Тогда я подумал: хорошо, это будет не история русалки, а история любви. Романтическая комедия, где женская партия – у русалки. Я переделал контекст фильма. Та же идея, но в другом обрамлении. Я стал продвигать фильм, как любовную историю с элементами комедии, в которой парень влюбляется в русалку.
Ответ был по-прежнему отрицательный, однако, уже не такой категоричный. Во всяком случае, было видно, что руководство студий заинтересовала идея любовной истории с русалкой.
Антея Силберт, занимавшаяся покупкой фильмов для United Artists, была одним из моих адресатов, которым я неоднократно приносил свое предложение.
«Его в дверь, а он в окно! – сказала она мне однажды. – Его в окно, а он через дымоход. Мой ответ – нет! Я не хочу снимать фильм про русалку».
Я преследовал их, словно надоедливая муха. Хотя недавно Антея Силберт призналась: «Ты надоедал, а, скорее, вел себя, как слишком активный пятилетний ребенок. Озорной. Хотелось тебя посадить в углу и велеть себя тихо вести».
Несмотря на отказ, Антея моей русалкой заинтересовалась. «Я всегда была падка на мифы, басни, сказочные сюжеты», – сказала она. На самом деле совсем не сложно было превратить фильм о русалке в любовный роман человека и русалки, а из этого сделать волшебную сказку о любви парня к русалке.
Антея выделила мне некоторые средства, чтобы отполировать сценарий, и помогла нанять писателя и сценариста Брюса Джея Фридмана, который переработал мою изначальную версию.
Антея также хотела инструкции к роли русалки. Но я не понимал, о чем идет речь. «Зачем они нам?» – спрашивал я.
Она хотела, чтобы было четко обозначено то, как русалка жила в океане и как на суше (например, куда делся хвост?)
«Зачем?» – снова спрашивал я.
Она же считала, что это должно улучшить комедийную и сказочную составляющие фильма.
В это время, из ниоткуда, возник еще один фильм о русалках – над ним должны были работать легендарный сценарист Роб Таун («Китайский квартал» (Chinatown), «Шампунь» (Shampoo)) и режиссер Герберт Росс («Прощайте, мистер Чипс» (Goodbye, Mr. Chips), «Поворотный пункт» (The Turning Point)), а исполнить роли было предложено Уоррену Битти и Джессике Лэнг.
Голливуду был совершенно неинтересен даже один фильм про русалку, а уж два – совсем перебор. И Голливуд, без сомнения приняв во внимание тот факт, что в содружестве Грейзер и Ховард имели ровно одну работу на двоих, сделал выбор в пользу картины, в которой были заняты сценарист с «Оскаром» и режиссер с номинацией на премию Киноакадемии.
Я произвожу впечатление человека расслабленного и беззаботного, я и одеваюсь так, и вести себя стараюсь непринужденно. Но я вовсе не беззаботный. Я человек, который, услышав через окно, как кто-то говорит о вакансии, через 24 часа получил эту работу. Я могу назвать полдюжины людей, с которыми по полгода и году добивался встречи: Лью Вассерман, Дэрил Гейтс, Карл Саган, Эдвард Теллер, Джонас Солк.
А тут что же получается? Сначала десять человек мне говорят, что никому не интересны русалки, никто не снимает о них фильмы. А потом я вдруг слышу: «Ой, извините, мы бы с удовольствием взялись за фильм о русалке, но одна такая картина уже в производстве, и у них в главной роли Джессика Лэнг! Представляете? Нет, мы не возьмемся с ними тягаться. Спасибо, что зашли». Уж простите, но я совсем не собирался отдавать Герберту Россу и Роберту Тауну мой фильм про русалку.
В конце концов мы с Роном заключили договор с Disney на съемки «Всплеска» на вновь созданной студии Touchstone, в дочернем подразделении компании, которое было учреждено именно для того, чтобы снимать фильмы для взрослой аудитории. Рон не только взялся за работу, но и заверил руководство Touchstone, что снимет кино с ограниченным бюджетом, и пообещал опередить русалку Герберта Росса по графику выхода в прокат.
«Вслеск» оказался очень успешным. Он был на первом месте по кассовым сборам первые две недели показа, 11 недель держался в десятке лучших и на тот момент поставил рекорд по скорости окупаемости в истории Disney.
«Всплеск» также стал первой картиной Disney, которая была предназначена не для детского просмотра. Мы сделали для Disney самый первый хит в категории PG («рекомендуется присутствие родителей»).
Более того, мы не только опередили второй фильм о русалке, он вообще не вышел. «Всплеск» же принес хорошие деньги и поспособствовал карьере Тома Хэнкса и Дэрил Ханны. В Голливуде также пересмотрели несколько скептическое отношение к Рону Ховарду и стали наперебой приглашать его к себе.
Но, пожалуй, самое приятное, если учесть, сколько раз я слышал в ответ «нет», пытаясь сделать это кино: «Всплеск» номинировали на премию Киноакадемии за лучший оригинальный сценарий. Награду в тот год получил фильм о Великой депрессии «Место в сердце» (Place in the Heart) с Салли Филд в главной роли. Но мы с Роном впервые присутствовали на церемонии вручения.
В тот день, 9 марта 1984 года, когда «Всплеск» вышел на экраны, мы с Роном Ховардом взяли лимузин и поехали на нем кататься с женами, любуясь на очереди к кинотеатрам. Это стало нашей традицей, которую заложила «Ночная смена», хотя тогда, в первый раз, очереди нас не слишком обрадовали5.
Со «Всплеском» же дело обстояло совсем по-другому. В Вествуде был кинотеатр Westwood Avco, прямо на бульваре Уилшир. В 1983 году, во время премьеры «Инопланетянина» Стивена Спилберга, мы видели перед ним очереди, заворачивающие за угол. В тот вечер, когда на экраны вышел «Всплеск», мы увидели такую же картину. Народу было не так много, как на «Инопланетянина», но все равно это было что-то невероятное. Люди выстраивались в очередь, чтобы посмотреть наш фильм про русалку. Это было потрясающе.
Мы выпрыгнули из машины и прошли от начала до «хвоста» очереди, общаясь и обнимаясь с нашими зрителями. Потом мы прыгнули обратно в машину и положили начало еще одной традиции – отправились в In-N-Out Burger, знаменитый калифорнийский ресторан быстрого питания, и съели по бургеру под бутылку отличного французского бордо, которую я, заранее рассчитывая на успех, предусмотрительно сунул в багажник.
* * *
Нам потребовалось семь лет, чтобы пройти этот путь от «точки воспламенения» до кинотеатра Westwood Avco. Для этого было недостаточно одной только хорошей идеи, пусть я и был ею очень вдохновлен. Мне были необходимы упорство. Решимость.
Подобно тому, как подпитывают друг друга любопытство и сочинительство историй, взаимно усиливают друг друга любопытство и упорство. Любопытство влечет за собой новые истории, а они, в свою очередь, вызывают любопытство. То же самое происходит и с упорством.
Любопытство вознаграждает упорство. Если вы сломались, когда у вас не получилось сразу найти ответ на вопрос, если вы сдались на первом же отказе, тогда любопытство вам явно не очень помогло. Один из уроков работы с Антеей Силберт для меня заключается вот в чем: мое упорство помогло мне не сойти с пути, а любопытство – понять, как немного изменить фильм про русалку, чтобы другие его приняли и оценили.
Нет ничего более бесполезного, чем праздное любопытство. Упорство – вот что ведет любопытство к какому-то стоящему решению. Точно так же и упорство без любопытства может означать то, что вы преследуете цель, которая не стоит ваших усилий, или что вы идете к ней, не корректируя свои шаги, узнавая новую информацию. В конце концов вы оказываетесь далеко от нужного курса. Упорство – это в буквальном смысле та энергия, которая ведет вас вперед. А любопытство отвечает за навигацию.
Любопытство может подсказать отличную идею и поможет вам ее проработать. Решимость же будет поддерживать вас с вашим замыслом на пути вперед, когда остальные будут настроены скептично. Вместе эти силы дадут вам уверенность в том, что вы делаете что-то разумное. А ведь это – основа для ваших стремлений.
Умение задавать вопросы – вот главное, что требуется вам, чтобы помочь самому себе, скорректировать свои идеи и убедить других. И это верно даже в том случае, когда вы знаете, что делаете и куда направляетесь.
* * *
Мне представился шанс снять фильм по одной из великих книг доктора Сьюза. Вдова Доктора Сьюза, Одри Гейзель, предоставила мне права на съемку фильма «Гринч – похититель Рождества»; два года я боролся за них с великими режиссерами, среди которых были Джон Хьюз («Феррис Бьюллер берет выходной», «Один дома») Том Шедьяк (он был режиссером нашего фильма «Лжец, лжец») и братья Фаррелли («Все без ума от Мэри»).
На самом деле книга «Как Гринч украл Рождество» была первым произведением Доктора Сьюза, на основе которого Одри позволила создать полнометражную киноверсию. Одри Гейзель чем-то напоминала мне жену Айзека Азимова: она так же рьяно защищала творческое наследие супруга, который умер в 1991 году. Когда мы с ней работали, на номерном знаке ее машины было одно слово: GRINCH.
(Теодор Гейзель с годами тоже установил себе такой)6.
Я убедил Джима Керри сниматься в роли Гринча, а Рона Ховарда попросил быть режиссером. Одри Гейзель настаивала, что хочет сначала с ними встретиться.
Для меня такие проекты, каким являлась экранизация книги «Как Гринч похитил Рождество», прежде всего большая ответственность. Сказка была впервые опубликована в 1957 году, и с тех пор на ней выросло не одно поколение американцев, для которых она стала одним из любимых воспоминаний детства.
Я знал историю, персонажей и художественную канву «Гринча» не хуже, чем любой пятидесятилетний американец. Мне читали эту сказку в детстве, и я сам читал ее своим детям.
Но когда мы взялись за сценарий и начали воссоздавать атмосферу книги на экране, я постоянно задавал себе вопросы – и не только себе, но и Рону, и Джиму, и сценаристам Джеффу Прайсу и Питеру Симану. Я задавал их все время на протяжении нашей работы над фильмом.
Когда мы получили права на съемки, самый важный вопрос был следующий:
О чем конкретно эта история? Что это за история?
Это шуточная комедия?
Это эксцентрическая комедия, буффонада?
Это игровой фильм?
Это сказка?
Ответ на все эти вопросы – «Да». И потому это была такая сложная и ответственная работа. Когда делаешь буффонаду, важно не забывать о сказочной составляющей. Экшн не может вытеснить забавный язык повествования Доктора Сьюза, того, чем он вдохновлялся и что пытались воссоздать мы7.
Когда задаешь вопросы, можно понять, что думают окружающие о твоей идее. Если Рон Ховард считает, что «Гринч» – это экшн, а я полагаю, что это шуточная комедия, то это проблема. Проще все выяснить, если задаешь вопросы. Часто чем они проще, тем лучше. Что это за фильм?
Какую историю мы пытаемся рассказать?
Какие эмоции мы стремимся передать, особенно если у зрителей есть свое личное восприятие этой сказки?
Все это тоже составляет основу работы, которую классные продюсеры обязательно выполняют.
Всегда хочется сделать фильм так, чтобы он получился особенным, эмоциональным. Но когда речь идет о такой легендарной истории, как история Гринча, нужно также иметь в виду и ожидания аудитории. Все, кто придет в кинотеатр посмотреть этот фильм, уже имеют свои представления о том, что это за история.
И, пожалуй, никто не помнит ее так ярко, так живо, как Одри Гейзель (вторая жена Т. Грейзеля, автора книги «Гринч – похититель Рождества» (How the Grinch Stole Christmas!; Theodor Geisel)). Она была для нас самым сложным зрителем. Мы показали ей фильм в зале Хичкока на Universal Studios. Всего присутствовали пять человек. Одри сидела в первых рядах, а я – через 30 рядов, почти в конце зала, потому что слишком переживал, как она воспримет кино. Несколько редакторов и звукорежиссеров расположились где-то посередине. Когда пошли титры, Одри захлопала. Она светилась. Ей понравилось. Тогда, сидя в зале просмотров, я был так сильно рад, что ей понравилось, что у меня слезы текли по щекам.
Даже классическая, известная всем история не стала бы успешной без стихийного любопытства, такого, с каким мы работали над «Гринчем», стараясь, чтобы все согласились с нашей версией истории и с тем, как мы ее подаем.
Часто бывает так, что, занимаясь каким-то проектом, на полпути обнаруживаешь, что у каждого из его участников разное видение задачи, вскрываются разногласия, из-за которых невозможно эффективно работать вместе, а все потому, что изначально никто не договорился о целях. Это происходит каждый день – в кино, в маркетинге, в архитектуре и рекламе, в журналистике и политике, и во всем остальном мире. Так бывает даже в спорте – нигде проблемы с коммуникацией не бывают так же отчетливо заметны, как в матче Национальной лиги американского футбола.
Но, как ни парадоксально, когда задаешь вопросы, это вовсе не сбивает с толку и не отвлекает, а, наоборот, помогает держаться курса.
Решимость перед лицом препятствий жизненно важна. Теодор Гейзель, доктор Сьюз, сам тому отличный пример. Многие из написанных им 44 книг до сих пор остаются бесспорными лидерами продаж. В 2013 году в США было продано более 700 тысяч экземпляров книги «Зеленые яйца и ветчина» (Green Eggs and Ham; Theodor Geisel) – больше, чем «Баю-баюшки, Луна» (Goodnight Moon; Margaret Wise Brown). У «Кота в шляпе» (The Cat in the Hat; Theodor Geisel) продажи составили 500 тысяч экземпляров, столько же у книг «Места, куда ты пойдешь» (Oh, the Places You Will Go!; Theodor Geisel) и «Рыбка первая, рыбка вторая, рыбка красная и голубая» (One Fish, Two Fish, Red Fish, Blue Fish; Theodor Geisel). И еще пять книг доктора Сьюза ушли каждая в количестве 250 тысяч экземпляров. То есть всего восемь книг с общим результатом продаж более чем в 3,5 миллиона штук за год (и еще восемь уходят по 100 тысяч экземпляров и больше). Теодор Гейзель под псевдонимом доктора Сьюза продает только в США по 11 тысяч книг каждый день, спустя 24 года после смерти. С момента написания своей первой книги «На Тутовой улице» (And to Think That I Saw It on Mulberry Street!; Theodor Geisel), которая была опубликована в 1937 году, он продал 600 миллионов экземпляров.
А ведь при всей бесспорной любви к творчеству Сьюза сегодня, «На Тутовой улице» получила отказы от 27 издателей, прежде чем ее приняло издательство Vanguard Press. Что было бы, если после 20-го отказа Гейзель решил бы, что с него хватит? Или после 25-го? Только представьте свое детство и детскую литературу без доктора Сьюза!8
Я считаю, что в тот момент, когда мы приходим в этот мир, рождаемся, нам говорят «да». Затем еще какое-то время мы получаем свое «да». Мир раскрывает к нам свое сердце. Но однажды он начинает говорить «нет», и чем раньше начнешь тренироваться преодолевать это «нет», тем лучше. Сейчас я думаю, что я невосприимчив к отказу.
Мы говорили о том, как включать любопытство, когда мир говорит «нет». Так же часто «нет» может звучать и в твоей собственной голове, – и тут тоже любопытство может стать лекарством.
Как я писал выше, когда я чего-то боюсь, я пытаюсь пробудить в себе любопытство по этому поводу: я стараюсь оставить страх в стороне, чтобы начать задавать вопросы. Это помогает, во-первых, потому что вопросы меня отвлекают от неприятного чувства, и я узнаю что-то новое о предмете своих опасений. Думаю, подсознательно мы все это знаем. Но иногда нужно себе напоминать, что лучший способ развеять страх – встретить его лицом к лицу, быть любопытным.
Я боюсь говорить на публике. У меня получаются хорошие выступления, но мне не нравится подготовка к ним, а иногда и сами минуты, проведенные на трибуне, мне нравится, когда я уже выступил. Самая приятная часть – обсуждать с кем-то выступление после того, как оно состоялось. Каждый выход к микрофону для меня испытание. И вот как я справляюсь с нервами.
Во-первых, я не начинаю готовиться сильно заранее, потому что это запускает во мне механизм тревоги. Если я начну писать текст за две недели, я попросту буду испытывать беспокойство каждый день в течение этих двух недель. Мне достаточно знать, что у меня достаточно времени на подготовку, а сама работа над текстом обычно начинается за несколько дней до выступления. При этом я действую так же, как в работе над «Гринчем». Я задаю вопросы.
О чем должно быть мое выступление?
Какой наилучший вариант для этой речи?
Что ожидают услышать те, кто придет на это мероприятие?
Что они в целом хотели бы услышать?
Что они хотят услышать конкретно от меня?
Кто составляет мою аудиторию?
Ответ на каждый из этих вопросов помогает мне создать общую схему моего выступления. На их основе сразу возникают идеи, примеры и тезисы, которые я хочу привести, и я их записываю.
Я всегда ищу истории, которые можно рассказать в подтверждение тех мыслей, которые я хочу донести. Применительно к выступлениям, я люблю рассказывать истории по двум причинам. Людям нравятся истории: они не хотят, чтобы им читали лекции, им нравится, когда их развлекают. Кроме того, я знаю истории, которые рассказываю. Даже если споткнусь или собьюсь – что ж, это же моя история. Я могу даже забыть, что я пытаюсь сказать, но не потеряю нить.
Наконец, я пишу весь текст речи за день или два до выступления. И несколько раз репетирую.
Когда я пишу, я лучше запоминаю. Повторение текста также помогает закрепить его в памяти и высвечивает недоработки, или несоответствия между идеей и подкрепляющей ее историей, или места, где я не уверен, что правильно преподношу шутку. Когда я репетирую, есть возможность отредактировать текст, так же, как редактируется фильм, журнальная статья, деловая презентация или книга.
Я беру с собой распечатку с текстом выступления, кладу ее на трибуну, а затем становлюсь рядом с трибуной и говорю. Я не читаю по бумажке. Текст под рукой на тот случай, если он мне понадобится. Но обычно он не пригождается.
Требует ли любопытство работы? Конечно, да.
Даже если ты любопытен от природы, что бы эта фраза ни означала, задавать вопросы, осмысливать ответы, решая, о чем тебе это говорит и какие еще вопросы следует задать, – это работа.