– Хм, весьма трудная задача, – заметила мадемуазель Гренье, критически глядя на Розу.
– Вы о чем? – воинственно вскинулась та.
– О том, что сшить платье за несколько часов почти невозможно, – пояснила продавщица. – Хотя… У вас очень удачное сложение, а мы недавно делали съемку одного туалета для журнала «Мода»…
Сердце Розы плавно взмыло вверх: названный журнал был самым дорогим, самым шикарным, самым аристократическим из журналов той эпохи, посвященных моде.
– Подождите, я сейчас вернусь. – Поклонившись, мадемуазель Гренье удалилась, оставив Михаила в примерочной наедине со странной клиенткой.
– Вы и в самом деле собираетесь купить мне платье? – недоверчиво спросила Роза.
– Конечно.
Нет, решила она, этого не может быть, тут обязательно должен таиться какой-нибудь подвох. Михаил, оглядевшись, сел в кресло, а девушка осталась на ногах. Тайком пощупала обивку дивана и убедилась, что та сделана из настоящего шелка. А какие зеркала! Какая позолота! Ах, ах, ах…
Не удержавшись, Роза сделала оборот вокруг себя и испустила радостный визг. Михаил посмотрел на нее с удивлением.
В дверях вновь нарисовалась мадемуазель Гренье, которая несла на плечиках какое-то совершенно умопомрачительное платье.
– Надеюсь, я не заставила вас ждать?
Роза, едва увидев наряд, окончательно убедилась в том, что ее жизнь прожита не зря.
– Это что, мне? – пролепетала она, совершенно растерявшись.
– Вам, мадемуазель, – улыбнулась продавщица и увлекла ее в кабинку.
Оставшись один, Михаил взял газету, лежавшую на столике, и попытался читать, но статья на первой полосе была посвящена убийству графа Ковалевского, и барон отложил листки и отвернулся с гримасой досады.
– Нет, корсет не годится, – донесся до него приглушенный голос мадемуазель Гренье. – Подождите, сейчас я принесу вам другой.
И продавщица выскользнула из примерочной. Затем вернулась и веско объявила, что чулки совершенно не подходят, равно как и туфли.
– Боже, что у вас за подвязки? Нужны совсем другие, эти толстят ногу. Кстати, какой у вас размер обуви?
Таинственно шуршал шелк, сновала туда-сюда мадемуазель Гренье (позже она скажет, что в жизни ей не попадалась такая поразительная клиентка), затем в дверь сунулся какой-то молодой человек с коробками туфель, после придирчивого осмотра которых был изгнан продавщицей и явился снова, уже с другими упаковками. На смену ему пришла какая-то немолодая женщина, тоже служащая, и принесла несколько коробок с веерами, перчатками и митенками.
– Мадам Ролан! К этому платью нужен эгрет[13], распорядитесь, прошу вас… И принесите сюда ящик с косметикой. Мадемуазель слишком бледная, это нехорошо…
Мадемуазель Гренье почувствовала прилив вдохновения – ведь не каждый день попадается клиентка, которая с восторгом принимает все твои идеи и даже не пытается тебе перечить. Продавщица так увлеклась, что даже перестала ломать голову над вопросом, где хорошо воспитанный барон Корф, истинный сын своей матери, мог подцепить такую особу. (Заметим в скобках: Амалия так никогда и не узнала, что в доме Дусе ее за глаза почтительно называли «Герцогиней» – в сущности, так же, как и ее консьерж, с которым она вела нескончаемое сражение.)
Михаил, даже не подозревавший о том, что в нескольких шагах от него творится настоящее священнодействие, нашел в одном из журналов статью о музыке и углубился в чтение. Безымянный молодой человек слетал еще раз – за духами, получив последние наставления от мадемуазель Гренье:
– Герленовских не нужно, они ей не пойдут…
– Может быть, «Энигму»?
– Нет-нет, ни в коем случае! Принесите «Мечту Оссиана».
И Оссиан был доставлен. Оссиан окутал мадемуазель Тесье душистым облаком, и продавщица, придирчиво оглядев свое творение, поняла: оно ей удалось.
– Прошу вас, мадемуазель, – громко промолвила она, отдернув портьеру, закрывавшую вход в кабинку.
Михаил поднял глаза и увидел жар-птицу. Положительно, это была именно жар-птица – с перьями в рыжих волосах, в облаке изумительного золотистого шелка, чьи оборки колыхались вокруг изящной фигурки, на руках – вечерние перчатки до локтей, пальчики сжимают кружевной веер с пайетками, и перламутр планок веера подобран точь-в-точь в тон к платью. А глаза! Ах, какие у нее глаза! И сколько в них чувств – упоение, недоверчивость, изумление… Не то что там, под навесом, где Роза пряталась от дождя, глядя на него совершенно по-волчьи…
«Да она просто красавица! – поразился Михаил. – Вот так преображение…»
Роза смотрела то на него, то на свое отражение в большом зеркале, и веер в ее пальцах начал дрожать. Девушка никак не могла поверить, что все это происходит с ней не во сне. Сделала несколько шагов, повернулась, любуясь собой, но тут увидела довольное лицо мадемуазель Гренье – и, не удержавшись, бросилась ей на шею.
– Осторожнее, осторожнее, вы помнете ваше платье! – вырвалось у продавщицы.
Та была тронута и сконфужена: на ее памяти никто из клиенток не выражал свои эмоции столь открыто.
– Вы просто чудо, чудо, чудо! – твердила Роза, захлебываясь счастьем.
Она обняла бы и Михаила, но это было неудобно – барон сидел в кресле с журналом. Выражение лица офицера было ей непонятно.
Однако ее радость как-то поблекла, едва она услышала практический вопрос феи мадемуазель Гренье, обращенный к Михаилу:
– Кому прислать счет за платье? Вашей матушке?
– Нет, – коротко ответил молодой человек. Затем отложил журнал и достал чековую книжку. – Я заплачу сейчас. Сколько?
Услышав названную сумму, Роза остолбенела. По правде говоря, Михаил тоже был впечатлен, но постарался этого не показать. Просто подписал чек и передал его мадемуазель Гренье, которая напомнила, что для своих клиентов они бесплатно выполняют любую мелкую работу с купленным платьем. Вдруг, допустим, понадобится что-нибудь перешить или оторвется какая-нибудь мелочь…
– Что нам делать с вашей старой одеждой? – почтительно спросила продавщица.
– Можно оставить ее пока у вас? – попросила Роза. – Я… я вернусь за ней потом.
– Хорошо, я предупрежу мадемуазель Беттину, – кивнула продавщица.
Из своих вещей Роза хотела забрать только сумку, но едва мадемуазель Гренье увидела ридикюль, на ее лице отразился искренний ужас.
– Что вы, мадемуазель! Такой аксессуар в ваших руках погубит весь эффект от платья! Ведь нет ничего важнее мелочей… Мадам Ролан! Мадам Ролан! Представьте себе, я забыла о сумочке для мадемуазель…
Пришлось задержаться еще на четверть часа, чтобы подобрать подходящую сумку. Когда выбор наконец был сделан, Роза удалилась в кабину и вдали от чужих глаз переложила все, что лежало в ее старой сумке, в новую. Впрочем, больше всего она хотела скрыть от посторонних глаз не свой тощий кошелек и не коробку дешевой пудры «Манон Леско», а револьвер. Для Розы Тесье, которая ловила клиентов на панели, оружие более чем привычно, но теперь, одетая в завлекательно шуршащее шелковое платье и в вечерних перчатках, понимала, что оно чуждо ей, как никогда, и испытала нечто вроде брезгливости, коснувшись его.
Выйдя из кабинки, девушка улыбнулась и, осмелев, взяла Михаила под руку.
– Ну а теперь – к «Максиму»!
Глава 16 Горничная Соланж
Комиссар Папийон снял трубку с рычага и положил ее на стол. Поразмыслив, попытался для верности отодрать от аппарата телефонный провод, но ему не удалось.
В то же самое мгновение на пороге материализовался Бюсси. Комиссар распрямился и смерил инспектора сердитым взглядом.
– Звонил префект и сказал, что вы не отвечаете, – объяснил молодой человек.
– Я думаю… – хмыкнул Папийон, бросив взгляд на лежащую на столе трубку. – Кроме того, мне нечего ему сказать. Префект горит желанием узнать результаты расследования, а у нас ничего нет. И вообще, – добавил полицейский раздраженно, косясь на телефон, – некоторые изобретения цивилизации должны упрощать жизнь, а не усложнять!
Бюсси не мог удержаться от улыбки.
– Из-за трезвона этой чертовой штуки у меня все мысли разбегаются, – пожаловался Папийон. – Дело никак не складывается, никак!
– Но нам ведь уже многое известно, – заметил Бюсси.
– Например?
– Мы знаем имя убитого, а вы всегда говорили, что личность жертвы – уже половина разгадки. Знаем, где, когда и чем убили жертву. Знаем, что пропал ключ от черного хода, что часы графа были найдены в пруду, а неподалеку видели барона Корфа.
Папийон молчал, сжав губы.
– Кстати, может быть, вам стоит запросить ордер на обыск его квартиры? – предложил Бюсси.
– Его не опознала свидетельница, вот в чем дело, – хмуро буркнул комиссар. – Мало того, я никак, ну никак не могу представить себе, чтобы он мог размозжить голову спящему человеку.
– Но ведь Тулонжон утверждает, что, кроме барона и его брата, никого возле пруда не было. Я говорил с ним, и он категоричен.
– Но ведь Тулонжон утверждает, что, кроме барона и его брата, никого возле пруда не было. Я говорил с ним, и он категоричен.
– Бюсси, это же Булонский лес, – покачал головой Папийон. – Там в иной день можно застать половину Парижа. То, что Тулонжон видел только барона, ничего не значит. Убийца вполне мог прийти туда в другое время.
– Хорошо, если убийца не барон, то кто? – спросил инспектор после паузы. – Жена графа не простила ему развода? Конечно, она жила в Ницце, но ничто не мешало ей найти кого-нибудь для убийства. Со своей любовницей, мадам Тумановой, граф расстался, судя по всему, обманув ее надежды. Может быть, она пожелала ему отомстить?
– Дорогой Бюсси, – вздохнул комиссар, – выбросьте из головы эти нелепости, которые больше подходят для детективных романов. Когда вы работаете со мной… Нет, не так – когда вы будете работать уже без меня, то есть когда меня вообще не будет на свете, помните одно: что бы вы ни расследовали, какое бы дело ни вели, всегда ищите одно: простую причину. Чем примитивнее, тем лучше. Потому что убийство всегда – тупой, примитивный, жестокий акт, и вызывают его такие же причины: тупые, примитивные и жестокие. Что мы знаем о жене графа? Что она пыталась отравиться, когда муж хотел ее бросить. Ради Кавальери[14], насколько я помню. Заметьте, сама травилась, а не его отравила. Бывшая же любовница принадлежит к категории женщин, которые недолго остаются одни. Плюс к тому у нее алиби: Туманова была на вечере, где ее видела сотня человек. И вообще, молодой человек, не забывайте: мы живем в двадцатом веке. Убийства из мести вышли из моды, как и убийства на почве ревности. Помните мерзавца Лорио, братца Андреа? Тот убил свою любовницу вовсе не потому, что девица ему надоела, а потому, что стала требовать обратно деньги, которые когда-то по глупости ему отдала. Миром движут деньги, дорогой Бюсси, и только деньги! Ищите деньги – и в девяти случаях из десяти вы не прогадаете.
– Хорошо, – вздохнул инспектор, – будь по-вашему. Маркиз де Монкур был должен убитому большую сумму. Так, может быть, это он? Или младший брат графа Ковалевского, который должен все после него унаследовать?
– Месье Анатоль исключается по причине алиби, – ответил Папийон. – Больной был в поезде вместе со слугой, ехал в Швейцарию. Маркиз теоретически мог бы убить графа, но… Понимаете, мне не дает покоя этот чертов исчезнувший ключ. Тот, кто его украл, должен был совершенно точно знать, что берет именно нужный ключ. А маркиз вряд ли в курсе. Нет, убийца стоял к жертве гораздо ближе и досконально знал его привычки.
– Тогда, может, слуга? – Бюсси замялся. – Он не может вводить нас в заблуждение насчет ключа?
Комиссар покачал головой.
– Я говорил о нем с вдовой и с теми, кто знал графа. Все утверждают, что Савельев был безусловно предан своему хозяину.
Телефонный аппарат издал нечто вроде слабого звона, и Папийон дернулся.
– Черт, я же снял трубку… Можешь идти.
– Совсем забыл, зачем шел к вам… – Бюсси остановился на пороге. – Вас опять хочет видеть месье Ансеваль.
– Хм… – Комиссар почесал затылок. – Явился сознаться, что нашел поблизости фигурку и остальные пропавшие вещи, но утаил данную информацию на первом допросе?
– Нет, патрон. По-моему, у него что-то другое.
– Ладно, – кивнул Папийон, – давай его сюда.
Через минуту в кабинет вошел молодой чиновник, который нашел в Булонском лесу часы убитого графа. Гюстав был бледен, но отчаянно храбрился. Судя по его виду, возвращение на набережную Орфевр далось ему нелегко.
– Присаживайтесь, – пригласил комиссар. – Вы хотели что-то еще мне сообщить? Может быть, вспомнили что-нибудь интересное?
– Нет, месье. Я… я к вам с просьбой. Понимаете, у меня слепая мама…
Посетитель принялся долго и занудно излагать свою ситуацию. Папийон слушал и молчал. Молчал совершенно убийственно, как может молчать только скучающий полицейский, которого заставляют выслушивать то, что, с его точки зрения, абсолютно не относится к делу.
– Когда сегодня ваш человек забрал меня с работы, пошли разные слухи… – Ансеваль закусил губу. – Начальник вызвал меня к себе… Месье, если меня уволят, моей семье не на что будет жить! У меня мама старенькая…
– Хорошо, – решился Папийон, – я позвоню вашему начальнику и успокою его. Какой у него номер?
Полицейский придвинул к себе аппарат, взял трубку и назвал телефонистке номер.
– Я думаю, в денежном смысле вам не о чем беспокоиться, – добавил он, прикрывая ладонью микрофон. – Вы нашли часы убитого и вполне можете претендовать на награду в тысячу франков, которую объявил младший Ковалевский.
– Вряд ли из этого что-нибудь выйдет, – с сомнением отозвался молодой человек. – Я хочу сказать, что с моим везением награду получит кто угодно, только не я.
Тут Папийона соединили с начальником Гюстава. Комиссар назвался и объяснил, что месье Ансеваля сегодня вовсе не задержали, он проходит свидетелем по чрезвычайно важному делу, и возможно, именно его показания помогут задержать преступника. Но, даже не видя своего собеседника, Папийон почему-то очень хорошо представлял, что тот ни капли ему не верит. Оно и понятно – когда за твоим служащим на работу является полиция, хорошего не жди!
С некоторым облегчением Папийон закончил разговор и повернулся к Гюставу.
– Я сделал все, что мог, месье. В любом случае у них нет никакого повода для придирок.
Тут из коридора донесся приглушенный вопль Бюсси, и комиссар насторожился.
Дверь распахнулась, и в кабинет влетела Амалия Корф. Вид у нее был такой, что Ансеваль окоченел и вжался в спинку кресла, а Папийон впервые за день забыл о существовании телефона, отравлявшего ему жизнь.
– Сударыня, – простонал комиссар, – я очень занят…
– Чем же? – воинственно осведомилась Амалия. – Тем, что арестовываете невинных людей? Из-за вас моя дочь до сих пор в слезах, а сын…
– Вашего сына здесь нет, – поспешно вставил Папийон, – мы отпустили его.
Баронесса смерила комиссара огненным взглядом, который по касательной опалил и беднягу Гюстава, и села, не обращая на последнего никакого внимания. Впрочем, молодой чиновник уже давно привык к такому обращению.
– Итак…
– Что? – машинально спросил полицейский, жестом отпуская сконфуженного Бюсси, маячившего в дверях.
– Вам удалось найти убийцу?
– Пока нет. Но мы ищем.
– У маркиза де Монкура есть алиби?
– Мы еще этим не занимались.
– Но хоть что-нибудь вы нашли?
– Часы, – подал голос Ансеваль. – И кольцо. Они принадлежали убитому.
Амалия повернулась к Гюставу, и молодой человек, радуясь тому, что его заметили, поспешно представился.
– Этот месье, – объяснил Папийон, – нашел вещи графа в Булонском лесу. Часы бросили в пруд, а кольцо лежало неподалеку на берегу.
– Убийца избавляется от улик?
– Разумеется.
– Очень плохо, – отрывисто бросила Амалия, которая все еще не была готова простить комиссара за то, что считала с его стороны форменным предательством. – Я имею в виду, если улики находят через полгода, еще куда ни шло. Но когда их выбрасывают и находят через день-два – это чересчур.
– Значит, убийца нервничает, – заметил Папийон.
– Или попросту глуп, – подхватила баронесса. – Вы уже опросили знакомых графа, верно? Заметили, в какой они растерянности? Вдова обвиняет любовницу, Монкур моего сына, хоть и не говорит этого вслух, Урусов – низы общества, под которыми, вероятно, подразумеваются какие-нибудь апаши, Феоктистов предполагает личную месть со стороны обиженного бедняка, Фуре вообще не знает, что думать.
– Ваши выводы?
– Слишком много версий, – вздохнула Амалия. – По сути, никто ничего не знает и хватается за первое попавшееся предположение. Убийца допустил массу ошибок, но вы до сих пор так и не напали на его след… Я права? – Баронесса покачала головой. – Что-то с этим делом не так, месье.
– Думаете, убийца действовал не один? – с любопытством спросил Папийон.
– Я бы сказала, что момент для убийства был рассчитан идеально, и доказательством тому служит пропавший ключ, – сказала Амалия. – Но затем убийца потерял голову и стал делать одну глупость за другой. Да, я не исключаю, что убийц как минимум двое.
– Тот, кто задумал, и тот, кто исполнил?
– Именно. Только вот персона графа Ковалевского плохо вяжется с подобным заговором. Слишком мелкая для того, чтобы тратить столько усилий. Значит, мы чего-то не знаем.
Баронесса увидела горящие от любопытства глаза Гюстава и рассердилась на себя.
– Я проверю алиби маркиза, – промолвил Папийон после паузы.
– И хорошо сделаете, – кивнула Амалия, поднимаясь. – Не буду с вами прощаться, потому что понимаю – мы еще не раз увидимся.
Она шагнула к выходу, а следом за ней заторопился и Гюстав Ансеваль.
Когда посетители вышли, комиссар первым делом снова сбросил трубку с рычажка и перевел дух. Некоторое время сидел, наслаждаясь тишиной, после чего поднялся и подошел к окну. Внизу, во дворе, Гюстав что-то горячо рассказывал баронессе Корф. Та едва слушала его, рассеянно кивая. Листва дерева отбрасывала на ее лицо подвижную тень.