— Вам было скучно?
— Никогда. Мы сами придумывали игры, стали чемпионами игры в крикет, устраивали бега, плавали в озере. Мы были очень близки, тем более что нам приходилось сплачиваться, чтобы защититься от отца.
— А он что, был скупой или слишком придирчивый?
— Нет. Хуже. У него очень хорошо получалось заставить нас чувствовать себя виноватыми.
— Не понимаю. Разве это плохо?
— Нет ничего хуже. За обеденным столом отец заставлял нас обсуждать литературу, и если мы не прочитали книгу, которую он «рекомендовал» нам прочесть… — Роберт содрогнулся.
Мойра засмеялась:
— Но это не так уж плохо.
— Еще как плохо. Он ученый, так что наши обеды превращались в обсуждение «Илиады» и «Одиссеи» Гомера вместо беседы об охоте или лошадях, что нам было гораздо ближе и интереснее.
— А тему нельзя было поменять?
— И тем самым разочаровать отца? Никто не умел становиться таким печальным, как он. Он был таким хорошим человеком, что ты чувствовал себя ужасно, если оказывался причиной даже одной печальной морщинки.
— Могу поспорить на десять соверенов, что тебе все равно удавалось настоять на своем.
Роберт улыбнулся:
— Ты бы выиграла пари. Братья и сестры меня за это ненавидели, но я очень много работал, чтобы стать таким же ученым, как отец. Он хвалил меня чаще, чем остальных.
— Хотя тебе это не нравилось?
— Сначала нравилось. Это был такой детский ход, чтобы заработать его одобрение. Но теперь я рад, что поступал именно так. Я все еще перечитываю классиков и восхищаюсь ими по-новому. Так что план моего отца сработал, он вырастил армию образованных людей. Мы все обожаем чтение — даже Уильям — капитан дальнего плавания.
Она удивленно подняла брови:
— Ты зря так пренебрежительно говоришь о Уильяме. Чтобы стать капитаном, надо научиться очень многому. Надо уметь читать морские карты, разбираться в астрономии, предсказывать погоду — большинство знакомых мне капитанов весьма образованны.
— Я вовсе не презираю его. Мой брат сам выбрал эту профессию, а мое дело — немного над ним поиздеваться.
— А с тобой он поступает так же?
— Когда он не называет меня пижоном и напыщенным франтом, он вполне может прибегнуть к прямым оскорблениям, причем некоторые из них он заимствует у самого Шекспира.
— Значит, ему учеба тоже пригодилась, особенно сейчас, когда он женат на актрисе. Я как-то видела мисс Бошан на сцене. Она выдающаяся актриса.
— Я тоже так считаю. А мой брат поддерживает ее желание остаться на сцене.
— Он, должно быть, очень в ней уверен, потому что я не знаю другой профессии, которая была бы так чревата неприличными предложениями.
— Кроме наших с тобой? Фальшивая принцесса и шпион?
Она кивнула, и по лицу пробежала тень.
— Мы можем затеряться и притвориться кем-либо, кем не являемся.
— Это правда. Ну а теперь, после того как я раскрыл душу, твоя очередь рассказать о своей семье.
Она опустила глаза и почему-то начала разглядывать сапоги для верховой езды.
— Да мне рассказывать особо нечего, — сказала наконец она. — Моя мать работала на фабрике и забеременела мной, когда ей было всего пятнадцать лет. Предположительно, моим отцом был сын владельца фабрики.
Он клялся, что вообще не прикасался к моей матери, хотя доказательства были очевидны. Когда родители матери узнали, что она беременна, они выгнали ее из дома и сделали вид, будто ее вообще никогда не существовало.
— Члены семьи должны поддерживать друг друга и в радости, и в беде.
— Так поступила бы твоя семья? — серьезно спросила она.
— Да.
— Я никогда не оставила бы Ровену, что бы с ней ни случилось. Ни при каких обстоятельствах. Я думаю, что и моя мать поступила бы так же. Я не очень хорошо помню ее, так как она умерла, когда мне не было и пяти лет. После этого я до десяти лет жила в сиротском приюте.
— И?
— Однажды к нам в работный дом пришла высокая, элегантно одетая женщина…
— Работный дом? — перебил он ее. Он кое-что знал о работных домах, о том, как там жестоко обращаются с детьми, особенно с сиротами, заставляя их работать по многу часов в день.
— Да, я работала на ткацком станке еще с двумя девочками. Эта богатая женщина разглядывала нас так, будто выбирала лошадь. Увидев меня, она остановилась и сказала: «Это она». Мне приказали собрать свои пожитки, сказав, что я «поеду домой».
— Кто была эта женщина?
— Ее звали Тал эта Тигани, и она была цыганкой.
— Господи, из огня да в полымя!
— Нет. Ее дочь умерла в раннем возрасте — утонула в пруду. Тетя Талэта очень скучала по дочери, поэтому спустя несколько лет она выбрала ей замену. Меня.
— Значит, ты стала дочерью цыганки. У тебя, очевидно, началась интересная, увлекательная жизнь, особенно после многочасовой работы на ткацкой фабрике, — задумчиво сказал Роберт. — Теперь понятно, почему тебя не удержать в четырех стенах.
Мойра улыбнулась:
— Талэта научила меня всему: как залезать в карманы, как открывать запертые двери, ворожить…
— И заставлять людей верить той девушке, которой ты прикидывалась.
— Да. Это в особенности.
— И ты стала принцессой Карабу.
Он улыбнулся тому свирепому выражению, какое появилось на лице Мойры. Настоящее имя принцессы Карабу было Мэри Бейкер. Несколько лет тому назад она появилась на ступенях дома какого-то судьи. Поскольку на ней был тюрбан и говорила она на никому не известном языке и вела себя очень странно, было решено, что она иностранка, которая потерялась. Люди со всей округи приходили поглазеть на нее, пытаясь разгадать тайну.
Потом какой-то мошенник, который жаждал приобщиться к этой тайне, притворился, что знает ее «язык», и начал по-своему истолковывать ее историю. Он рассказал людям, которые ее приютили, что она принцесса, которую пираты похитили из родной страны, а она чудом спаслась с их корабля и доплыла до берега. Романтическая интрига превратила незнакомку в принцессу Карабу, и она жила спокойно, пока ее историю не напечатала одна газета и по описанию несколько знакомых не опознали ее как Мэри Бейкер. Уличенная во лжи, Мэри во всем созналась. Те, кто приютил ее, были страшно разочарованы, а Мэри была изгнана из Англии и выдворена в Америку.
— Принцесса Карабу была выдуманным персонажем из несуществующей страны. — Мойра фыркнула. — Но мне удалось убедить русского посла, что я принцесса из его собственной страны.
— Благодарение Богу, у них там очень много принцесс.
— Это было благо. Он все время выспрашивал у меня всякие подробности, и мне постоянно приходилось его разубеждать. Постепенно все больше людей из высшего общества стали принимать меня. В конце концов ему тоже стало проще поверить в обман.
— Тебя принимали везде, даже у принца-регента.
— Люди считают иностранцев королевских кровей чем-то экзотическим, так что я давала им то, что они хотели. Поскольку я хорошо говорю по-русски, это было довольно легко. Меня повсюду приглашали, а модистки на Бонд-стрит предлагали свои услуги бесплатно.
— Эти жадные тетки не брали с тебя денег?
— Я была для них своего рода рекламой, так что им это было даже выгодно. Их клиентура стала расти.
— Нуда, разумеется. Они могли заявить, что это они одевают прекрасную принцессу Александру.
— И соответственно поднять цены. — Она улыбнулась. — Пока все это длилось, было весело.
— Ты была очень убедительна. Ты, должно быть, много путешествовала, чтобы со всем этим справиться.
— Тетя Талэта и я путешествовали по всей Европе, а в России бывали чаще всего, потому что там у нее было много друзей. Ее целью было дать мне хорошее образование. Она научила меня греческому языку и латыни, истории, философии, даже немного математике. Она говорила, что все, что у нас есть, — это мозги, и, чтобы не умереть с голоду, мы должны в первую очередь кормить свои мозги.
— Судя по твоему рассказу, она была выдающейся женщиной.
— Да, — коротко ответила Мойра, и в ее голосе прозвучала печаль.
— Она умерла?
— Два года назад. Она жила со мной, когда у меня появилась Ровена. Но сырые зимы Шотландии подорвали ее здоровье и… — Шум в коридоре привлек ее внимание. — По-моему, наш хаггис на подходе.
Это действительно были хозяйка гостиницы и ее дочь. Роберт старался скрыть свое нетерпение, но, увидев выражение лица Мойры, понял, что все к лучшему. Хотя ему очень хотелось узнать наконец настоящую Мойру Макаллистер. Но ей надо поесть и поспать.
Когда женщины расставили на столе тарелки с едой, жена хозяина удовлетворенно сказала:
— По-моему, все выглядит замечательно. Вот ваш хаггис под винным соусом. Если вам понадобится что-нибудь еще, вы только скажите.
С этими словами она и ее дочь вышли, оставив Мойру и Роберта одних.
Роберт подошел к столу и выдвинул для Мойры стул.
— Приступим?
Мойра встала, и хотя ноги все еще плохо слушались, она выглядела отдохнувшей. Только сейчас он смог оценить ее костюм. Чтобы люди не заподозрили в ней женщину, она туго обвязала грудь, а потом оделась на французский манер: высокий воротник, перевязанные внизу брюки и широкие фалды камзола. Все это удачно скрывало ее женские формы. Волосы были заплетены в толстую косу, уложенную вокруг головы и легко умещавшуюся под шляпой.
Он сел напротив и обиженно сказал:
— Ты должна была и себе заказать хаггис.
Мойра расслабилась в уютной атмосфере комнаты и хихикнула:
— Испугался?
Он одарил ее маловыразительным взглядом и отправил в рот кусок хаггиса.
Кровь прилила к лицу, на лбу выступила испарина. Мойра с сомнением посмотрела в свою тарелку и ткнула в хаггис вилкой. Сероватый ком, уже вынутый из желудка, в котором он варился, развалился, и в нос ударил аромат специй. «Притворись, что это сосиски», — сказала она себе.
Она закрыла глаза и положила хаггис в рот.
Через секунду глаза полезли на лоб, и она потянулась за стаканом воды.
— Перец! — прохрипела она, когда снова смогла говорить.
Роберт сочувствующе кивнул:
— Мой шурин Александр Маклейн получает огромное удовольствие, заставляя меня есть всякую шотландскую еду, хотя знает, что моя бабушка гораздо больше шотландка, чем он. Я перепробовал великое множество видов хаггиса, некоторые из них очень острые. Поэтому я редко заказываю хаггис… Но этот… Я еще ни разу не видел, чтобы в хаггисе было столько перца.
— Надо было заказать гуся.
— Я рад, что не положил себе большую порцию, — сказал он, глядя в свою тарелку.
Мойра отважилась съесть еще кусок хаггиса, а потом принялась за гарнир — жареную картошку, которая оказалась очень вкусной. В общем и целом еда была сытной.
Роберт между тем рассказывал разные истории о своем детстве в доме отца-викария.
Она почти видела этот окруженный деревьями дом и слышала веселый смех детей, которые играли в разбойников и старались не попадаться на глаза своему сверхстрогому отцу.
Это заставило ее вспомнить о своей собственной спокойной жизни с Ровеной в последние пять лет. Они жили в глухой деревушке, в небольшом домике, окруженном низкой каменной оградой, вдалеке от того безумия, которым некогда была ее жизнь. Она считала, что оторванность от мира — это благо, но, услышав от Роберта, какие приключения были у него и его братьев и сестер, подумала, не слишком ли она старалась защитить Ровену. «Когда я ее верну, то приложу все усилия, чтобы подготовить ее к настоящей жизни».
Между тем Роберт перешел к рассказу о своих сестрах-близнецах, Трионе и Кэтлин. О том, как они попытались спрятаться от своих беспокойных братьев на чердаке и провалились в люк как раз в тот момент, когда их старший брат Уильям уламывал молоденькую доярку.
Роберт видел, что Мойра улыбается через силу. Она страшно устала, но ни за что в этом не признается. «Она такая упрямая. И почему я нахожу это таким привлекательным?»
Он немного понизил голос, стал говорить медленнее и спокойнее, чтобы дать ей возможность расслабиться.
Спустя несколько минут она часто заморгала, а потом ее голова опустилась на грудь. Сон сморил ее окончательно.
Роберт улыбнулся, гордясь тем, что его усилия увенчались успехом. «Мои сестры такие же упрямые. Может быть, поэтому мне так нравится Мойра?»
Из рук Мойры выпала вилка, но он успел схватить ее, прежде чем она упала на пол. Положив вилку на стол, он поднял Мойру на руки и отнес ее в спальню.
Глава 12
Мойра проснулась оттого, что лучи солнца упали на кровать и плечам стало тепло. Она повернулась на бок, чтобы еще больше насладиться теплом солнца, и обнаружила, что постель было теплой даже там, где солнечного света не было. Она приподнялась на локте и увидела, что матрас рядом слегка вдавлен. Роберт.
Она оглядела комнату, пытаясь собраться с мыслями. Гостиница. Обед с Робертом. И… Ничего другого в голову не приходило.
Она не помнила ни как оказалась в спальне, ни как разделась, ни даже как легла в постель.
«Но я же выпила совсем немного бренди. Я что… уснула?»
Должно быть, так. Другого объяснения не было. Положив голову на руку, она посмотрела на лежавшую рядом подушку. Как же так? Он был так близко, а она спала. Она уже так давно просыпалась в пустой постели, что ей казалось странным, что можно ее с кем-то разделить. В их маленьком домике Ровена, конечно, часто прибегала утром к ней в комнату и просила разрешения лечь с ней под одеяло.
Мойра сглотнула комок в горле. Где теперь Ровена? Перед глазами Мойры появился образ спящей Ровены, которая устроилась у нее под боком. Ее маленькое сердечко бьется совсем рядом с ее сердцем… Слезы подступили к глазам Мойры, и она прикусила губу, чтобы не расплакаться.
«Никаких слез. Просто достань шкатулку». А когда дочь вернется к ней, она заставит Энистона заплатить за все. «Думай только об этом и ни о чем другом».
Слезы не пролились, но они все еще давили на глаза. Она никогда не привыкнет к тому, что Ровена не с ней.
Каждый раз, когда она думала об Энистоне, ее начинала душить ярость.
Мойра стиснула зубы и села.
Стук копыт во дворе гостиницы заставил ее обернуться. Она быстро вылезла из постели и подошла к окну. Грум Роберта и еще какой-то человек запрягали лошадей. «Черт бы тебя побрал, Роберт! Ты не уедешь без меня!»
Она протянула руку за одеждой и остановилась. Ей нужны седельные сумки, где у нее есть два платья и гребешок. Хотя платье наверняка помялось, все же оно больше подходило, чем вчерашний мужской костюм. Она натянула отделанную кружевами рубашку, застегнув ее у ворота. Может, позвать служанку и попросить принести седельные сумки и?..
В дверь постучали. «Это служанка! Наверно, она принесла завтрак? Я бы перекусила…» Мойра открыла дверь, спрятавшись за нею.
— Пожалуйста, пошлите кого-нибудь за моими седельными…
Седельные сумки ударились об пол у ее ног, и дверь закрылась.
Она смотрела на Роберта, который был уже выбрит и одет. Он выглядел как никогда спокойным и хладнокровным и был одет по последней моде. Она не верила своим глазам.
— Доброе утро, — произнес он, оглядев ее. — Мне нравится эта рубашка.
У Мойры запылали щеки, и она поспешила оттащить сумки к кровати. Открыв одну из них, она достала аккуратно завернутый в оберточную бумагу пакет.
— Я видела, что уже запрягают лошадей, и подумала, что ты собираешься уезжать.
— Я посылаю своих людей с поручением. Оказалось, что почтовая карета сюда не доезжает, так что мои люди должны будут ее где-нибудь перехватить.
— Почтовую карету? Зачем?
— Ты путешествовала в карете Энистона, поэтому я понял, что слуги были его. Я не хочу, чтобы они за нами шпионили. Вчера Лидс, Стюарт и я убедили людей Энистона, что они больше не нужны, и я посылаю их обратно к хозяину.
Она не могла не понять логики Роберта.
— Жаль, что я не увижу реакции Энистона, когда они к нему вернутся.
Глаза Роберта блеснули.
— Я тоже об этом жалею. А пока… я принес твою одежду и приказал принести тебе ванну. Хозяин гостиницы сказал, что понадобится час, чтобы подогреть воду, так что у тебя есть время позавтракать, если хочешь.
— Спасибо. — Она развязала ленту, которой был перевязан пакет. — Я не думала, что просплю так долго.
— Сон был тебе необходим, но я рад, что ты наконец встала. У нас много дел перед тем, как мы отправимся за шкатулкой.
Он так тепло улыбнулся ей, что Мойра не нашлась что ответить. К тому же ей не хотелось слишком подробно анализировать то чувство счастья, которое вызвал тот факт, что дело у них с Робертом наконец общее.
Она развернула пакет и достала из него светло-зеленое муслиновое платье, отделанное зелеными лентами.
— Мне надо послать за чемоданами и… — Она осеклась, увидев, что он улыбается. — Ты уже это сделал?