– No me diga! – непроизвольно вырвалось у Альмена, и он прильнул к экрану.
На втором письме Альмену стало окончательно ясно, что Соколов был соучастником Ла Рута.
– «Vivid p», – проговорил Альмен. – Знаешь, что это такое? Vivid pink на языке профессионалов – это розовый бриллиант!
Во время чтения третьего письма на экране всплыло напоминание о необходимости подключить компьютер к электросети, так как аккумулятор почти разрядился.
– Надо же, как некстати! – в отчаянии воскликнул Альмен, показывая на экран.
– У меня нет кабеля.
– То есть как это – нет?
– При всем уважении, дон Джон, потому что его вы не прихватили. Я заказал новый, но он должен прийти завтра.
В самом деле, Альмен смутно припоминал, что видел кабель среди соколовского беспорядка. Он продолжил чтение.
– Mission completed[69], программа скопирована и стерта, – таков был его комментарий к пятому электронному письму.
На седьмом письме он прервался и бросил взгляд на Карлоса. Тот утвердительно кивнул.
– Fíjese, Ла Рут продал программу фирме «Hedge&Win», а Соколов уже вел переговоры с новыми заинтересованными предпринимателями!
До девятого письма он дочитал молча.
– Двести тысяч долларов аванса! Это от какой же суммы? Должно быть, немалой. Он говорил, что учится жить на широкую ногу ввиду скорого богатства.
Фотография в одиннадцатом письме привела Альмена в возмущение, и он не выдержал:
– Она же ужасна, эта вилла на Шпетбергштрассе, ты не находишь?
Карлос промолчал. Виллы в этом районе были настолько далеки от его помыслов, что он ни разу не задумывался об их эстетическом облике. Зато на следующее замечание ему было что сказать по существу. Это то самое двенадцатое письмо с пометкой «Troubles!!!», в котором Ла Рут велел сделать резервную копию и удалить какие бы то ни было следы их контактов.
– Наверное, догадался, что дело провалилось. – Карлос быстро подсчитал: – Через два дня его арестуют в бостонском аэропорту.
Альмен откинулся на спинку стула и стал рассуждать вслух:
– Итак, существует резервная копия.
Карлос сделал рукой неопределенный жест.
– Ты сомневаешься?
– Я сомневаюсь, что он все сделал так, как ему было велено. Взять хотя бы переписку с этим Ла Рутом, дон Джон. Ведь он ее не стер.
– Верно. Соколов – неряха. Видел бы ты его номер в гостинице.
На какое-то время оба погрузились в молчание.
И вдруг обоих осенила одна и та же мысль, прояснившая загадку.
– Англичане, – сказал Альмен, – англичане работали на «Hedge&Win».
– Потому что Ла Рут, которому они отвалили кучу денег, был арестован до того, как успел передать программу фирме «Hedge&Win», – закончил его мысль Карлос.
– Они вышли на след Соколова, потому что знали о копии программы и о том, что он через свои связи в IT-бизнесе намеревался продать программу еще кому-то.
– Значит, дон Джон, Монтгомери работал на «Hedge&Win». Это он приставил к вам англичан.
– И все-таки вопрос, зачем ему понадобилось обращаться в «Allmen International Inquiries», остается открытым. Почему он не навел своих людей прямо на Соколова?
– Швейцарцу проще вести расследование в Швейцарии, дон Джон.
Это многое объясняло. Однако Альмена беспокоил последний вопрос:
– Но почему именно «Allmen International»?
Карлос улыбнулся:
– Сайт, дон Джон, сайт.
Экран компьютера потемнел.
– Что на этот раз? – в отчаянии воскликнул Альмен.
– Аккумулятор разрядился. Но осталось всего одно непрочитанное письмо. Очень короткое.
– И что в нем?
– «Grotto».
– Как это понимать?
– Cueva, пещера.
– Как это переводится, я знаю. Но что это означает в данном случае?
14
Полпятого – слишком рано для «Золотого бара». Занято всего три-четыре столика. Двое господ сдержанно ведут деловой разговор, две дамы заглянули на ранний аперитив, молодой человек с беспроводным наушником говорит сам с собой. И здесь же Альмен с Роландом Кербелем.
С Кербелем они знакомы еще со времен легендарных альменовских вечеринок на вилле Шварцакер. С тех пор они не теряли друг друга из виду, несмотря на то что Кербель стал банкиром и в курсе финансового положения Альмена. Он с пониманием относился к тому, что Альмену надо держать марку, и подыгрывал ему.
Альмен попросил его разделить с ним apéro[70] в столь ранний час, потому что хотел прояснить пару вопросов касательно биржи.
– С каких это пор ты интересуешься биржей? – удивился Кербель.
– С некоторых пор у меня появились кое-какие активы, – уклончиво ответил Альмен, – и мне не хотелось бы показаться управляющему моими активами совсем уж наивным олухом.
Банкиру нравилось выступать перед благодарными слушателями, он сделал исчерпывающий обзор механизма купли-продажи акций и осушил весь свой бокал. Оба пили «Кампари сода» – напиток, который предпочитают все настоящие любители аперитива.
– Еще вопрос. Что такое высокочастотная торговля?
– Для тебя – пустой звук. Этим занимаются несколько банков и страховых фондов.
– И как это функционирует?
Кербель сделал бармену знак, чтобы тот повторил два ликера, и, набрав воздуха, продолжил:
– NASDAQ[71] позволяет коммерсантам, ведущим высокочастотную торговлю, бегло ознакомиться с поручениями на покупку по лимитированным ценам еще до того, как об этом узнают остальные участники рынка. Предположим, «Allmen International» решила поучаствовать в биржевых торгах. Одна ее акция стоит десять долларов, и какой-то покупатель дает задание купить сто тысяч ваших акций по цене не выше десяти долларов десяти центов.
Пример рассмешил Альмена.
– Компьютер приобретает сто тысяч акций «Allmen International» по рыночной цене в десять долларов и впаривает покупателю по лимитной цене в десять долларов десять центов. Он продает пакет акций по завышенной цене и получает навар в сто тысяч раз по десять центов, иначе говоря, десять тысяч долларов. In absolutely no time.
– За какое, прости, время?
– Ты не ослышался: одним махом.
Бармен тем временем принес свежие «Кампари» и унес пустые бокалы.
Кербель отпил глоток.
– Приблизительно за тридцать миллисекунд.
– Как, весь процесс, который ты мне тут описал, занимает тридцать тысячных секунды?
– При этом банки и страховые фонды находят это слишком долгим. Они лихорадочно работают над тем, как бы сократить это время вполовину, а еще лучше – до одной трети. Устанавливают все более быстрые и более дорогие компьютеры, чтобы минимизировать потерю времени на передаче данных по Сети. Они не поскупятся ни на какие затраты ради многомиллиардной прибыли.
На сильно потемневшем золоте внутренней отделки свет от тусклых бра отражался блеклыми пятнами, отчего бар казался погруженным в вечный полуночный полумрак. Это очень льстило гостям за сорок.
– Ради миллиардов, – повторил Кербель. – Однако, как бы ни была выгодна автоматизированная биржевая торговля, все понимают, что она чревата внутренними опасностями, все в одночасье может полыхнуть. Такого рода программа может начать действовать самостоятельно и вызовет на бирже крах. Так, до сих пор неизвестно, что вызвало последний Flash crash[72]. Кое-кто из специалистов полагает, что виновником стала HFT-программа. Жаль, что такая вещь иногда попадает не в те руки.
Кербель захотел подкрепить свои утверждения конкретным примером:
– Ты читал в газетах о некоем задержанном в Штатах типе, у которого в багаже нашли такую HFT-программу?
– Расскажи. – Альмен пригубил аперитив.
– Бывший сотрудник «Бруклин Клейн». Это один из немногих значительных банков, специализирующихся на высокочастотных сделках. Программа была новой разработкой. Задержанный и сам был причастен к ее созданию. Из этого можно сделать вывод: работала она быстрее, чем та, которая была у конкурентов. И одно это возбуждает страстное желание ее заполучить.
– Ну, хорошо, предположим, программа попала кому-то в руки. Что он с ней будет делать?
– Конкуренция. Она проявляется наглядно. Из примерно двадцати тысяч фирм, принимающих участие в торгах NASDAQ, лишь около двухсот занимаются высокочастотной торговлей. При этом осуществляют более семидесяти процентов торговых операций на бирже. Круг подозреваемых, таким образом, сужается. В таком случае многое указывает на фирму «Hedge&Win». Это важный игрок. К тому же не слишком разборчивый.
Бар стал постепенно заполняться первыми посетителями из тех, кто по традиции спешит заглянуть сюда после работы. Трое молодых людей с девушкой в деловом костюме. Громко обсуждают начальника. Заметив, что в баре довольно тихо, приглушают голоса.
– Большое искушение для программистов, специализирующихся на программах по обслуживанию высокочастотной торговли, – добавил Кербель. – Предложат такому пятьдесят миллионов, и он изменит всем своим принципам.
В этот вечер Альмен с нетерпением дожидался Карлоса. Он поминутно выглядывал в окно, смотрел, как тот вдалеке копается на грядках, подстригает газон, поливает цветы в горшках. Он даже подумывал, не перехватить ли Карлоса где-нибудь по дороге, когда тот будет катить тачку с садовым мусором к компостной яме.
Наконец Карлос возвратился в домик садовника. Альмен уже подкарауливал его в передней и, не дав переодеться, потащил прямо так, в чем был – комбинезоне и сапогах, – в библиотеку. И там рассказал все, что узнал от Кербеля о высокочастотной торговле и сказочных ценах на специальные программы.
– Это будет побольше, чем стоимость настоящего бриллианта, fíjese, Карлос!
Стеклянный дом стоял в тени старых парковых деревьев. Лишь дальше, ближе к живой изгороди, отделявшей их владения от улицы, на газоне лежало прямоугольное пятно солнечного света. На вершине кедра дрозд уже насвистывал свою вечернюю песенку.
– Лучше всего, Карлос…
– Sí, дон Джон?
– Похоже, я знаю, где надо искать.
15
Контора «Иммолюкса» располагалась на втором этаже здания в старой части города с видом на реку – в том месте, где она впадает в озеро.
Накануне вечером Альмен долго искал визитную карточку Эстебана Шулера, помощника вице-президента, и в конце концов обнаружил ее в нагрудном кармане пиджака, того самого, в котором он был в день, когда они познакомились. Он встал еще до того, как у Карлоса начался рабочий день, и попросил договориться с Шулером о встрече пораньше. Самым «ранним» сроком оказалось половина четвертого – весь день помощника вице-президента был плотно расписан.
Вдобавок Шулер заставил его немного подождать. Секретарша предложила Альмену кофе, но он отказался. От газеты он отказался тоже. Альмен не любил, когда его заставляют ждать, и был не из тех, кого можно задобрить кофе и газетой. Заставляющие ждать не могли рассчитывать таким способом облегчить свою совесть. Пусть тот, кто заставляет его ждать, видит, что он именно ждет. Минуты через четыре Шулер внезапно ворвался в приемную, будто главврач во время обхода.
– Простите, что вынудил вас немного подождать.
Альмен пропустил извинения мимо ушей и не стал отвечать, а без лишних слов перешел к делу, которое его сюда привело:
– Господин Шулер, как я уже говорил по телефону, вилла на Шпетбергштрассе не выходит у меня из головы.
– Прекрасно вас понимаю, это один из наших лучших объектов. Но, как я вам уже говорил, мы потеряли связь с нанимателем, контракт действителен до конца года, и он уже все оплатил. Единственное, что я могу для вас сделать, так это поставить в списке заинтересованных лиц на самую верхнюю строчку. Однако, если наниматель захочет продлить контракт, естественно, у него будет приоритет.
Всю дорогу, пока чиновник объяснял положение вещей, Альмен понимающе кивал.
– Хочу сделать вам предложение. Я подниму арендную плату с… Сколько он вам платит? Семнадцать плюс дополнительные расходы?
– Шестнадцать, – поправил Шулер.
– Пусть будет шестнадцать… до… ну, скажем, девятнадцати, и мы оформим договор на десять лет с возможностью последующего продления еще на десять. Я готов тесно сотрудничать с архитекторами из «Иммолюкса» и вложить в дом необходимые средства – по грубой прикидке не меньше миллиона, – которые я спишу в течение этих десяти лет. А нынешнему жильцу вы откажете по причине небрежного отношения и отсутствия жильца, этих оснований будет достаточно. Мы же с вами подпишем предварительный договор на этих условиях уже на этой неделе.
Шулер состроил такую гримасу, будто подобные предложения получает чуть ли не каждый день.
– Я хотел бы утрясти дело с группой коллективных наследников, которым принадлежит дом. Когда вы хотели бы получить ответ?
– Прежде чем вы это сделаете, я бы хотел вас кое о чем попросить.
– О чем же?
– О двадцати четырех часах.
Альмен понял, что до Шулера смысл его слов не дошел, и пояснил:
– Провести сутки в доме. Так, чтобы меня никто не побеспокоил. Понимаете? Я чутко реагирую на голоса, на атмосферу, на разные колебания, называйте это как хотите. Даже в самом красивейшем месте я не выдержу и часа, если мне не подходит атмосфера. Позвольте мне провести сутки на Шпетбергштрассе, 19, и если атмосфера особняка мне подойдет, доведем дело до конца.
Шулер сразу же возразил:
– Не пойдет. Представьте, что съемщик вернется и застанет вас в своем доме.
Альмен бросил на него вызывающий взгляд:
– Десять тысяч франков на ваши издержки, наличными, прямо в руки, если он вернется.
Шулер сделал вид, что обдумывает.
– Двадцать четыре часа, говорите? Только вы, и никого больше?
– Только я. С моим дворецким, разумеется. – При этом Альмен состроил извиняющуюся улыбочку: – Вы же понимаете, без них как без рук.
16
Во всем доме стоял затхлый сырой дух. От упакованных вещей в прихожей исходили запахи картона, дерева и склада. По углам скопился сор, на батареях и оконных рамах завелась паутина, на подоконниках валялись дохлые мухи, а вечернее солнце, местами пробивавшееся сквозь грозовые облака, белесыми всполохами показывало на оконных стеклах неведомый фильм.
Диван в большой гостиной по-прежнему стоял повернутым к окнам, точно смотровая скамейка. Мысль о том, что последний, кто на нем сидел, мертв, заставила Альмена содрогнуться. На всем, что было в доме, лежала печать смерти. Он чувствовал это не только потому, что знал здешнего обитателя. Ощущение смерти передалось и Карлосу.
– Huele la muerte[73], – пробомотал он.
Альмен решительно направился к веранде и открыл дверь. От порыва ветра она резко распахнулась настежь.
Газон возле дома превратился в луг. Высокие стебли травы доставали до икр, а то и выше. Вода в бассейне помутнела, на поверхности плавали насекомые, а на дне гнили опавшие листья.
Ветер стремительно превратился в штормовой и погнал с озера на город черные тучи.
В Grotto ветра не было.
Каменная скамейка вдоль стены частично покрылась мхом. На стыках керамических плиток, которыми был выложен пол, тоже рос мох. Строительный раствор, из которого были сделаны выпуклости, углубления и ниши внутренней стены, во многих местах начал крошиться и оставлять темные пятна на некогда светлой штукатурке.
Запах гнили придавал всей этой архитектурной искусственности дух природной естественности. В одну из ниш под дымоходом был вделан гриль. Под ним стоял неиспользованный, еще опечатанный газовый баллон, соединительный шланг лежал чуть поодаль. Сверху решетку прикрывал хромированный кожух. Альмен приподнял его. Кожух со скрипом откинулся. Какое-то существо стремительно забилось под газовую горелку. То ли мышь, то ли ящерица, Альмен толком не успел разглядеть.
Потом он открыл холодильник, стоявший поблизости от гриля. Похоже, его давно не включали и не заглядывали внутрь. Изнутри пахнуло смрадом. Альмен зажал нос и заставил себя заглянуть внутрь. Внутри ничего, кроме пустой бутылки из-под пива. Да и то из-за слоя плесени на этикетке ничего разобрать было невозможно. Ничего интересного, и он захлопнул дверцу.
На стене во многих местах сохранились украшения – сложенные из ракушек орнаменты. Похоже на собранные на каникулах детские трофеи. Местами они образовывали неуклюжие гирлянды и сердечки, местами – рамки вокруг сентенций или картинок. Несколько таких картинок сохранилось. Они были нарисованы прямо на штукатурке и изображали голубков, апельсины, рыб, дары моря, бутыли для кьянти. Однако большая часть изображений – фотографии, пострадавшие от влаги и света до такой степени, что разобрать на них что бы то ни было практически невозможно. Остались лишь намеки, тени портретов, групповых снимков и снимков без инсценировки.
Они с Карлосом приступили к методичным поискам. Первое, что напрашивалось на обследование, был газовый гриль. Пришлось разобрать его до мелких деталей. В нем было много пустот, вогнутостей и скрытых отверстий. А тут, как назло, непогода ускорила приближение ночи, и им приходилось работать при тусклом свете.
Но не только гриль задал хлопот. В холодильнике тоже было немало потайных мест. Особенно сзади. Вдвоем они еле вытащили его из ниши и едва разобрались в хаотическом сплетении стержней, решеток, радиатора и проводов. И опять ничего.
Гроза разразилась неожиданно. Сверкнула молния, и почти сразу грохнуло, как будто небеса ударили прямо по гроту. Потом обрушилась вода как из пожарного брандспойта.
Но эти трудности не могли поколебать их решимости найти заветную вещь. В гроте были лампы и выключатель, но не было электричества. Все чаще приходилось действовать на ощупь. Много ракушек было вделано в стену отверстиями наружу. В некоторых спокойно поместилась бы флешка. И тем не менее ничего не попадалось.