Сцена была сыграна, по моему мнению, практически безупречно. Наконец Уэйман скомандовал:
– Стоп! Снято! – Он повернулся к звукооператору. – Тед, что со звуком?
Тед снял наушники.
– Надо было репетировать с едой, – сказал он недовольно. – Слишком громко звякает ложка о блюдце, когда они пьют кофе. И когда вилка царапает тарелку – тоже слышно.
– Пользуемся приборами по возможности бесшумно! – объявил Уэйман актерам и повернулся к реквизиторам. – Просьба подготовить декорацию для второго дубля. Да, и скатерть тоже замените! – Он подошел к Дорсету. – Отлично сыграно, Макс… Можно только тебя попросить фразу «Что, тебя опять потянуло в театр?» произносить попрохладнее? С меньшей издевкой, так сказать… Все-таки твой герой джентльмен, он не станет насмехаться над своей женой.
– Знавал я джентльменов, которые в подпитии били своих жен, и даже ногами, – усмехнулся актер. – Но если уж ты так считаешь…
Во время второго дубля кто-то из стоящих на лесах возле прожекторов чихнул, что вызвало взрыв негодования у режиссера. Съемку остановили и стали снимать третий дубль, а за ним четвертый. В перерыве в павильон заглянул Берман.
– Как дела? Укладываетесь в график? – спросил он у режиссера.
– Если повезет, закончим сегодня в девять, – буркнул тот.
Наконец эпизод с Дорсетом был отснят, и Уэйман отпустил актера. Настал мой черед.
Майру переодели в другое платье, а моим гримом режиссер остался недоволен и велел его переделать.
– Не надо такой яркой помады, – сказал он. – Немного посветлее, чем у Майры, будет в самый раз. Почему не приклеили накладные ресницы? Приклейте, если они не кончились. Так, повернитесь-ка, мисс… Поправьте манжету… да, теперь хорошо. – Он критически оглядел меня. – Главное, будьте естественны. Оставайтесь собой, журналисткой, которая пришла брать интервью у актрисы, и все будет хорошо.
Но я все же нервничала – от непривычки, от того, что в павильоне было душно, и оттого, что съемочный процесс казался бесконечным. Единственный эпизод, который мне предстояло сыграть, в действительности снимался как последовательность общих и крупных планов. Режиссер объяснил, что именно и как я должна делать, упирая на то, что я ни в коем случае не должна смотреть в камеру, а только на Майру. На репетиции Тед сначала попросил меня говорить громче, а потом сказал, что ему надо передвинуть микрофон, потому что меня все равно слышно плохо.
– Установи его, где тебе надо, – сказал Уэйман.
Начались манипуляции с микрофоном.
– Проверка микрофона: один, два, три, четыре. Один, два, три, четыре, – бодро проговорил ассистент звукооператора, стоя в декорации.
– Теперь со звуком все в порядке, – объявил Тед.
– Все по местам! Двадцать седьмая сцена! Репетиция!
– Тишина! – заверещал помощник режиссера и засвистел в свисток.
…И все из-за меня, журналистки по имени Хелен, которая…
Майра Хоуп входила в комнату, и мы играли наш эпизод. Я вставала ей навстречу, потом мы садились, я задавала вопросы, она отвечала. Потом я уходила.
Оказалось, что все дело исключительно в навыке. Я ни разу не забыла свой текст, ни разу не ошиблась. Я помнила все указания режиссера, куда смотреть и в какой момент улыбаться. Я почти забыла про нестерпимую духоту в павильоне, про пот, который катился у меня под одеждой, про скомканную бумагу в туфлях, которые были мне велики. Я была другая, не я, и я наслаждалась этим новым, совершенно восхитительным ощущением.
– Хорошо, – отрывисто сказал Уэйман. – У вас неплохо выходит, мисс. Пять минут на поправку грима, и начинаем съемку.
И вскоре я услышала заветные слова:
– Хлопушка! Камера! Отметьте дубль! Начали!
Я сыграла четыре дубля. Потом камеру переставили, и началась съемка крупных планов Майры. В восьмом часу режиссер отпустил ее и стал снимать мои крупные планы. Тут уже надо было забыть о правиле «не говори в камеру», потому что именно это от меня и требовалось.
– Снято! – в очередной раз прокричал режиссер. – Тед, что со звуком?
– Звук в норме.
– Гасите свет! – распорядился Уэйман, обращаясь к осветителям. – На сегодня все.
Поначалу я даже не поняла, о чем это он.
– Вы хотите сказать, что моя сцена…
– Съемка вашей сцены окончена. Если вдруг вы нам понадобитесь, Айрин вас найдет, но я думаю, что все в порядке. Если хотите узнать, когда получите деньги, обращайтесь к ней. У вас ведь контракт на неделю? Ну так через неделю вам все и выплатят.
Прожектора гасли один за другим, на лицах работников я видела оживление и радость оттого, что этот утомительно долгий день наконец закончился. В гримерке я смыла грим и переоделась в свою одежду. Я снова стала собой, и мне уже не надо было никого изображать; но, вернувшись домой, я поняла, что мне уже не хватает быть только Татьяной Коротич. Я была безнадежно отравлена кино.
21
Я написала заметку о съемках, которую от меня потребовали в редакции, но ее не приняли. От меня, как я понимаю, ждали откровений – например, что ест в перерывах между дублями Майра Хоуп и не крутит ли она роман с кем-нибудь из актеров – а я просто описала, что происходит за кулисами и как тяжело идет съемка даже самого незначительного, казалось бы, эпизода. Когда вышло интервью Майры, которое я брала, я была уязвлена, увидев под ним подпись одного Фрэнка Гормана. Конечно, он согласовывал вопросы, но на студию ездила все-таки я, и я решила потребовать объяснений. Фрэнк отшутился, сказав, что произошла обычная ошибка, но в газете все всегда становится известно, и я узнала, что он попросил редактора убрать мое имя из интервью.
– Чему ты удивляешься? – спросил Роджер. – Фрэнк из тех людей, которые идут по головам.
– Вряд ли он далеко дойдет, – буркнула я.
Не исключено, что, если бы мою заметку приняли, а под интервью стояла бы и моя подпись, я бы пошла по репортерской стезе и перестала думать о кино. Если бы я могла выбирать, я бы вообще предпочла стать писателем, но мне приходилось считаться с обстоятельствами. Через несколько дней я съездила на студию, получила чек на сто сорок долларов и вдобавок – рекомендательное письмо от Айрин к одному из менеджеров актерского бюро. По ее словам, я вышла на экране удачно, и мне стоило подумать о том, чтобы двигаться и дальше в этом направлении.
Однако я не успела воспользоваться письмом Айрин, потому что по некоторым признакам определила, что жду ребенка, и мои мысли приняли совершенно иное направление. Я была уверена, что Тони меня любит и что у нас произойдет то же, что и у Винса с Лучией, которые тоже начали жить вместе до свадьбы. Будущее, таким образом, меня не пугало и не смущало – ровно до того момента, когда я приехала в притон, который содержал Анджело Торре, и совершенно классически застукала своего любовника в постели с одной из танцовщиц, на которой из одежды оставалась только диадема из перьев.
Увидев меня, Тони покраснел, но все-таки слез с красавицы, которая заметалась, завернулась в покрывало, прихватила свою одежду и скрылась за дверью.
– А мы тебя не ждали, – беззаботно объявил он, натягивая штаны. – Скандалить будешь?
– Не знаю, – честно ответила я. – Нет, наверное. – И, подумав, добавила: – Что это изменит?
…Черт, ведь предупреждали же меня, что не стоит с ним связываться. Много раз предупреждали, и люди, знавшие его куда дольше меня.
– Ты ведь не первый раз мне изменяешь, верно? – внезапно спросила я.
– Ну а чего ты хотела? – неожиданно разозлился он. – Кто мне сказал, что я даже поцелуя твоего не достоин, а?
– Когда я это говорила? – искренне удивилась я.
– Говорила, – мстительно бросил Тони. – Когда поцеловала Рэя за то, что он починил тебе машину и денег не взял.
Ах ты мелочный гаденыш. Я уже и забыла, когда это случилось, а Тони, оказывается, все помнил.
– Ты поэтому меня в постель затащил? – спросила я.
– Кто кого затащил, еще вопрос, – ухмыльнулся он. – Тебе же было все равно: что Джонни, что я.
Он все-таки сумел меня разозлить. Я подошла и со всего маху ударила его по лицу. В кино такие фокусы проходят безнаказанно, но в жизни вышло совсем иначе: Тони ударил меня в ответ, и я тотчас оказалась на полу.
– Еще раз ударишь меня – убью, – пригрозил он. – Поняла?
Не выдержав, я расплакалась. Дверь приоткрылась, в нее заглянул Лео.
– Чего тебе? – напустился на него Тони.
– Там клиент хочет расплатиться чеком за шампанское, – сказал Лео. – Бармен засомневался, потому что клиент новый. Зачем ты ее ударил?
– Не твое дело, – огрызнулся Тони. Он нахлобучил на голову шляпу, поправил пистолет и вышел. Лео подошел и помог мне подняться.
– Слушай, мне очень жаль, – проговорил он смущенно. – Я не знаю, что на него нашло. Ты в порядке?
– Нет, – сказала я, – но это не важно.
Выйдя из гадюшника, я села в свою машину и задумалась. Стоит ли отдавать человеку свое тело и часть души, чтобы в награду тебе изменяли и еще вдобавок приложили по лицу?
– Я идиотка, – произнесла я вслух. – Просто идиотка.
В последующие несколько дней я поговорила с кое-кем из знакомых женщин и, выбрав подходящего доктора, сделала аборт. Говорят, нет ничего хуже первого любовного разочарования; мне в каком-то смысле повезло, потому что по-настоящему я не была влюблена в Тони. Если бы я его любила и он бы обошелся со мной так, как обошелся, это бы разорвало мне сердце, и от отчаяния я бы выкинула что-нибудь ужасное – к примеру, убила бы себя или его. А так – мое самолюбие страдало, но сердце не было задето. Среди прочего случившееся заставило меня пересмотреть свою жизнь, и я была вынуждена признать ее неудовлетворительной. Работа машинисткой без особых перспектив, связь с мелким гангстером, завершившаяся полным фиаско, отсутствие прочных родственных и дружеских связей – нет, пора было что-то менять. В августе я наконец добралась до актерского бюро и отдала менеджеру письмо Айрин.
– Вы принесли с собой фотографии? Прекрасно, прекрасно… Еще вам надо будет заполнить анкету.
Я начала писать ответы на стандартные вопросы – имя, фамилия, рост, вес, цвет глаз, цвет волос – и неожиданно остановилась.
– Скажите, если не секрет, сколько человек у вас уже зарегистрировано?
Менеджер улыбнулся.
– Больше семнадцати тысяч.
Мысленно я подсчитала свои шансы, поняла, что мне ничего не светит, и странным образом успокоилась. Один раз мне повезло, меня взяли в фильм, но никто не обещал, что за первой ролью последует вторая. Хватит гоняться за миражами, надо держаться за то, что есть – за работу в газете и заказчиков, для которых я дома печатаю на машинке. Тем не менее я оставила свою анкету, понаписав всякой чепухи вроде того, что я еще в детстве играла в театре, и в графе «профессия» размашисто поставив: «баронесса». Мне показалось, что это звучит забавно и привлечет внимание того, кому анкета попадется на глаза. Затем я вышла из кабинета и, спускаясь по лестнице, столкнулась с Сэди. Мы не общались с тех пор, как я начала встречаться с Тони, потому что Сэди он сразу же бросил, но теперь мы некоторым образом находились в одинаковом положении, и я приветствовала ее вполне сердечно.
– Хорошо выглядишь, – сказала Сэди. – Тоже хочешь сниматься в кино?
– А я думала, тебе это больше не интересно, – не удержалась я.
– Я и сама еще толком не разобралась, – ответила Сэди. Она оглянулась и понизила голос: – Представляешь, люди де Марко настолько оборзели, что забросали наш кабак ананасами. – Ананасом называли ручную гранату. – Одну девочку ранили и убили охранника.
– Ясно, – пробормотала я, испытывая только одно желание: как можно быстрее выйти на чистый воздух и забыть о том, что она мне рассказала. Сэди испытующе поглядела на меня.
– А ты, значит, бросила Тони, да?
– Что значит – я его бросила? – рассердилась я. – Он сам так захотел.
– Дурочка ты, – вздохнула Сэди. – Была бы умнее, веревки бы из него вила.
– Извини, мне пора идти. – Я почувствовала потребность поставить в разговоре точку. – Береги себя и пока.
– Ему доложили, что ты была у доктора, – сказал Сэди мне вслед. – Тони страшно разозлился, что ты ему не сказала.
Я остановилась и медленно обернулась.
– Да? С чего бы?
– Католики такие вещи воспринимают очень болезненно, – усмехнулась Сэди.
– Так пусть пойдет и кинется в пролет, – со злостью выпалила я. – Сразу же станет легче. В их семье это популярный способ решения проблем.
Я пожалела о своих словах еще до того, как закончила последнюю фразу: но кто-то недобрый и жесткий, ставший частью меня совсем недавно, упорно твердил мне, что раскаиваться не в чем. Сэди опешила. Учтите, что ошеломить человека с ее прошлым было непросто, но мне это удалось.
– Ну ты и дрянь, – сказала она сокрушенно. – Надо же такое ляпнуть!
– Конечно, я дрянь, а он ангел, только без крыльев. – Мне уже море было по колено. – Кругом сплошные ангелы, только я отчего-то подкачала.
Сэди отвернулась и, не прощаясь, двинулась вверх по ступеням. Я же вышла из бюро, села в машину и поехала домой. Когда я вошла в лифт, мне показалось, что старый лифтер поглядывает на меня как-то странно, и я напрямик спросила у него, в чем дело.
– Ни в чем, мисс, – поспешно ответил он. – Вот ваш этаж.
Я вышла и направилась к двери, ища в сумочке ключ, когда внезапно осознала, что нахожусь в общем коридоре не одна. Рэй Серано вышел со стороны лестницы и теперь стоял шагах в пяти от меня. Он не делал ничего угрожающего, но все же мне стало не по себе.
– Привет, Тиана, – сказал он. – Прокатимся?
22
– Вообще-то, – сказала я, – у меня другие планы на вечер.
Рэй вздохнул.
– Тони велел мне тебя привезти, – объяснил он. – То есть сначала он хотел послать за тобой других ребят, но я вызвался вместо них. По-моему, так лучше.
– Что ему от меня надо? – хрипло спросила я.
– Он сам тебе скажет.
– А если я откажусь ехать?
– Я не стану настаивать, но тогда за тобой приедут другие ребята, а это уже плохо. Мало ли что им взбредет в голову.
– Ладно, – решилась я, – я поеду. Но только если ты пообещаешь мне, что сегодня же я вернусь домой живой и здоровой. Только при этом условии.
– Слушай, – буркнул Рэй, – о чем мы вообще говорим… Ладно. Я обещаю, что доставлю тебя домой сегодня же и не дам тебя в обиду. Ты довольна?
– Да, – кивнула я, – вполне.
Ах, город ангелов, город ангелов… Люди снимают кино, над кинотеатрами сверкают имена звезд, а меня юный гангстер ведет под конвоем к другому гангстеру, и это все, чего я добилась в жизни.
Рэй привез меня в подпольный кабак возле бульвара Робертсона – тот самый, где в одной из задних комнат я не так давно застукала Тони с танцовщицей. Легко понять, что воспоминание об этом ничуть не улучшило моего настроения.
В обставленной разномастной, но дорогой мебелью комнате, которую условно можно назвать кабинетом управляющего, Тони разговаривал с Лео, Полом и еще какими-то типами с квадратными плечами и грубыми голосами. Если бы их наняла для сбора пожертвований благотворительная организация, можно не сомневаться, что сборы бы зашкаливали, потому что перепуганные граждане даже без особых уговоров поторопились бы отдать все, что имеют.
– Рад, что ты теперь занимаешься перевозками, – пророкотал один из типов, обращаясь к Тони. – Ей-богу, я ничего не имею против твоего брата, но яйца у него мелковаты, чтобы быть главным…
– Га, га! – заржали окружающие.
– Ладно, на сегодня все, – сказал Тони, хлопнув ладонями по столу. – Винс на меня обиделся, но это не мое решение, а Анджело. Уверен, он поймет.
– Так или иначе, против тебя Винс не пойдет, – сказал Пол.
– Этого еще не хватало! – воскликнул Тони.
Перебрасываясь крепкими словечками, гангстеры по одному стали протискиваться в коридор. (Дверной проем нарочно оставили узким, чтобы в случае чего снаружи сюда было сложнее прорваться.) Теперь в кабинете остались только Тони, Рэй, Лео, Пол и я.
– Привет, – отрывисто бросил Тони, словно только что меня увидел. – Садись. Что будешь пить?
– Я не пью, – сказала я и села, выбрав стул подальше от массивного бюро, за которым стоял Тони. – Говори, что хотел.
Лео в углу беспокойно шевельнулся и послал мне предостерегающий взгляд.
– Можете идти, – сказал Тони, обращаясь к своим родичам. – А мы тут с Тианой поговорим.
Рэй сел на кожаный диван возле стены и закинул ногу на ногу. Лео и Пол двинулись к выходу.
– Тебя это тоже касается, – бросил Тони, обращаясь к кузену.
– Я обещал, что доставлю ее сегодня обратно в целости и сохранности, – ответил Рэй спокойно. – Так что я никуда не уйду.
Пол занервничал. Он явно не знал, что делать, столкнувшись с таким демонстративным неповиновением вожаку.
– Ладно, Рэй, кончай, – примирительно сказал Пол. – Не убьет же он ее, в самом деле…
– Откуда мне знать?
Услышав этот ровный, лишенный модуляций голос, я невольно пожалела, что отказалась выпить.
– Предлагаю всем успокоиться, – вмешался Лео. – Мы только зря пугаем Тиану. По-моему, она уже жалеет о том дне, когда с нами познакомилась.
В точку, неудавшийся художник. Абсолютно в точку.
– Ты была у врача? – спросил Тони без всяких предисловий.
– Была.
Тони побагровел.
– Зачем?
– Затем.
– Почему ты мне ничего не сказала? А?
– Я хотела. Но когда увидела тебя на той девице… Конни, кажется? – В общем, я поняла, что у нас ничего не выйдет.
– Это была мимолетная прихоть! Черт…
– Ты же сказал, что у тебя были и другие. – Мне не было больно, мне больше не было страшно, мне было просто скучно. – Что ты разозлился, когда я поцеловала Рэя и сказала тебе какую-то ерунду, которую ты принял близко к сердцу, а так я ничего для тебя не значу. И еще ты сказал, что мне было все равно, с кем быть: с Джонни или с тобой. Тут ты ошибаешься. Ты и мизинца его не стоишь. Если бы он остался жив, я бы даже не посмотрела в твою сторону.