Холмогорова довольно высокомерно произнесла, поглядывая на отдыхающих:
– И кому нужны такие отпуска?
Нелли возразила:
– Ничего, в сравнении с Якутском в самый раз. Хоть отогреются наконец.
– Между прочим, в Якутске летом еще жарче, чем здесь, – не удержалась от комментария Таня. – До плюс сорока пяти в тени.
– Ах, ну да, я забыла! Здесь же присутствует госпожа всезнайка! – Нелли склонила голову в насмешливом поклоне.
У Садовниковой на языке тут же завертелся ответный язвительный комментарий – по поводу Неллиных поэтических талантов. Но озвучивать его она не стала. Глупо устраивать перепалку на глазах всесильной начальницы.
Но Нелли не унималась. Состроила озабоченное лицо и произнесла:
– Впрочем, это отличительная черта рекламистов. Нахватаются всего обо всем, по верхам, – и демонстрируют якобы образованность. Не понимают, что на самом деле – несут непроходимую глупость.
«Сама ты коза!» – едва не вырвалось у Татьяны. Но она снова промолчала. Лишь вопросительно взглянула на Марину Евгеньевну – не захочет ли та вмешаться?
Но Холмогорова осаживать секретаршу не стала. Миролюбиво произнесла:
– Не обращайте, Таня, внимания. Наша графиня сегодня не в духе.
– А кто здесь графиня? – удивилась Садовникова.
– Она. Нелли Бориславская. Неужели еще не знаете?
– Не имела чести, – насмешливо произнесла Татьяна.
– Расскажи! – велела секретарше Холмогорова.
И та запальчиво произнесла:
– К вашему сведению, мой прапрадед, граф Бориславский, – культовая фигура для здешних краев. Он командовал дивизией во время русско-турецкой войны. Впоследствии принимал активное участие в освоении местных земель. В его честь, между прочим, поселок назван недалеко от Горячего Ключа.
– Вот как? Тогда извиняйте... – пробормотала Таня. Хотя ее так и подмывало сказать: графиням по статусу положено держать себя в руках.
«Мерседес» резко свернул с пыльного и шумного Курортного проспекта в проулок. Сразу будто в другом мире оказались. Никакого городского лоска – разбитая мостовая и сплошь одноэтажные дома.
«Улица Шипилиной», – прочитала Таня на табличке. И, чтобы сменить наконец тему разговора, пробормотала:
– Шипилина... Вроде знакомая фамилия...
Марина Евгеньевна усмехнулась:
– Ну еще бы!
Нелли же с готовностью кинулась объяснять:
– Так нашу знаменитость так увековечили. Ну, ту фотомодель, которую маньяк грохнул...
Холмогорова поморщилась – развязный тон подчиненной ей явно был неприятен. Пробормотала:
– Сбавь обороты, Нелли.
Графиня, однако, не унималась:
– Да меня бесит просто! Была улица с красивым именем: Вишневая. И звучало замечательно, и по сути верно – вон, во всех дворах вишневые деревья. А теперь вдруг стала улица Шипилиной. За что? За какие заслуги? Могу поспорить: те, кто тут живет, ее еще раз убить готовы. Ведь людям все документы пришлось менять! Штамп о прописке, всякие свидетельства о собственности, бумаги из БТИ...
– Нелли, – веско заговорила Холмогорова, – ты забываешь, что убийство Юли – трагедия для всего города. Ей всего восемнадцать лет было...
– Да хоть пять! – запальчиво выкрикнула секретарша. – Маньяку под нож подставиться – заслуга невеликая.
Тут уж и Садовникова не удержалась. Пробормотала:
– Да, графиня, вам бы на воды надо, нервишки лечить...
Та аж задохнулась:
– Сама ты дура!
– Все, Нелли, заткнись, – сурово велела Марина Евгеньевна.
А Таня виновато склонила голову: вот угораздило! Выбрала, называется, нейтральную тему для разговора...
«Мерседес» уже вырулил из проулков и теперь катил по довольно ухоженному проспекту. Не сравнить, конечно, с лоском главной улицы, и до моря явно не близко, но в целом достойно. Кажется, они подъезжали.
Таня издалека увидела огромную вывеску: «Оздоровительный комплекс „Юнона“. Пять звезд».
– Он что, правда сертифицирован на пять звездочек? – изумилась она.
Холмогорова хмыкнула:
– Почти.
И пояснила:
– Получить настоящую «пятерку», международную, стоит диких миллионов. И толку, главное, ноль. Только людей отпугивать – считается ведь, что в пяти звездах цены заоблачные.
– Но тогда, получается, вы... – Таня замялась, не решаясь говорить о недобросовестности такой реклама.
– Нет, – снова улыбнулась Холмогорова, – никакого обмана нет. Я лично с юристами консультировалась. Мы же не «гостиница пять звезд» написали. А оздоровительному комплексу можно самовольно хоть двадцать звездочек присвоить.
«Мерседес» въехал на парковку, смирно притормозил у блатного места. – самого ближнего к входу, но за шлагбаумом.
– А почему мы внутрь не въезжаем? – поинтересовалась Татьяна.
– Такой порядок, – пожала плечами Холмогорова. – Отдыхающие ведь прямо по дорожкам гуляют, поэтому въезд открывают только для экстренных служб. А продукты и прочее подвозят ночами. С двух до пяти утра.
По Таниному разумению, уж для хозяйки можно было сделать исключение. Тем более что термометр у входа показывал плюс тридцать три. И это в девять утра! А отдыхающих на дорожках вовсе и не видно.
Но Марина Евгеньевна уже вышла из автомобиля и зацокала каблуками по раскаленному асфальту, Тане с Нелли ничего другого не осталось, как брести за ней.
«Юнона» на первый взгляд походила на пансионат советских времен – правда, хороший, уровня четвертого управления. Дорожки идеально чистые, корпуса блещут свежей штукатуркой, аллея, что ведет к административному зданию, обрамлена пальмами. Но никакого европейского лоска – фонтаны не журчат, аниматоры не встречают.
Однако Холмогорова оглядывала свое владение с нескрываемой любовью. И на ходу бросала Татьяне:
– Вон там, левее, бассейн...
Садовникова глянула в указанном направлении.
Серый, мрачного вида корпус. На фасаде проступила влага.
– Наискосок – СПА-комплекс...
И опять: никакого сравнения с аналогичными заведениями где-нибудь на Мальдивах. Там это увитые цветами хижины, с видом на океан, а то и, для пущей романтики, без крыши. В «Юноне» же обычное в три этажа здание. Даже штор нет. Вот где, наверное, пекло!
– Вот здесь – столовая...
Тут уж от одного слова сразу тошнить начинает. И мгновенно в носу – запах ненавистной со школьных времен манной каши.
Таня, которая ожидала увидеть заведение, по меньшей мере, уровня особняка Холмогоровой, совсем скисла. Получается, ей придется писать панегирики обычному совковому санаторию... А ведь нет ничего хуже, чем восхвалять то, что тебе совсем не по душе. Проверено многократно – практически на всех рекламных заказах. Садовникова всегда тестировала тот товар, что продвигала: и йогурты, и пиво, и гели для душа, и кремы для лица... Что-то ей нравилось, что-то оставляло равнодушной. Но если крем вызывал, скажем, аллергию, а от творожка бурчало в животе, то от заказа она всеми правдами и неправдами старалась избавиться. И даже не потому, что грех впаривать доверчивым гражданам заведомое барахло. Просто реклама – искусство личное. И раз от души, вроде как от себя похвалить товар не можешь – значит, и удачной рекламы не получится.
Так и с «Юноной», санаторием якобы в пять звезд. Совок совком – а Холмогорова его, видно, своим удачным проектом считает...
Впрочем, когда вступили в прохладный холл административного корпуса, Танин скепсис несколько поутих. Все здесь дышало расслаблением и покоем: журчащий посередине просторного помещения фонтанчик, устланные мягкими коврами полы, массивные – от одного взгляда на них лень охватывала – кресла, многочисленные цветы в кашпо из бамбука... Девушки за стойкой администратора мгновенно вскочили, заулыбались, засуетились.
Холмогорова царственно ответила на их приветствия. И не без гордости сообщила Тане:
– Попали б вы сюда раньше, лет пять назад... Пара ветхих ковров; ни единого кондиционера – духотища адова; да еще и накурено. А какая у нас теперь еда...
Она щелкнула пальцами, гаркнула:
– Меню!
Девушка-администратор тут же вложила ей в руку отпечатанный на принтере листок.
– Вот, смотрите, Татьяна. Ужин: три, на выбор, салата, на горячее – рыба или мясо. И выпечка собственная.
«А на Мальдивах салатов минимум тридцать. И горячего – блюд десять. И десертов море», – вздохнула про себя Садовникова. Но спорить Таня, конечно, не стала. Сама виновата, что подрядилась заказную книгу писать. Придется хвалить, что есть...
И она спросила у хозяйки:
– Может быть, я сама по территории пройдусь? Мне так проще будет собственное мнение составить...
Только бы Холмогорова ей сопровождающего не навязала!
Но та лишь коротко велела угодливой администраторше:
– Выдайте ей форму практиканта. И план территории дайте. Работайте, Татьяна. А в час дня встречаемся здесь.
И бодрым шагом зашагала в сторону лестницы. Уже через минуту Таня натягивала на себя розовые брючки и той же расцветки блузу. «Впервые в жизни в униформу ряжусь», – подумала она. Но одежда была тщательно выстирана и отутюжена, да и ткань оказалась легкой – натуральный, неплохой выделки, лен. К тому же, едва переоделась и прицепила к лацкану бейдж с неопределенным словечком «Стажер», перед ней мгновенно растворились все двери. Свободно прошла и в спальный корпус, и в бассейн, и в тренажерный комплекс. Ходила, наблюдала, расспрашивала...
И она спросила у хозяйки:
– Может быть, я сама по территории пройдусь? Мне так проще будет собственное мнение составить...
Только бы Холмогорова ей сопровождающего не навязала!
Но та лишь коротко велела угодливой администраторше:
– Выдайте ей форму практиканта. И план территории дайте. Работайте, Татьяна. А в час дня встречаемся здесь.
И бодрым шагом зашагала в сторону лестницы. Уже через минуту Таня натягивала на себя розовые брючки и той же расцветки блузу. «Впервые в жизни в униформу ряжусь», – подумала она. Но одежда была тщательно выстирана и отутюжена, да и ткань оказалась легкой – натуральный, неплохой выделки, лен. К тому же, едва переоделась и прицепила к лацкану бейдж с неопределенным словечком «Стажер», перед ней мгновенно растворились все двери. Свободно прошла и в спальный корпус, и в бассейн, и в тренажерный комплекс. Ходила, наблюдала, расспрашивала...
Отдыхающие особых восторгов по поводу «Юноны» не выказывали.
– В столовке не травят – уже хорошо! – жизнерадостно сообщил ей облаченный в необъятные шорты толстяк.
– Только из-за кондиционеров сюда приехала, – призналась томная, сильно за сорок, дама. – Они здесь японские, новые, а я, понимаете ли, жару совершенно не выношу...
– Кто здесь классный, так это массажисты! – поделились с Татьяной две разбитные девахи. – И Толик, и Валерик. Да и Костян тоже ничего. Му-жи-ки! А так мнут, что все косточки прямо в пыль разлетаются!
В общем, наш народ и самому скудному сервису рад.
«Ладно, Татьяна. Не суди строго! – оборвала саму себя Садовникова. – Главное, что людям нравится».
В голове у нее уже потихоньку складывался план очередной главы. Она ее стилизует под жизнерадостный репортаж советских времен: крепкий хозяйственник приходит в полностью убыточный, погибающий санаторий и неимоверным трудом, не щадя живота своего, превращает его в процветающее предприятие...
«Ну, загляну еще в столовку – и отдыхать, – решила Татьяна. – А может, рискнуть местного массажа отведать?»
Сверяясь с планом, она отправилась в санаторский общепит. Впрочем, его и без бумажки было легко найти – по запаху. Не столь тошнотному, как в школьной столовке, но все равно: аромат гречневой каши, печенки и еще чего-то кислого совсем не вдохновлял. Нет, конечно, она даже и пробовать еду не будет. Только выпьет чашку кофе, если нальют...
Садовникова бегло осмотрела обеденный зал с тщательно вытертыми, но все равно каким-то очень совковыми столиками, заглянула на кухню, где в страшной жаре суетились дородные поварихи – во вполне, впрочем, чистых одеждах. Затем выпила неплохого кофе в баре и отправилась на улицу побаловать себя сигареткой – во всех помещениях «Юноны» курить запрещалось.
В курилку отправилась служебную – на задах столовки. Скромно примостилась в уголке на лавочке, закурила. Задумалась. В голове уже вертелась первая фраза новой главы: «В жаркий июльский день люди за прохладу готовы отдать все, что угодно»...
И вдруг услышала девичий голос:
– Видела, толстуха опять по территории шлялась?
И ответ другой женщины:
– Да видела! И чего все ходит, вынюхивает, змеюка?
Таня мигом навострила уши. Про кого, интересно, столь нелицеприятно? Неужели про саму Холмогорову? А что – вполне себе толстуха. И змеюка. И ведь наверняка, раз приехала, обходит свои владения.
Разговор, между тем, продолжался. Первый голос произнес:
– И пляски эти ее – просто офигеть.
Собеседница откликнулась:
– Как не стыдно задницей вертеть? В ее-то годы, с такой фигурой...
«Ну, это уж вряд ли про Холмогорову, – усмехнулась про себя Татьяна. – Той явно не до танцев».
Садовникова закурила вторую сигарету и обратилась к девушкам, тоже одетым в униформу практиканток и тоже вышедшим покурить:
– Вы про кого?
– Да про кастеляншу нашу, – охотно откликнулась одна из них. – Странная она до невозможности!
– А что в ней странного? – деловито поинтересовалась Таня.
– Так ведь самой в гроб пора, а она все пляшет, – затараторила первая девица.
– И вообще дура, – пригвоздила вторая. И тут же радостно воскликнула: – Да ты сама посмотри!
И легонько мотнула головой вправо.
Таня осторожно обернулась. И увидела статную, величественную женщину. Та неспешно шагала по аллее. Выступала сущей павой – походка от бедра, голова царственно откинута. И девчонки-практикантки не соврали – на ходу действительно как бы пританцовывала: то одну руку взметнет, то другую. И попой виляла так лихо, что любая исполнительница танца живота отдыхает.
Таня фыркнула и миролюбиво сказала девчонкам:
– Ну и что такого? На многих курортах аниматоров даже заставляют постоянно пританцовывать. Отдыхающим нравится.
– Да уж, ей в аниматорах самое место! – парировала первая из девушек.
– У нее еще и кости трещат, – подхватила вторая. – Рукой вильнет – такой хруст стоит!
– Да ладно вам, – продолжила защищать странную тетку Татьяна, – пусть себе пляшет. Работает-то она хорошо?
Девушки наконец насторожились. Первая тревожно спросила:
– Слушай, а ты, собственно, кто?
– Я с Мариной Евгеньевной приехала, – не стала запираться Татьяна, – книгу про нее пишу. Она мне сказала «Юнону» осмотреть и свое мнение составить.
– Ой, ты тогда нас не выдавай! – засуетились девицы. – Ну, что мы тебе сказали...
– А что такого вы мне сказали? – удивилась Садовникова.
– Понимаешь, у нас в контракте записано: на рабочем месте никаких посторонних разговоров, – потупилась первая.
– Нет, сейчас побегу – и заложу, других дел у меня нет! – фыркнула Таня. И улыбнулась девчонкам: – Вы лучше скажите, отсюда до пляжа далеко?
– Не близко, – ответствовала первая.
А вторая быстро добавила:
– Но есть трансфер, маршрутка специальная. Каждый час туда-обратно народ возит. И бесплатно. Только вы так и напишите, что бесплатно и точно по расписанию...
Девчонки дружно затушили свои сигаретки и упорхнули обратно, в столовую. А Таня не спеша докурила и пошла искать пресловутый трансфер. Лучше любого массажа – съездить на пляж и искупаться.
Беркут
Он был молод, красив, богат, и никто не сомневался: Беркут забудет Юлю. Ведь даже в сентиментальном девятнадцатом веке безутешные поклонники рыдали на могилах своих возлюбленных лишь в романах. А в жизни – тосковали до сороковин и пускались на поиски новой дамы сердца.
Беркут к тому же даже Юлечкиным бойфрендом не считался. Так, одноклассник. Всего лишь один из поклонников. Давно бы мог утешиться. Тем более что рядом с ним постоянно красивые девахи вертятся. И бизнес у него специфический: сплошные переговоры в ресторанах да в ночных клубах, куда одному ходить неприлично, положено, чтобы длинноногая красотка сопровождала. Любая девчонка к нему бы прилепилась, только выбирай, и под венец бы с ним пошла, и просто вместе согласилась бы.
Даже родная мать не скрывала облегчения, что Юлии не стало. «Хоть женишься наконец на нормальной», – так и сказала.
Беркут и сам бы рад забыть. Влюбиться. Жениться... Он даже в один особо тоскливый день начал альбомы с Юлькиными фотками жечь. Но взглянул в свете пламени, в ее огромные навсегда оставшиеся молодыми глаза... и, обжигая руки, выхватил драгоценную книжицу из огня.
И на кладбище ходил, как дурак, чуть ли не каждую неделю. С цветами, с любимыми Юлечкиными розами. Сначала, конечно, банально страдал. Сидел на лавочке, курил, вспоминал Юлины взгляд и ее улыбку. Но довольно скоро острая боль притупилась. И теперь в юдоли скорби Беркут, наоборот, успокаивался. На кладбище – прохладном, с видом на море – хорошо думалось. И сколько раз получалось – шел вроде бы просто могилу навестить, а на обратном пути в голове вдруг само собой вспыхивало решение какой-нибудь проблемы (в бизнесе-то как без проблем!). Получалась зарядка для мозгов. Но людям не объяснишь, что он на кладбище просто размышлять ходит, вот и считали все, что Беркут до сих пор безутешен.
Сейчас, спустя годы, он, конечно, уже не страдал. Однако вычеркнуть Юлю из жизни никак не получалось. То на улице похожее лицо мелькнет... то в ночном клубе конкурс красоты, и он всех красоток с подиума невольно со своей несостоявшейся возлюбленной сравнивает... то «прикормленный» майор из УВД отрапортует: будто следствие в очередной, сотый уже раз вышло на след Юлиного убийцы.
И Юлиным родителям Беркут помогал – больше помочь им некому. Те, бедные, только и думали, как бы отомстить за смерть дочери, убийцу разыскать. Однако менты рыли-рыли носом землю, а в результате шиш. Куча версий и ни одного реального подозреваемого. Сначала дело приостановили, потом и вовсе закрыли... Никого гибель фотомодели Шипилиной больше не интересовала.
Юлины родители возмездия не дождались – умерли.
И только один Беркут продолжал приходить на ее могилу. И верил: когда-нибудь правда восторжествует.