Девушка так и не вернулась, однако кураторы и тут не посчитали нужным вмешаться. Тогда зачем они вообще нужны, спрашивается?
Я хочу домой. Хоть в Ликос, хоть в пентхаус, где я был в безопасности с Танцором, Маттео и Гармони.
* * *Проходит еще несколько дней. Рабов больше брать неоткуда. Братство Цереры прячется за стенами, наружу никто не высовывается, факелов на стенах больше нет. Все плодовые деревья по эту сторону стен вырублены, а поля вытоптаны, однако посевы и сады имеются и в крепости, река не пересыхает, а хлеб из печей все такой же сытный. Осаждающим остается разве что подъедать последние опавшие яблоки, да и это опасно, потому что в них попадаются иголки и осиные жала. Поход Титуса окончился ничем. Теперь, как любой тиран, проигравший войну, он обратит свой гнев на внутренних врагов.
25 Междоусобная война
Прошел уже месяц учебы, но другие братства до сих пор никак себя не проявили, если не считать дыма отдаленных костров. Всадники Цереры безнаказанно объезжают границы наших земель с тех пор, как бойцы Титуса отступили в замок. Нет, не замок, теперь это просто ночлежка.
Ранним утром мы с Кассием подбираемся крадучись почти к самым воротам. Шпили башен еще окутаны туманом, привычная в нашем горном климате пасмурная пелена висит в небе, едва пропуская солнечный свет. Звуки из-за каменных стен отдаются звенящим эхом в сыром стылом воздухе. Слышен рокочущий бас Титуса, который командует подъем, его проклятия, чья-то ругань в ответ. Вставать подчиненные явно не торопятся, да и можно их понять: койки в общей спальне, пожалуй, единственное удобство в замке. Наверное, кураторы и поставили их для того, чтобы добавить соблазнов лентяям. У нас такой опасности нет, спать приходится на каменном полу вокруг костра, свернувшись калачиком впритирку друг к другу. Чего бы я только не отдал сейчас за нормальную постель!
Мы притаились на обочине каменистой дороги, ведущей вверх к сторожевой башне. Сквозь плотный туман трудно что-либо разглядеть, но, судя по звукам, внутри поднимают на ноги рабов. Кашель, ворчание, крики команд. Затем протяжный скрип, звяканье цепей, визг ржавых петель – открываются ворота. Кассий тянет меня в сторону, мы прижимаемся к земле. Мимо шаркающей походкой движется цепочка невольников, бледные лица словно светятся в утреннем сумраке. Провалившиеся щеки, тусклые взлохмаченные волосы, знаки на руках едва различимы сквозь корку грязи. Застарелый запах немытого тела бьет в нос, и я вздрагиваю от внезапного страха, что дым костра, пропитавший одежду, снова выдаст меня. К счастью, опасения мои напрасны. От Кассия не слышно ни звука, но я чувствую его гнев.
Прокравшись следом за рабами, наблюдаем, как грязные опустившиеся существа, в которых никак не признаешь надменных ауреев, собирают хворост и ягоды, продираясь сквозь колючий кустарник. Кое у кого из бедолаг не хватает уха. Виксус, вполне оправившийся от моей трепки, если не считать багрового кровоподтека на шее, расхаживает между рабами, погоняя их длинной палкой. Похоже, экзамен на способность объединить расколотое братство я провалил.
Солнечный свет постепенно одолевает стылый утренний сумрак, и аппетиты хозяев замка растут. Из главной башни доносятся дикие вопли, от которых стынет в жилах кровь.
Как-то раз в Ликосе я сидел, еще совсем маленький, у нас на кухне за каменным столом и мать наливала мне суп. Был канун лавров на следующий год после гибели отца. Киран с Лианной сидели рядом, им тогда и десяти не исполнилось. Над столом тускло мигала одинокая лампочка, и у матери были видны одни руки, все остальное тонуло в сумраке. И вдруг где-то вдали раздался похожий вопль, приглушенный лабиринтом тоннелей. До сих пор помню, как бульон задрожал в половнике, который держала мать, как затряслись ее руки. В этих криках даже не боль, а смертный ужас.
* * *– Что он творит с девчонками! – шипит сквозь зубы Кассий. – Настоящее чудовище!
Я пожимаю плечами:
– Это война, – и сам чувствую фальшь в своих словах.
– Учебная война! – напоминает он. – А если бы он выделывал это с нашими? С Лией… с Куинн? – (Я угрюмо молчу.) – Прикончить гада, отрезать член и запихать в поганую пасть!
Я знаю, что он думает и о брате. Тяну его за руку прочь от замка, все равно ворота заперты и сделать мы ничего не можем. Болезненно ощущаю свою беспомощность, почти как в Ликосе, когда Страшила Дэн схватил Эо. Только теперь Дэрроу уже не тот, думаю я, сжимая кулаки.
Подходя к нашему каменному убежищу, видим над головой мерцание золотых гравиботов Фичнера. Жуя, по обыкновению, резинку, он с удивлением замечает наши злобные взгляды и спрашивает с иронией, приложив руку к сердцу:
– Чем я заслужил такую неприязнь, о мои юные друзья?
– Он обращается с девушками как с животными! – выпаливает Кассий. Лицо его раскраснелось, жилы на шее вздулись от гнева. – Их надо уважать, это не розовые какие-нибудь!
– Если с ними обращаются как с розовыми, – спокойно парирует куратор, – значит в этом уютном маленьком мире они не заслуживают большего.
– Ты шутишь? – недоумевает Кассий. – Золотые не могут быть розовыми, а Титус – сам животное!
– Тогда докажи, что ты человек, и останови его. Пока он не начал убивать их одну за другой, это не моя забота. Все раны излечимы, даже такие.
– Неправда, – качаю я головой. Мою рану никто никогда не исцелит, как никто никогда не вернет мне Эо. – Многое остается навсегда, есть вещи, которых не исправить.
– И потом, что мы можем сделать? – добавляет напарник, сплевывая. – У него больше… бойцов.
Внезапно меня озаряет.
– Это как раз можно исправить.
Он оборачивается, слыша в моем голосе угрюмую решимость, такую же, как я вижу в его глазах, когда речь заходит о Титусе. Мы с Кассием похожи, оба состоим из огня и льда, только трудно сказать, в ком чего больше. Так или иначе, крайности движут нами больше, чем хотелось бы, – потому мы и в братстве Марса.
– У тебя созрел план.
Я молча киваю.
Фичнер ухмыляется, выдувая огромный пузырь:
– Как раз вовремя.
* * *План мой требует решительного шага, на какой способен лишь мужчина, побывавший в браке. Кассий хохочет до слез, когда я делюсь с ним подробностями, и даже Куинн прыскает со смеху, когда наутро убегает, быстрая как лань, на башню Деймоса с моими формальными извинениями в адрес Антонии. Ответа я должен ждать у нашего тайника, на берегу к северу от замка.
Мы с Роком отправляемся туда днем, оставив Кассия с остатком отряда сторожить форт. Уже сгущаются сумерки, а Куинн все нет. Отправляемся к Деймосу в надежде встретить ее… и видим на склонах холма под стенами башни пятерых бойцов Титуса. Рок тащит меня в кусты, показывая на ветви высокого дерева в полусотне шагов впереди, где сидит, притаившись, Виксус. Неужели они поймали Куинн? Не может быть, она легко от них убежит. Кто-то нас предал?
К рассвету возвращаемся в свою крепость. Ноги гудят, обгорелая шея зудит и шелушится. На сердце тяжело, что-то не так. У ворот нас встречает Лия. Обнимает Рока, а на меня смотрит с надеждой, словно на отца. Привычной робости в ней сегодня не чувствуется, хрупкое тело дрожит не от страха, а от гнева.
– Убей этого подонка, Дэрроу! Отрежь ему яйца!
Опять Титус!
– Что случилось? – Я озираюсь. – Лия, где Кассий?
Выслушиваю подробности.
Титус схватил Куинн на обратном пути с Деймоса, избил, а ночью прислал нам отрезанное ухо. Для меня, потому что считал Куинн моей девушкой и думает, что знает мой нрав. Тем не менее желаемой реакции он добился, хоть и не от меня.
Кассий как раз стоял на часах и, пока остальные спали, побежал в замок разбираться с Титусом. Аурейская спесь императорского сына перевесила здравый смысл. Он никак не ожидал, что вековые традиции чести растворятся в дикости и варварстве всего за несколько недель. Его имя и происхождение обеспечивали безопасность в цивилизованном мире Сообщества, но не здесь.
– Он хотя бы жив? – спрашиваю с упавшим сердцем.
– Да жив, куда я денусь. – Из ворот появляется Кассий, голый по пояс. – Утрите сопли, эльфы.
Рок изумленно ахает, бледнея от ужаса. Левый глаз Кассия заплыл, правый налит кровью, губы разбиты, ребра в багровых кровоподтеках. Вывихнутые пальцы растопырены, как древесные корни, плечо выбито, рука висит как плеть. На нашего сияющего рыцаря теперь невозможно смотреть без жалости. Судя по лицам Рока и девушек, такого надругательства над красотой им видеть еще не приходилось.
В отличие от меня.
От Кассия за километр несет мочой.
Храбрясь, он рассказывает с презрительной усмешкой:
– Ну, вызвал я его на поединок, все как полагается, и тут они навалились со всех сторон. Измолотили на совесть, дали лопатой по голове… Потом встали в кружок и помочились. Привязали в башне, но Поллукс оказался нормальным, выпустил и обещал открыть нам ворота в случае чего.
– Не думал, что ты такой идиот, – качаю я головой.
– А кто же еще? – поддакивает Рок. – Он же у нас благородный рыцарь, специалист по честным поединкам. Не мог нас подождать.
– Что сделано, то сделано, – вздыхаю я. – Дальше действуем по плану.
– Ладно, – фыркает Кассий, – только запомните: Титус мой.
26 Мустанг
Кассия как подменили. Самоуверенного красавчика, с которым мы сдавали экзамен, больше нет. Пережитое унижение преобразило его, и предстоит еще понять, как именно. Думаю об этом, выправляя ему пальцы, затем плечо. От боли Кассий валится на землю.
– Спасибо, брат, – говорит он, цепляясь за мою шею, чтобы подняться. Так меня здесь еще не называли. – Я провалил испытание. – Что ж, спорить не стану. – Поперся к ним, как напыщенный кретин. Будь мы не в замке, просто убили бы.
– Ну, хоть жизнь не потерял, – вздыхаю я.
Он горько усмехается:
– Только честь.
– Ну, этого добра у тебя навалом, – смеется Рок.
Улыбка тает на лице Кассия, он смотрит на нас в упор:
– Надо отбить Куинн, пока он не затащил ее к себе в башню.
Мрачно киваю:
– Надо. – И отобьем, будь я проклят.
* * *На следующий день, согласно плану, мы отправляемся вдвоем на восток по краю высокой холмистой гряды, стараясь держаться ближе к вершинам, чтобы нас могли заметить с открытых склонов и из долины, простирающейся к югу. Идем легко и быстро, все дальше и дальше, по прежде неизведанным местам.
– Всадник за спиной, – тихо сообщаю я. Кассий не оборачивается.
Вскоре мы выходим к поросшей лесом лощине и видим темное глубокое озеро, на противоположном берегу которого пасется оленье семейство. Все ноги у нас в грязи. Над водой летают мириады мошек. Сырая земля приятно холодит ладони, когда я наклоняюсь к воде напиться. Умывшись, сажусь с Кассием на траву, и мы доедаем остатки старого ягненка, мечтая о щепотке соли. Внутренности сводит от избытка протеина.
– Далеко мы от замка? – спрашиваю громко, кивая за спину.
– Километров тридцать, наверное. Трудно сказать. Может, и дальше – у меня жутко ноют ноги. – Кассий выпрямляется и украдкой бросает взгляд за спину. – Ага, вижу.
Девушка на мохнатой пятнистой лошадке остановилась на краю лощины и наблюдает за нами. К седлу с другой стороны приторочено что-то длинное, прикрытое попоной. Знаков братства не разглядеть, но девушку я точно уже встречал. Та самая, что обозвала меня эльфиком, когда я свалился с пони на уроке верховой езды с Маттео.
– С удовольствием прокатился бы назад верхом, – бормочет Кассий. Левый глаз у него еще не видит, но прежнее удальство вернулось и бьет ключом. – Эй, красотка! – окликает он, морщась от боли в ребрах. – Лошадка у тебя что надо. Из каких будешь?
Я молчу с обеспокоенным видом.
Всадница подъезжает на несколько шагов, но знаки у нее на воротнике и рукаве прикрыты лоскутами ткани. На щеках косые синие полосы боевой раскраски, похоже из сока лесных ягод. Снова братство Цереры? Не может быть. В этих местах, скорее, должен бродить кто-то из южных лесов, с востока или дальних северных гор.
– Ба, Марс? – уточняет незнакомка, разглядывая наши знаки.
Кассий торжественно раскланивается. Я поддаю камушек носком сапога, киваю, оглядывая лошадь с показной завистью.
– Ба, Мустанг! Неплохо.
Девушка небольшого роста, изящная, но тонкие черты портит язвительная улыбка.
– Что поделываете в нашей глуши, благородные воители? Жнете колосья?
Я небрежно поигрываю трофейным тесаком. Машу рукой в сторону запада:
– Зерна у нас и дома хватает.
Она прыскает со смеху:
– Ну да, конечно.
Кассий с усилием изображает улыбку на разбитом лице.
– Буду с тобой откровенен, – начинает он. – Ты невероятно хороша. Из братства Венеры, не иначе. Ткни меня тем, что у тебя там привязано, и забери к себе в крепость. Стану твоим розовым, если обещаешь ни с кем меня не делить и согревать каждую ночь… – он делает осторожный шаг вперед, протягивает руку, – и каждое утро.
Лошадь, отпрянув, не дает себя схватить.
– О! Слова достойного кавалера. – Наездница уважительно качает головой. – Да и боец ты, видно, хоть куда… судя по этим вилам в руке.
Мой напарник гордо выпячивает покалеченную грудь, потом мрачнеет, осознав смысл сказанного. Хитро прищурившись, она продолжает:
– В замках не бывает ничего, принадлежащего чужим божествам, – стало быть, с Церерой вы уже повстречались, и цитадель ее где-то здесь, на лугах за лесом или в долине большой реки, о которой все говорят. Там и зерно берете, и оружие, потому что своего у вас нет. Будь хоть что-то, взяли бы его. – Я молча слушаю, разглядывая хорошенькое острое личико и длинные золотые косы, искрящиеся на солнце. – Значит, вы с северных гор, – заключает она. – Отлично! Ни оружия, ни коней – бедновато живете, ребята.
– Черт! – сплевывает Кассий.
Я закидываю тесак на плечо:
– А ты гордячка, как я погляжу.
Девушка поднимает руку и крутит ладонью туда-сюда:
– Типа того, да. По крайней мере, у меня больше оснований гордиться собой, чем у этого красавчика. А свои басни…
Делаю небольшой шажок вперед, на пробу. Всадница тут же подает лошадь назад.
– Эй, Жнец, ты тоже захотел ко мне в седло?
– Только вместо тебя, Мустанг.
– Давно не валялся в грязи? Ладно, может, и возьму с собой, если скажешь, где стоит ваша цитадель… или возвышается? Обещаю быть доброй хозяйкой.
Игриво-оценивающий взгляд, лисья хитринка в глазах, но без злобы. Похоже, их цитадель – место цивилизованное. Моя зависть становится все искреннее. И насчет внешности Кассий не преувеличил: красотка высший класс. Все равно лошадку надо забрать, ноги у меня не казенные.
– Тебя каким номером выбрали? – спрашиваю, ругая себя за невнимательность на отборе.
– Раньше тебя, Жнец. Помню, Меркурий за тобой сильно охотился, да выборщики в первом заходе не дали. Кажется, воинственность твоя их смутила.
– Раньше меня? Тогда ты не из Меркурия, туда парня взяли, а к Юпитеру – какого-то громилу… – Пытаюсь вспомнить кого-то еще, но безуспешно. Улыбаюсь ехидно. – Ладно, и так проговорилась про номер, вот до чего заносчивость доводит.
Черно-золотая форменная куртка всадницы, такая же как у нас, не может скрыть рукоятку ножа за поясом. Хоть убей, не припомню этого лица на отборе. Наверное, просто не обратил внимания. Вот Кассий ни одной красотки не пропускает, но ему сейчас не до старых воспоминаний, в голове небось только Куинн и ее отрезанное ухо.
Так или иначе, нам здесь больше делать нечего. Можем оставить Мустанга в покое. Девчонка достаточно умная, чтобы разобраться самой. Вот только лошадка ее нам нужнее.
Со скучающим видом гляжу по сторонам, Кассий обводит внимательным взглядом вершины окрестных холмов. Громко шепчу ему на ухо: «Змея!» – кивая на лошадиные копыта. Он поворачивается туда, и девушка невольно смотрит тоже, хоть наверняка и подозревает уловку. Мгновение, и я уже преодолел прыжком разделяющие нас несколько метров. У всадницы реакция не хуже, но совладать с животным, в испуге взрывающим копытами влажную землю, ей удается не сразу, и я успеваю ухватиться за длинную косу. Дергаю в надежде выдернуть из седла, но лошадь срывается с места, и я остаюсь с прядью золотых волос в руке, слушая заливистый хохот вперемешку с проклятиями. Мустанг скачет прочь, но метко брошенные моим напарником вилы, закрутившись в воздухе, бьют лошадь по передним ногам, та спотыкается и падает на колени, выбрасывая красотку в грязь.
– Кассий, ты спятил, что ли? – ору я.
– Ну, извини.
– Ты же ее убить мог!
– Да знаю я, знаю! Ну, прости!
Подбегаю к неподвижно лежащей девушке. Неужели сломала шею? Тогда все труды коту под хвост. Наклоняюсь проверить пульс и с облегчением ощущаю лезвие ножа, нацеленное в промежность. Одно движение – и я перехватываю нож, выворачивая ей запястье. Наваливаюсь, прижимая пленницу к земле.
– Так и знала, что в грязи вываляешь. – Губы ее кривятся в улыбке, потом вдруг складываются, как для поцелуя. Я отшатываюсь, но она неожиданно издает пронзительный свист, несколько осложняя мой гениальный план.
Вдали слышится топот копыт.
Вот ведь черт, у всех есть лошади, кроме нас!
Девчонка издевательски подмигивает, я поспешно срываю заплаты с ее знаков. Братство Минервы – у греков она звалась Афиной. Кто бы сомневался. Семнадцать конников вырастают на гребне холма и устремляются вниз по склону в лощину. В руках у бойцов длинные пики-разрядники. Где они раздобыли оружие, черт возьми?
– Пора делать ноги, Жнец, – хихикает Мустанг, – моя армия на подходе.
Поздновато, пожалуй. Кассий с разбега плюхается в озерцо. Вскочив на ноги, я догоняю его, увязая в грязи, и ныряю следом. Плавать я не умею, но быстро учусь.
Барахтаемся посередине, ругаясь и отплевываясь, а всадники Минервы, обступив берега, осыпают нас шутками и издевательствами. Вода в горах ледяная даже среди лета, ноги и руки немеют. Они ждут, когда мы сдадимся. Не дождутся. Достаю из карманов три свернутых пластиковых пакета, надуваю и даю два Кассию, оставив себе один. Они помогут нам оставаться на плаву, если, конечно, враги не решатся полезть в воду.