные проекты.
Оплата труда
Основная часть населения Мира – это наемная рабочая сила, живущая за счет получаемой заработной платы, это – аксиома. От оплаты труда зависит и благосостояние семьи, и стабильность общества. В России, как и в СССР, низкий уровень заработной платы в отношении 75–80% работающего населения. Правительство недавно внесло в Государственную думу законопроект, предусматривающий с 1 июня текущего года рост минимального размера оплаты труда (МРОТ) на 6,5% – до 4511 руб./мес. Этот уровень, однако, значительно ниже по сравнению с реальными расходами человека на основные жизненные потребности – то есть так называемым прожиточным минимумом – этот минимум для трудоспособного населения установлен на уровне 6986 руб./мес. в текущем году. В соответствии с действующем порядком он индексируется ежеквартально (в зависимости от инфляции), в то время как МРОТ – величина постоянная. Установление МРОТ ниже прожиточного минимума не практикуется в развитых странах. Если бы расчеты относительно бедности отечественная статистика выводила бы на базе прожиточного минимума, численность бедных в стране официально была бы не на уровне 13%, а в пределах 35–40% населения. Это более или менее соответствовало бы реальной ситуации в этой области.
Явно негативной стороной нынешнего чрезмерно низкого показателя МРОТ является то обстоятельство, что работодатели ориентируются на МРОТ. Он служит ограничителем, поскольку ниже этого минимума платить нельзя. Само это понятие в нашей стране появилось еще в начале 90-х гг., когда ельцинско-гайдаровские «реформы» способствовали гиперинфляции, так и введением показателя МРОТ (правда, тогда Верховный Совет ежеквартально индексировал этот показатель), Законодатель стремился обеспечить постоянный уровень минимальной оплаты труда. К тому же он совпадал с прожиточным минимумом. Но ныне сам этот показатель представляется анахронизмом, поскольку речь должна идти о прожиточном минимуме, соответствующем расходам на необходимые условия жизни.
Установление МРОТ ниже прожиточного минимума ведет к тому, что многим лицам, получающим за свой труд установленный законом МРОТ, приходится жить на такую низкую заработную плату, на которую попросту жить невозможно. Другой момент – как выше отмечено, с 1 июня МРОТ составил 4511 руб./мес., то есть рост на 281 руб. (по сравнению с 2010 г.), или 6,5%. Но и инфляция прогнозируется в 2011 г. на 6,5% – такая цифра запланирована в федеральном бюджете (на деле она будет в пределах 8–9%); это означает, что фактически никакого роста МРОТ не произойдет. Это относится также к студенческим стипендиям, рост которых предусмотрено также на уровне 6% в текущем году.
Согласно последним данным Росстата, численность граждан с доходом ниже прожиточного минимума в 2010 г. по сравнению с 2009-м не изменилась: за официальной чертой бедности по-прежнему находятся 18,5 млн человек, или около 13% населения. Аналитики же утверждают, что речь идет о 30% бедных – не менее 37 млн чел. Независимые эксперты считают, что дальнейшее снижение бедности – после ее двукратного сокращения за последнее десятилетие – будет идти медленно, с учетом слабой социальной политики за счет ускоренного обогащения 10% населения и неразумного использования доходов от нефти, газа и других сырьевых товаров. На фоне развитых стран, в том числе ЕС, Россия выглядит крайне неблагополучно, – по разным оценкам, до 80% россиян не могут отнести себя к среднему классу. Однако в апреле текущего года Всемирный банк (ВБ) представил Доклад о мировом развитии, согласно которому Россия – вместе с Азербайджаном, Белоруссией, Казахстаном и Литвой – попадает в группу стран с доходом населения выше среднего уровня: от 4 до 12 тыс. долл. на человека в год. Между тем относительно высокий среднестатистический доход в РФ соседствует с высокими показателями уровня бедности.
В начале апреля 2011 г. Росстат обнародовал очередной отчет о численности населения, чьи доходы остаются ниже прожиточного минимума. В нем отмечаются успехи правительства с борьбой за преодоление бедности. Двухтысячные годы начались с 42,3 млн человек за чертой бедности, что составляло около 29% от общей численности населения. Далее, в течение десятилетия бедность в России, судя по статистике, неуклонно сокращалась. Как отмечено выше, по итогам 2009 г. она составила 18,5 млн человек, или около 13% населения; столько же бедных было и в 2010 г. На самом деле, по данным аналитиков, эту цифру следует увеличить вдвое: дело в том, что статистика не учитывает, во-первых, предельно низкий стандарт прожиточного минимума в стране (в том числе МРОТ); далее, трудно согласиться со «средним уровнем заработной платы» как надежным показателем, если не учитывается инфляция, еженедельный рост цен на продовольствие и товары первой необходимости, лекарства, ЖКХ, в результате 75–80% населения с трудом сводят «концы с концами».