Но эта мысль тут же улетучилась. Во-первых, потому, что на мальчике был белый халат под легкой курточкой – именно так одевался и сам Николай на работе, – а главное, повторимся, лицо у него было не угрюмое, не ревнивое, а такое доброе-доброе… И говорил он голосом мягким, вкрадчивым и настолько тихим, что Лариса Ивановна в конце концов плюнула на осторожность, родную сестру элементарного благоразумия, и открыла ему дверь…
Если кто-то предполагает, что красавчик, войдя в квартиру и притворив за собой дверь, тут же обернулся чудовищем и набросился на бедную старушку с кынжалом или непристойными домогательствами, то он глубоко ошибается. Наяву молодой человек оказался еще краше, а голос его звучал как музыка. И вот этим своим музыкальным голосом юноша начал выспрашивать, где сейчас можно найти Николая.
– Понимаете, – встревоженно мурлыкал он в диапазоне между ми и соль первой октавы, – у нас сейчас очень острая ситуация сложилась, один врач ногу сломал, когда был на вызове, и мы просто задыхаемся. Я был уверен, что Николай дома, а у него никто не открывает. Может, элементарно отсыпается после дежурства. Вы не в курсе, он уходил сегодня куда-нибудь?
Лариса Ивановна в сомнении пожевала губами. Уходить-то уходил, она сама в окошко видела, но потом закрутилась по хозяйству, а потому и не обратила внимания, вернулся ли Николай. Но если он не открывает, значит, его нет. Или…
Лариса Ивановна залилась румянцем.
– Даже не знаю, что вам сказать, – кокетливо ответила она. – Точно не знаю, дома ли Коля, но, может быть, он занят со своей… девушкой?
Таких взглядов на мужчин, какой был брошен на красавчика, Лариса Ивановна не бросала лет двадцать, это как минимум, однако она ничуть не дисквалифицировалась – судя по тому, что румяные щеки юноши заалели еще ярче.
– Неужели у Николая появилась девушка? – протянул он с таким изумлением, что Лариса Ивановна просто затряслась от счастья. И следующие четверть часа она выдавала информацию со словоохотливостью платного осведомителя.
– С ума сойти! – потрясенно сказал красавчик-доктор. – Николай такой скромный, тихий – кто бы подумал, что он способен жену увести от мужа?! Слушайте, а может быть… – Он уставился на Ларису Ивановну, и у той мурашки побежали по спине. – А может быть, здесь кроется что-то иное?
– То есть? – нахмурилась Лариса Ивановна.
Юноша мгновение смотрел на нее задумчиво:
– Даже не знаю, могу ли я вам сказать…
– Мне, – чуть не задохнулась Лариса Ивановна, – вы можете сказать решительно все!
– Я бы лично – с удовольствием. Но тут речь идет о служебной тайне…
– Молодой человек, – с достоинством сказала Лариса Ивановна, поджимая губы, – я ветеран труда, двадцать лет проработала в областном отделении Главлита. Вы, кстати, знаете, что такое Главлит?
– Нет, – честно признался юноша. – А что это такое?
– Учреждение цензуры, – покровительственно усмехнулась Лариса Ивановна. – Цензуры средств массовой информации. При нас никаких этих кровавых детективов, как мужских, так и женских, никаких этих развратных дамских романов не было! Никаких тебе «Совершенно секретно», где государственную тайну выдают всем и каждому! Даже «Комсомолка» была очень приличной газетой. Мы их в советские времена вот так держали – пикнуть не смели! – Она вытянула руку, стиснула сухонький кулачок и показала, как она лично держала в советские времена средства массовой информации.
– Это хорошо, – сказал юноша, и его нежные черты внезапно посуровели. – Тогда я могу вам довериться. Видите ли, на самом деле я совсем не врач, а…
Он сунул руку во внутренний карман куртки и показал Ларисе Ивановне красные корочки, при виде которых у нее засосало под ложечкой от привычного, въевшегося в плоть и кровь нескольких поколений священного восторга. И в то же мгновение она явственно услышала какой-то шелест: это с нее, словно листья дуба с ясеня, слетала вся эта демократическая шелуха, весь этот образ розовенькой, веселенькой пенсионерки, этакой безобидной старой дуры, которая с утра до вечера смотрит безмозглые сериалы, а в свободное время считает копейки и голосует за кого ни попадя. Двадцать не двадцать, но пятнадцать последних безобразных лет уж точно слетели с плеч. Теперь она была прежней – старшим сотрудником Главлита товарищем Волкогоновой!
Мгновенно изменился и ее посетитель. Лариса Ивановна только удивлялась, как могла принять его за сладкого красавчика. Черты его заострились, глаза приобрели стальной блеск. На врача он больше ни чуточки не был похож – типичный сотрудник органов. Причем карательных органов! А голос… Теперь он звучал в диапазоне между си и фа нижней, басовой октавы: именно в том диапазоне, в каком провозглашали в золотые времена: «Именем революции! Вы арестованы!» – или что-нибудь в этом роде.
– Вы, конечно, слышали о террористических акциях в Москве и других городах, – сказал сотрудник органов.
– Конечно!
– И вы знаете о том, что сейчас с особой бдительностью относятся ко всем подозрительным лицам?
Бдительность, подозрительные лица… Какие замечательные, какие родные слова!
Лариса Ивановна прижала руку к сердцу:
– Вы имеете в виду, у Сибирцева дома какой-то криминал?..
– Вы правильно поняли, – четко кивнул юноша. – Конечно, мы можем и ошибиться, но вы же понимаете, какое сейчас время. Лучше ошибиться и потом извиниться перед человеком, чем допустить мягкотелость – и рвать на себе волосы, глядя на разрушенные дома и трупы наших граждан. Поэтому я надеюсь, что о моем визите и о нашем разговоре не узнает ни одна живая душа.
– Подписку о неразглашении давать? – со знанием дела спросила Лариса Ивановна.
– Я верю вам, – теперь его голос постепенно возвращался к прежнему вкрадчивому диапазону. – Верю, что отныне вы утроите бдительность, и, если мне понадобится некая информация, я смогу прийти к вам снова.
Лариса Ивановна стиснула руки у горла.
– Глаз не спущу… – молитвенно простонала она. – День и ночь буду… Служу Советскому…
– Так, хорошо, – кивнул молодой человек. – И все-таки я сейчас попробую под каким-нибудь предлогом проникнуть в квартиру Сибирцева. Что бы вы мне посоветовали?
Лариса Ивановна вся затрепетала. Не прошли даром ее бдения у «глазка»!
– Вы должны позвонить три раза, – выпалила она. – А потом, после небольшой паузы, еще три. И, прижавшись к двери, чтобы никто посторонний, – она тонко усмехнулась, – не мог услышать, прошептать: «Пятое октября». Тогда вам откроют.
– А что такое пятое октября? – свел брови молодой человек.
– Сегодняшнее число, – снисходительно пояснила Лариса Ивановна. – В качестве пароля они называют число.
– Хитро, – покачал головой сотрудник органов.
– Еще бы! – с ненавистью прошипела Лариса Ивановна. – Но это еще не все. Вы ей скажите то же самое, что сначала говорили мне: мол, вы со «Скорой», а зовут вас – Вениамин Белинский. Это друг Сибирцева – насколько мне известно, именно он сегодня дежурит. Дескать, Николаю стало плохо на улице, и он прислал вас, чтобы успокоить ее. Понимаете?
– По-ни-ма-ю… – задумчиво протянул молодой человек. – Так. Я все понял. А теперь у меня к вам просьба… если хотите – приказ.
Лариса Ивановна встала по стойке «смирно», насколько позволяли радикулит и остеохондроз.
– Всякое может быть, – сказал он, прощально вглядываясь в ее глаза, которые вдруг подернулись пеленой непрошеных слез. – Служба наша такая… сами понимаете. Мне бы не хотелось подвергать вас опасности. Поэтому прошу, нет, приказываю: не вздумайте оставаться в коридоре! Уйдите в самую дальнюю комнату, сядьте там в углу, в защищенном месте, а еще лучше – лягте на пол. Я должен быть уверен, что при любом повороте событий с вами ничего не случится.
Лариса Ивановна зажала рот рукой и только скорбно кивнула в ответ на его тихое:
– Прощайте! И… берегите себя!
Так же, одной трясущейся рукой, она заперла дверь и рысью метнулась в угол комнаты выполнять приказ.
А зря. Потому что пропустила много интересного. Например, что молодой человек сначала спустился этажом ниже, достал из кармана мобильный телефон и куда-то позвонил, причем говорил так быстро, словно времени на карточке оставалось в обрез. Выслушал такой же стремительный ответ, кивнул и произнес:
– Заметано! – и только тогда вернулся к квартире Николая Сибирцева.
Но тут уж он действовал строго по инструкции боевого и проверенного товарища Волкогоновой: позвонил трижды, потом еще трижды, потом приложил губы к двери и выдохнул:
– Пятое октября.
Послышалось щелканье замка, и в приоткрывшейся двери мелькнуло женское лицо. Увидев чужого, женщина тотчас попыталась захлопнуть дверь, однако молодой человек оказался проворнее и всунул ногу в образовавшуюся щель, шепча:
– Погодите вы! Меня Колька прислал, вы что, не поняли? Пораскиньте мозгами, откуда бы я иначе узнал ваш пароль?!
Лариса Ивановна зажала рот рукой и только скорбно кивнула в ответ на его тихое:
– Прощайте! И… берегите себя!
Так же, одной трясущейся рукой, она заперла дверь и рысью метнулась в угол комнаты выполнять приказ.
А зря. Потому что пропустила много интересного. Например, что молодой человек сначала спустился этажом ниже, достал из кармана мобильный телефон и куда-то позвонил, причем говорил так быстро, словно времени на карточке оставалось в обрез. Выслушал такой же стремительный ответ, кивнул и произнес:
– Заметано! – и только тогда вернулся к квартире Николая Сибирцева.
Но тут уж он действовал строго по инструкции боевого и проверенного товарища Волкогоновой: позвонил трижды, потом еще трижды, потом приложил губы к двери и выдохнул:
– Пятое октября.
Послышалось щелканье замка, и в приоткрывшейся двери мелькнуло женское лицо. Увидев чужого, женщина тотчас попыталась захлопнуть дверь, однако молодой человек оказался проворнее и всунул ногу в образовавшуюся щель, шепча:
– Погодите вы! Меня Колька прислал, вы что, не поняли? Пораскиньте мозгами, откуда бы я иначе узнал ваш пароль?!
Женщина перестала давить на дверь и явно задумалась.
– Слушайте, можно я войду, а? – умоляюще прошептал парень. – Колька меня нарочно предупредил насчет вашей соседки. У нее ведь не уши, а локаторы, она же днюет и ночует под дверью. Сибирцев говорил, она раньше в областном отделении Главлита работала. Кстати, вы знаете, что такое Главлит?
– Знаю, – тихо ответила женщина, снимая цепочку и впуская визитера. – У меня мама работала в издательстве, с этим учреждением приходилось чуть не каждый день общаться.
– Здрасьте, – запоздало поздоровался юноша, обаятельно моргая своими ясными глазками. – Будем знакомы. Меня Вениамин Белинский зовут, мы с Николаем работаем вместе, может, он вам даже говорил про меня.
– Да, такую фамилию он называл, – кивнула женщина, но не пригласила его пройти в комнату. – А что случилось, почему он вас прислал?
– Да глупейшая история! – смущенно потупился «Вениамин Белинский». – Он очень успешно побывал там, где собирался, а на обратном пути побежал на троллейбус и… немножко не рассчитал.
Благодаря своей обворожительной внешности «Вениамин Белинский» знавал многих женщин, однако ему в жизни не доводилось видеть, чтобы хоть одна из них так резко бледнела. Он даже ощутил что-то вроде зависти к этому Николаю Сибирцеву, из-за которого бабенка натурально готова упасть в обморок.
– Что с ним? – выдохнула она, еле шевеля побелевшими губами. – Он… жив?!
– Да вы что? – махнул на нее «Вениамин Белинский». – Раз прислал меня сюда – конечно, жив! Правда, сломал ногу.
– Ногу?! – Она качнулась к стене.
– Не повезло, да, – «Вениамин Белинский» ловко подхватил даму под локоток, благо проделывал это в жизни несчетное количество раз. – Но хуже другое: его положили в больницу на вытяжку. На сорок пять суток.
Шататься больше было некуда: с одной стороны стена, с другой – «Вениамин Белинский», поэтому женщина стояла прямо и только смотрела на него огромными глазами, цвет которых в полутемной прихожей «Вениамин Белинский» никак не мог определить.
Он мысленно кивнул: именно так ее ему и описывали – высокая, волосы темно-русые, на лоб волной падают, и глаза светлые. Повезло все-таки!
– Значит, ситуация такая, – деловито сказал «Вениамин Белинский». – Николай просил, чтобы я вас немедленно к нему доставил. Ему кое-что удалось узнать у того человека в Верхних Печерах, но… – Он чуть надул губы, однако тут же обаятельно улыбнулся: – Видимо, тут какие-то страшные тайны, потому что Николай мне ничего не сказал. Сообщить это он может только вам.
В глазах женщины появилось осмысленное выражение, и «Вениамин Белинский» мысленно погладил себя по голове: он говорил именно то, что надо!
– Я знаю, что вы не выходите, Николай говорил, что даже гуляете вы с ним только ночью, но тут беспокоиться совершенно не о чем: внизу стоит наша «Скорая», я вас отвезу, а после разговора с Николаем мгновенно привезу обратно, вас ни одна живая душа не увидит. Так что давайте собирайтесь, поехали, а то у меня времени в обрез, я же все-таки на линии.
Она кивнула, нервно облизнула пересохшие губы, переобулась и сдернула с вешалки тяжелую кожаную куртку.
«Вениамин Белинский» мысленно пожал плечами. Такие куртецы носят только самые низкопробные «шестерки». Даме с ее внешностью личили бы шмотки от кутюр!.. Хотя, если «Вениамин Белинский» правильно понимал ситуацию – а он практически не сомневался, что понимал ее правильно! – именно такие шмотки она скоро будет иметь в изобилии, выбирая их непосредственно в фирменных бутиках, причем не в Нижнем и даже не в Москве, а по месту, так сказать, жительства этих самых кутюров.
Торопливо прошмыгнув из квартиры, они спустились по лестнице, и тут «Вениамин Белинский» железной хваткой вцепился в локоть женщины. Он так и знал, что она сейчас метнется обратно в подъезд. Она и должна была метнуться, потому что никакой «Скорой», разумеется, во дворе не было, а был черный «Чероки» с услужливо распахнутыми дверцами.
– Что?.. – только и успела выдохнуть она, но в следующую минуту была впихнута в «Чероки», где сидел хмурый широкоплечий парень, один взгляд которого пресекал всякую попытку неповиновения.
«Вениамин Белинский» захлопнул дверь и вскочил на переднее сиденье.
– Гони!
«Чероки» вылетел со двора.
– Что вы?.. Да вы с ума?.. – бестолково забормотала женщина.
– Спокойно, Риточка, – ласково сказал «Вениамин Белинский», полуобернувшись. – Все будет прекрасно, как во сне, вы только немножко потерпите.
– Я никакая не Риточка, – ответила она глухо.
– Да ведь и я не Вениамин Белинский, – радостно признался молодой человек.
– А Николай? – Она задохнулась.
– Николай – он и в Африке Николай, – утешил бывший Белинский.
– Что с ним?!
– Ничего. Идет себе домой, как белый человек. На обеих ногах. Знаете, как в той песенке: «Шел походкою твердою на обеих ногах». Ну, помните, как парня ранили, а его любимая сказала: «Ковыляй потихонечку, а меня ты забудь!» А он потом вернулся совершенно здоровый и…
– Значит, он меня… – не слушая замечательную историю, перебила женщина. – Он не мог меня предать!
– Мадам, – ласково сказал экс-Вениамин, учитывая, что ей не нравится, когда ее зовут по имени. – Николай перед вами чист, это я вам говорю как благородный человек. Вся та туфта, которую я вам гнал насчет его откровений, – не более чем результат кропотливого сбора разведданных. Просто Николай протянул руку к тому, что принадлежит другому человеку… Допускаю, он этого не знал.
– Знал, – глухо ответила она. – Он ни в чем не виноват, он просто хотел помочь, потому что я сама его просила.
– Вот так и Ева просила Адама отведать яблочка, и что мы видим в результате? – философски ответил «Вениамин Белинский», печально глядя на молодую женщину. – Кстати, известно ли вам, что все картинки, которые рисуют сей пресловутый плод искусительно-спелым и румяным, – тоже туфта? В те незапамятные времена еще не было культурного садоводства, а потому даже в райских садах не могло расти ничего, кроме вульгарного зеленого дичка, от которого сводит челюсти и начинается, пардон, выраженный вяжущий эффект! Но какую только лажу не возьмешь из рук хорошенькой женщины! Вот и Николай с охотой скушал всю ту лажу, которую вы ему скормили. Но вы-то сами знаете, как было дело в действительности!
Она смотрела на него неподвижно, и сейчас «Вениамин Белинский» видел, что глаза у нее совершенно серые, с темным ободком.
– Здесь кто-то сошел с ума, – медленно проговорила молодая женщина. – И это не я.
– Ладно, – обиженно сказал «Вениамин Белинский», – хотите оскорблять – оскорбляйте. Мое дело маленькое: мне велено вас доставить к законному, так сказать, владельцу – я и доставляю. А он вам все объяснит.
Он отвернулся, сел прямо и, не обращая более ни капли внимания на возмущенные восклицания, доносившиеся с заднего сиденья, раздраженно засвистел сквозь зубы свою любимую песню:
«Чероки» бежал быстро, и вот уже впереди замаячила Кузнечиха. «Вениамин Белинский» взглянул на свой «Ролекс». Вся операция заняла меньше часа. Надо думать, шеф уже успел добраться на явку. Здесь от Верхних Печер рукой подать, особенно на его джипе.
«Чероки» остановился. «Вениамин Белинский» проворно выскочил, подал даме руку:
– Прошу.
Голос его был сух, как пустыня. Однако сам он здорово волновался. Неужели ему в первый раз доведется увидеть, как шеф потеряет самообладание? Строго говоря, было бы от чего терять-то. Слишком уж она долговязая, эта лялька. Хотя выпуклости-вогнутости все на месте… Ладно, дело хозяйское!