— Я Райан Демпси, а вы, должно быть, Верджил и Кэрри. Добро пожаловать в Песочницу, — сказал он, пожимая церэушникам руки.
Кэрри ощутила покалывание в пальцах, какого давно уже не чувствовала — с тех пор, как порвала со своим профессором Джоном. Это все адреналин, просто адреналин, успокаивала себя Кэрри. Радость от того, что осталась жива. Однако, присмотревшись к капитану Демпси, Кэрри поняла: дело не только в радости.
Ну и влипла она.
Глава 27 «Зеленая зона», Багдад, Ирак
Их привезли на небольшой прием в загородный клуб: белый дом из шлакобетона, с синей отделкой, на берегу реки, один из немногих домов в Багдаде, в котором спиртное лилось чуть не рекой. Сюда сбегали из «Зеленой зоны» те, кто ненавидел зависать в барах при отелях — «Ар-Рашид» или «Палестина», — потому как при шиитах администрация гостиниц не решалась продавать алкоголь в открытую.
Здесь присутствовали военные международной коалиции: британцы, канадцы, австралийцы, поляки, грузины — работники посольства и чиновники временного правительства; контрактники из военных компаний вроде «Блэкуотер», «Динкорп», «КБР-Халлибертон» и сотен других. Война постепенно переходила в ведомство частников; бар и смежные комнаты буквально ломились от их сотрудников, нанятых во всех уголках земного шара за плату, как у брокеров с Уолл-стрит, разговаривающих на десятках языков и кутящих так, будто завтра деньги превратятся в простую бумагу. Даже взлетающий реактивный самолет не смог бы заглушить стоявший тут гул, а официантки, снующие между клиентами, отнюдь не возражали, когда их шлепали по попкам, — за ночь они умудрялись зарабатывать по тысяче долларов.
Кэрри сидела рядом с Верджилом и Демпси, который, к слову, оказался настоящим морпехом в чине капитана, связным между армией и ЦРУ, из Оперативной группы 145. Гуманитарная организация служила ему прикрытием для борьбы с повстанцами.
К Кэрри и ее спутникам присоединился коренной иракец Уарзер Зафир: официально — переводчик при посольстве США, неофициально — член той же Опергруппы 145. Это был мужчина за тридцать: темные волосы, трехдневная щетина, прямой и острый, как лезвие секиры, нос. Привлекательный.
За соседним столом трое австралийцев шумно праздновали победу родной команды по крикету над «хренами моржовыми из Южной Африки».
— Я знаю арабский, — предупредила Кэрри еще в кабинете Демпси. — Переводчик не нужен.
— У Уарзера есть и другие достоинства.
— Например?
— Он из Рамади.
— И что с того?
Теперь же, сидя в загородном клубе и потягивая «Хайнекен», Демпси объяснил:
— Поймите, ребята, с вашего прошлого визита Ирак сильно изменился. За последние две недели только здесь, в Багдаде, было найдено больше трех сотен мертвых тел: сожженных, изувеченных до неузнаваемости. Наши солдаты находят трупы повсюду. Везде снайперы, на каждом шагу бомбы и фугасы. Сразу и не скажешь, кого иракцы ненавидят больше — нас или друг друга. Сунниты ни за что не признают Джаафари премьер-министром.
Демпси наклонился к Кэрри.
— И мятежи здесь — не просто так, «Аль-Каида» набирает силу, они вот-вот приберут к рукам Анбар. От самых окраин Багдада до сирийской границы люди насмерть напуганы. Вот на прошлой неделе в Рамади пропали два рейнджера из Семьдесят пятого. Час спустя они, конечно, вернулись — но уже без голов.
— Потому-то я и приехала, — сказала Кэрри. — Вам показывали фото? Ваши люди не видели похожих людей?
Оба — Демпси и Уарзер — мотнули головами.
— Даже если кто-то и опознал человека на снимке, — заговорил Уарзер, — он будет молчать. Вы, американцы, просто не понимаете, что здесь у нас не демократы против республиканцев. Тут шииты воюют против суннитов, и если они победят, то перебьют своих врагов. Они боятся, что, если мы победим, то же ждет их самих. Саддам, конечно, та еще свинья, — скривился Уарзер, — и поделом ему досталось, но при нем людей хотя бы не резали, как скот. Смертей было намного меньше.
— Мне нужен живой член «Аль-Каиды», — обратилась Кэрри к капитану. — Я слышала, вы захватили одного в плен.
Демпси кивнул.
— Когда я служил в Первом десантном батальоне, еще до этого кошмара, мы захватили одного командира «Аль-Каиды», в Фаллудже. Упертая сволочь, не желает говорить. Арабы все такие: их смерть не страшит, она их привлекает.
— Как его зовут?
— По делу проходит как Абу Аммар.
— Это kunya, псевдоним. Занятно, что этот тип назвался именно Абу Аммаром.
— Почему?
— Так называл себя Ясир Арафат. Аммар был спутником пророка. Ваш «Отец Аммара» косит под великого. Где вы его держите?
— В Абу-Грейб.
— Это ведь там пытали и унижали пленников? — спросил Верджил.
Два года назад мир увидел фотографии, на которых американские военнослужащие — как мужчины, так и женщины — мучают пленников тюрьмы Абу-Грейб. Скандал вылился в настоящую политическую катастрофу для США.
— Вы просто не видели, что творят эти местные…
Демпси пожал плечами, как бы говоря: иракцы — это как квантовая физика, все равно вам, сельским жителям, не понять.
— Поставили «жучок» на его сотовый? — спросила Кэрри.
Капитан мотнул головой.
— Черт. — Кэрри нахмурилась. — Хоть кто-нибудь догадывается, как его зовут на самом деле?
— У нас есть информатор. Он клянется, будто Аммар — из Рамади, что, в принципе, логично, а его настоящее имя — Уалид. Фамилию не знаем.
— Почему логично?
— В Рамади — сердце мятежа. И там же, по слухам, скрывается Абу Назир. — Демпси прошептал Кэрри на ухо: — Центральное командование планирует в Рамади крупную операцию.
— Когда? — также шепотом спросила Кэрри.
— Скоро. Времени в обрез.
— То есть Абу Назира и Абу Убайду никто не видел? — уточнил Верджил.
— Говорят, если встретишь их, — вставил Уарзер, — можешь прощаться с жизнью.
Демпси огляделся с видом опытного заговорщика.
— Ну, что дальше? — спросил он. — Едем в Абу-Грейб и допрашиваем Аммара?
— Нет, — ответила Кэрри. — В Рамади.
— Простите, al-anesah[28] Кэрри, — извинился Уарзер, — но вы в Ираке новичок. В Рамади для вас… — Он помялся, пытаясь подобрать нужное слово. — …слишком опасно.
— В Багдаде тоже неспокойно, — возразил Верджил.
Уарзер взглянул на Кэрри и Верджила темно-карими глазами.
— Багдад — это ничто. Вот в Рамади действительно страшно. Там смерть.
— Выбора нет, — ответила Кэрри. — Мне надо поговорить с семьей пленника.
Демпси улыбнулся.
— Каждую минуту вас таких прибавляется.
— Каких таких? — спросил Верджил. — Дебилов?
— Хуже, — по-прежнему улыбаясь, ответил Демпси. — Оптимистов.
* * *Через открытую балконную дверь в номере Кэрри видела огни моста Четырнадцатого июля над рекой Тигр. Половина города на том берегу лежала, погруженная во тьму — электричество часто и надолго пропадало. Сама река змеилась в лунном свете серебристой лентой.
Из-за пределов «Зеленой зоны» раздался хлопок взрыва и стрекот автоматной стрельбы. Тьму, как во сне, пронзили красные пунктиры трассирующих пуль. Стрельба прекратилась и зазвучала вновь. Здесь она была столь же обычным делом, как в Америке рев полицейских сирен или шум уборочной машины.
В голове стоял все тот же вопрос: что скрывал Филдинг? Зачем убил себя?
Зачем вообще люди себя убивают? Зачем отец пытался покончить с собой? И где сейчас этой ночью мать? Не был ли ее побег из семьи попыткой самоубийства — убийства собственной прошлой жизни? Не потому ли она ни разу после не попыталась связаться с детьми? Саул прав: все мы что-то скрываем.
Когда отец стал принимать клозапин, он попытался снова влиться в семью. Оказалось, Кэрри и не знала Фрэнка Мэтисона. Того Фрэнка Мэтисона, который воевал во Вьетнаме, — об этом Кэрри пронюхала, найдя в коробке фото отца: без рубашки, с винтовкой, совсем молодой и тощий, Фрэнк позировал на опушке в джунглях, в компании двух друзей-сослуживцев; укуренные непонятно чем, они лыбились в объектив камеры. Кэрри заново открыла для себя Фрэнка Мэтисона, за которого вышла их мать. Отец перебрался к Мэгги и, принимая лекарство, вроде бы вел себя хорошо.
— Он хочет с тобой повидаться, — говорила Мэгги. — Ему надо помириться. Это поможет ему скорее поправиться.
— Поправиться? Ему?! — огрызнулась Кэрри. — А мне?
Она всеми силами избегала Фрэнка: встречая его у Мэгги, Кэрри просто говорила: «Привет, пап» и «Пока, пап». Она никак не могла забыть ужасного детства, беспорядочные метания между бессвязной болтовней и молчанием. Отец, может, и выглядел нормальным, но она-то знала: безумие в нем затаилось. Стоит расслабиться — и оно тут же выскочит наружу.
А что же с ней самой? С ее безумием?
Черт подери, надо выпить. И врубить джаз.
Стоило включить айпод, как в дверь постучали.
На пороге стоял Демпси: в форменной рубашке и брюках, совсем пьяный (догнался после загородного клуба). От его взгляда Кэрри вздрогнула. Дьявол, капитан и правда красавчик.
— Скажите честно: вы женаты? — спросила Кэрри.
— Какая разница? — ответил он, не сводя с нее взгляда синих глаз.
— Да что вам, жалко сказать? Так вы женаты?
— И да и нет, — ответил капитан, словно брак — это нечто вроде командировки или временного назначения.
— О нет, — обронила Кэрри.
Демпси ввалился к ней в комнату, и они столкнулись, сцепились, будто два атома. На ходу они срывали с себя одежду и целовались так, словно вот-вот наступит конец света. Повалились на кровать; Кэрри обвила ногами его бедра, он вошел в нее, и в тот же момент краем уха она услышала два хлопка взрывов, а вслед за ними — пулеметную очередь на том берегу Тигра.
Глава 28 Тюрьма Абу-Грейб, провинция Анбар, Ирак
Абу Аммара — или Уалида — в кандалах привели в допросную. Здесь, среди голых бетонных стен, не было ничего, только два деревянных стула. Кэрри жестом велела узнику сесть.
— Salaam alaikum, — поздоровалась она и так же, жестом, попросила конвоиров выйти.
Уалид не ответил традиционным «wa alaikum salaam». Это был жилистый мужчина с коротко стриженными волосами и всклокоченной бородой, в оранжевом тюремном комбинезоне; каждые несколько секунд он подергивал головой.
Интересно, нервный тик у него врожденный или появился в тюрьме, после допросов?
Он едва взглянул на Кэрри: на ее синий хиджаб, джинсы и армейскую толстовку. Говорить от него не требовалось, Кэрри и так все поняла: она для него — враг. Некоторое время оба сидели молча. Кэрри старалась не двигаться, чтобы скрытое записывающее оборудование на ней — и миниатюрная камера в том числе — сработало как надо.
— Знаете хадис Абу Исы ат-Тирмизи, в котором говорится, как пророк, да благословит его Аллах и приветствует, сказал: «Лучший из вас тот, кто добрее к своей жене»?
Узник дернул головой, однако на Кэрри он по-прежнему не смотрел. Только моргал, часто-часто, как птица.
— То есть топить и жарить током меня не будут? — уточнил он на иракском наречии. — Ты, значит, добрый полицейский?
— Можно и так сказать. — Кэрри улыбнулась. — Мне нужна ваша помощь, Ассайид Уалид Карим. Знаю, вы скорее умрете, чем согласитесь помочь, но подумайте: одно мое слово, и вы покинете эти стены. — Кэрри неопределенно махнула рукой.
— Я тебе не верю. Даже если бы ты говорила правду, я бы все равно скорее умер, чем помог тебе. Если честно, — он подался вперед, — мне ток и вода даже больше по нраву, чем твоя тупость.
— Вы мне поверите, Уалид Карим. Вас ведь так зовут?
Пленник безуспешно попытался скрыть потрясение. Выходит, Кэрри угадала с именем.
— Я Абу Аммар.
— А как же бедный Ясир Арафат? Вы украли у него kunya. — Она саркастично поморщилась. — Послушайте, нам обоим выгодно говорить правду, так дело пойдет легче. Вы Уалид Карим из племени Абу-Риша и командир «Танзим Кайдат аль-Джихад фи Биляд ар-Рафидаин»[29], который мы, несчастные американцы, знаем как «Аль-Каида» в Ираке. Вы родом из Рамади, из района Эт-Таилаа-эш-Шаркийя, что к югу от реки, недалеко от больницы.
Карим пристально взглянул на нее, едва дыша и подергиваясь. Три дня Кэрри и Уарзер ютились в доме у дядюшки Уарзера в Рамади, соблюдая полную конспирацию. Кэрри выкрасила брови в черный цвет, надела карие контактные линзы и полную абайю, тогда как Уарзеру пришлось поднять все семейные и племенные связи. В итоге они выяснили настоящее имя Карима, узнали, где живет его семья. Кэрри и Уарзер отправились к ним: Уарзер прикинулся бывшим заключенным Абу-Грейб, мол, сидел вместе с Каримом, и его родные прониклись к Кэрри доверием.
— Я была у вас дома, — сообщила Кэрри. — Говорила с вашей матерью, Азирой, с вашей супругой Шадой. Подержала на руках ваших детей: дочку Фару и сына Джабира. — Кэрри показала ему руки. Было видно, как с каждым словом ее осведомленность ужасает Карима все больше. — Ваш сын Джабир такой красавчик, но он еще слишком молод и не понимает, что значит быть шахидом, мучеником. Он просто тоскует по отцу. Откройтесь мне, и уже через пару часов вернетесь домой, обнимете его. Обещаю.
— Врешь, — сказал Карим и передернулся. — Я лучше позволю тебе убить моих детей, чем помогу тебе.
— Господь велик. Я бы ни за что не убила вашу семью, Уалид. Вы сами ее убьете.
Карима перекосило от омерзения.
— Как ты можешь говорить такое? Что ты за женщина?!
— Я лишь пытаюсь спасти вашу семью. Вспомните хадис Абу Исы. — Кэрри прикусила губу. — Я хочу спасти вас, sadiqi[30].
— Не смей называть меня так. Мы не друзья и никогда ими не будем, — ответил Карим, яростно сверкая глазами: ни дать ни взять, ветхозаветный пророк.
— Все мы люди. Если вы не поможете мне, «Танзим», не дай бог, — Кэрри воздела руки к потолку, — обезглавит ваших детей, и я не смогу этому воспрепятствовать.
— Мои братья ни за что…
— Что они сделают с предателем, murtadd? — произнесла она так, словно плюнула Кариму в лицо, назвала его отступником. — Как обойдутся с его семьей? С бедной матерью? Женой и детьми?
— Они тебе не поверят, — отрезал Карим.
— Еще как поверят. — Кэрри кивнула. — Поверят, стоит им увидеть, как американские морпехи приносят вашим родным подарки: большие новые телевизоры и деньги, как ремонтируют и красят ваш дом. Поверят, когда племена Дулаим и Абу-Риша разнесут по всему Анбару весть о том, как вы помогли американцам и теперь подумываете принять христианство. Ваши братья не захотят в это верить, но своими глазами увидят подарки, увидят, как вашу семью защищают американские солдаты… которые в один прекрасный день куда-то исчезнут. И тогда ваши братья придут, дабы свершить правосудие.
— Ах ты шлюха…
— Что говорится в хадисе на такой случай? Вы можете покинуть это страшное место прямо сегодня. Отправляйтесь домой, Уалид, станьте снова мужем вашей жене и отцом Фаре и Джабиру, забудьте о нужде и опасностях до конца жизни. Пора выбирать. — Кэрри взглянула на часы. — Я скоро уйду. Что бы вы ни выбрали, обратного пути не будет.
Долгое время Карим ничего не говорил. Кэрри оглядывала голые стены, размышляя о том, что здесь творилось. Возможно, о том же думал и пленник.
— Это грех, — произнес он наконец.
— Во имя большого добра. Вы отрезали головы невинным, Уалид, так что не вам рассуждать о грехе.
Он прищурился на Кэрри.
— Невинных нет. Я грешен, да. А ты?
Помедлив немного, Кэрри кивнула.
Дернув головой, Карим шумно выдохнул.
— Чего тебе, женщина?
Кэрри достала из кармана фотографию ухажера Димы, Мохаммеда Сиддики или Абу Убайды.
— Знаете этого человека? — Карим знал. Это Кэрри поняла по выражению его лица.
— Абу Убайда, — кивнул узник. — Ты и сама знаешь, иначе не спрашивала бы.
— Его настоящее имя?
— Не знаю.
— Неправда, — возразила Кэрри, скрестив руки на груди.
— La[31], правда. Не знаю.
— Тогда что вам известно? Хоть кто-то при вас о нем говорил?
— Он не из Анбара и даже не из Ирака. Как-то раз его назвали «Kaden»[32].
— Откуда он?
Карим подозрительно взглянул на Кэрри.
— Меня точно выпустят? Прямо сегодня?
— Тайно вы продолжите работать на меня. Так откуда он?
— Из Палестины, как и… — Он вдруг умолк.
Есть, Карим проговорился!
— Как кто? Абу Назир? Они оба палестинцы? — Карим не ответил, и тогда Кэрри добавила: — Жизнь вашего сына висит на волоске, Уалид.
— Все под Богом ходим. Наши жизни в руках Аллаха.
— И в ваших собственных. Говорите: они палестинцы? Оба? Они потому так близки?
Карим дернулся и кивнул.
— Уже не так близки, с недавних пор.
— Почему? Что случилось?
— Откуда мне знать? Я заперт здесь, будто зверь в клетке!
— Так освободитесь. Где сейчас Абу Назир?
— Не знаю, он постоянно перемещается. Говорят, он дважды в одной кровати не спит. Как Саддам.
Карим усмехнулся, показав желтые зубы.
— А что Абу Убайда? Где он? В Рамади?
Карим едва заметно кивнул.
— Ненадолго.
— Почему? Куда он потом?
Карим покачал головой. Какое-то время Кэрри казалось, что больше узник не заговорит. Карим — лучшая зацепка за последнее время, и если он больше ничего не скажет, то, в свете грядущей операции военных, ЦРУ проиграет. Блеф, блеф — вот что спасет ситуацию.
— Хотите — оставайтесь тут, Уалид, — сказала Кэрри, вставая со стула. — Время решать.