И сразу еще добавилось:
Чтобы не получилось ошибки, Андрейка припомнил, нет ли в Шапкине еще синих домов, а то может пострадать невиновный, но оказалось – только один, у тети Фроси…
Любому ясно, на кого тут намекается. Насчет курносости тоже ввернуто не зря: коты вообще курносые, поэтому, если специально об этом упомянуть, значит, имеется намек кое на кого!
Пока про дома вспоминал, еще две строчки сочинились:
Сложил все строчки вместе – получилось вовсе хорошо, и не придерешься – про кота, и все.
У Андрейки даже ладони зачесались – скорей дальше сочинять!
Он отыскал огрызок карандаша, блокнотик, удалился в лопухи за огородом и, приспособив вместо стула перевернутое ржавое ведро, начал строчить свое произведение.
Описание полянки вышло очень красиво: как там росли березки и кукушкины слезки, цветы цвели, а над ними гудели шмели… С мусором тоже никаких хлопот не было, мусор описывался легко, потому что почти весь оказался в рифму: башмаки, пузырьки, мешки и прочее… Очень наглядно получилось, словно своими глазами на полянку глядишь!
Закруглил так:
Правда, коротковато вышло и вроде бы в конце не хватает чего-то, но басни длинными и не бывают. В середку можно, конечно, еще пару куплетов вставить, однако ни к чему: начнешь вставлять, да испортишь!
Все-таки в целом виде басня ему здорово понравилась. Ведь нужно учесть, что с первого разу написано, и условий не было: сочинял в лопухах, на ведре… И то как получилось!
Поставив последний восклицательный знак, Андрейка начал расхаживать между лопухами и декламировать свое произведение.
Сначала продекламировал со смешным выражением, как артист Игорь Ильинский. Потом протяжным голосом с подвыванием, как зачитывал свои чепуховые стихи физрук Борис Иванович. И так, и этак получалось просто замечательно. Не удержавшись, он пошел к матери, занятой стиркой, потоптался возле корыта и хитро спросил:
– Хочешь послушать одну басню Крылова про кота?
– Ну-ну… – ответила мать, не поднимая головы от корыта.
Выбросив первый куплет, чтобы она не догадалась, Андрейка на манер Игоря Ильинского прочитал свою басню, которую уже запомнил наизусть.
Не дослушав до конца, мать с сомнением покачала головой:
– Ох, чтой-то не похоже будто на Крылова…
– Это почему такое?
– У того куда складней… А тут коряво чтой-то…
– Ничего ты не понимаешь в баснях! – обиделся Андрейка и ушел к Алехе с Моськой.
Вполне возможно, что мать не сумела понять стихотворения потому, что оно было не целое, без начала… Да и не разбирается она в этих делах.
Зато Алеха с Моськой, понимавшие в поэзии получше матери, когда Андрейка зачитал им свою басню, предварительно растолковав, в чем суть, пришли в восторг, даже не поверили:
– Неужели все сам сочинил от начала до конца? – допытывался Моська. – Ниоткуда ничуть не списывал? Вот это да! А здорово про синий домик вкручено!
Алеха посоветовал:
– Чтоб всем понятней было, проставь сверху: посвящается Г. И. К… У Лермонтова чуть не над каждым стихотворением стоит!
Алехин совет Андрейка с удовольствием исполнил: получилось как все равно в хрестоматии!
Однако и Алеха с Моськой заметили, что с концом не все ладно:
– Все-таки она недоконченная какая-то… – начал наводить критику Моська. – Конца не хватает… В баснях полагается, чтобы ему влетело хорошенько: нужно конец присобачить…
Андрейке Моськина критика не понравилась: напиши попробуй сам, а потом и присобачивай хоть сто концов.
– Как тут сделаешь?… – недовольно буркнул он. Моська приставил палец к голове.
– Как? Тут нужно… Сейчас… Подожди… Тут нужно вот что подбавить… В этом месте хорошо бы его… за волоса вытащить!
– Кота за волоса?
До Моськи дошло:
– Для примера сказано, чего придираешься? Котов, конечно, всегда за хвосты вытаскивают… больше не уцепишься… Та-ак… Тихо! Значит, так… Не путайте меня, а то забуду! Сейчас… сейчас… Ага! Вот! «Потом пришел один Барбос и вытащил его за хвост!» Ха-ха-ха-ха-ха!
– Какой еще Барбос? Откуда он взялся?
– Да мало ли… Откуда-нибудь! Важно, что вытащил за хвост. Хи-хи-хи-хи-хи!…
Неуклюжая, ни к селу, ни к городу, Моськина добавка никуда не годилась. Даже ничуть не в рифму: Барбос – хвост!…
Но Алеха тоже захохотал и одобрил:
– Верно! Подбавляй! Пускай знает! С этим гораздо лучше!
Волей-неволей к своей хорошей басне пришлось добавить Моськины неуклюжие строчки, чтобы не обижать друзей. Ладно уж: хорошее стихотворение две плохие строчки не сильно испортят… Вот и Алехе так больше нравится, а он человек честный, прямой, зря не станет захваливать… А Грише – подходяще! За хвост его вытащить! Потом, может, и лучше что выдумается, а пока пускай так побудет…
Еще раз прослушав всю басню в окончательно доделанном виде, Моська с восхищением воскликнул:
– Вот, теперь в самую точку! «Вытащил за хвост»! Гы-гы-гы-гы-гы!… Во смехота!
– Да коряво чтой-то… – пытался убедить его Андрейка. – Надо бы исправить…
Моська и слушать не захотел:
– Чего там! Да если хочешь знать, это – самое хорошее место! Прямо ржачка!…
Начали думать, куда поместить Андрейкино произведение.
Если послать в газету «Вперед», где иногда печатали стихи, то вдруг долго держать будут? Сын пишущего физрука Бориса Ивановича рассказывал, что отцовские стихотворения там иногда по полгода держат – очередь не доходит… Да еще начнут придираться, не хуже чем сейчас Моська: то не так да это исправь, а у Гриши отпуск кончается, он уедет и не успеет прочитать про себя… А сама тетя Фрося сроду на газету не подписана, да и будь у нее газета, вряд ли она ее Грише пошлет, не захочет расстраивать…
Решили Андрейкино произведение отнести в клубную стенгазету. Завклубом Зойка давно ко всем приставала, чтобы несли ей разные заметки, а то никто не несет, а ее за это ругают. Конечно, настоящая газета – почетнее, и народу больше прочтет, но, с другой стороны, кому интересно читать, кто Гришу не знает? А тут – зайдут люди в клуб, увидят новенький материальчик, прочтут, и начнется катавасия.
Алехе и Моське тоже хотелось пойти вместе с Андрейкой стихотворение опубликовывать. Но им заход в клуб был временно запрещен, так как в прошлый выходной они помогали Зойке заводить пластинки, да начали толкаться, кому первому, и кокнули две самые лучшие, а Зойка сказала чтоб в клуб не являлись, покуда не представят точно такие же пластинки взамен. А где их взять, такие же, если они, может, только в Москве продаются, а больше нигде?
Алеха своим красивым и аккуратным почерком переписал басню на поздравительной открытке с букетиком незабудок
в уголке, жалея, что не нашлось открытки с котом, и Андрейка пошел один.
Завклубом Зойка, как всегда разодетая и начепуренная, сидела на своем месте, вязала платок и слушала пластинки, запустив проигрыватель на полный звук.
Увидев Андрейку, она закричала:
– Журналы закрыты в шкафу! Так что не рассчитывай!
– Я и не рассчитываю… – смущенно сказал Андрейка. – Я по другому делу… Вот – произведение принес…
Зойка даже перестала вязать:
– Какое еще произведение?
– Стих…
– Сам, что ль, написал?
– А что? – обиделся Андрейка. – Не могу, что ль? Зойка хихикнула:
– Вот так поэт, невольник чести! Ну-ка дай… Шевеля губами, она прочитала басню и одобрила:
– Ничего… Немножко, конечно, бестолково, но сойдет… Это ты в кого целишь – в Гришку, что ль, теть Фросиного? Дом-то – синий?
Андрейка кивнул.
– Я сразу догадалась!… А он и правда на кота похож! Это ты верно подметил. Стиль у тебя неплохой, хотя размер не выдержан…
– Длинновато?
И Андрейка сразу решил, что в крайнем случае можно укоротить за счет Моськиной добавки…
– В поэзии размер считается иначе, чем в обуви, например… – объяснила Зойка.- Там не в номерах дело, а в ударениях… Нас в культпросветшколе разным размерам учили! Вот могу сейчас сказать, какой тут размер… Кажется, ямб…
Она долго что-то шептала, размахивая в воздухе пальцем.
– Или не ямб?… Пожалуй, амфибрахий…
Андрейка, с беспокойством следивший за ее рукой, осведомился:
– А это хорошо?
– Конечно! – убежденно ответила Зойка. – Пушкин часто писал амфибрахием!…
Андрейка еще больше загордился: нежданно-негаданно взял да прямо с первого разу и сочинил целый амфибрахий!
Хотя Зойка сомневалась:
– Или не амфибрахий?… Хорей, может… Хорей Андрейке не понравился, и он попросил:
– Пускай будет амфибрахий, ладно?
– Да пускай… – согласилась покладистая Зойка. – А что же ты, поэт, фамилию не подписал?
– Да-а… – замялся Андрейка.
– Петровны боишься! – догадалась Зойка. – Это ты прав: змея еще та! Ладно. Только без подписи не полагается. Можно проставить псевдоним: другую какую-нибудь фамилию… Будешь как раньше селькоры были, маскировали себя от кулаков…
Андрейке делалось еще приятней: амфибрахий сочинил и псевдоним заимеет!
– Можно так – Обезьянников? – придумал он.
– Нельзя… – поморщилась Зойка. – Неблагозвучно. Вот недавно я читала роман про одного селькора, его потом кулаки убили, он писал под псевдонимом Красный Глаз… Значит, все видит и на карандаш.
Андрейка представил себя и свой глаз в виде светофора, недавно зачем-то установленного в райцентре, и это ему ужасно понравилось! Так и есть: заметил безобразие – на карандаш его. Только «красный» ни к чему, будто он кролик…
– А Соколиный Глаз можно? Зойка подумала и сказала:
– Нельзя. Заимствовано.
Решили подписать коротко и устрашающе: Глаз.
Для пущего страха внизу амфибрахия Андрейка пририсовал широко открытый глаз, окруженный ресницами, будто сиянием.
В таком виде Андрейкино произведение наклеили на последнем столбце газеты, поверх какой-то заметки, пожелтевшей от времени.
Андрейка вышел и опять зашел, чтобы проверить, бросается ли в глаза новая заметка каждому входящему в клуб. Хоть газета была повешена в неудачном месте – далеко от двери, блестящая открытка ярко выделялась среди пыльных столбцов, так и приманивая прочесть, что там изложено.
После этого Андрейка уселся на лавку и начал дожидаться какого-нибудь читателя, чтобы посмотреть, как тот будет читать…
Скоро протарахтел мотоцикл, заглох у клуба, но вместо читателя зашел Зойкин жених – косматый Валера. Этот на амфибрахий даже не глянул, а первым делом молча взял автора за шиворот, вытащил на крыльцо и закрыл за ним дверь на крючок.
Андрейка ничуть не обиделся и некоторое время для шутки заглядывал во все окна, внезапно, как привидение, появляясь
то в одном, то в другом. Наконец на крыльцо вышла Зойка и сказала, что если он сейчас не прекратит хулиганить и не уйдет, то амфибрахий снимут… Андрейка испугался и ушел.
Он солидно шествовал по родной улице, озирая все вокруг своим глазом, словно выискивая, нет ли где каких безобразий, чтоб моментально взять их на карандаш.
Вон дядя Коля Копейкин опять идет в сельпо, желтый кот Тихон развалился на солнцепеке, Сенечкины куры купаются в пыли, бабушка Митревна прикорнула на крылечке, и никто не знает, что всем знакомый Андрейка теперь уже не Андрейка, а таинственный селькор Глаз, недавно запросто сочинивший один интересный амфибрахий, который висит под псевдонимом в клубе для всеобщего ознакомления.
Бессмысленные ребятишки под предводительством Моськиного брата Федора с визгом и хохотом стегали друг друга крапивой по ногам.
– Эй вы! – прикрикнул на них Андрейка. Те оробели и начали пятиться.
– Амфибрахии знаете?
Брат Федор, глядя исподлобья, тихонько покачал головой.
– То-то! Не доросли еще, чтобы в амфибрахиях разбираться!… – гордо сказал Андрейка и прошествовал дальше.
Ему захотелось сходить глянуть, как там проводит свою презренную жизнь вредитель природы и барахольщик Гриша, еще не знающий, что очутился под прицелом грозного Глаза и отныне навеки заклеймен позором, благодаря остроумному амфибрахию «Кот-обормот».
Гриша стоял на стремянке перед домом и кропотливо окрашивал оконные наличники серебряной краской.
Андрейка замедлил шаги и окинул его суровым неподкупным взглядом.
Гриша сверху тоже взглянул на Андрейку и с противной ухмылкой спросил:
– Ну, успокоился?
– Мне не нужно успокаиваться… – таинственно сказал Андрейка. – Я и так спокойный… Вот кое-кому придется, скоро обеспокаиваться сильно…
– Это кому? Уж не мне ли?
– Да хоть и вам!
– Почему же? – Гриша спустился на одну ступеньку.
– Да уж так… – ответил Андрейка и, не удержавшись, зловещим голосом произнес: – Глаз!
– Какой глаз? – Гриша обоими своими жуликоватыми
и бессовестными глазами внимательно всмотрелся в Андрейку.
– Да имеется такой… Скоро узнаете!
И Андрейка отправился дальше, загребая ногами, как положено ходить авторам произведений.
– Эй, пацан, как тебя… Андрей! Погоди, слышь, что ль? – позвал сзади Гриша, но Андрейка даже не оглянулся.
Алеха и Моська с нетерпением его дожидались. Андрейка рассказал им все в подробностях.
– А про мой конец Зойка ничего не отзывалась? – спросил Моська.
– Нет…
Алеха проявил слюнтяйство и бабью жалостливость:
– А если он застесняется и мусор уберет? Тогда придется стих взять… К чему их напрасно срамить?
– Еще чего придумал! То вешать, то снимать, да? – забеспокоился Андрейка. – Пускай висит! В настоящей газете ведь после не вырезают?
– Да не уберет он… – поддержал его Моська. – Хотя кто их знает… Между прочим, я ему сейчас намекнул маленько… Он идет мимо, а я спрашиваю: «Товарищ Барбосов к вам еще не приходил?» Он: «Какой?» Я говорю: «Да насчет вытаскивания за хвост… Скоро придет, ждите!» Он ошалел и исчез! Хе-хе-хе-хе-хе-ха!…
Подождав больше часа, Андрейка в сопровождении друзей наведался в клуб, чтобы узнать, не приходил ли Гриша или еще кто читать газету. Клуб оказался на замке, но в окошко можно было увидеть, что амфибрахий висит как миленький, читателей ждет. Навели справки у бабушки Митревны, жившей по соседству с клубом. Она объяснила, что видела в окошко, как Зойка замкнула клуб и махнула с Валерой на мотоцикле в сторону райцентра – должно, производить закупки к свадьбе. А заходил ли в клуб кто-нибудь еще, она не заметила, однако ни Петровны, ни Гриши не было – это уж безо всякого сомнения…
Когда они шли мимо отремонтированного дома тети Фроси и только поравнялись с калиткой, Гриша сразу выглянул и веселым голосом позвал:
– Эй, орлы! Погодите минутку, что скажу!… Давно собираюсь в гости вас позвать… Вручить кое-какие сувенирчики из Африки на память о дяде Грише, чтобы «мир-дружба», как говорится, а?
– На кой они нам, у нас своих много… – буркнул Андрейка, сообразив, что Гриша уже пронюхал обо всем и
хочет теперь купить их своими ерундовыми сувенирчиками, чтобы амфибрахий сняли.
Моська, наверно, тоже так подумал и вызывающе заявил:
– Не выйдет! Раньше надо было думать! А теперь дело сделано, переделать уже нельзя…
– Да какое дело-то? – не отвязывался Гриша. – Вы хоть осветите в общих чертах!…
– Узнаете… – зловеще пообещал Андрейка, а Моська продекламировал:
Потом пришел один Барбос И вытащил его за хвост!
Гриша даже растерялся:
– Кого?
– Да одного там кота!… – туманно пояснил Моська и захохотал, наслаждаясь тонкостью и остроумием своей добавки. Андрейка тоже засмеялся, и они ушли, а Гриша бессильно грозился сзади:
– Меня не испугаешь… Я пуганый!…
Однако испугался: бросился следом и, догнав ребят, опять заговорил – ласковым лисьим голосом, точно сама тетя Фрося:
– Ну слушайте, пацаны… Ну чего вы под меня копаете?
– Не раскидывали бы мусор! – непреклонно ответил Андрейка.
– Да неужели ж вы из-за мусора все это затеяли? Скажите на милость! Разве это по-соседски?… Ерунда какая…
– Кому ерунда, кому нет!
– Слышь, пацаны… – понизил голос Гриша. – Может, сговоримся, а?
– Нечего нам сговариваться! – стоял на своем Андрейка.
– Нас не купишь – поддержал его Моська и опять торжественным голосом повторил: – И вытащил его за хвост!
– Да хоть объясните, как это понимать: за хвост?
– А так! – ликовал Моська. – За ушко да на солнышко!
Они дошли до Моськиного дома, заскочили в калитку, закрыли ее за собой на засов и полюбовались в щелочку на Гришу. Тот стоял, злобно утупясь в землю, и выражение его лица было злее, чем у волка!
Он что-то шептал, потом махнул рукой и быстро-быстро пошел – почти побежал назад…
Вечером Андрейка несколько раз наведывался в клуб, но он был закрыт…
А на другое утро, когда Андрейка встал завтракать, отец сидел за столом и при виде Андрейки воскликнул:
– А, вот он ты, друг! Ну-ка, иди сюда на расправу! Рассказывай честно, что у тебя за история с Петровной вышла? Какую это вы там с дружками механику под ее Гришу подвели?
Пришлось сознаться:
– Ничего такого… Просто басню я сочинил… в виде амфибрахия… Про кота и про мусор… Как кот занимался порчей природы… Про Гришу там даже не упоминается!