– Пошли, с тобой схожу, – сказал Захар и первым пошел к выбранному зданию, на ходу обнажив меч.
Игорь проверил магазин пистолета – пол‑обоймы осталось после стычки с крысособаками – и устремился следом за побратимом. Не то, чтобы он был очень уж привязчив к вещам, скорей, даже напротив. Но еще с тех пор, как отец Игоря канул в московской Зоне, светловолосый дружинник (тогда – только юнак) хранил у себя его счастливую монету. Родитель нашел ее случайно, во время одного из первых рейдов, и с тех пор брал с собой в каждое путешествие. Забыл он этот своеобразный «оберег» только однажды – перед последним рейдом, и, по иронии, все для него закончилось плачевно. Можно только гадать, случайное ли это совпадение или же действительно не обошлось без мистики, но факт оставался фактом: стоило отцу Игоря отправиться в путь без своего талисмана, и добрый разведчик тут же сгинул. Одно время отпрыск пропавшего дружинника собирался продолжить традицию отца, но потом решил, что блуждание с чужим амулетом может привести к самым непредсказуемым результатам. Ведь то, что одному предмет помогает, совершенно не значит, что он и кому‑то другому поможет.
И первый же рейд показал, что Игорь не зря решил обойтись без родительского «наследства»: вопреки любой логике, он умудрился выжить в кровавой бойне в Строгино. Чем объяснить такую удачу? Да ничем. Везение оно везение и есть. Мало, что он умудрился не погибнуть под обломками разрушенного био здания, так еще и нейроманта потом встретил, настоящего.
А потом к разведчику в руки попала шестеренка Громобоя, и Игорь решил, что вот он, его счастливый амулет… но спутников в этом, похоже, не убедишь. И надо ж такое придумать!.. Крысособаки учуяли висящую на шее у десятника штуковину и потому на него напали… Однако если интересы отряда требуют пожертвовать памятной вещицей, то он это сделает, без вопросов.
«Лишь бы все живы остались, – подумал Игорь, вслед за побратимом подступая к грязной кирпичной стене. – Это сейчас главное…»
– Может быть, прямо здесь зароем? – предложил Захар. – Копнем неглубоко, присыплем да сверху кирпич кинем для ориентира…
– Давай, – не стал спорить Игорь.
Минувший день эмоционально вымотал его буквально донельзя: хотелось поскорей вернуться в дом и забыться сном хотя бы на жалкие три‑четыре часа, что остались до рассвета. Голова соображала плохо, но и неудивительно: пусть в Строгино ему пришлось пережить куда больше, то был все‑таки стресс иного рода. Тогда он остался один и действовал по ситуации, теперь же ему нежданно‑негаданно вручили свои судьбы восемь человек (плюс один пленник‑провожатый), и ответственность возросла многократно. А ведь был еще и Захар, который явно нескоро оправится после случившихся потрясений.
«Интересно, что он обо мне думает после всего этого… голосования? – мелькнуло в светлой голове. – Злится ли? Или понимает, что от меня тут вообще ничего не зависело? Наверняка, понимает, он ведь в самом деле очень мудр!»
Захар без лишних промедлений вогнал меч в рыхлую после дневного дождя почву и не без труда сделал небольшую лунку. Сплюнув себе под ноги, сказал:
– Готово, брат. Кидай.
Игорь взглянул на амулет еще раз. Обычная, ничем не примечательная шестеренка, каковых в Зоне трех заводов наверняка сотни. Но именно за этой ведь – история. С ней бежал стаббер Гром из родного края. С ней он охотился на нео в компании с прирученным био по прозвищу Щелкун. И вот, не успел амулет и месяца повисеть на шее у дружинника, как он уже вынужден от этого трофея избавляться. И было бы из‑за чего, что называется…
Захар побратима не торопил – только по сторонам озирался, чтобы не проглядеть опасность, коль она на горизонте замаячит. Пока что было тихо, но в московской Зоне все могло измениться за одно мгновение. Стрела ли, пуля или не в меру юркий мутант – мало ли сюрпризов способно вдруг вынырнуть из пелены практически непроницаемого сумрака и оборвать жизнь зазевавшихся путников?
Игорь наклонился и опустил амулет в лунку. Сапогом сгреб отброшенную в сторону землю обратно, притоптал подошвой, чтобы схрон не бросался в глаза. Затем отыскал взглядом валяющийся неподалеку кирпич и положил его сверху – так, скорей для острастки, чем по большой нужде. Едва Игорь это сделал, рука Захара обхватила его запястье, и побратим прошептал на ухо:
– Ты, главное, не нервничай, брат. Я Мрака сто лет знаю, он всегда такой был… разборчивый, так его эдак. Чуть что, ворчит, начинает какие‑то… интриги плести. Сам бы хоть раз возглавил отряд, так нет – вечно за спинами чужими отсиживается, советует всегда, из‑за спин этих, но на этом и все… А Богдан – так то его первый друг. Вот они и спелись так хорошо.
– Так что же ты их в отряд к себе взял? – удивился Игорь.
Он малость знал и того, и другого, но, разумеется, не так хорошо, как Захар.
– Ну, кого дали, того и взял. Ну, и бойцы‑то они, на самом деле, хорошие, – тут же оговорился побратим. – И если предводитель слабину не дает, и слова поперек не скажут. Так что я сам виноват, что они начали свою… бурную деятельность. Не подвел бы отряд, не угробил бы Миха, глядишь, ничего б и не было.
– Не горюй, брат, – совершенно искренне сказал Игорь. – Главное сейчас – склад найти и обратно в Кремль вернуться, доложить, как там дела обстоят. Глядишь, после возвращения все само собой наладится. Я‑то на твое место не метил никогда, а оно, видишь, как получилось… но это все временно, ты ж понимаешь?
– Как говорит отец Филарет, нет ничего более постоянного, чем временное, – усмехнулся Захар. – Но это я так, к слову. А вообще даже не переживай, я с тобой до конца, мы ж братья. Да и я тебе задолжал после Строгино…
– Ничего ты мне не задолжал, – возразил Игорь. – Это я с тобой рассчитался, за тот раз, когда ты меня от паука‑мясоеда спас!
– Как хочешь. А насчет всего остального… Насчет меня не сомневайся, а им слабости свои не показывай, и все будет хорошо. Договорились?
Игорь кивнул.
– Ну и славно! – Захар улыбнулся и, напоследок крепко сжав запястье побратима, убрал руку.
Они побрели обратно к дому и уже заходили внутрь, когда позади послышался странный шорох. Дежурные вскинули автоматы, а побратимы, обернувшись, с удивлением увидели, как через улицу прочь бежит одинокая крысособака со шнурком в зубах. В неровном свете луны поблескивала висящая на этом шнурке шестеренка.
– Не может быть, – опешив от такого зрелища, прошептал Игорь.
– Как видишь, может, – тихо отозвался Захар.
А пес тем временем улепетывал от стоянки дружинников прочь и уносил с собой амулет Громобоя.
По сути, он забирал последнее, что связывало Игоря с его странным бородатым другом.
И от этого на душе стало еще поганей, чем прежде.
* * *
Крысособака, убедившись, что ее никто не преследует, сбавила темп. Бежать все время было слишком утомительно. В крохотном мозгу грязной твари пульсировала только одна мысль: «Принеси» . И крысособака не могла ослушаться. Ее, дикую и, как будто, неукротимую, выдрессировали с той легкостью, с которой ломают пополам хлебный колосок: только что тварь скалила зубы, глядя на черный силуэт незваной гостьи, и вдруг ей отчаянно захотелось валяться на земле, подставляя незнакомке лохматое брюхо, чтобы та погладила его, чтобы приласкала…
Крысособака с наслаждением вспоминала, как Природа чесала у нее за грязным ободранным ухом. От этих мыслей по лохматому телу прошел озноб. Новая хозяйка дала твари то, о чем та и мечтать прежде не могла: заботу. Ради этого стоило умереть.
Когда знакомые развалины показались на горизонте, сердце крысособаки забилось быстрей, и она ускорила шаг. Дорога порядком вымотала бедную тварь; нередко ей приходилось прятаться в тени очередного полуразрушенного дома, чтобы не столкнуться со спешащей куда‑то стаей нео. Крысособака насмотрелась на смерти товарок, да что там – она, единственная из всей стаи, пережила встречу с отрядом людей!.. И все лишь потому, что не бросилась на них, сломя голову, а трусливо забилась в старую бочку, которая валялась неподалеку. Голос хозяйки, звучащий внутри черепушки, настойчиво уговаривал крысособаку покинуть убежище и атаковать человека с шестеренкой, но страх оказался сильней.
И, по иронии судьбы, именно трусость позволила твари добыть амулет, столь необходимый ее новой покровительнице. Замерев, буквально превратившись в статую, крысособака из своего убежища наблюдала за тем, как двое людей закапывают вожделенную шестеренку в землю. Хозяйка снова мысленно требовала напасть на них, но в руке у одного из дружинников был огнестрел, а у другого – меч, и тварь не решилась показываться наружу. Крысособака надеялась, что люди скоро уйдут и амулет можно будет получить без боя.
Так в итоге и вышло.
Дружинники пошли к дому, а тварь, не веря своему счастью, поползла к свежему схорону. Лохматой мордой отодвинув в сторону кирпич, она споро вырыла амулет из земли, схватила его в зубы и бросилась наутек. Люди ее все‑таки увидели, но стрелять не стали – наверное, пожалели снарядов, а, может, они у них и вовсе закончились. Как бы то ни было, даже теперь крысособака не могла расслабиться. В голове, помимо зова хозяйки, пульсировали и другие мысли – в частности, тварь боялась, что уже на подходе к дому ее подкараулит какой‑нибудь рукокрыл и, схватив добычу в лапы, унесет в свое треклятое гнездо, чтобы там сожрать.
В московской Зоне никогда нельзя расслабляться. Кем бы ты ни являлся, огромным био или крохотной крысособакой, против того же Поля Смерти все были равны.
«Иди же ко мне, моя хорошая», – пропела хозяйка в голове у твари, и та невольно перешла на бег.
Надо как можно скорей принести ей амулет! Крысособака знала, что ничего важней этого нет. И пусть в ее теле было бы с десяток пулевых дыр, а из всех ног шевелилась бы только одна задняя, она все равно продолжила бы на последнем издыхании ползти к достопамятному зданию, где с недавних пор находился ее дом.
Дом…
Как много было в этом слове!.. Раньше крысособака и ее сестрицы слонялись по Москве, будто неприкаянные, жрали, что нашли и смогли после разгрызть да проглотить. Их били, их убивали, ненавидели, пожирали самих, сырыми или жареными, в зависимости от вкусовых предпочтений. Но с появлением хозяйки все изменилось. Она направила их, показала, что стаей они могут бросить вызов любому, даже самому серьезному противнику… исключая, разве что, био.
Крысособака вздрогнула. Тварь слышала взволнованный голос хозяйки, когда она отправляла свое разношерстное воинство в атаку на громадного стального ящера. Слышала, с каким отчаянием кричала их покровительница, призывая продолжить бой… и с каким разочарованием и неохотой командовала отступление. Многие полегли в том сражении, многих сожрал вечно голодный био, но ни у кого из мутантов не возникло желание ополчиться против их мудрой предводительницы. Твари ценили ее, даже любили, ведь она первая додумалась приласкать их и сказать, что вместе они способны на многое. Что они не просто отбросы природы, а сама природа, ее финальное воплощение, новый виток эволюции…
«Где ты, милая?» – снова раздался в голове заботливый голос.
Крысособака достигла здания и, воровато озираясь по сторонам, вдоль стеночки устремилась к зияющему дверному проему, ведущему внутрь. Путешествие ее практически подошло к концу, дело осталось за малым – отдать шестеренку хозяйке и получить вожделенный кусок мяса. Крысособака весьма проголодалась за время блуждания по Тушино, шутка ли – она шла обратно практически всю ночь, с полуночи до рассвета, и едва ли не валилась с ног.
Хозяйка сидела на подоконнике. Она забралась на него с ногами и вытянула их перед собой, а руки уложила на колени. На вновь прибывшую хозяйка не смотрела. Все ее внимание было сосредоточено на небе и круглой луне, бледным светом освещающей грешную московскую землю.
Впрочем, тварь давно привыкла, что хозяйке не надо глазеть на своих подопечных. Ее чудесный дар позволял ей контролировать их, даже находясь на почтительном расстоянии.
Перейдя на шаг, тварь подошла к окну и, опершись передними лапами на стену, положила амулет‑шестеренку хозяйке на колени. Изуродованная рука тут же скользнула вниз и сжала трофей в ладони.
– Ты справилась, – сказала покровительница. – Умница. Я верила в тебя.
При этом она не шевелила губами – в этом так же не было нужды, ведь все слова звучали прямо у твари в черепушке.
Крысособака уложила голову хозяйке на колени, выклянчивая ласку, и женщина не поскупилась: правая рука заскользила вдоль хребта, проступающего через тонкую шкуру, покрытую струпьями и пятнами. У крысособаки от счастья задрожали задние лапы, и она едва не шлепнулась на пол. Хозяйка, почувствовав, как тварь пошатнулась, наконец‑то повернула голову и посмотрела на нее сверху вниз. Луна на миг осветила профиль Природы. Складывалось впечатление, что некогда женщина была прекрасна, но сама она помнила себя только такой: с лицом, покрытым многочисленными шрамами от порезов и ожогами, с редкими темными волосами, торчащими клочками то тут, то там. Без проседи тоже не обошлось, а на левом глазу обосновалось бельмо, но на фоне остальных приобретенных изъянов эти казались сущими мелочами.
– Ничего, милая моя, – не разлепляя губ, мысленно сказала девушка. – Скоро весь мир будет у наших ног. Мы задавим их числом и позволим природе вновь править здесь всем. Все это… – Она махнула левой рукой, на которой не доставало мизинца и безымянного пальца, в сторону мрачного опустевшего города за окном. – Все это случилось потому, что мир слишком уповал на… механизмы. Люди возомнили себя слишком умными и забыли, что их породила природа…
Черты изуродованного лица ужесточились.
– И теперь она же их и убьет.
Крысособака запрокинула голову и, зажмурившись, принялась выть, а незнакомка смотрела в окно – в ту сторону, где находился дом племени ненавистных Детей Механизмов.
«Они все должны умереть – за то, что отреклись от своего естества.
За то, что предали Природу».
Девушка сжала в руках шестеренку, а потом в сердцах швырнула ее в стену.
* * *
– Красное поле впереди, Игорь, – сказал Мрак.
– А за ним и Желтое, похоже, – прищурившись, добавил Богдан. – Видишь, на желтый туман похоже?
Игорь видел и то, и другое, и третье тоже – черное, будто пойманная под прозрачный колпак ночь. Между полями пролегала неширокая тропка, на которой даже двое всадников не разъехались бы при всем желании. Если дружинники хотели добраться до треклятого склада, им надлежало перестроиться в шеренгу по одному и медленно двигаться меж сверкающих и переливающихся разноцветных границ. По крайней мере, так утверждал пленный Третьяк.
Игорь оглянулся на маркитантского прихвостня. Бугай с задумчивым видом разглядывал скопище Полей Смерти. Выглядел он при этом крайне глупо – впрочем, так всегда бывает, когда недалекий пытается изобразить сосредоточенность.
Новоиспеченный десятник тут же вспомнил, с чего началось сегодняшнее утро.
– Эй, – сказал Игорь, ткнув спящего мерзавца носком сапога в бок. – Давай, поднимайся.
Третьяк заворочался, приоткрыл один глаз и сонно уставился на дружинника.
– Далеко до склада еще? – спросил кремлевский.
– Да уже, понятно, не очень, – хриплым и низким спросонья голосом ответил пленник. – Руки не развяжете? Хоть запястья разомну да глаза протру…
Игорь, опустившись на корточки перед скрученным негодяем, молча развязал веревки, стягивающие его руки.
– Благодарю, – сказал Третьяк, потирая запястья.
– Приводи себя в порядок и пошли дальше, – сказал Игорь, поднимаясь. – Сегодня мы кровь из носу должны на склад попасть. И чтоб без хитростей!
– Да какие уже теперь хитрости? Мы ж посреди Зоны! – хмыкнул бугай. – Я тут один остаться не хочу, куда я потом?
И вот, несмотря на утренние обещания, Третьяк завел их в самое скопление Полей Смерти. Далеко впереди виднелся Купол. Интересно, каким он кажется снаружи? Наверняка очень похож на Поле Смерти, только огромное. Может быть, жители внешнего мира так его и называют – Главное Поле Смерти? Игорь не знал, поскольку никогда не общался с теми людьми. Зато он хорошо помнил, как сгинул отряд его отца: тогда кремлевские должны были встретиться с жителями внешнего мира, чтобы обсудить некое сотрудничество, но ничего не вышло. Настолько, что никто из кремлевских домой уже не вернулся. Жители крепости до сих пор теряются в догадках, что же приключилось с дружинниками. Кто‑то утверждает, что «внешние» поубивали их во время встречи, но зачем и почему, остается только гадать. Сам Игорь думал, что причина исчезновения отряда куда более прозаичная: наткнулись на био или шамов, а то и Желтое поле во время привала наползло. Это ж все‑таки московская Зона, тут можно сорок лет бродить, а на сорок первый сгинуть из‑за стечения обстоятельств.
– Что думаешь, Игорь? – спросил Захар, подъехав к побратиму.
В сравнении со вчерашним он выглядел получше, но светловолосый дружинник, знавший товарища с самого детства, чувствовал в его взгляде прежнюю боль.
«Оправится ли он когда‑нибудь от всех этих потрясений? – мелькнуло в голове. – После того, как мы с Громобоем вызволили его из плена, казалось, что в нем ничего не изменилось. Но на самом деле что‑то сломалось, теперь это заметно и мне…»
– Придется идти колонной по одному, – сказал новоиспеченный десятник вслух. – Иначе рискуем зацепить какое‑нибудь из Полей… а то и несколько. А нам уже никого терять нельзя.