Теперь пришлось долго объяснять, что такое хлеб. Первым понял Чигирь, он принялся втолковывать сородичам про какое-то растение, которое есть там, откуда пришли они сами! Только никому не приходило в голову растирать с водой его колосья и запекать в огне.
Все закивали, а Рус снова принялся расспрашивать, что за места такие, откуда пришли они. По рассказам выходило, что там гораздо теплее и зимой снега меньше. А леса тоже хорошие, и реки красивые, и озера с рыбой…
– Чего ж ушли?
Этот вопрос поставил в тупик всех. Долго пытались втолковать, но потом махнули рукой:
– Возвращаемся!
Но Рус понял главное – там появились люди другого языка, и Род решил лучше уйти, чтобы не воевать, ведь тех больше.
Первак с таким выводом согласился:
– Наши Роды так раскиданы по всему миру, что один другому помочь не может, потому ни с кем ссориться нельзя. Если будет большая ссора, Род может погибнуть.
Они смотрели друг дружке в глаза и думали похоже: их Роды должны объединиться! Тогда им не страшны никакие встречи с чужими. Но вслух ни один ничего не сказал, рано. Пока меж ними только слова, а наговорить человек может что угодно. Сначала надо посмотреть, каков он в деле.
Вдруг Одул решил напомнить, что Рус хороший мастер, он даже попросил князя показать прикрепленный наконечник. Тот смутился:
– Да кто ж этого не умеет?
– Умеет всякий, да не всякий хорошо сделает. А ты сделал очень хорошо, – наставительно произнес мастер. Такая похвала сильно порадовала Руса, но и ввела его в смущение. Не привык князь, чтоб его хвалили прилюдно.
Уходя от своих, они обещали вернуться, когда прилетят первые птицы. Могли бы, конечно, и раньше, но лучше не говорить лишнего, кто знает, как повернет… А потому не торопились, тем более у новых друзей было чему поучиться.
Им рассказали, как лучше выводить лес на месте будущего жилья. Нужно подрубить кору и корни у больших деревьев и оставить засыхать. Этого не стоит делать у лиственниц, корни слишком раскидистые, лучше выбирать бор, там и подлеска меньше, и всегда суше. Сухое дерево легче рубится – с этим родовичи согласились.
Новые друзья показали, как делают лодки, чтобы плавать по озеру. Также подрубалось большое дерево, валилось, когда уже высохло, и его середину выжигали раскаленными камнями. Получалось большое корыто, которое осторожно выдалбливали теслами. Это не удивило, лодки родовичи тоже делать умели. Как и многое другое. Больше приглядывались к тому, чего не знали, понимая, что хозяева, прожившие в этих лесах много лет, лучше знают все особенности.
Рус шел от жилья Первака, с которым засиделся в неспешной беседе о смысле жизни, к Чигирю, у которого жил. Ярко светила полная луна, заливая серебром всю поляну. И вдруг… он едва успел спрятаться в тень дома, заметив, что у соседнего с нужным ему жилья стоят двое. Негоже мешать чьей-то любви. В том, что это любовь, сомневаться не приходилось – парень крепко обнимал девушку, а та обхватила руками его шею.
Пробираясь с другой стороны дома, Рус все же услышал их голоса и улыбнулся снова – это внучка коваля Елица со своим Отрадом. Рус замечал их откровенные переглядывания. Князь невольно вздохнул, Елица чем-то напоминала Полисть… Или Порусь? Рус и не знал, кого больше.
В тот вечер князь долго не мог заснуть, но не только потому, что увидел влюбленных, постепенно мысли вернулись к разговору с Перваком. Впервые они откровенно признались в желании… если не объединить Роды, то хотя бы поселиться рядом. Так гораздо легче.
Первак обвел рукой вокруг:
– Приходите сюда. Места много, лес хороший, лучше, чем там, река есть, большое озеро далеко, но и к нему весной за красной рыбой ходить можно. Все есть…
Он не договорил еще об одном – есть девушки и парни, для которых нет пары, потому как давно все родственники. Это тоже печаль Первака. Стали рождаться слабые дети, нужна чужая кровь. А Род Руса хоть и чужой, но вроде свой.
Князь договорил за нового друга:
– И невест с женихами тоже много, как раз для наших!
Смеялись долго. Первак смотрел на Руса и думал: какая воля привела этого парня со своим Родом в такие далекие края, чтобы встретиться здесь с его Родом?
Рус обещал уговорить родовичей прийти жить поближе.
Но так думали Первак и рус, а вот Одул решил иначе: нельзя отпускать руса, он может не вернуться. Пусть его родовичи придут сами, небось не хилые, доберутся! А князя надо привязать к своему Роду сильнее, у него что голова, что руки, что семя сильное!
– Рус…
Князь оглянулся, его догоняла внучка Одула Елица. Она похожа на девушек их Рода, такая же светловолосая и крепкая, только глаза серые. Рус замечал внимание Елицы к себе, которое вдруг проявилось в последние дни. С чего бы?
– Рус, завтра праздник – проводы Зимы.
– Какие проводы?! Весной и не пахнет!
Девушка рассмеялась:
– Зиму надо проводить пораньше, чтобы она поняла, что пора уходить, и вовремя покинула наши места. Мы ее угостим и проводим. Она по пути встретит весну, расскажет, как весну ждут люди, звери, птицы, рыбы…
Елица говорила, Рус кивал, но что-то в ее голосе не нравилось князю. Радость от завтрашнего праздника была точно вымученной. Показалось или девушка действительно невесела?
Заглянул в лицо:
– Тебя что-то печалит?
И сразу подумал, что лезет не в свое дело. То вчера подглядел за ней с Отрадом, то теперь вот расспрашивает. И подглядывать нельзя, и в душу лезть тоже, человек, если захочет, скажет сам. И все же ему было жаль красивую Елицу, неужто разлад с Отрадом? Так и есть, решил Рус и открыл рот, чтобы посоветовать не ссориться с любым, но девушка вдруг чуть воровато оглянулась, словно убеждаясь, что их никто не видит, и… прижавшись к Русу, попросила:
– Возьми меня в жены…
– Что?! – оторопел князь. А руки Елицы уже обвили его шею, губы прижались к губам.
К нему, давно не видевшему женской ласки, прижималось молодое крепкое тело, его обнимали женские руки, но внутри князя вдруг все всколыхнулось: она вчера так же обнимала Отрада!
Снял руки с шеи, чуть отодвинул от себя:
– А как же Отрад, Елица? Ты же его любишь?!
Девушка покраснела и вдруг… разрыдалась! Она кивала, закрыв лицо руками.
– Так зачем тебе я?
Сквозь всхлипывания едва разобрал:
– Дед… велел…
– Де-ед?!
И тут Рус расхохотался: он понял, что Одул решил таким способом задержать его возле себя.
– Елица, но ты-то сама что? Ты же Отрада любишь?
– Люблю, – прошептала девушка.
– Вот его и проси в жены взять.
– Он готов, – вытирая слезы, снова всхлипнула Елица, – да дед…
– Деду я сам скажу, что у меня любушка дома есть, ждет не дождется. И я жду. И не плачь, чего ревела-то?
Елица подняла на него блестевшие счастливым блеском глаза:
– Боялась, что ты согласи-и-ишься…
Рус не знал, смеяться или плакать. Но тут же подумал, что, пока он тут ходит, Порусь там кто-то может запросто сманить за себя. Очень захотелось домой, как они уже привыкли называть свою весь.
Новые сородичи
Шло время, а Рус с товарищами все не возвращался от Чигиря. Родовичи стали поговаривать, что остался князь там или вовсе погиб, не всякий же раз из болота чудом выбираться? Когда однажды такой разговор зашел вечером у очага, Порусь, не выдержав, крикнула:
– Неправда, живой он!
Инеж сокрушенно покачал головой вслед метнувшейся прочь девушке. Как поможешь? Ни для кого не секрет, что у Поруси сердце давным-давно легло к красавцу князю, но тут любые советы бессильны.
А сама Порусь шла и шла, глотая горькие слезы. Хотелось скрыться от всех, никого не видеть. Как они могут думать, что Рус не вернется?! О том, что князь погиб, она даже не помышляла. И вдруг сердце обожгла мысль: а вдруг там его соблазнила какая другая? Может, потому и не торопится обратно?
Родовичи зря говорили, что его держит там Мста, Порусь сразу увидела, что самой Мсты сердце потянулось к Волхову, как и у него к девушке тоже. Но разве без Мсты красавиц мало? Стало горько-горько. Пусть уж был бы с другой, но только рядом, чтоб всякий день видеть синеву его глаз, слышать родной голос, украдкой следить за крепкой фигурой, понимать, что он лучше всех…
Вдоволь наплакавшись, Порусь вернулась обратно. Никто не должен видеть ее слез, мало ли кому еще князь нравится, что ж теперь?
Тихонько пробралась на свое место и сразу услышала, что жена Радока Иля тоже не спит. И для нее такие разговоры точно острый нож по сердцу, муж-то вместе с князем в дальнем пути.
– Порусь, не верь, они вернутся.
– Я знаю…
– Ты подошла бы к князю, да сама сказала, что ли, если он не решается…
– О чем сказала? – ужаснулась Порусь.
– Да что сердечко он твое себе забрал.
– Вот еще!
– Порусь, так ведь и он с тебя глаз не сводит.
Девушка замерла. Не может быть! А Иля тихо рассмеялась:
– Вы точно два щенка друг перед дружкой… глупые…
Порусь не могла заснуть до самого рассвета. Неужели Иля права?!
Но князь не спешил домой, это значило, что его сюда вовсе не тянуло, так ли бывает, если человек любит? И Порусь снова засомневалась.
Пришла весна. И хотя лед на озерах и озерках еще не сошел, там уже стоял немолчный птичий гвалт. Такого родовичи не видели нигде. Птицы, словно зная, что лето будет недолгим, старались поскорее вывести птенцов и поставить их на крыло. На каждом свободном клочке берега, на каждой кочке кипела жизнь. Несметное количество гусей, уток, лебедей торопилось продолжить свой род.
Родовичи уже не брали утиную мелочь, ни к чему, лебедей тоже жалели, вполне достаточно крупных гусей. Их били и били, снося добычу в оговоренные места, откуда мальчишки стаскивали валившимся с ног от усталости женщинам. Руки женщин болели от немыслимого количества выщипанных перьев. Зато полнились пухом кожаные мешки, на них будет очень мягко спать ночами, а выпотрошенные тушки подвешивались над дымящими кострами – коптиться.
У костров тоже возились мальчишки, распоряжался ими Славута. На следующий год парнишке проходить посвящение в охотники, а пока он старший над маленькими, руководит ими с толком. Коптить гусей не такая легкая работа, как могло показаться. Костры должны гореть ровно и при этом желательно сильно дымить. Именно дым прокоптит мясо.
Но не всякие ветки подойдут для такого костра, в него нельзя кинуть сосновый или еловый лапник – вкус будет безнадежно испорчен запахом хвои. Вот и следит Славута, чтобы мальчишки таскали не что попало, а только нужное, сам подкладывает валежник, подгоняет ленивых, придерживает торопыг. Хотя ленивых нет, слишком дорого время, когда можно запастись едой на следующую зиму. Всем надоело перебиваться чем придется, каждый старается внести свой вклад в общее дело.
Не успели набить гусей, как пришло время рыбы. И снова с утра до вечера горели коптильные костры, а женские руки разделывали и разделывали теперь уже рыбьи тушки.
Родовичи поняли, что если не лениться, то голод не грозит, лес и вода не прокормят только самого ленивого, а среди них таких не было.
Еще не сошел снег, а на пригорках, что посуше, из-под земли уже выглянули снежно-белые звездочки седмичника. Радовали глаз и зеленые побеги плывуна, густая зелень брусники… Вот-вот зацветет кислица, тогда ее листочки женщины будут добавлять в варево, и оно приобретет приятную кислинку.
Конечно, не все в этом лесу такое, как дома в Треполе, но уже подросли дети, и не ведавшие другой жизни, кроме как походной лесной. Они раньше взрослых освоили съедобные ягоды и растения, научились отыскивать то, что можно без опаски сунуть в рот. Не всегда это проходило безболезненно. Еще до Дивногорья Славута проглядел, и две овцы наелись зверобоя, пришлось их срочно прирезать, пока не подохли. Не раз кто-то из ребятни совал в рот даже волчьи ягоды, и сначала Илмере, а потом Поруси приходилось вызывать у них рвоту и подолгу отпаивать разными отварами. Однажды не справилась, и маленький Елень не выжил. Но такое случалось и дома.
Но постепенно слово «дом» у них все больше связывалось с каким-то будущим жильем, а не с Треполем. Словно до дома еще нужно дойти.
Небо с утра высокое, чистое, без облачка. Проснувшийся лес дышал туманом, значит, быть хорошему, погожему деньку.
Лес, он добрый: и накормит, и напоит, только не ленись брать, да не хватай лишнего. Этот закон люди знают хорошо – брать столько, сколько нужно, чтобы не пропадало зря. Тогда в следующий раз еще дастся. А начнешь зря зверя или птицу бить, зря рыбу сетями таскать, а потом оставлять тухнуть на берегу, вот и отвернется от тебя лес, закроется. Тогда страшно, тогда погибель.
Делают, конечно, запасы ягод, грибов, шишек, сушат травы, копают корни. Но это для студеной зимы, чтобы было из чего взвар сделать, чем хворь лечить, что в варево добавить. Умные хозяйки много разных отваров и секретов знают, много трав в купальскую ночь, да и в остальное время берут.
Когда-то такой была Илмера, казалось, каждую травинку, каждый листок ведала, не было для княжьей сестры секретов. Илмера погибла, но многое успела передать Поруси. Еще девочкой, когда только вышли в дальний путь, Илмера каждую минуточку рассказывала и показывала смышленой Поруси разные растения, старалась, чтоб запомнила, когда какое рвать, как применять. Словно чувствовала свою раннюю погибель.
Теперь уже Порусь собирала травы пучками, развешивала сушиться, в свою очередь, показывала родовичам, чтоб тоже учились, не все же одной ей ведать. Многие травы еще в Треполе хорошо знали, но много было и незнакомых, все же далеко от родных мест ушли. Иногда помогал Тимар, подсказывал, что чем лечить, как лучше смешивать.
Потому Порусь каждый погожий день в лесу, даже зимой, не все же собирают летом. Порусь сирота, ее взяла с собой в дальний путь тетка, но сама померла в первый же год, а девочка осталась с семьей Радока. Мягкая, ласковая жена Радока Иля смотрела за ней, как за своей собственной. Пока была жива Илмера, Порусь много времени проводила с ней, потом жила как все – трудилась, мечтала и шла, шла, шла…
За те девять лет, что прошли после ухода из Треполя, Порусь из тоненькой маленькой девочки превратилась в рослую красивую девушку с нежным румянцем на щеках, толстой косой ниже пояса, большими синими глазами, опушенными густыми ресницами. На нее заглядывались парни, кое-кто даже пытался прижиматься. Но сердце девушки давно и навсегда было отдано младшему князю.
Еще когда совсем девчонкой собирала травы вместе с его сестрой, густо краснела от одного нечаянного взгляда Руса. Но кто же замечал девчушку? Даже разумная Илмера не разглядела этот интерес Поруси к князю.
Только что для него Порусь? Рус не просто князь, он действительно лучший в Роду. Рослый, сильный, красивый, всегда веселый и готовый помочь, его обожали мальчишки, в него влюблялись девушки, его ценили старшие. За ласковый взгляд синих глаз Руса готовы были отдать все многие, и кто знает, что было бы, не будь Рус однолюбом. Ни для кого не секрет, что его сердце всегда принадлежало Полисти. Но даже после гибели женщины Рус не стал ни к кому ближе. Князю давно пора жениться, при одной мысли об этом у девушек замирали сердечки, а тот все тянул и тянул.
О том, что пора думать о семье, поговаривала со своей питомицей и Иля. Девушка старалась уходить от таких разговоров. Сердцу не прикажешь, пустить в него кого-то другого вместо Руса она не могла, но сам князь казался недостижим. Оставалось только вздыхать и собирать травы, чтобы быть полезной Роду.
Она рвала кислицу для варева, собирая ее в небольшой туесок, сделанный из березовой коры. Вдруг по стволу мелькнули два беличьих хвоста. Видно, подружки играли, радуясь весне, солнцу, жизни. Одна из белочек замерла, любопытно уставившись глазками-бусинками на Порусь, но девушка не делала резких движений, чтобы не спугнуть малышку. Та чуть посидела, потом решила, что опасности нет, и продолжила игру. Вокруг ствола снова замелькали пушистые хвостики, а мысли девушки снова занял… князь, никуда от него не деться!
Порусь так задумалась о синих очах Руса, что забыла и о времени, и обо всем на свете. Она стояла, прикрыв рукой глаза от солнца, и смотрела наверх, где бельчата уже почти скрылись в ветвях. Вдруг сбоку послышался шум, но это был не зверь, шел человек. Порусь повернулась и увидела… того, о ком только что думала. На полянку спорым шагом (он вообще не умел двигаться медленно и лениво) вышел Рус. От неожиданности Порусь вздрогнула, собранное рассыпалось.
Они вернулись неожиданно для Рода. Вынырнули из леса и остановились, оглядываясь. Вроде ничего не изменилось, но как же хорошо показалось в своей веси! Дома у Первака лучше, жить куда удобней, но тут было все свое, а главное – родовичи, которые после крика Славуты «Рус!» высыпали отовсюду, побросав свои дела.
Видя, как радуются им родовичи, князь и его товарищи едва не прослезились. Их оглядывали, хлопали по плечам, еще не веря, что вернулись живыми и невредимыми. Рус понял, что дом может быть где угодно, главное, чтобы там жили родные тебе люди и были рады твоему возвращению.
Заметив, что он ищет глазами кого-то, Иля тихонько произнесла:
– Порусь пошла кислицу рвать…
Вроде как кому-то сказала, но князь услышал. Чуть поговорив со Словеном, Тимаром и остальными, он, словно устав сидеть, поднялся, распрямил плечи:
– Пройдусь по округе, а то забывать стал…
Его проводили понимающими взглядами. Пусть идет, давно пора…
Князь не знал, где женщины собирают кислицу, он просто шел, снова задумавшись о Поруси. После того случая девушка не выходила у него из головы. Даже события последних недель не смогли заставить ее забыть. Стоило вспомнить стройную фигурку, упругую высокую грудь, толстую косу, липнущую к спине, как сердцу становилось одновременно горячо и тоскливо. Кто он для нее? Младший князь? Почему-то казалось, что таких не любят, ведь не сложилась же любовь у Словена, да и у Хазара тоже. Без семьи Тимар, Нубус, все, кого он знал. Неужели необходимость думать и заботиться о многих не позволяет делать это об одной любимой женщине? Неужели и ему суждено быть одиноким?