"Она все еще такая," – мягко сказала Анна. – "Я слышала, как она играет. И ее музыка – одна из самых сильных вещей, из всех, что мне приходилось чувствовать".
Хэлен странно посмотрела на Анну. – "Значит, ты это чувствуешь?"
"Да!" – воскликнула Анна. – "В ее руках столько страсти, в ее голосе, даже в ее прекрасных глазах!"
Хэлен нежно прикоснулась к лицу Анны, потом быстро отдернула руку: – "Думаю, твой приезд пойдет на пользу всем нам".
В полночь Анне не спалось, и она вернулась в библиотеку. Она погрузилась в большое кожаное кресло, открыла альбомы и стала снова изучать прошлое Грэм. Она разглядывала вырезки из газет и журналов о сильном музыканте, очарованная ее жаждой жизни и неуемной страстью. Фотографии Грэм на сцене, растворенной в своей музыке, были одними из наиболее завораживающих портретов, которые когда-либо видела Анна. У Анны было чувство, будто она вспомнила кого-то, кого когда-то знала, но потеряла. Чувство утраты для нее было очень личным. И позже, когда она лежала без сна в своей постели, звуки музыки Грэм проносились в ее голове.
Глава 6
Анна неохотно уступила желаниям Грэм. Спустя неделю после того, как Грэм дала такой категоричный ответ на все личные письма, Анна начала писать ответы. У нее не было специальных указаний, она просто отвечала, что мисс Ярдли благодарна им за внимание, но не может удовлетворить их просьбы. Она не могла ни оставить письма без ответа, ни закрыть дверь в прошлую жизнь Грэм. Это было слишком категорично, и было больше похоже на смерть. Смерть Грэм. Было больно думать, что Грэм Ярдли, о которой она читала в альбомах, исчезла навсегда. Анна не могла этого принять – не тогда, когда она слышала ее шаги в темноте или видела ее силуэт на краю утеса. В душе Анны упорно зарождалась надежда, что Грэм слишком непокорна судьбе, и музыка когда-нибудь вернется в Ярдли.
В отчаянии от того, что она не может помочь Грэм, она работала, вместо того, чтобы думать о себе. Приближалось лето, и Анна страстно принялась за свои обязанности. Она наняла плотников и маляров для работ внутри и снаружи дома, уделяя внимание множественным мелким деталям, которые игнорировались десять лет. Наконец она сдалась и наняла команду ландшафтного дизайна, объявление которой нашла в университетской газете. Они помогали ей расчистить широкий проход, который практически полностью зарос дикими растениями, к дальним склонам и обрыву над морем.
Когда однажды утром Анна шла к морским утесам, у которых почти каждое утро на рассвете стояла Грэм, она испугалась, увидев, что проход практически полностью зарос корнями и виноградом. Она не представляла, как Грэм удавалось все это время избегать травм. И что еще хуже, обрыв возвышался над морем метров на тридцать. Это было очень опасное место, особенно для женщины, которая не видит. Анна знала, что бесполезно просить Грэм не ходить туда. Анна могла представить себе реакцию на такую просьбу! И по правде говоря, Анна не хотела поднимать этот вопрос, что бы ни заставляло Грэм ходить в это отдаленное мест каждое утро. Анна не могла просить ее отказаться еще от чего-то в ее жизни. Она просто наняла подрядчика, чтобы отремонтировать береговой устой.
Однажды поздним майским утром, когда Грэм вошла в свою музыкальную комнату, она сразу почувствовала чье-то присутствие. Она остановилась в дверях, пытаясь узнать неожиданного гостя. Анна дала ясно понять всем рабочим, что музыкальная комната Грэм – закрытаязона.
"Анна?" – удивленно спросила она.
"Да", – неуверенно ответила Анна. Она стояла спиной к двери и не видела Грэм, пока та не заговорила. Она вообще не ожидала ее увидеть. Она редко бывала здесь по утрам.
"Что ты делаешь?" – спросила Грэм, заходя в комнату. Она не злилась, скорее ей было интересно.
"Я принесла вазу с цветами. Я только что их собрала", – тихо ответила она. Она хорошо понимала, что ее не приглашали в комнату Грэм, но Грэм также и не говорила ей, что ей нельзя входить в какую-либо из комнат в доме.
"Зачем?" – мрачно спросила она. – "Думаешь, мне понравится цвет?"
Она не хотела, чтобы что-то напоминало ей о том, что она не видит. У Анны перехватило дыхание, когда Грэм обернулась к двери и остановилась в дверном проеме, спиной к Анне.
"Я думала, тебе может понравиться их аромат. Я бы хотела, чтобы их вид тебе тоже нравился". – Ее голос дрожал от злости и неуверенности. Она не хотела причинить боль Грэм, но она не могла спокойно смотреть, как та отказывалась от всего, что было ей доступно.Она смотрела на сильную спину, не осознавая, что все еще не дышит, и гадая, не слишком ли она давит на эту импульсивную, страдающую женщину. Она была готова ко вспышке ее гнева.
Грэм глубоко вздохнула.
"Прости," – тихо сказала она. – "С моей стороны это было очень грубо. Пожалуйста, прими мои извинения".
"Я не хотела тебя расстраивать," – ответила Анна. – "Тебе не нужно извиняться".
"Мне казалось, я чувствовала запах роз вчера вечером на ветру", – мягко сказала Грэм, все еще стоя спиной к Анне. Ее напряженная спина расслабилась, и на смену пришла усталость, слишком часто охватывающая ее стройную фигуру.
Анна осторожно приблизилась к ней, опасаясь, что Грэм может испугаться и отстраниться. – "Да, они снова цветут. Они так долго этого ждали".
"Правда?" – спросила Грэм, ее взгляд остановился на отдаленной точке за дверями открытой двери на террасу. – "Я думала, они давно погибли".
"У них глубокие и сильные корни," – мягко сказала Анна, не будучи уверенной, что они все еще говорят о цветах. – "В Ярдли очень богатая и плодородная земля, она питала их все это время".
Грэм стояла очень спокойно, понимая, что Анна была очень близко. Воздух между ними был наполнен ароматом новой жизни.
"Просто питания бывает недостаточно, живым существам нужно больше. Они не выживут без заботы", – мягко сказала Грэм.
"Нет," – ответила Анна, проглатывая ком в горле. – "Но этого и не случилось бы." – Импульсивно Анна взяла Грэм за руку. – "Идем со мной, я тебе покажу".
Грэм напряглась, когда Анна впервые дотронулась до ее руки. Чувство было таким необычным, что испугало ее. Потом, со свойственной ей грацией, она взяла Анну за изгиб локтя.
"Хорошо", – согласилась она, позволяя Анне вести ее.
Проходя по аллеям сада, Анна часто останавливалась, чтобы описать молодые цветы, позволяя Грэм прикоснуться к бутонам.
"Нарциссы?" – спросила Грэм, когда Анна поднесла лепесток к ее лицу.
Анна улыбнулась.
"Да, подожди," – сказала она, срывая другой цветок. – "А это?"
Грэм сомкнула свои пальцы вокруг руки Анны, наклоняя голову к цветку, который там рос. Она мягко вдохнула.
"Глициния?" – Она посмотрела на Анну в ожидании.
Анна смотрела в глаза Грэм, завороженная их выразительностью. В это мгновение она была уверена, что Грэм ее видит. Она бы все отдала, чтобы это было так! Грэм почувствовала ее эмоции, рука Анны дрожала в ее руке.
"Анна?"
Анна выдохнула, так и не поняв, что она задержала дыхание.
"Молодец. Ты снова права", – сказала она, ее голос был полон чувства, названия которому она не знала.
Грэм взяла цветок из руки Анны и положила в карман рубашки.
Этот простой жест тронул Анну. Она не понимала, почему, но ей нравилось ухаживать за садом для Грэм. Каждая улыбка на лице Грэм, даже мимолетная, была подарком. Ей даже нравилась их физическая близость. Несмотря на то, что Грэм прекрасно могла ходить по саду одна, она не предприняла попыток забрать свою руку из руки Анны. Анну очень интересовали пульсирующие мышцы под ее пальцами, пока они гуляли. Она обратила внимание на неровную землю, стараясь игнорировать непривычное волнение в животе.
Грэм внезапно остановилась, ее лицо было озадаченным. Она повернулась в правую сторону и протянула руку.
"Здесь же должна быть сирень?"
Анна испугалась, как Грэм узнала место. Ее способность ориентироваться на местности продолжала поражать Анну.
"Ты права, конечно. Она тут, но она так ужасно разрослась, что давно не цвела. Я ее обрезала. Через год или два она снова зацветет".
Грэм облокотилась на трость и вздохнула. Столько всего исчезло!
"Жаль. Она всегда была такой прекрасной, моей любимой, наверное, после роз".
Анна накрыла своей рукой руку Грэм и прошептала: – "Она вернется".
Грэм покачала головой, выражение ее лица снова стало мрачным. – "Есть вещи, Анна, которые если потеряешь, больше не вернешь. Бессмысленно пытаться. Это ведет лишь к еще большему разочарованию".
"Я не согласна," – настаивала Анна. – "Всегда нужно надеяться".
Грэм молчала, когда они возвращались к дому. Она слишком хорошо знала, что со временем умирает даже надежда.
***
Хэлен принесла поднос в музыкальную комнату, как и каждый вечер, и поставила его на стол перед Грэм. Сегодня Грэм была погружена в свои мысли. Она держала в руке цветок, автоматически водя по лепесткам пальцами. Когда Хэлен развернулась, чтобы уйти, Грэм окликнула ее.
"Хэлен?"
"Да, дорогая?"
"Присядь на минутку, ладно?"
Удивленная необычной просьбой, Хэлен в ожидании присела. Хотя они с Грэм часто разговаривали, темы их бесед обычно были бытовыми. Грэм никогда не обсуждала свои сокровенные мысли и не спрашивала у Хэлен советов. Даже в детстве она обычно заявляла о своих намерениях, как тогда, когда она сообщила отцу, что не вернется в школу. И не вернулась. Ей было восемь лет.
"Выпьешь шампанского?" – спросила Грэм, наполняя свой бокал из бутылки.
"О боже, ты же знаешь, какой дурой я становлюсь, когда выпью!"
Грэм улыбнулась. – "Ты просто начинаешь больше говорить, ты не дура".
Хэлен научилась аккуратно касаться руки Грэм.
"Все хорошо, дорогая? Ты хочешь о чем-то поговорить?"
"Об Анне," – ответила Грэм через мгновенье. – "Как думаешь, она здесь счастлива? Наверное, молодой женщине очень одиноко жить так далеко от города, от друзей".
Хэлен знала женщину, сидящую перед ней, с самого дня ее рождения. Она была свидетелем ее триумфа и трагедии. Она видела, как та закрывает свое сердце, душу и талант в пустых комнатах этого дома уже десять лет. Это был первый раз за все десять лет, когда Грэм поинтересовалась другим человеком, заметила его настолько, чтобы поинтересоваться его счастьем. Присутствие Анны вывело Грэм из самоизоляции, и это было почти что чудом. Хэлен осторожно подбирала слова.
"Кажется, ей здесь нравится, Грэм. Я уже забыла, каково здесь было до ее приезда".
Грэм сделала нетерпеливый жест. – "Я тоже. Но дело не в этом. Ярдли – наш дом, мы сами его выбрали, эту жизнь, ты и я. Анна не выбирала. Мы не должны злоупотреблять ее добротой и заботой".
Хэлен показалось, что она догадывалась, что на самом деле волновало Грэм. Анна была необычной женщиной. Она уважала талант Грэм, осознавала ее былую популярность, но, тем не менее, не была этим ошеломлена. В жизни Грэм было немного людей, которые осмеливались предлагать ей дружбу. Ее импозантная личность и публичность персоны практически не допускали обычных отношений. Люди либо боялись ее напора, ее характера, или им было что-то нее нужно. У нее было много поклонников и много потенциальных друзей, но редко кто-то хотел узнать ее по-настоящему. Личные отношения Грэм чаще всего были источником ее самых сильных разочарований. После стольких лет в одиночестве она с недоверием относилась к любому проявлению близости.
"Грэм, Анна – взрослая женщина. И в жизни она принимала много сложных решений. Решиться на развод тяжело, даже когда брак не самый удачный, и я представляю, как нелегко ей пришлось одной снова строить свою жизнь. Но она сильная и независимая, и она знает, чего хочет. Она тут, потому что сама так хочет, и если она станет несчастной, думаю, она сама сможет об этом позаботиться. Не думаю, что есть, о чем переживать".
Грэм заметно расслабилась. – "Хэлен?"
"Да, дорогая?"
"Как она выглядит?"
Хэлен понимала, как тяжело было Грэм задать этот вопрос. Грэм знала описание каждого предмета одежды в своем гардеробе, и настаивала на том, чтобы после чистки вещи возвращали в определенном порядке. Она никогда не просила помощи, чтобы одеться, никогда не просила помощи, чтобы поесть, вообще никогда не просила о помощи. Единственным ее требованием, исходящим из того, что она не видит, было не передвигать мебель. Было невероятным то, что она так прямо напомнила о своей слепоте.
"О боже, сложно сказать", – сказала Хэлен в замешательстве.
Грэм в нетерпении встала, касаясь рукой скатерти, и обернулась к камину.
"Я знаю, что она почти моего роста, и сильная. Я почувствовала это, когда она взяла меня за руку в саду. Она мягко смеется, когда что-то ей нравится, и любит землю. Она знает, как донести до меня красоту цветов".
Она остановилась в растерянности, не способная закончить описание женщины, которая так часто бывала рядом, но которую она не видела.
"Ты знаешь о ней самое лучшее, Грэм: ее доброту, теплоту и невероятную любовь к жизни".
Грэм обернулась, сжав кулаки. – "Да, но как она выглядит? Какого цвета ее волосы? Глаза? Что она носит? Хэлен, я ее не вижу!"
Хэлен очень хотела подойти к ней и обнять, чтобы избавить ее от злости и растерянности. Она хорошо знала, что Грэм этого не позволит – проявить какие-либо признаки симпатии.
"У нее светлые волосы, медового оттенка, забранные назад с лица. Глаза очень синие, как океан августовским утром. Когда ей что-то нравится, она слегка краснеет, а глаза блестят. В мое время ее бы назвали крепкой. У нее сильное тело, она в хорошей форме, но довольно женственна".
"Какой длины ее волосы? В какие цвета она одевается?"
"Ее волосы едва касаются плеч, они слегка волнистые. Они развеваются на ветру, как твои, очень дико и свободно. Когда она работает в саду, иногда она забирает их назад банданой, повязанной на лоб. Ей нравится носить свободные штаны с завязками на поясе и футболки или мужские рубашки, которые шьют для женщин. Цвета – пурпурный, темно-зеленый, темно-золотистый".
Пока Хэлен говорила, Грэм стояла очень спокойно. Напряжение постепенно покинуло ее тело.
"Этого достаточно?" – спросила Хэлен.
Грэм кивнула, сосредоточившись на образе в своей голове.
"Она совсем не похожа на Кристину, да?" – мягко спросила она.
"Дорогая, нисколечко".
***
Анна с нетерпением ждала в кухне. Хэлен так давно ушла! Она умирала с голоду, когда пришла на ужин, но чем дольше не было Хэлен, тем больше она беспокоилась. Грэм была такой подавленной, когда они возвращались домой, Анна была уверена, что что-то не так.
"С Грэм все в порядке?" – спросила она, когда Хэлен вернулась.
Хэлен удивленно на нее посмотрела. Что с ними обеими? Они были такими взволнованными!
"Да, дорогая, с ней все хорошо, она просто хотела обсудить со мной некоторые бытовые вопросы. Давай поедим, пока все окончательно не остыло".
Заставляя себя расслабиться, Анна налила им кофе и присоединилась к Хэлен за кухонным столом. Она пыталась казаться спокойной.
"Я просто волновалась. Она так много времени проводит в одиночестве, и она такая чувствительная".
"Такова ее природа," – объяснила Хэлен. – "Она всегда хотела всего лишь играть на фортепиано. Ее отцу приходилось заставлять ее заниматься чем-либо еще. Хотя он ее обожал. Думала, он сойдет с ума после аварии. Мы долго не знали, выживет ли она, и когда она наконец открыла глаза, он сидел у ее кровати. Она взяла его за руку. Она очень долго ничего не говорила, мы не знали, что еще не так. Когда она сказала, что не видит его, это разбило ему сердце. Это было ужасное время!"
Анна закрыла глаза, с болью представляя, как ужасно пострадала Грэм, как было больно ее семье. Какая-то часть ее хотела бы изменить прошлое, чтобы прекратить эти ужасные страдания.
Будто прочитав ее мысли, Хэлен сказала: – "Мы чувствовали себя такими беспомощными." – Она задрожала и быстро встала. – "Ничего не изменить одним лишь желанием повернуть время вспять, не правда ли?"
"Какой она была до аварии?" – тихо спросила Анна.
С каждым днем она хотела знать все больше. Она была уверена, что ключ к молчанию и страданию Грэм лежит в ее прошлом. Анна не могла избавиться от мысли, что если бы она только поняла, что заставило Грэм убежать от своего прошлого, она смогла бы найти способ до нее достучаться. Это было очень важным для нее, потому что хотя она и не могла выразить этого словами, но точно знала, что ее никогда прежде так не волновала чья-то жизнь. Возможно, потому, что она знала, какой гениальной была Грэм Ярдли, и потеря такого дара была не только ее личной трагедией.
Хэлен засмеялась.
"Она была сорванцом, никогда не могла усидеть в обычной школе. Не потому, что не была умной, ей удавалось все, за что бы она ни бралась. Просто она всегда хотела лишь играть на фортепиано. Однажды она сказала, что когда она смотрит на мир, то слышит музыку. Музыка была ее языком, таким же естественным для нее, как разговоры для нас. Чтобы понять, что она чувствует, нужно было просто послушать, как она играет. Этого она никогда не могла скрыть. Когда ее отец отдал ее в музыкальную школу и нанял репетиторов на дом, она стала заниматься лучше. Она всегда была в компании взрослых, у нее никогда не было детства. К пятнадцати годам она объездила весь мир. Она выросла в окружении людей, которые чего-то от нее хотели: части ее славы, части ее страсти. Ее магия была чистой, но мир вокруг нее таковым не был. Иногда я боялась, что он ее уничтожит," – вздохнула Хэлен. – "Она любила вечеринки, а как она танцевала! Во всех своих занятиях она была немного дикой. Но мы всегда ей прощали то, что она заставляла нас волноваться, потому что она была таким чудом, она дарила нам столько счастья".
Анна старалась представить Грэм такой – полной энергии и энтузиазма. Она не сомневалась, что та осталась такой же чувствительной, но ее страсть к жизни исчезла. Чего Анна не понимала, так это своего рвения вновь зажечь ее.