И вот они уже на палубе «Амелии». И стучат в дверь рубки.
– Сейчас им будет! – злорадно прошептал Алешка.
Но ничего им не было. Даже наоборот. Толстяк вышел к пацанам, пожал им руки, как взрослым; о чем-то они поговорили и спустили с катера ялик.
Пацаны забрались в него и, захватив какой-то длинный шест, который им дал толстяк, отчалили от «Амелии».
– Интересно, – сквозь зубы проговорил Алешка, не отрываясь от бинокля.
Загадочно, подумал я.
А дальше стало еще интереснее. Пацаны пересекли весь затон и причалили к небольшому пассажирскому теплоходу со странным лирическим названием «Ива». Он грузно осел в воде по самую палубу.
Пацаны привязали к нему ялик и поднялись на борт вместе со своим шестом. И исчезли внутри теплохода.
– Интересно…
– Загадочно…
Их не было очень долго. Мне даже надоело ждать. Хоть и загадочно и интересно.
– Дим, – возбужденно шепнул мне Алешка, – нужно в этом разобраться!
– А как?
– Подслушать, когда они вернутся на «Амелию».
Тут и я сообразил.
Мы быстренько спустились в свою лодку и кружным путем, между старыми кораблями, добрались до баржи. Взобрались на нее и залегли возле самого борта в засаду.
Терпение. Терпение. Терпение.
И вот оно уже почти лопнуло, когда мы услышали плеск весел. Выглянули чуть над бортом – ялик возвращался.
Толстяк вышел на палубу и нетерпеливо крикнул:
– Ну что?
– Пусто! – донесся ответ Полундры. – Весь кормовой салон обшарили.
Ялик стукнулся в борт «Амелии».
Толстяк со вздохом достал из кармана бумажник, отсчитал деньги и передал их Полундре.
– Маловато будет, – сказал тот недовольно.
– Потерпи, Витек, – усмехнулся толстяк. – Найдем – рассчитаюсь по полной программе. Мало не покажется. Завтра жду – как обычно. Да поосторожнее, тут какие-то подозрительные пацаны вертелись.
– Небось эти… – предположил Клоп. – Ненормальные, которые у писателя живут, людоеды.
А «подозрительные людоеды» в это время уже спустились в лодку и беззвучно отогнали ее в укромное место – под нависший над водой кормовой свес какого-то странного судна. Потом мы узнали, что это старинный водолазный бот.
Полундра и его рыжий сообщник обратным путем перебрались на берег.
Алешка толкнул меня локтем в бок и горячо шепнул:
– Я все понял, Дим! Они заложника ищут!
Я только хмыкнул в ответ.
– А что? – обиделся Алешка за свою версию. – Он у них сбежал и где-то здесь прячется. На затонувших кораблях. А они его ищут.
– С шестом?
– Конечно! Там же, в трюмах и каютах, полно воды. Вот они и шарят.
– Ага, – серьезно кивнул я. – Он сидит где-нибудь в трюме под водой. Как твоя рыба. В бочке.
Алешка рассмеялся.
– Как ты догадался, Дим?
– Митёк там умываться перестал. Говорит: почему-то вода испортилась. Не от прокисших макарон?
– От котлет, – хихикнул Алешка.
– И еще он там кусок лягушки обнаружил.
– Не доела. Капризничает.
Мы выгребли из-под свеса и не спеша поплыли домой.
– Лех, – спросил я, – а чего ему, этому заложнику, по трюмам прятаться? Пошел бы сразу домой. Или в милицию.
– Да, домой! А они его там ждут. – Он подумал. – А, может, его и в милиции тоже ждут. Может, он сам тоже преступник. Какой-нибудь темный бизнесмен. И у них там свои разборки.
– А записка в бутылке?
– Я еще подумаю, – пообещал Алешка. – Но нам надо его найти. Человек попал в беду. И не важно, Дим, плохой он или хороший. Важно ему помочь.
«Тебе это надо?» – подумал я.
Когда мы вернулись, взрослые пили на терраске чай.
– Как улов? – спросила мама.
– Как всегда, – ответил за нас папа.
– Они не рыбу ловят, – заметил с усмешкой Митёк.
– А кого? – спросила мама. – Зайцев?
– Волков, – ответил Митёк.
– На фига они нам? – вырвалось у мамы. – То есть я хотела сказать: зачем нам волки?
– А что? – не стал возражать Митёк. – Пусть живут. Собачья будка у меня все равно пустует.
– Алешка их приручит, – предположил папа, – сколотит из них собачью упряжку. И она будет таскать Митькову машину.
– Нет, – возразил Митёк. – Алешка будет их стричь и делать из их шерсти кисточки.
– Для бритья? – спросил папа.
– Для рисования, – с упреком уточнил Митёк.
Что-то они сегодня как-то подозрительно резвятся.
– Куда ему столько кисточек? – всерьез обеспокоилась мама.
– А он лишние продаст, – успокоил ее папа.
– И купит мне новый бинокль, – строго добавил Митёк.
– Зачем тебе два? – удивилась мама.
– А он мой уже утопил.
Алешка вдруг хлопнул себя ладонью в лоб. И я тоже – бинокль-то мы оставили в рулевой рубке буксира номер 136! И я уже открыл было рот, но Алешка меня опередил и уже спокойно сказал:
– Ничего не утопил, я его спрятал.
– Ну да, – кивнул Митёк, – на дне реки.
Алешка фыркнул и гордо вышел за дверь. Я – за ним.
И мы помчались на берег. И плюхнулись в лодку, и погнали ее к затону.
Никогда я еще так не греб. Будто за нами гналась целая стая речных акул. Или речной шпаны на матрасах.
Фу! Бинокль на месте. Так и лежит спокойненько на драном сиденье. Алешка схватил его, повесил на шею и прижал к груди.
И тут послышался какой-то ровный шум. Очень подозрительный. Мы выглянули – в затон входил небольшой открытый катер. И прошел совсем рядом с нами.
За рулем сидел матрос, а рядом с ним стоял высокий человек в кожаном пиджаке и держался рукой за край ветрового стекла. И как-то странно улыбался. Будто скалился. Будто у него было много лишних зубов. Или они были ему слишком велики.
Катер подошел к «Амелии». Тут же на ее палубе появился Толстяк.
Человек с лишними зубами, опершись на борт «Амелии», что-то сердито говорил. Толстяк виновато разводил руками.
– Черт! – выругался Алешка. – Ничего не слышно!
Да, если бы нам тогда удалось подслушать и этот разговор, все пошло бы иначе. Другим путем, не таким неожиданным и опасным.
Глава IX Странный человек
Вечер опять выдался очень хороший. Высоко поднялась луна. Выпала роса – значит, и завтра день будет солнечный и теплый. Стрекотали всякие кузнечики, над сараем замелькали летучие мыши. Они жили на чердаке дома, и мама боялась их больше, чем лягушек. Которых, кстати, становилось в округе все меньше.
Мы заняли свой пост животами на подоконнике. В такой приятный вечер грех не подслушивать.
Было очень тихо – только что-то плескалось в бочке.
– Алешка, наверное, туда лягушек напустил, – послышался мамин голос с крыльца.
– Хорошо, что не крокодилов, – пробасил Митёк. – Я их боюсь, они кусаются.
– Кстати, о крокодилах, – вставил и свое слово папа. – Ребята мне напомнили. Вспоминается мне один жулик. Очень крупный. И безжалостный. Настоящий крокодил. У него и кличка такая была – Каркадил.
– Ты оговорился, папочка, – поправила мама. – Крокодил, а не каркадил.
– Я не оговорился. Именно – Каркадил. Когда он учился в школе, учительница на уроке географии задала вопрос: «Какие деревья растут в Африке?» Он подумал и ответил: «Каркадилы!» Так эта кличка за ним и закрепилась.
– А дальше? – не выдержал Алешка.
– Подслушиваешь? – Папа поднял голову.
– Димка тоже, – ответил Алешка.
– Врет! – возмутился я. – Я сплю.
– Он во сне подслушивает, – «поправился» Алешка. – Ну что дальше-то?
– Да ничего особенного. Стал этот маленький каркадил большим крокодилом в мире преступного бизнеса. И, как всякий преступник, был не совсем нормальным человеком.
– А в чем это выражалось? – спросил Митёк. – Он кусался?
– Он мечтал. Он мечтал попасть в Книгу рекордов Гиннесса. И много лет коллекционировал… металлические пробки от пивных бутылок.
– Во дурак! – высказался Алешка.
– Завел себе железный сундук, куда складывал свою добычу, и не расставался с ним ни на минуту. Даже когда совершал деловые поездки, всегда таскал этот сундук за собой.
– Здоровый мужик, – отметил Митёк.
– Да так себе, – сказал папа. – Сундук таскали его охранники.
– А где он сейчас? – спросил Алешка.
– Сундук?
– Каркадил.
– Сейчас он в заключении. Сидит в тюрьме. – Папа помолчал. – Но вот что интересно. Каркадил – очень богатый человек. Он не доверял свои деньги банкам и хранил их при себе. Это мы знаем точно. Но вот при обыске у него ничего не нашли. Так, какую-то мелочь.
– А сундук? – спросил Алешка.
– И сундук не нашли. Арестовали его на теплоходе, Каркадил совершал на нем увеселительную прогулку. Но сундука при нем в этот раз не было. Да и кому он нужен? С пивными пробками.
– А какой теплоход? – Алешка со своим вопросом едва не вывалился из окна. – Как называется?
– Кажется, «Иван Грозный», – припомнил папа.
– Жаль, – как-то странно, со вздохом, отметил Алешка. – Хотя…
– Все! – решительно сказала мама. – Всем спать! Без всяких разговоров.
Кто бы спорил.
Под утро мне снился какой-то хороший сон. Но Алешка не дал мне его досмотреть. Он безжалостно растолкал меня и сказал решительно:
Кто бы спорил.
Под утро мне снился какой-то хороший сон. Но Алешка не дал мне его досмотреть. Он безжалостно растолкал меня и сказал решительно:
– Собирайся!
– Куда?
– Наблюдать.
Мне это уже, честно говоря, надоело. Я так и сказал Алешке.
– А этому несчастному человеку не надоело сидеть в грязном трюме с крысами?
– Знаешь что, – сердито сказал я, – все это ерунда. Дурацкая шутка. Если бы это было всерьез, папа уже давно принял бы меры.
– А он принял, – спокойно сказал Алешка. – Я слышал, как он звонил на работу и спрашивал: есть ли сведения о похищении человека?
– И ему сказали.
– Целых пять! Один из них наш! И мы должны его освободить!
Не мальчик, а сплошной восклицательный знак!
Алешка сдернул с меня одеяло и сказал:
– Это, Дим, еще не все. Дело осложнилось. Берем с собой рогатку.
– Чаек будем стрелять? – Я снова натянул на себя одеяло: свежий воздух за окном был довольно прохладен.
Алешка не ответил: он считал стальные шарики, которые выгреб из кармана шортов.
– Десять патронов, – произнес задумчиво. – Думаю, хватит. Пошли завтракать.
Кроме рогатки Алешка захватил с собой еще и этюдник.
На этот раз в Алешкины планы не входило скрытное наблюдение. Наоборот – он установил на песчаной барже этюдник на самом видном месте и уселся перед ним на складном стульчике А я стоял рядом в виде ассистента.
Алешка работал, как мастер. Он кидал короткие, но внимательные взгляды на длинный корпус пассажирского теплохода, затем вглядывался в свой эскиз и что-то добавлял или исправлял в нем. И при этом бормотал себе под нос. Я разобрал в этом бормотанье только отдельные слова. «Иван… Иван да не Грозный… Сундук да не тот… И сколько их еще ждать…»
Часов в десять на палубу «Амелии» выбрался Толстяк. Он покидал руки в стороны и вверх, помахал ногами – ленивую зарядку сделал.
– Здравствуйте! – приветливо крикнул ему Алешка. – Не помешаем?
Толстяк недовольно обернулся:
– А… Это опять вы. Вернулись из Астрахани? Что-то больно скоро.
– Вернулись, – сказал Алешка, делая очередной мазок. – Вы соскучились?
– Вот уж не сказал бы! – откровенно признался Толстяк. – Даже наоборот – вы мне немножко надоели.
– Ничего не поделаешь, – вздохнул Алешка. С таким искренним сочувствием, что я едва не расхохотался. – Мы здесь надолго.
– Порадовал, – буркнул Толстяк. И скрылся в каюте.
Однако через час примерно он снова появился на палубе и очень недовольно проговорил:
– Вы еще здесь?
– Мы вам мешаем? – спросил я.
– У вас какие-то секреты? – спросил Алешка, не переставая увлеченно работать кистью.
Толстяк вздрогнул.
– Еще чего!
А я тоже чуть не вздрогнул – я и не заметил, что Алешка уже давно заменил на этюднике лист и теперь вовсю малюет портрет Толстяка. Конечно, если бы Толстяк этот портрет увидел, он сильно расстроился бы. Это была какая-то дразнилка. Все не очень привлекательные черты его лица Алешка сильно преувеличил: очень толстые щеки, очень тусклые и узкие глазки, очень жидкие брови. Но ошибиться было нельзя – это Толстяк. Смешной, но узнаваемый с первого взгляда.
– А что ты там рисуешь? – вдруг спросил он.
– Теплоход, – немедленно ответил Алешка. – Старый теплоход по имени «Иван».
Почему-то Толстяку это не понравилось.
– Рисовал бы лучше птичек, – буркнул он. – Где-нибудь дома.
Ага, подальше отсюда.
– Птичек у нас дома нет, – вздохнул Алешка. – Есть ручная рыба. По кличке Каркадил.
Такого я еще не видел: Толстяк подскочил на месте, и его красные щеки мгновенно побелели. И затряслись губы. Он даже заикаться стал.
– Ка-а-кой Кар-кар-кадил?
– Вот такой! – Алешка широко развел руки. – Котлеты жрет. С макаронами.
Это объяснение, похоже, Толстяка успокоило. А до меня дошло, что Алешка и рисует, и врет совершенно не случайно, а с каким-то хитрым умыслом. И вовсю тянет время. Словно кого-то ждет. Речную шпану, что ли? Не зря же он рогатку прихватил.
Но шпана в этот раз не появилась. А появился опять Зубастый Мен на катере. На нас он не обратил никакого внимания, мы потом поняли – почему, и стал грубо разговаривать с Толстяком.
– Время идет, а дело стоит. Ты думаешь, легко было разыскать теплоход?
– Вы бы лучше Криса разыскали, – буркнул Толстяк. – Тогда бы мы знали точное место на этом теплоходе.
– А я и Криса разыскал, – разозлился еще больше Зубастый. – Он далеко на Севере срок мотает. Я на него вышел, маляву ему сумел передать.
– И что он говорит? – с надеждой спросил Толстяк. – Где он прятал этот чертов сундук? В каюте? В машинном отделении? В багажном отсеке? Что он говорит?
– Ничего он не говорит! Вот, говорит, на свободу выйду, тогда скажу. А то вы без меня все Каркадиловы баксы поделите.
– Вот гад, а!
– Ищи, Веня, ищи! Как собака кость ищет! Найдешь – твои десять процентов.
– Маловато будет, – совсем как Полундра, обиделся Толстяк Веня.
– Что?! Да ты знаешь, сколько это? Тебе на три жизни хватит.
– Где уж там три, – вздохнул Веня. – Одну-то на свободе дожить…
Тут Зубастый поднял голову и увидел нас – художника и ассистента.
– А что они не работают? – опять разозлился он. – Гони их в трюм!
– Это не они, – объяснил Веня. – Мои еще не пришли. А это так… обормоты.
– Сам ты обормот! – не удержался Алешка. – А мы людоеды!
Мы сбросили в лодку этюдник и спрыгнули в нее сами. Не сообразили, правда, что догнать нас на катере – две пары пустяков.
Но погони не было. Видно, им было не до нас.
– Ты все понял, Дим? – взволнованно спросил Алешка.
Я понял, что нужно здорово работать веслами, чтобы поскорее выйти из опасной зоны. Все остальное меня сейчас не интересовало. Лешке нужны догадки и отгадки, а мне – его безопасность. И я плюхал веслами, как старинный пароход гребными колесами, – так же часто и с такой же силой.
Как в кино, промелькнули дед с удочкой, пристань «Опенки», знакомые берега. Фу! Причалили!
Алешка выпрыгнул на берег и, не дожидаясь меня, вскачь помчался к дому. Я еле догнал его уже в калитке.
Он влетел в комнату таким метеором, что папа даже подскочил на диване. И мгновенно оказался из лежачего положения в сидячем.
– Тебя какая рыба укусила? – испуганно спросил он Алешку. – Бешеная?
– Пап! – Алешка сунул ему под нос свою карикатуру на Толстяка Веню. – Пап! Это кто, не знаешь?
– Ух ты! – удивился папа. – Старый знакомый. Веня Жук.
– Знаменитый?
– Очень. Он у Каркадила в одной из его фирм работал экономистом. Денежки подсчитывал. Где ты его видел?
– А… Там, вдали. – Алешка махнул рукой. Он умел уходить от прямых ответов кривой дорожкой. – Пап, а кто такой Крыс? Нет, не Крыс. Дим, как?
– Крис, – подсказал я.
– Крис? – Папа подумал. – У моего друга овчарку так зовут.
– А если он не овчарка, то кто?
Папа припомнил:
– Кажется, у того же Каркадила одного охранника так называли. Я точно не знаю – кличка это или фамилия. А тебе зачем?
– Надо! – Алешка умеет давать и прямые ответы. На кривые вопросы.
Тут вошла мама:
– Если ты опять что-то затеваешь, Алексей, то я тебя запру в вашей комнате.
– Недельки бы на две, – мечтательно произнес папа, снова укладываясь на диван.
Глава X Теплоход «Ива»
Я проснулся очень рано. За окном тихо шелестел дождь. Ленивый такой, мелкий. В такой дождь ничего не хочется делать. Под такой дождь только спится хорошо. Если в школу, конечно, не надо.
Я повернулся на другой бок, поплотнее закутался в одеяло. Прислушался к дождю – начал сладко задремывать. Однако что-то мешало. Какой-то посторонний звук кроме шелестящего за окном дождя. Я приподнял голову: точно, Алешка не спит. Сидит на кровати, накинув на плечи одеяло и, прикрыв глаза, что-то бормочет. Я прислушался.
– Каркадил всех обманывал. Он никому не доверял. В этом сундуке он возил за собой не пивные крышки, а наворованные деньги. Что дальше? Он поплыл отдыхать на теплоходе «Иван Грозный». Его охранник Крис спрятал сундук где-то на теплоходе. Каркадил и Крис в тюрьме. Веня Жук под командой Зубастого… А это кто такой? Ладно, потом… Веня Жук под командой Зубастого обыскивает теплоход «Ива». Что они там ищут с помощью речной шпаны? Клад? Сундук Каркадила? Но ведь сундук-то на теплоходе «Иван Грозный». При чем здесь эта «Ива»? «Ива»… «Ива»… Она поет красиво… И растет криво… Дим! Ива – это дерево? Не человек?
– Отстань! – Я отвернулся к стенке. – Дай поспать!
– Тебе бы только поспать да поесть! Никакой фантазии! – И он снова забормотал: – «Ива» называется теплоход. «Ива»… Дим! – Алешка вскочил с раскладушки и бросился ко мне. – Дим! Это никакая не «Ива»! Это «Иван Грозный»!
Я обернулся и проворчал:
– Там же написано русским языком на борту: «Ива». Где же, по-твоему, «н Грозный»?
– Отвалился, Дим! От старости. Отржавели эти буквы! И утонули! Вставай! Пошли!