В пятницу Александра с самого утра готовилась ко Дню именинника. Праздник должен был начаться в пять часов вечера, времени было достаточно, но она не любила собираться впопыхах. Кирюшка был в садике, Даша на работе, поэтому Саша могла не стесняясь, в ночной рубашке, рыться в шкафу, в последний раз выбирая, что же ей надеть сегодня. Вечер обещал быть интересным. Еще бы! Одни гости чего стоят. Будут не только Ольга и Валерия с мужьями, но и Лев Павлович. Ольга и его затянула поздравить именинников, а самое главное, будет он, этот несносный Котятич! Наконец Саша подобрала все, что нужно. Ее отражение в зеркале ей понравилось, а это значит, что хорошее настроение обеспечено. Оставалось еще время, чтобы не спеша попить кофе с сигареткой, соорудить прическу и заняться макияжем.
Саша пришла в школу пораньше. Ребята уже были в сборе. Кто-то приклеивал газеты с портретами именинников, кто-то развешивал шары и мишуру, другие расставляли столы, стулья, украшали сцену. Александра с Севкой еще раз проверили по сценарию готовность номеров.
– Все путем, лишь бы артисты раньше времени не напились, – сокрушался Ильченко.
– У нас же проверяющие на входе будут, может, обойдется, – надеялась Александра.
Начали собираться гости. Именинники уже давно маялись ожиданием, прогуливаясь возле газет со своими портретами. Женька в кожаном пиджаке, черных вельветовых джинсах выглядел, как никогда, стройным и ладным. Только лицо у парня осунулось, потемнело. Нахмурив брови, он в последний раз проверял аппаратуру.
– Жень, привет! – Александра не могла забыть, как расплакалась тогда у Захаровых, но видеть Женьку было приятно. – Значит, как договорились – сначала вступление, то, что ты подобрал, да? А потом оно затихает, и уже говорю я.
– Я все помню, не волнуйтесь. Не в первый же раз.
– Хорошо. Да! И еще, с микрофоном все нормально? Скрежета, как в прошлый раз, не будет?
– Нет. Мы все исправили. Все будет нормально.
– Да меня, Женя, что-то колотит всю. Раньше не так было.
Трясло ее до тех пор, пока она не вышла на сцену. После первых же слов приветствия Саша забыла обо всем. Перед ней были только лица ее учеников, коллег, друзей, встречали ее добрые взгляды и улыбки. Вечер начался. Сначала, как водится, часть торжественная, с подарками и с пожеланиями, потом начались танцы вперемежку с номерами самодеятельности.
Подбежала очень веселая Инка Капустина.
– А где это вы уже умудрились отметить? – Саша с удивлением смотрела на разряженную именинницу.
– Так в женском туалете! Ступайте, там еще есть, – радушно пригласила ученица и пошла выплескивать веселье в танце.
– Спасибо, Инночка. – Саша не переставала удивляться капустинской то ли наивности, то ли фамильярности. Подбежали Севка Ильченко и Света.
– Александра Михайловна, – затараторила Светка, – тут вам просили передать, причем только вам и только лично в руки.
Света вложила в руку Саши клочок бумаги:
– Только вы не здесь читайте, хоть в клуб наш зайдите.
Записка, конечно, заинтересовала, но взгляд Александры упал на часы и привел ее в панику. Через семь минут по сценарию должна выступать традиционная Сердючка, а Ильченко еще не в образе.
– Севка! Совесть у тебя есть? Сейчас выход твоей Верки, а ты даже переодеваться не собираешься! Ну что за несерьезность?!
– Мне собраться, как два… раза плюнуть, а Копаева, Гелю мою, Юлька с начала вечера возле себя держит, чтобы не упился. А я если и задержусь, Женька музыку включит, видите, как растанцевался народ.
– Нет уж, милок, не задерживайся! Топай переодеваться! Бегом! – Саша раскраснелась. – Сева, ну что ты как вареный? Ни радости, ни праздничной суеты, взрослеешь, что ли? И это в твои-то девятнадцать!
Севка прищурил глаза и помотал головой. Саша проследила за его взглядом. За столиком в кругу своих друзей, рядом с Брутичем, запрокинув голову, счастливо смеялась Даша.
– Тебе больно это видеть? – тихо спросила Александра.
– Видеть не больно, больно то, что из-за этого уезжает Женька. – Севка посмотрел в глаза Саше. – Теперь у меня на два дорогих человека будет меньше. А у меня и так-то…
– А Женька что, уезжает? – тихо спросила Александра. Севка только глубоко вздохнул.
Севка Ильченко, несмотря на всю легкость своего характера, редко кому открывался до конца, а уж близкими и подавно считал только одного-двух человек. Даже лучшему своему приятелю Вовчику никогда не рассказывал и сотой доли того, что лежит на душе. С малых лет мальчишка рос в семье, где чуть ли не ежедневными были пьяные дебоши, похмельные разборки, кровавые мордобои, которые начинались и заканчивались неизменным вопросом: «Ты меня уважаешь?» Совсем маленьким он убегал, прятался, возвращаясь лишь поздно ночью, когда утомленные драками родители забывались в пьяном угарном сне. Когда подрос, убегать стало тяжелее – оставался младший братишка, который от страха не всегда даже мог плакать. Приходилось сначала выталкивать за двери малыша, лишь потом, наскоро собрав нехитрую одежонку, выскакивать самому. Иной раз не все проходило так гладко, однажды разбушевавшийся отец, увидев, как сын собирает вещи, отобрал их и вышвырнул мальчишку раздетым, напоследок так саданув по щеке, что долгое время больно было открывать рот, а сбоку что-то хрустело. Гораздо больнее побоев папани было то, что мать ни разу не встала на защиту его, Севки, а позже и Антона, мало того, зачастую сама подзуживала озверевшего супруга отвести душу на детях. В таких случаях между мужем и женой наступали минуты объединения и ей самой доставалось уже значительно меньше.
Потом в жизнь Ильченко вошел интернат. Там тоже были побои, но теперь это были драки со сверстниками. И хоть многие из ровесников в искусстве мордобоя изрядно поднаторели, однако они не могли соперничать с Севкиным отцом, поэтому от них-то парнишка отвязывался в два счета. Драться он умел, но не любил. Там, в интернате, Ильченко нашел более серьезное оружие, чем просто кулаки, – издевательский смех. Шутки для него были пробными шарами. Если на шутку человек отзывался легко и без обиды, значит, еще не заражен злом, если кидался с кулаками, значит обозлен, но не страшен, а если в ответной шутке звучал яд, вот это был уже опасный и умный противник. Без особых усилий Севка стал лидером, но он добивался не этого.
У него был дом, дом, где, однако, Севку никто не ждал, даже тогда, когда приезжал на каникулы. Антона тоже не было, мальчишка не вылезал из круглосуточного сада, а затем и из интерната. Какой-то «умный» чиновник настоял, чтобы детей Ильченко разбросали непременно в разные интернаты. Севка ездил к братишке каждую неделю, и каждое такое посещение рвало неокрепшую душу паренька в клочья. Антошка так и не сумел приспособиться к жестокой жизненной реальности и был всегда бит, обделен и затравлен. Севка не раз пытался самостоятельно разобраться с обидчиками, но этим наносил еще больший вред Антошке. «Потерпи, братишка, скоро заберу тебя», – постоянно твердил Севка, прилепляя подорожник к очередному синяку малыша. Тот терпел. И ждал. А Севке надо было вернуться домой. После восьмого класса парень забрал документы и пришел домой. Встреча с родителями получилась более чем громкая. Отец наливал себя пойлом и злобой, мать старалась не отставать. И когда пик агрессивности был достигнут, разгневанный родитель кинулся на сына. Тогда-то впервые Севка ответил. Он бил не кулаком, а подвернувшейся под руку бутылкой, ударил один раз, но наверняка, чтоб не поднялся. Нет, рука у него не дрогнула, и родная кровь не заговорила. Зато заголосила мать, и в ее глазах Севка увидел столько злобы, что сразу ощутил, что он один в жизни, что нет у него ни отца, ни матери, ни друзей, ни близких. Хотя нет. У него был Антон, который терпеливо ждал его. Но привезти сейчас его сюда Севка не мог. Утром он был на работе, вечером в школе, озверевший отец выместил бы на слабом Антошке всю ненависть к взбунтовавшимся сыновьям. За брата Севка боялся, поэтому обивал пороги с просьбами выделить ему какую ни на есть общагу, а пока работал и учился. Школа ему нужна была. Он решил во что бы то ни стало встать на ноги и доказать, что сам он может кое-чего добиться. Один! Только один, потому что предательства можно ждать от кого угодно, даже от родной матери. И он не впускал к себе в душу никого и толпы друзей не заводил, но зато тех, которые были, берег, знал им цену, а если по воле судьбы приходилось терять, терял их с большими муками.
– Севыч, ты не переживай, попадется тебе еще человек, который один сотню других стоить будет. – Саша не успела договорить, зазвучала медленная музыка, и ее кто-то тронул за руку.
– Можно вас? – перед ней стоял Сергей.
Александра положила руки ему на плечи, и низкие плавные звуки соединили ее в танце с тем, о ком она совсем недавно мечтала, уткнувшись в подушку. Саша ощущала пальцами ткань его пиджака, чувствовала запах дорогого парфюма, и каждая черточка, каждая прядь его волос влекла ее и кружила голову. Сергей наклонился к самому ее уху и нежно прошептал:
– Можно вас? – перед ней стоял Сергей.
Александра положила руки ему на плечи, и низкие плавные звуки соединили ее в танце с тем, о ком она совсем недавно мечтала, уткнувшись в подушку. Саша ощущала пальцами ткань его пиджака, чувствовала запах дорогого парфюма, и каждая черточка, каждая прядь его волос влекла ее и кружила голову. Сергей наклонился к самому ее уху и нежно прошептал:
– Что это тебе передала твоя ученица?
Саша ожидала услышать совсем другое, поэтому смысл вопроса до нее дошел не сразу. Ну, естественно! Разве этот снеговик может думать о каких-то там чувствах! Это, конечно, она – сентиментальная курица, от умиленья слезьми изошла!
Сергей ощутил, как под его руками Саша напряглась, резко от него отстранилась.
– Нет, не надо так по-пионерски, мы все же любящая пара, если ты не забыла. – Он теснее прижал ее к себе и снова уткнулся в ухо: – И все-таки, что это за депеша?
– Я еще сама не читала, – буркнула Саша, задыхаясь от его близости.
– Ну тогда после этого танца выйдем вместе и почитаем, идет? – он говорил мягко и ласково. Саша не видела его лица, но представляла, какая кошачья физия сейчас у ее партнера. Со стороны это выглядело так, словно они обсуждали, какой цвет простыни им предпочесть сегодня ночью. Танец закончился, и Сергей, поддерживая Сашу за талию, вывел ее из зала. Они поднялись наверх, и Александра впустила Сергея в кабинет, не забыв закрыться на ключ. Доставая из кармана записку, она, не разворачивая, послушно отдала ее.
– «Александра Михайловна, я буду ждать вас сегодня в „Голубом щенке“», – прочитал Сергей и уставился на Сашу. – И кто это тебе пишет?
– Я как-то не особенно посвящена в пристрастия всех своих знакомых.
– Ни времени, ни подписи… Сильно боялся товарищ, но на розыгрыш не похоже.
– Так ведь сегодня не получится, вечер неизвестно когда закончится, – пожала плечами Саша. Честно говоря, ей ужасно не хотелось переться куда-то по холоду и темноте, чтобы получить какую-нибудь очередную фотографию или что-то в этом роде. Ее постоянно заставляют бояться чего-то, не дают забыться ни на день!
– Нет, именно сегодня! Мало того, прямо сейчас. У тебя есть свободных полчаса?
– Сейчас пойдет номер Верки Сердючки, там игры, конкурсы, потом танцы… В общем, час у меня есть. Ты полагаешь, я одна должна туда наведаться?
– Такого условия не ставят, поедем вместе.
– А если бы поставили, то я бы одна героиню изображала? – обиделась Саша.
– Я вот о чем беспокоюсь, – пропустил ее замечание мимо ушей Сергей, – мы едем неизвестно куда и для каких целей. Ты бы предупредила, чтобы ребята сами, если что, программу прокручивали. Я тоже предупрежу кое-кого, а через десять минут буду ждать тебя в машине.
Саша, глубоко вздохнув, открыла ключом дверь и быстро спустилась в зал. В маленьком кабинетике, где соорудили на время гримерку, уже сидела наряженная Сердючка, наводили последние штрихи к портрету. Рядом стоял Копаев в умопомрачительной короткой юбке и с нарисованными на щеках кудрями.
Видок не для слабонервных.
– Александра Михайловна! Мы только вас ждем, начинать? – накинулись артисты.
– Я тут явно лишняя! – с облегчением заметила Александра. – Ребята, готовились вы серьезно, я за вас не боюсь, но хотелось бы посмотреть, как вы самостоятельно будете праздник вести. Сейчас я удалюсь на некоторое время, но могу появиться в любой момент. Все вопросы к Севке. Все!
Саша, не давая им время опомниться, быстро выскочила из гримерки и в назначенное время сидела в машине Сергея. От бывшего «кошачьего» поведения Котятича не осталось и следа. Собранный, целеустремленный. Около бара с яркими вывесками машина остановилась.
Зал очень небольшой, но достаточно уютный, свет приглушен до слабого голубого мерцания, по лицам носились цветные блики большого зеркального шара, крутившегося где-то под потолком. Столиков было немного, и добрая половина из них пустовала. За остальными же сидели парочки, которых присутствующие нисколько не интересовали. Саше было непривычно видеть неприкрытую мужскую тягу друг к другу, и это тут же отразилось на ее лице.
– Саша! – зашипел на нее Сергей. – Ты же обещала, будь проще.
– Забыла, – спохватилась та и тут же, закинув ногу на ногу, напустила на себя скучающий вид, стреляя, однако, глазами на безудержно раскрашенных девиц.
Около барной стойки красовалась некая личность, которую можно было принять с одинаковым успехом как за мужественную женщину, так и за женственного мужчину.
Пришедшие вызвали у личности живой интерес, и спустя несколько минут она подплыла за их столик и томно уставилась на Сергея, из чего Саша сделала вывод, что личность имела изначально мужской пол.
– Не хочет ли мужчина непередаваемых ощущений? – промяукало нечто, недвусмысленно поглаживая себя по тощим бедрам.
Сергей с интересом разглядывал некоторое время искусителя, потом вальяжно протянул:
– Понимаешь, красивый, у меня свои тараканы в голове. Слабости у меня другие, соображаешь?
– Бабцы, что ли? Так примитивно?
– Нет, не так, но перед тобой, душка, отчитываться не стану. Еще вопросы будут?
Обиженный невниманием посетитель окатил Сергея презрительным взглядом и удалился на прежнее место.
– Это вы погорячились, – не утерпела Саша. – Я, честно сказать, и не предполагала, что в этом клубе вы будете так популярны.
– У-у! Я еще такой шалунишка-куртизан, что вам и не снилось!
Очень скоро подошла официантка, не по годам одетая в мини, и, выставляя на столик какие-то приборы, обратилась к Саше:
– Вы, говорят, молоденькими девочками интересуетесь? Вас ждут в седьмом номере.
Санька вскочила, вместе с ней поднялся Сергей.
– А вы куда? – удивилась престарелая служительница бара.
– А я страсть как люблю глазеть на дамские развлечения, – элегантно сообщил Котятич. – И, заметьте, дамы это только приветствуют.
Сергей подтолкнул свою спутницу к лестнице, ведущей на второй этаж. Сашу трясло, движения ее были нервными, по лицу блуждала жалкая улыбка. Сергей взял ее за руку, пристально посмотрел в глаза:
– Успокойся, все будет хорошо. Я тебя вытащу из этого… хм… А хотел сказать красиво.
Санька улыбнулась и признательно пожала крепкую ладонь.
В номер они вошли без стука. Их ждали, потому что дверь не была заперта. Небольшую комнату освещал неяркий ночник, в кресле сидела худенькая фигурка. Саша не сразу узнала в черноволосой девице с черными очками Оксану Щукину.
– Оксана? Зачем очки? Ты почему не на празднике? – меньше всего она ожидала увидеть здесь своих ребят.
– Я уже устроила себе праздник, – процедила девчонка, бросая косые взгляды на Сергея.
– Ты не бойся этого человека, он мой хороший друг, – успокоила Саша.
Оксана не стала возражать, а может, боялась так, что была рада любому, кто собирался ей помочь. Всхлипывая и размазывая по лицу яркую помаду и дешевую тушь, Оксанка подробно рассказывала о том, как проходила ее последняя охота, а в частности, что ей удалось услышать из телефонного разговора Дергача и неизвестного собеседника. Сначала девчонка слово в слово передала беседу, а уже потом предалась эмоциям.
– Вы понимаете, Александра Михайловна, ведь он про вас говорил. И знаете, ну, бывает, хвастаются, картину гонят, а этот… Он серьезно говорил. Со злом таким и… как-то по-настоящему. Этот и правда может и убить, и сделать что угодно.
– Все, дамы. Истерики потом. – Сергей молча слушал рассказ и только теперь стал спрашивать: – Оксана, а он никакого имени не называл, когда по телефону говорил?
– Нет, ничего он не называл, он же пьяный был в умотину.
– Ну а время, место не уточнял?
– Про какой-то четверг упоминали, а что к чему… А место не уточнял, это я хорошо помню. Такое ощущение было, что у них уже все решено, а тот, который звонил, просто напоминал, чтобы Дергач не забыл. Или, может, проверял – сильно пьяный работничек или еще шевелится. А про вас, Александра Михайловна, говорил, что вы что-то знаете… ну, короче, не туда нос суете, и было похоже, что речь о вас шла еще раньше.
– А в какой день ты у Лешеньки гостила? – уточнил Сергей.
– В эту среду, позавчера.
– Больше ничего не было?
– Нет, я бы сказала, честно. – Оксанка смотрела на Сергея широко открытыми глазами.
– Ладно. Ты, красавица-Оксана, уехать на недельку-другую никуда не можешь? Чтобы не отвлекать Дергача этого. Готовится парень к серьезному делу, нельзя его тревожить.
– Я уеду. Я завтра же к отцу поеду. Отец-то давно не живет с нами, на Алтае он где-то. Вот я и навещу его, пусть попробует не обрадоваться!
– Вот и хорошо, – Сергей достал из кармана бумажник. – Возьми вот, деньги не весть какие, но при определенной экономии на некоторое время должно хватить.
– А до дома-то сама доберешься из этого злачного местечка? – Саша поскорей хотела уйти, спрятаться куда-нибудь, поэтому не представляла, как эта девчонка после всех страхов побежит домой одна. – Ты работаешь здесь, что ли, Оксана?