На окне шевельнулся горшок. Пекинский. Горшок подпрыгнул сильнее. Тюлька повернулся и потер нос.
— Пойдем к пекинскому? — спросил он.
— Нет, сегодня не будем… Сегодня мы…
Дверь пинком отворилась, и появился Чугун. Он курил длинную дядину сигариллу и был деловит. Аксён поморщился — деловитость Чугуна практически никогда не умещалась в рамки российского законодательства.
— Поднимайтесь, лошары, — Чугун ударил кулаком в ладонь. — Есть проект. Тюлькан, просыпайся…
— Пошел ты, — отозвался Тюлька.
Чугун сунул руку в карман, достал бумажку.
— Пятьдесят евро, — сказал он. — Твоя доля. Даже больше.
И сунул деньги Тюльке.
— Сегодня получишь столько же.
— Чугун, может ты…
— За стольник купишь себе «Соньку», — напомнил Чугун.
Тюлька тут же вылез из койки и принялся одеваться.
— Тебе бы тоже, Аксель, неплохо бы с нами. Московский городок, там много добра…
— Пусто там, ни живет никто весной. И там точно сторож…
— Нету, — довольно помотал головой Чугун. — Нету там сторожа, заболел он!
— Круто! — Тюлька промазал мимо штанины. — Круто!
— Могли прислать другого сторожа, — возразил Аксён. — Он уже там может быть…
— Заткнись, баран, — усмехнулся Чугун. — Верняк плывет… Арбуз там вчера покрутился немного, говорит, эти лохи добра оставили! Трактором не вывезти. С нового года там даже плееры есть…
— Зачем тебе плеер? — спросил Аксён.
— Да мне-то незачем, но я знаю одного человечка, он электронику берет… Арбуз пока один, он один не полезет. А вот через пару дней он с городскими соберется…
— Точно там никого? — спросил Тюлька.
И Аксён услышал в его голосе знакомое. Знакомую чугуновскую деловитость.
— Ты чего, Килька, совсем не въезжаешь? Я тебе полчаса говорю, что никого!
— Я не Килька! — рыкнул Тюлька.
— Не, ты Килька, — дразнил Чугун. — Килька она в два раза меньше, чем Тюлька…
— Я не Килька! Не Килька!
— Ну да, ты не Килька, ты Нототения! Вот с такой вот рожей глупой!
— Я не Нотокения!
Чугун заржал.
Зубы у него все-таки дрянные, подумал Аксён. Желтые. И черные в некоторых местах. Брошу курить.
— Слушай, Аксён, зачем мы его Тюлькой назвали? Надо было его Палтусом назвать. Или лучше Хеком. Хе-ек? А, Хек?
— А-а-а! — Тюлька с разбегу кинулся на Чугуна.
Толкнул в бок. Чугун устоял. Выставил перед собой руку, взял Тюльку за лоб. После чего отвесил ему тяжелый звучный щелбан.
Не так. Нет так надо, подумал Аксён. Неправильно прилагает силу. Надо, чтобы сила собиралась в низу ладоней. Тогда можно опрокинуть и такого идиота, как Чугун. Я таких в его возрасте уже опрокидывал…
Тюлька попытался укусить Чугуна за палец. Не получилось.
— Сам иди в свой городок! — надулся Тюлька. — Придурок! Надоел! Спать буду!
Тюлька стал раздеваться.
— Ну, я так и знал, — хмыкнул насмешливо Чугун. — Обоссался. Хек обоссался…
— Я не обоссался! — Тюлька скрипнул зубами. — Я сам могу! Сам, без вас! Пойду в городок! Сам все достану…
— Хватит! — почти крикнул Аксён. — Задолбали! Оба. Сейчас пойдем, посмотрим, что там…
Горшок снова заплясал на подоконнике.
— Ну вот, пекинский идет, — Чугун указал на горшок. — Пора двигать. А то еще Гиляй привяжется, придется с ним делиться.
Тюлька сидел на полу.
Аксён смотрел на него.
— Ладно, собирайся, — сказал Аксён. — Прогуляемся… Все равно делать нечего.
Они шагали через лес, через рощу ровных, красивых сосен, через запах смолы, вел Чугун. Хотя Аксён и сам знал эту тропку, раньше он часто ходил по ней в московский городок за сливами, у них там сливы росли, а в некоторых садах даже абрикосы. Они, конечно, не вызревали, но все равно, это были настоящие абрикосы, как на компотных банках, а если макать в сахар, то и сладкие.
Сейчас они направлялись не за абрикосами, но Аксён не очень переживал, он был уверен, что ничего путного они не найдут, разве что пару цинковых тазов для сдачи в утиль. Ну, лампочки еще повыкручивают, жадный Чугун снимет с ворот петли и смотает цепи из колодцев.
В небе грохнуло. Тюлька кинулся к сосне, обхватил ее, закрыл глаза.
— Ты чего, Хек? — Аксён постучал пальцем по голове. — Совсем обоссался?
— Это великаны! — прошептал Тюлька. — Тиши говори!
— Ык, блин, какашка! Что ты там сказал?
— Великаны! — прошептал Тюлька. — Тише разговаривайте! А то они услышат!
Чугун нахмурился.
— Великаны… — повторил Тюлька. — Они топают…
— Топают… Это тебе, Хек, кто нагнал?
Тюлька кивнул.
— Он? — Чугун указал на Аксёна. — Этот?
— Да…
— Ты этого лоха слушай больше, — Чугун плюнул. — Великаны… Это ядерные ракеты, блин. Понял, Кальмар?
— Ракеты… — Тюлька с опаской поглядел в небо.
— Ракеты, баран. Отлипай от секвойи, стоишь, как дурак…
Тюлька отпустил дерево. На футболке осталась смола.
— Это ракеты, — Чугун ткнул пальцем в небо. — Они отсюда в Америку полетят. А из Америки наоборот, к нам. Тут война атомная будет, ты, Хек, сгоришь! Будешь жареным! Как в кулинарии, блин! Видел там таких жареных хеков?
— Сволочь ты, Чугун, — прошептал Тюлька. — Сволочь настоящая…
— А ты заплачь, — посоветовал Чугун. — Ты заплачь, Нототения, великаны тебе помогут…
— Хватит болтать, — сказал Аксён. — У меня от вас уже башка взрывается…
— А что он тебе еще рассказывал? Про Бабу Ягу, про Курочку Рябу? Ты не слушай этого лоха, Тюлькан, ты меня слушай…
— Пойдем домой, Тюлька, — Аксён взял брата за руку. — Надоел он мне сегодня.
— Ладно-ладно, — Чугун поднял руки. — Молчу, как килька. Настроение просто хорошее, ничего не могу поделать. Покурить не хочешь, Тюлька? У меня хорошие, как раз для тебя…
И протянул пачку.
— Ему нельзя пока, — Аксён перехватил сигариллу.
— Мне можно! — Тюлька тоже протянул руку. — Я не маленький…
— Нельзя. Хочешь рак горла заработать? Сдохнуть?
Тюлька отступил.
Курить надо бросать, думал Аксён. Бросать. Вообще. Завтра брошу. Обязательно.
Он сунул в зубы сигариллу, щелкнул зажигалку, затянулся. Дым был сладкий и неприятный, но Аксён курил. Надо было сделать паузу. Чугун…
Чугун. Иннокентий. Забавно. Иннокентий Ефимович, имя вроде человеческое, а так…
Тоже курит, Иннокентий Ефимович. А Тюлька завидует.
— На, — Чугун кинул младшему шоколадку. — Пожуй, одноглазый.
Тюлька вцепился зубами в обертку, захрустел.
— Вот так, Славка, — Чугун пришел в хорошее настроение. — Вот так вот. Братана держись, и все будет. Жить надо красиво…
Аксён слышал это уже. Раз двадцать восемь. Даже больше. Раз в неделю. А в году их пятьдесят две, а слышал он это уже лет пять… Короче, он это слышал уже раз триста.
Про то, что не надо ушами хлопать, надо дело делать. Только лохи на заводе труды трудят, реальные ребята уже давно в темы въехали, понимают, куда надо ворочаться. Время нынче такое, карманы не растопырил — и лошок. Кто успел — тот и не сел. Народ жирно живет, а мы что хуже? Хочешь жить — умей вертеться. Не украл — не пообедал. Жизнь любит сильных, жизнь жрет слабых. Бабло шинковать — не в поле пахать. Не будь думером — будешь с «бумером». Пацаны с бабками, мужики с тяпками. Хочешь жни, хочешь куй, все равно получишь нуль. Не мы такие, жизнь такая.
И еще много, очень много полезной, жизненной и мудрой блевотины. Голова болит. От всех них болит голова…
— А чего это рожа у тебя такая, Аксён? — прицепился Чугун. — Не одобряешь?
— Тупо ты все рассказываешь, Чугун, вот и рожа. Устал тебя слушать…
— И чего же тупого, наш умничек? Восемь классов закончил, человеком себя чувствуешь?
— Ты не то все говоришь, неправильно… Сядешь ты…
— Какой правильный! — Чугун хлопнул в ладоши. — Какой благоразумный! Да не сяду я! Только дураки садятся! Надо с мозгами все делать…
Бумк!
Земля дрогнула еще. В небе просвистело.
— Во! — Чугун указал вверх пальцем. — Я прав. И великаны подтверждают мою правоту громким пуком!
Тюлька рассмеялся.
— Потише ты! — шикнул на него Чугун. — Пришли уже почти, рядом.
Тюлька замолчал и по-взрослому насупился.
— Ну, теперь уже серьезно, без великанов.
Глава 18
Это было расставание № 2.
После того, когда она болела. Ну, горло когда, а потом еще почти полгода ходила в длинном красном шарфе, и он замечал ее с гораздо большего расстояния. Она даже пошутить как-то раз попробовала — поменялась шарфом с соседкой по парте, но это не прошло.
В седьмом. В седьмом Ульяна вдруг уехала. Нет, он еще с зимы знал, что она уедет, что где-то в Анапе у них померла тетка, какая-то тоже Семиволкова, осталась двухкомнатная квартира, и здешние Семиволковы должны были отправиться вступать в наследство. А заодно отдохнуть. И на море побыть, на море они никогда не отдыхали.
Но все равно это случилось вдруг. До самого расставания он не думал о том, что она уедет, не хотелось красть у себя дни. Поэтому получилось вдруг.
И на два месяца.
Но получилось на самом деле два с половиной, два восемнадцать, она приехала в пятницу, утром.
К удивлению Ивана, эти два месяца прошли для него легко. Он устроился на работу, и все эти два месяца разгружал чурбаки, колол их на поленья и складывал из этих поленьев небоскребы.
Это было весьма полезная работа, Иван укрепил плечи, укрепил спину и руки, денег хватило на пальто себе и Тюльке, на обувь. И еще он приготовил сюрприз, ну, к ее приезду. В городе открыли «Неаполь» первую пиццерию, и по рассказам пицца там была вкусная, а соки не из пакета, а даже свежевыжатые.
Он долго придумывал, как они пойдут в «Неаполь», съедят «американу», или пиццу с грибами, или закрытую, или даже с каракатицами, говорили, что там дают даже и такие. Нет, он не собирался идти в пиццерию прямо в день приезда, нет, он хотел на следующий день, в три часа, с двенадцати до четырех там были двадцатипроцентные скидки.
Он почувствовал не то уже на платформе. Она улыбалась. И разговаривала по-другому. Новые глупые слова, которые повторялись слишком часто. Насмешливость и даже независимость. Даже музыка, она слушала теперь рэп, хотя раньше любила только диско.
Иван был растерян. Он попытался поговорить с ней и объяснить, как все это смешно, но она только хихикала и повторяла «пипец котенку, дядя Степа».
Тогда он улыбнулся, и взял ее руку в свою.
А пицца на следующий день была на самом деле вкусная, и дальше все тоже было хорошо.
Глава 19
Городок был обнесен свежей колючкой и кое-где даже обрыт рвом. Заборы, конечно, несерьезные, московские, так, для обозначения территории. Через такой забор даже лезть не стоит, перепрыгнуть можно. А колючку Чугун разрезал ножницами по металлу.
Вообще-то это был никакой не городок, а обычный дачный поселок. Большая часть дач принадлежала москвичам, поэтому так все и называлось. Москвичи приезжали на лето и на праздники, жарили шашлыки, стреляли фейерЛюбками и носились по окрестностям. Летом на квадроциклах, зимой на снегоходах. Не летом и не в праздники на дачах никого, все заняты делами в Москве.
Домики разнотипные, но по большей части маленькие и разноцветные, раскрашенные ярко, москвичи любили яркое.
— Сторожа точно нет? — спросил Аксён.
— Точно… кажется. Вряд ли нового успели прислать, пока договоришься. Тюлькан!
— Чего?
— Того… Давай, двигай. Посмотри, что там такое… Если что, скажешь, что заблудился. Грибы собирал.
— Какие грибы, весна ведь…
— Да москвичи в грибах не секут, скажешь, что строчки искал…
— Ага, — Тюлька сунулся под проволоку.
— Я схожу, — Аксён поймал его за куртку.
— Но ты…
— Скажу, что ходил за сморчками.
Аксён пролез под проволоку.
Московский городок был действительно пуст. Аксён прошел с севера на юг, затем с запада на восток. Заколоченные, а иногда даже и не заколоченные дачи, перевернутые грили, пластиковые собачьи будки и сдутые бассейны, все как полагается. Ни сторожей, ни кровавых стаффтерьеров, ничего. Аксён присел на фундамент, приложился к стене.
Хорошо бы тут жить. В таком вот домике. И чтобы ничего вокруг, и людей поменьше, пустота, железная дорога по ночам шумит. Никого.
Так и жить.
Аксён закрыл глаза.
Немного. Осталось немного. Два дня. Может быть три. Она приедет. Будут гулять по лесу. Сок березовый может уже пойдет, подсочки надо нарезать… Тюлька тоже, тоже ему хорошо заживется. С утра до вечера будет с Петькой пропадать, по Номже лазать, опять запруду на ручье устроят. Две недели жизни, потом лето. Апрель, май и лето. И опять. Апрель — лучший месяц. Он звучит лучше всего — АПРЕЛЬ. Солнечно, прохладно, чуть зелено. Со звуком воды. Апрель — это самое начало ожидания, все самое хорошее происходит в апреле.
И чего она с этим гадом сдружилась?
Он мог бы искалечить его с двух ударов. И даже с одного.
Аксён открыл глаза.
К черту.
Аксён поднялся с завалинки и пошагал обратно.
Тюлька и Чугун ждали у проволоки. Чугун курил, Тюлька вырезал из сосновой коры кораблик.
— Ну? — спросил Чугун. — Как там?
— Так… Вроде никого не видать, но что-то мне кажется… Не то там что-то…
— Что не то?
— Ну, не знаю. Неспокойно. Что-то там есть…
— Я скажу тебе, что там есть, — Чугун затянулся. — Трусость твоя там. Или еще что… Обгадился ты, или… Или сам решил попользоваться. Короче, пойдем.
— Я тебе говорю, Чугун, дам неспокойно…
Чугун отмахнулся и пролез под проволоку. Тюлька сунулся за ним, Аксён поймал его за ремень..
— Ты что? — обернулся Тюлька.
— Пусть один идет. Давай домой, ничего там нет.
— Да брось, Аксён, там много добра. Москвичи все забывают, дядя же говорил… И все бросают. А вдруг там «Сони»? Вторая, не третья, она им не нужна просто, они третью купили, а вторую оставили… А на бабки дисков себе накупишь…
— Тюлька, да дядя вообще врет…
Но Тюлька вывернулся и устремился за Чугуном.
Аксён плюнул и поспешил за ними.
Чугун шагал по городку с достоинством, осматриваясь по-хозяйски, во взгляде его читался вызов. Чугун явился не обтрясать дачи, он явился восстанавливать социальную справедливость.
Тюлька семенил рядом. Он тоже старался выглядеть по-хозяйски, старался попасть в шаг с братом, но не получалось. И еще видно было, что он боится.
Хорошо. Ну, что боится. Надо было рассказать что-нибудь про этот городок. Населить его привидениями… нет, лучше оборотнями, оборотни страшней. Московские оборотни…
Нет! Московские вампиры! Сосут кровь из всей России-матушки! Аксён вспомнил статью из «Термидора» — как раз такое. Как энергетические вампиры из Москвы каждый уик-энд отправляются в провинцию, пить и без того жидкую провинциальную кровь. Но это летом, а зимой-весной они ездят просто отдохнуть — полежать в фамильных гробах, подышать могильным хладом. И что сейчас они, может, там и лежат.
— А знаешь, Тюлька, про московских вампиров… — начал Аксён.
— Нет тут никаких вампиров, и хватит слушать всякую фигню! — вмешался Чугун. — Мы уже пришли, кстати! Туда! И если услышу еще что про вампиров…
— Ладно, — согласился Аксён.
И они направились к первому по правую руку домику.
Аккуратный, чуть аккуратнее, чем остальные. Калитка открыта. Дверь нет, издали видно тяжелый замок, блестящий.
Глупо, подумал Аксён. Такой могучий замок навешивать на такую чахлую дверь. Плюнешь — она свалится, а замок останется.
— Дверь ломать будем?! — Тюлька взбежал на крыльцо.
— Дурак! — Чугун постучал Тюльку по лбу. — Зачем дверь ломать, если в окно можно? Я зачем тебя взял, глистоид, чтобы двери ломать? Башкой твоей? Я тебя взял, чтобы ты в форточку нырял, понял?
— Чугун… — попытался возразить Аксён.
— Пасть заткни, — оборвал Чугун. — Ты, Тюлька, слушай. Влезешь внутрь, потом нам окно откроешь, вон там щеколды, понял?
— Да понял.
— Давай, помогу.
Чугун подхватил Тюльку и подкинул его к форточке. Тюлька с помощью ножичка сковырнул замочек и проник внутрь.
— Окно открывай, балда, — приказал Чугун, — чего время зря теряешь?
С окном Тюлька повозился, Чугун нервничал, озирался и поторапливал. Наконец, окно открылось. Чугун нетерпеливо забрался внутрь, брякнул чем-то железным. Аксён тоже залез.
Кухня была как кухня, посуда пластиковая и железная, ничего полезного. Электрический самовар. Микроволновка, Чугун критически ее оглядывал.
— Тупо брать, — сказал Аксён. — Старая…
— Дома поставлю…
— Ты сначала проводку поменяй, она утюг не держит, а ты микроволновку хочешь. К тому же ты ее не утащишь.
Чугун тут же попробовал оторвать микроволновку от стола. Получилось с трудом.
— Понятно. Поглядим, что там внутри… Тюлька, ты там?
Тюлька невнятно отозвался.
— Жрет чего-то… — с подозрением сказал Чугун. — Вот проглотище… Сейчас посмотрим…
Дом состоял из одной большой комнаты, ни коек, ни столов, ни стульев, голяк полный, видимо, дачники увезли все с собой. Посреди этой комнаты сидел Тюлька и сосредоточенно поедал варенье из трехлитровой банки. Ложкой, ложка у Тюльки была всегда в запасе. Кажется, вишневое.
— Во дурак-то… — присвистнул Чугун. — А если оно отравлено?
— Отравлено? — Тюлька оторвался от банки.
— А ты что, не слышал, что дачники травят все подряд?
— Я… — Тюлька был растерян. — Я не знал…
Он машинально облизал ложку и спрятал ее в карман.
— Что же мне теперь?
— Что-что, блевать. Два пальца в глотку…
— Погоди блевать, — Аксён сел на пол рядом с Тюлькой, — ложку дай.
— Зачем?
— Затем. У меня на языке пупырышки особые, они определяют яд…