Той снова вспомнил его белые, пухлые, как у ребенка руки, и подумал, что, пожалуй, дело не в отваге. Отвага, скорее, присуща воину. Этот же раввин воином не был. Пожалуй, тут присутствовало нечто иное.
— Вера? — почти пропела сияющая от счастья Лика.
— Возможно, — тут же согласился Той, прислушиваясь к собственным ощущениям. Веры, о которой говорила Лика, он в себе не ощущал. А ведь Лика права: именно вера делает человека бесстрашным.
Танка остановила машину:
— Все, — сказала она, — дальше дороги нет. Идем пешком.
2
Луна била во все свои барабаны шаманской ночи. Сердца колотились в унисон с лунной музыкой, размазавшей по небу охапку звездной пыли.
«Могилы праведников», — прочла Танка сияющую фосфором табличку. Ее голос показался Лике странным, нездешним… Впрочем, так бывает всегда, когда думаешь о чем–то своем.
— Ты о чем думаешь? — шепотом спросил жену Той.
— Ну, о чем еще можно думать в такую ночь?! — удивилась Лика. — Я думаю о том, что эта ночь, позволяет нам безбоязненно совершать эту прогулку вдоль кладбища. А еще… еще я думаю о Боге. В общем, о своем.
В нос ударил тлетворный запах. Еще один знак ночи. Все остановились.
— Это должно быть где–то рядом, — сказала Танка. — Но явно не здесь.
— А в каком ухе у меня звенит? — спросила Лика. И Той не задумываясь ответил:
— В правом.
— Как ты угадал?
— Я тоже слышу этот звон… Никакого сомнения! — уверенно произнес Той. — Это голос камня.
Этот же голос позвал и Танку, и она уже перелазила через ограду из колючей проволоки. Супруги переглянулись и последовали за ней.
— Здесь! — счастливо выдохнула Танка. — Все. А теперь я пойду, погуляю… Где вы будете?
— Вот здесь и будем, — сказал Той, и Лика просто почувствовала, как ему тяжело устоять на ногах. Казалось, почва ушла из–под ног Тоя, и он буквально упал рядом с деревом. — Всё. Я остаюсь под этим дубом.
— Ну, все! — Помахала рукой Танка. — Я пошла. Бай!
— С Богом, — улыбнулась Лика подруге. И тут же присела на камень.
…Шелестящая пергаментом ночь… Ярко–желтая, словно солнце, луна… И лунные камни, разбросанные по земле… В этом и впрямь, было что–то сказочное.
Лике казалось, что всё это уже было. Было в нездешних ее снах. Именно это ощущение Света… Ощущение Гармонии… Она вздохнула, и на глазах у нее заблестели слезы. Мечты оказались реальностью И то, что явилось во сне — случилось!
«Так что же теперь? Теперь никаких высот больше?», — испугалась она, и бросила беглый взгляд на Тоя. Он сидел на камне и смотрел в звездное небо, высоко запрокинув подбородок. Лике даже показалось, что Той пьет эту ночь. И лишь одно мгновение отделяло его от глотка, когда ружейным затвором передернется его кадык…
Сквозь пробки потревоженной памяти доносилось до Лики мычание коров, и казалось, закрой она глаза, как тут же ощутит и запах дыма, и гарь печи, и карамельный вкус детства на разукрашенной шелковицей улыбке.
Это было ощущение своего места, на своей земле. Это было ее время на земле, где был ее дом, ее дети, ее кошки и собаки. Где рос ее сад…
3
Некто коснулся ее души. Лика замерла. Должно быть ветер. Конечно, ветер. Но ветер был всего лишь снаружи. Внутри же у Лики происходило то, что можно было бы назвать наполнением. Покойные потоки наполняли ее чем–то огромным…
Потом пришло осознание того, что кто–то указывает ей на какую–то дверь. Дверей было много, но внутреннее знание подсказывало ей, что именно это и есть та, единственная дверь, которую ей надо открыть. И она толкнула ее и за этой дверью показалась карта Таро, из колоды ОШО, где маленькая девочка стояла у прикрытой на замок калитки. А за калиткой — большой и таинственный мир. И нужно только увидеть, что калитка не заперта на замок! Что замок висит просто так. И нужно было толкнуть ту калитку. Сделать это незначительное усилие!.. И Лика решилась. И толкнула калитку. И молния осветила небо.
— Когда просверкала молния, — говорила Лика Тою, — я поняла, что меня нет, что это ты… Мне трудно сейчас сказать, что это означает, только мне захотелось тебя обнять… Словно бы ты — облако…
4
Той ощущал себя музыкой, гремящей слаженным оркестром. Он снова вспоминал каббалиста, скрывшегося во тьме леса, и чувство благодарности к нему переполняло всё его существо.
Радость души изливалась на мистическую ночь, где Луна праздновала что–что свое, интимное, а он был соучастником этого действа.
Неожиданный всплеск эмоций сменился торжественным погружением в глубины молчания, и как–то сама собой сорвалась с уст молитва. Она поразила его смыслом, и когда он осознал всю глубину той молитвы, он прочел ее вновь.
— Отче наш, — неслось в предрассветное небо, — сущий на небесах!.. да святится имя Твое; да приидет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе; хлеб наш насущный дай нам на сей день; и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим; и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого. Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки. Аминь.
И озарила небо молния.
— Он услышал! — вскричал Той Лике. — Я не знаю, что произошло, только мне очень захотелось, чтобы это же почувствовала и ты… И я не знаю: где я, что со мной… Мне важно прикоснуться к тебе. И когда мои пальцы нащупали твою ладонь…
— …ты спросил меня, почувствовала ли я что–нибудь? — Лика влюбленно смотрела в глаза мужа. — А я не только почувствовала, я это все видела. Я видела этот свет. — И едва она произнесла это, как небо прорвалось у нее над головой, и такая же молния озарила предутреннее небо.
5
— Ребята! — Услышали они далекий голос Танки. — Вы где?!
Той протяжно свистнул. Взявшись за руки, Той и Лика молча пошли навстречу Танке. Подол Ликиной юбки сметал с волшебных камней следы их ног.
— Ребята! — Кричала издали Танка. — Я здесь! Я с вами!! — Она перепрыгивала с камня на камень, то и дело, глядя под ноги, чтобы не запутаться в полах длинного индийского сари. Ее белые одежды и золотистые волосы, перемотанные ярким газовым шарфом, нарисовали Тою некий известный образ.
— Ой, ребята, как я рада, что вас нашла! — Танка обняла Лику. — Как хорошо, что вы здесь!.. Просто замечательно.
— Сижу я себе, никого не трогаю, — взволнованно рассказывала Танка, — читаю мантру: «ОМ МАНЕ ПАДМЕ ХУМ!»… И вдруг! Опа!! Озарение! Все! Меня здесь нет! Я там! Чистой воды шактипат… Я на небесах! Я с Богом! И мне так захотелось, чтобы рядом были вы, что я вскочила и закричала! — Счастливо и немного смущенно хохотала Танка.
Смеясь они обнимались, и над лесом, там, где их ночной проводник читал «Шма Исраель», вновь раскололось небо. И другое свечение другой молитвы радостно озарило предутренние сумерки…
3. ЗЕЛЁНЫЙ ГЛАЗ ДРАКОНА
Голаны молчаливы, тихи и даже торжественны… словно на приёме высоких гостей… а те, казалось, кружились в снежинках–планерах, раскачиваясь и садясь в мокрое месиво… несколько промозглых дней сыпались они с небес… сыпались и таяли! а потом робкими струйками стекали к озеру… в Киннерет… туда, где, словно бы по веревочной лестнице, поспешно спускается кто–то…
и, то ли ветер правил этим некто, то ли он сам повелевал ветром, только нагнал этот… Гость? Пришелец? …пурги на Голанах… так что… вся страна на выходные устремилась поваляться в снегу…
в нашем прошлом мы бродили по пояс в снегу… но сейчас?… даже для страны чудес, это было слишком!..
словно в забытом детстве, затравленном о–би–да-ми… выжаренном хамсинами… ты-ы!.. мы лепили веселых и смешных снеговиков!.. и забрасывали проезжие автомобили снежками!.. а потом съезжали на задницах с пологих горок… и наш нескончаемый санный поезд вдруг с хохотом рассыпался!.. как взорвавшийся изнутри снеговик!..
я поёжился… переживание обжигающей влагой липкого снега влетело за шиворот … сигаретный пепел оживил зеленый глаз Дракона… казалось, помнил еще Дракон те времена, когда не служил пепельнице… когда властно хлопал крыльями… и затмевал собою полнеба… и лес страшился его тени… и море покрывалось мелкой рябью… и дрожь поселялась в груди от ветра машущих крыл… и страх выстуживал душу…
Но не огнедышащий Дракон — иное… чудо спускалось с небес… и оно летело стремительно… и полет этот никого не пугал… лишь завораживал… пугаться было невозможно!.. некого было пугаться!.. сражаться не с кем… потому что кроме тебя — никого!.. только ты и нездешняя тишина… и всё застыло… даже снег прекратил круженье…
А потом… сквозь мелкую дрожь стужи, через защитный войлок тумана, прорвалось воображение… оно бесцеремонно выволокло меня из сугроба… очистило от чар и немедленно вернуло всему смысл…
холодные мурашки пробежали по телу… сквозь толщу ватного марева далёким эхом прозвучали: то ли мысли, то ли слова Дракона…
— Сомнений быть не могло… он сам к себе спускается с небес… — так говорил Дракон…
и что же это будет за встреча?.. я глядел в зелёные зрачки своего Дракона… своей вещи… дымящейся пепельницы… и мысли овладевали мной…
— Что несет тебе эта встреча? — не унимался ящур, принимая форму боевой машины… и вопрос его отзывался во мне и переполнял все пространство… а я смотрел в его мутные глаза и угадывал что–то… угадывал то, что не произносилось им… что возникало в его зрачках… вслед за молниевой вспышкой кварца и Черной Меткой обсидиана…
— Впереди тебя поджидает неизведанное и смерть! — говорил Дракон… и этого оказалось довольно!.. этого было достаточно, чтобы я уже не мог, не хотел его слышать!.. я закрылся, защищаясь… и вторая половина фразы пролетела мимо… она не достигла своей цели… не вошла в мое сознание… а жаль… жаль!.. потому что Дракон произнёс очень, очень важные слова… конечно!.. если бы у меня хватило духу хотя бы выслушать… но у меня не было ни сил, ни желания… не понятно? тогда сами внемлите живому огнемёту… в крокодильей коже… и тогда… я не стал себя сдерживать… за внешним бунтарством, я видел свою и его покорность судьбе… и, в отчаянье, я ткнул в чудовище сигаретой…
— Впереди тебя ожидает новое рождение! — взвыл Дракон… но я не верил ему!.. я просто уже не слышал его!.. не слушал!.. с меня было довольно и того, что… эта скотина предрекала мне близкую смерть!..
и Дракон съежился… сдулся… сложился до размеров пепельницы… и его зелёный глаз закрылся…
…А по канатной лестнице уже спускается некто… и новая волна ощущений накрывает меня… и снова мои страхи… такие уже привычные… исчезают!.. а с ними — оставляют меня мысли, иллюзии, желания… просто… вернулось сознание…
Словно вышел ты из беспамятства.
И обрёл дар видения, а стало быть — прозрел.
И пришла ясность момента.
Я был самим собой… и я был всем… был тем… кто висит на переплетённых канатах паутины… и я заглядывал туда… по ту сторону паутины… по ту сторону реальности… по ту сторону бытия…
я и был пришельцем… и не было мне нигде покоя… мой вечный путь снова звал меня в дорогу… что–то тонкое, но настойчивое требовало смены пейзажа за окном… манила за собой тремпиада…
и канули эпохи… и забылись разделившие людей языки… и рухнули расчленившие их законы… и тянуло вслед за дымком… в заснеженный лес… туда, где было хорошо… где царство первозданной чистоты… олицетворял снег!.. где не могло быть места не только для страха… там не возникало и мысли о нём… здесь не было места и для самой мысли!.. мысли, как таковой… Всепоглощающая Чистота… задумай что–то… и тот час сбудется… да будет Свет!..
4. ВРЕМЯ СОБИРАТЬ КАМНИ
… подумав о том, как сложно удержать камертон всеобщей настройки, звучащий с горних высей… я понял что меня унесло… я точно знал, что попал в иной мир… на занятом иллюзиями троне, здесь воцарилась Мысль!..
— Условия необходимо создать, — говорила коронованная иллюзия.
И память услужливо подсовывала мне ситуации…
Вспомнился последний визит к иеромонаху Эринарху.
Едва он оправился от ночного вторжения полиции, как в утренних сумерках под его окнами возникли два левантийских приятеля.
— Вы на ослах? — спросил он.
— Конечно, дружище! — Обнимал его тот, которого звали Александром. — И для тебя ослицу прихватили… Только подкрепимся маленько… и осликам чего–нибудь…попить и хлебушка… — Суетился во дворе Александр, снимая с ослов поклажу.
— Я вас забыл познакомить, — кричал он со двора. — Ну… Вы уж, как–нибудь сами!
— Сергий. — Гость протянул руку с гостинцем… пакетик травы…
— Рад! Спасибо!.. приятно и неожиданно. Особенно после сегодняшней хрустальной ночи…
— Ты знаешь, а я ведь читал твои труды… И честно признаюсь… — гость замялся. — А вот папа мой — твой поклонник…
— ну это он зря… хотя… приятно!.. благодарю.
— И папе было бы очень приятно, если бы ты подписал что–нибудь для него.
а потом гость пил… и они курили… и говорили, и готовились выступить на рассвете…
— Волшебные места! — восхищался Александр, восседая на своём осле…
— Да, — соглашался Сергий, уставший с дороги и вставленный по саму сахасрару!.. — мне нравится у вас в Сирии. Я даже подумываю, а не прикупить ли мне здесь землицы?
— Выкупи для меня Голанское плато… — Друзья дружно расхохотались.
— А вы удачно прибыли, друзья! — Веселился он. — Как раз у меня дело в Кфар — Нахуме к одному монаху. Хочу податься в монастырь… — смеясь говорил он о серьёзном своём решении….
— И не думай! — Поддал пятками своего осла Александр. — Зачем тебе это нужно? Это не твой путь, — совершенно серьезно отговаривал он приятеля. А тот смеялся!.. и смеялся его друг Санька!.. и друг друга Сергий тоже смеялся!.. и смеялась, помахивая хвостом, ослица Таки… и всем было легко и безоблачно на душе.
Я застал своего друга за необычным занятием: в саду, в подотканной сутане, монах ворочал камни. Отстёгнутый ковш бульдозера, в который он складывал камни, был наполовину полон.
— Время собирать камни? — Спросил я Эринарха, и мы оба рассмеялись, распахнув объятья навстречу друг другу.
— Брат, — всё еще улыбался я, глядя во внимательные глаза послушника… — я тоже грешен… и пришел к тебе… и вот почти стою пред тобою на коленях… и если мне дано будет снять с твоей души камень!.. со всем сердцем!.. а сейчас не откажи!.. я пришел к тебе с тяжёлой ношей… в моем сердце не меньше камней, чем в твоем ковше…
Я стал на одно колено и, переняв увесистый камень базальта, потащил его к бульдозерному отцепку.
— Да, — ухмыльнулся началу разговора Эринарх, — беседа намечается серьезная.
Не давая ему опомниться, следуя за логикой, понятной только мне… и еще, может быть, настигшим меня мыслям… я выпалил:
— …а ты знаешь, почему твои братья сегодня идут в молитвенные дома иудеев?!
Я вернулся от ковша и от взгляда, которым меня удостоил монастырский осёл… и сам ответил:
— Потому, что они ищут!.. ищут!.. там ищут, там… и приходят к тебе… и как брата просят: «помоги»… ведь не чужой… да тут уже и не важно, кто спасёт… свой или чужой… когда цепляешься за жизнь… с бедой бегут к тем, кто ближе!.. и друг — это тот, кто первый протянет руку!.. дающая рука уже не может оставаться чужой… ты по–прежнему остаешься мне братом… но всё больше друзей у меня там… должно быть, это правильно!.. наверное, так мир приобретает единство… и, того что я не найду у брата… я найду у друзей!.. ежедневная мистическая практика синагог сегодня мне ближе… понятней и — главное — доступней, брат…
Во рту пересохло. Ужасно хотелось пить. Эринарх жестом указал на флягу с ледяной водой. И пока пил, я наблюдал за тем, как монах проглотил горькую пилюлю. Я передал ему флягу… запить горечь… и произнес изменившимся голосом:
— Мне плохо, Эринарх!.. я чувствую, что обязан обратить свое внимание… нет! мой разум здесь становится бессильным… скажи, мне действительно нужно измениться?..
Послушник молчал.
— Мне нужно стать другим… — вздохнул я. — Дай мне техники! научи любить! покажи, как сделать своих любимых счастливыми!.. — требовал я невозможного у монаха, зная одно: мне требуется очищение…
Мне нужно было очиститься… но как?.. как очистить тело и душу? как очистить организм? Я просил монаха: научи, брат… покажи, что пост — это не сорок дней изнурительной голодовки и очищения кишечника… что пост — это напряженная духовная работа…
— Позволь трудиться в твоей обители… предоставь мне приют в пути… дай мне техники… ты же знаешь, Эринарх, я не боюсь физической работы…
— Извини, — односложно отказал монах… — мне нужно удалиться…
— Надеюсь, мы вернемся к этому разговору? — уже в спину ему прокричал я.
— Как будет угодно… — Эринарх учтиво поклонился на полуобороте… и направился к выходу из сада…