Этих «двадцати» Марья Петровна боялась как огня. Поэтому, как только она миновала отметку «15», в ее жизни появилась высокая цель, достигать которую коротконогая Машенька – студентка строительного техникума – ходила в гарнизонный Дом офицеров, где каждую пятницу и субботу играла музыка, под звуки которой и должно было состояться ее женское счастье.
Счастье не замедлило себя ждать, представ перед Машей Саушкиной в облике курсанта танкового училища по имени Завен.
– Разрешите пригласить вас на танец? – с акцентом рявкнул симпатичный носатый юноша, пытавшийся перекричать грохот музыки.
– Разрешаю, – с достоинством ответила студентка строительного техникума и сделала шаг навстречу судьбе.
– Завен, – шаркнул ногой низкорослый курсант-второкурсник.
– Марта, – представилась Машенька и тряхнула завитыми локонами с такой силой, что те послушно взлетели в воздух, а потом упали на плечи.
– Парта? – Завен почувствовал, что подвел собственную маму, «выбирая девушку по росту». «Жена не должна быть выше мужа», – звучали в его памяти мамины наставления. И в этом плане девушка, им избранная, целиком и полностью соответствовала выдвигаемым требованиям. Но, к сожалению, Завен не помнил, говорила ли мама о том, что у его возлюбленной может быть столь странное имя.
– Ма-а-арта, – прокричала курсанту в ухо Маша Саушкина. – Ма-а-арта.
– Ма-а-арта! – обрадовался Завен и от волнения сдвинул свои руки чуть ниже талии.
– Не надо, – ответила гордая девушка и качнула бедрами, пытаясь стряхнуть руки своего визави.
– Не буду, – тут же согласился курсант-армянин и по окончании танца отвел девушку на место.
То, что Маша, она же Марта, Завену понравилась, стало ясно буквально к началу следующего медленного танца. А то, что у молодого армянина на эту низкорослую даму серьезные виды, определилось уже к концу вечера. Больше к Машеньке никто из курсантов не подошел, потому что невооруженным взглядом стало видно: место занято!
– С таким же успехом ты могла сходить не на танцы в Дом офицеров, а на городской рынок, – прокомментировала дочерний выбор Машенькина мать, уставшая отвечать каждые пятнадцать минут на телефонные звонки настойчивого юноши. – Ты вообще представляешь, что такое жить с кавказским мужчиной?
– А ты? – не осталась в долгу Марта.
– Я-то представляю, – самонадеянно заверила ее мать. – Хотя и не жила.
– Тогда откуда ты знаешь? – Маше стало обидно за свой выбор.
– Рассказывали…
Но, видимо, рассказывали не то. Потому что, как только Завен впервые оказался в Машенькином доме в качестве ее молодого человека, вместе с ним туда «прибыли» букет хризантем, коробка конфет «Птичье молоко» и странный мясной продукт, называемый юношей «бастурма».
– Это от мамы, – поприветствовал он будущую тещу, и сразу стало ясно: вместе с ним в верейскую хрущевку «вселилась» армянская мама, наблюдавшая из своего далекого Еревана за ходом событий.
– Мартуся, – ласково звал Завен Машеньку и обещал ей золотые горы, как только закончит училище и увезет ее в дружественную заграницу.
– Завенчик, – сюсюкала с ним она, но, как только возлюбленный возвращался в казарму, становилась чернее тучи: не за горами было то время, когда придется предъявить паспорт, в котором черным по белому было написано: Марья Петровна Саушкина, 1955 года рождения.
– Чем тебе не нравится собственное имя? – искренне удивлялась дочерней упертости мать и упрекала в подобострастном отношении ко всему иностранному.
– А что в нем хорошего? – зажигалась с полоборота Маша. – Машка-какашка!
– Марта-парта, – парировала мать.
– И все! – подпрыгивала на месте девушка. – Только парта! А здесь: «Машка-какашка», «Машка-чебурашка», «Машка-промокашка». Ты вообще чем думала, когда мне имя выбирала?
– Нормальное имя, – защищала свой выбор мать и смотрела на дочь с жалостью.
– Ужасное имя! – всхлипывала Маша и вынашивала разные планы: от потери паспорта до дачи взятки должностному лицу.
На деле все оказалось гораздо проще: в соответствии с законом любой гражданин СССР имел гарантированное право изменить имя и фамилию на те, которые бы удовлетворяли его требовательный вкус.
– Только имя! – взмолилась Машенька и подала заявление в соответствующие органы.
– Рассмотрим, – пообещала дама при исполнении и выкрикнула: – Следующий!
Потом, спустя много лет, Марта Петровна прочитает в какой-то эзотерической брошюре, что смена имени означает смену судьбы, и даже попросит соседку-филологиню разузнать значение имени «Марта».
– От древнееврейского «госпожа», – отчитается соседка и робко добавит: – Характер целеустремленный. Материальные блага всегда важнее духовных ценностей. Типичный представитель – Марта Скавронская.
– Это кто? – подозрительно поинтересуется обладательница изучаемого имени. – Святая, что ли?
– Екатерина Первая, – попытается объяснить всесторонне образованная филологиня. – Жена Петра Первого.
– Царица?! – ахнет Марта Петровна и преисполнится гордости за свой выбор: «Как чувствовала!»
Как на самом деле смена имени повлияла на судьбу Марьи Петровны Саушкиной, никому не известно, но то, что она повлияла на ее самооценку, – это факт. Имя Марта нежило ей слух, возвышало над обывателями и давало ощущение собственной исключительности.
Зато армянским родственникам было все равно, какое имя носит возлюбленная Завена. Главное, чтобы она была достойна потомка старинного армянского рода Мамиконянов. «Конечно, достойна», – заверил родителей Завен и объявил, что те вскоре станут бабушкой и дедушкой. «Тебя посадят в тюрьму», – предупредил сына армянский папа и представил, с какой скоростью разлетится эта новость по Еревану. «Нет!» – отказался от такой перспективы Завен и повел свою семнадцатилетнюю избранницу во Дворец бракосочетания, где толстая регистраторша, укоризненно взглянув в глаза влюбленных, изрекла: «Что, до восемнадцати нельзя было потерпеть?» «Нельзя! – строго ответил жених. – Я же мужчина!» «Я вижу», – хмыкнула служительница Гименея, переведя взгляд на выдающийся вперед животик Марты Петровны Саушкиной.
Рожать Марта Мамиконян отправилась в военный госпиталь города Оломоуц, расположенный в дружественной Чехословакии, куда стараниями армянских родственников оказался распределен лейтенант Завен Мамиконян. Мечта Машеньки Саушкиной сбылась: она стала женой военнослужащего, обладательницей бриллиантового кольца и мерлушковой шубы с крашеным песцом.
– Родишь мне сына – озолочу, – пообещал своей Мартусе Завенчик и повесил над супружеской кроватью синтетический ковер, поверх которого водрузил саблю – как символ мужества и отваги.
– Пусть Лейла подрастет, – взмолилась Марта и записалась на прием к гинекологу: рожать второго ребенка следом за первым она не собиралась. Слишком уж соблазнительна была жизнь в этом дружественном зарубежье.
– Чего вы ждете? – торопила сына армянская мама и диктовала список покупок, на которые рассчитывала ереванская родня. – Я мечтаю о внуке.
– А я о сыне, – вторил матери Завен Мамиконян и ломал голову, почему, невзирая на блестящую саблю, не наступает вторая беременность.
– Завенчик, зайка, – ломала язык похорошевшая после рождения дочери Марта. – Давай, кукленок, поживем для себя.
– Давай, – соглашался с женой лейтенант Мамиконян и переходил к решительным действиям.
– Ну что? – интересовалась армянская мама и передавала приветы от ереванской родни.
– Ничего, – вздыхал Завен и наблюдал через стекло переговорной кабины за молодой женой и годовалой дочкой.
– Как ничего? – ахала на том конце провода мама и в сердцах передавала трубку старшему Мамиконяну.
– Старайся! – благословлял отец Завена и рассказывал, что купил белую «Волгу». А лейтенанту хвастаться было нечем, и он сердито смотрел сквозь мутное стекло кабины на низкорослую женщину, не сразу понимая, что это и есть любимая жена.
– Идем! – строго приказывал он ей и, взяв Лейлу на руки, покидал переговорный пункт.
– Завенчик, зайчик! Что случилось? – недоумевала Марта и пыталась взять мужа под руку.
– Ревную, – объявлял лейтенант и подозрительно смотрел на супругу: – Узнаю – убью.
Марте было приятно. Но ровно до тех пор, пока по части не поползли слухи.
– Не верю! – отказалась прислушаться к ним Марта Мамиконян и обняла Лейлу.
– Ну и не верь, – отмахнулась от нее словоохотливая приятельница и, дождавшись подходящего случая, ткнула пальцем в вольнонаемную Мозуль, прибывшую в Чехословакию преподавать химию детям военнослужащих.
– Эта? – Марта замерла как вкопанная.
– Эта, – одними губами повторила приятельница и даже прикрыла глаза, сигнализируя об опасности.
– Не верю! – отказалась прислушаться к ним Марта Мамиконян и обняла Лейлу.
– Ну и не верь, – отмахнулась от нее словоохотливая приятельница и, дождавшись подходящего случая, ткнула пальцем в вольнонаемную Мозуль, прибывшую в Чехословакию преподавать химию детям военнослужащих.
– Эта? – Марта замерла как вкопанная.
– Эта, – одними губами повторила приятельница и даже прикрыла глаза, сигнализируя об опасности.
Вольнонаемная Мозуль была на две головы выше Марты Мамиконян, носила короткую стрижку, расклешенные брюки, курила сигареты с ментолом и не скрывала своих матримониальных намерений. Это только в путевке написано: «Учитель химии», а на деле: «Хочу замуж».
– Какая красивая тетя! – замерла в восхищении двухгодовалая Лейла.
– Ты тоже, деточка, – не осталась в долгу вольнонаемная красавица Мозуль. – Вся в папу.
– А откуда вы знаете нашего папу? – внешне миролюбиво поинтересовалась Марта Мамиконян и выставила вперед затянутую в капроновый чулок мускулистую ногу.
– Вашего папу я не знаю, – вывернулась Мозуль. – Просто вижу, что девочка на вас не похожа.
– Похожа! – не согласилась с ней Марта и потащила за собой дочь.
– А ты не верила! – подлила масла в огонь приятельница и выдала все явки.
Марта решила спасать семью.
– Я все знаю, – объявила она Завену и подошла к нему так близко, что почувствовала запах чужих духов. – Чем от тебя пахнет?
– Мазутом, – с сильным акцентом ответил лейтенант Мамиконян, что выдало его с головой. Обычно речь его была более чистой.
– Расскажи об этом своей маме, – поджала губы Марта и выпалила, что все знает, все видела и дойдет до командира части, если это безобразие не прекратиться.
– Не прекратится, – честно признался Завен и повесил голову.
– Я так не думаю. – Марта взяла себя в руки и отбила телеграмму в Ереван. «У Завена женщина», – сообщила она свекрови.
– Не может быть, Марточка. – Армянская мама вызвала невестку на переговоры. – У нас так не принято.
– Я не знаю, что принято у вас, – ледяным голосом ответила Марта, – но у Завена женщина.
– И кто она? – Ереван решил откликнуться на поступивший сигнал.
– Вольнонаемная проститутка.
– Это нам не подходит, – сказала армянская мама и повесила трубку.
Ставить условие «или я, или она» Марта не стала. Просто посадила перед собой Завена и нежным голосом произнесла:
– Ты, конечно, можешь остаться с ней, зайчик. Но…
– Но? – посмотрел на жену изумленный лейтенант танковых войск.
– Но тогда твой сын никогда не будет носить фамилию Мамиконян. Так и передай своей маме.
– Сын? – вытаращил глаза Завен.
– Думаю, что сын, – самонадеянно подтвердила Марта, хотя никакой беременности и в помине не было. Но, видимо, капризная судьба была на стороне этой низкорослой, но страшно мужественной женщины. Спустя месяц Марта Петровна Мамиконян обратилась к гинекологу и получила подтверждение: «Беременна». Оставалось молиться, чтобы на свет появился мальчик. И грозный вид висевшей на ковре сабли позволял на это надеяться.
Эти девять месяцев стали самыми счастливыми днями в жизни трех городов: Оломоуца, Еревана и провинциального Верейска.
– Кто-о-о-о? – кричала в трубку армянская мама, боясь услышать правду.
– Ма-а-альчик! – рыдал в трубку Завен и обещал организовать пятизвездочный потоп всем офицерам воинской части.
– Поздравляем! – откликнулась гарнизонная общественность и принесла дары к ногам лейтенанта.
– Заходите! – суетился счастливый отец и не знал, куда усадить гостей, пришедших разделить его радость.
Когда Марта с сыном вернулись домой, стало ясно: крепость под названием «Мозуль» рухнула. Впереди семью Мамиконян ожидало прекрасное будущее, в которое Завен собирался въехать на относительно новой «Волге» по маршруту Оломоуц – Верейск – Ереван. И въехал. Правда, немного в другом составе: вместо счастливой матери чудесных детей – Лейлы и Маратика – на переднем сиденье расположилась ее словоохотливая приятельница, когда-то предотвратившая распад семьи Мамиконян. Что она там делала, не было секретом ни для сослуживцев Завена, ни для разочаровавшейся в женской дружбе Марты. И только влюбчивый Завен во время трудного перегона радостно изумлялся тому, как быстро меняется его жизнь.
«Не только твоя», – вторила ему коварная приятельница Марты Мамиконян и нежно сжимала острое колено заросшего щетиной лейтенанта. «Подожди!» – начинал нервничать за рулем Завен и торопливо сворачивал на обочину, где при помощи языка тела повторял все то же самое, но немного в другом формате.
«Ничего у них не выйдет! – пообещала Марта общественности части и вступила в борьбу за восстановление справедливости. Репутация брошенной с двумя детьми женщины ее категорически не устраивала. – Кто любит, тот вернется!» – провозгласила Марта одну из прописных истин и уехала в отпуск на Черноморское побережье, предусмотрительно забросив армянских детей к ближайшим ереванским родственникам.
– Где мои дети? – грозно поинтересовался Завен в ответ на сообщение пока еще жены о том, что та рассчитывает на полноценный отдых в целях восстановления подорванной родами и изменами нервной системы.
– Там же, где и ты, – схитрила Марта. – А разве ты не в Ереване?
– Нет, – кротко ответил Завен, и по усилившемуся акценту его чуткая жена поняла, что тот нервничает.
– Мы с Завенчиком у моих родителей, – выхватила из рук любовника трубку словоохотливая приятельница.
– Совет да любовь, – пожелала бывшей подруге Марта и повесила трубку.
Она знала, правда на ее стороне. Но кроме правды на ее стороне оказалась и вся ереванская родня Завена Мамиконяна, давшая слово не бросать Марту и ее детей ни при каких обстоятельствах. И в том, что свое слово ереванские Мамиконяны сдержат, можно было не сомневаться. Это Марта почувствовала на себе сразу же, как только добралась до сочинского курорта: у ворот санатория МВД ее поджидал ни много ни мало главврач с характерной фамилией Жамкачян. «Ты не знаешь, что значит жить с кавказским мужчиной», – усмехнувшись, вспомнила она слова матери.
Жамкачяну Марта понравилась: скуластое лицо, каштановые волосы, не по росту крупная грудь, широкий таз и две выточенные из мускулов ножки. «Полное обследование», – пообещал главврач красавице и запер ее в люксе на двадцать один день.
Надо ли говорить, что после сочинского рая нервная система Марты Петровны Мамиконян стала восстанавливаться с поразительной скоростью? Это было видно невооруженным глазом: на смуглой груди в заветную складочку стекала крупная бриллиантовая капля, а на коротком среднем пальце правой руки приветливо зеленел изумруд в алмазной россыпи.
– Когда ты приедешь? – грустно спросил Жамкачян и достал из кармана белого халата еще одну коробочку. – На память, – шмыгнул носом главврач.
Марта Петровна приоткрыла бархатный ларчик, довольно улыбнулась и ласково пропела:
– А ты хочешь, котенок, чтобы я приехала?
– Хочу, – подтвердил искренность своих намерений местами облысевший котенок.
– А ты на мне женишься? – Марта покрутила пуговицу на халате Жамкачяна.
– Нет, – честно признался главврач. – Но не брошу.
– Я подумаю, – пообещала ему родственница ереванских родственников и нежно поцеловала котенка за ухом.
– Разводись, – проникновенно попросил Жамкачян. – Ни в чем нуждаться не будешь.
«Я и так не буду!» – с нежностью подумала Марта о ереванских родственниках, но вслух ничего не сказала.
В Чехословакию она возвращалась в приподнятом настроении и в гордом одиночестве. Чадолюбивые родители Завена предложили оставить у себя Лейлу с Маратом, потому что «дети должны расти в любви, а не на полигоне».
После встречи с главврачом санатория МВД Жамкачяном Марта о воссоединении с Завеном больше всерьез не помышляла, но из-за непонятно откуда взявшейся стратегической жилки не собиралась отказываться от преимуществ жизни за границей, гарантированной ей еще на целых три года.
– Давай разведемся, – виновато попросил лейтенант Мамиконян загорелую красавицу, нисколько не напоминавшую раздавленную горем обманутую жену.
– Давай, – молниеносно согласилась Марта и достала из косметички чудо-прибор для завивки ресниц.
– Когда? – уточнил Завен.
– Через три года, – ответила неунывающая Мартуся и сжала щипцы для завивки ресниц с такой силой, что левый глаз выкатился наружу.
– Но почему? – Лейтенант Мамиконян еще на что-то надеялся.
– Зайчик. – Марта убрала щипцы, глаз встал на место. – Кто из нас пострадавший?
– Я, – с акцентом пророкотал Завен.
– Нет, моя… Не ты…
– А кто? – глупо поинтересовался влюбчивый лейтенант.