Одна ночь в Венеции - Валерия Вербинина 16 стр.


Когда посетители вышли, комиссар первым делом снова сбросил трубку с рычажка и перевел дух. Некоторое время сидел, наслаждаясь тишиной, после чего поднялся и подошел к окну. Внизу, во дворе, Гюстав что-то горячо рассказывал баронессе Корф. Та едва слушала его, рассеянно кивая. Листва дерева отбрасывала на ее лицо подвижную тень.

Легкий скрип двери заставил комиссара обернуться, однако он с неудовольствием увидел не Бюсси, не кого-нибудь из сотрудников, а пожилую даму с крючковатым носом и в шляпке с пожелтевшими перьями. Серые глаза дамы строго смотрели на него.

– Что вам угодно, сударыня? – промямлил комиссар.

– Я ищу комиссара Папийона, – с достоинством ответила посетительница. – Это вы, я узнала вас по фото в газете. Не предложите мне сесть?

Спохватившись, комиссар указал рукой на стулья. Дама с сомнением оглядела их и, выбрав тот, который внушал ей больше доверия, присела на краешек.

– Я вас слушаю. – Комиссар вернулся на свое место. – Прежде всего, сударыня, по какому вы делу?

– Меня зовут мадам Рамбальди, я живу в Руане, – сообщила дама. – Мой покойный муж был профессором пения… впрочем, это к делу не относится. Пребывая в стесненных обстоятельствах, я увидела объявление в газете и, посоветовавшись с нашим кюре, решилась на путешествие в Париж.

Папийон мысленно застонал. Еще одна ненормальная увидела объявление о награде в тысячу франков и явилась его зарабатывать, а инспекторы ее проворонили и вместо того, чтобы самим выслушать ту чепуху, которую она собиралась изложить, пропустили к нему. Положительно, это было ничуть не лучше, чем все время трезвонящий телефон.

– Я знаю, кто убил русского графа, – многозначительно промолвила мадам Рамбальди, подавшись вперед.

– И кто же? – машинально спросил Папийон.

– Филипп Бонту. Наверняка он, больше некому. – Видя полное непонимание на лице комиссара, мадам Рамбальди поторопилась объяснить: – Видите ли, я прожила в Руане всю жизнь. А когда постоянно живешь в одном и том же месте, поневоле узнаешь людей. Я хочу сказать, тех, кто живет в городе.

– Разумеется, разумеется, – пробормотал комиссар.

– Филипп и его сестра носили фамилию Бонту, но после той истории им, конечно, пришлось несладко. Отец их был пьяница, мать пыталась устроиться то к модистке, то к портнихе, но у нее руки не годились для иглы. – Мадам Рамбальди сделала крохотную паузу. – Люди говорили, что старый Бонту был вовсе не отец Соланж, но сами знаете, в провинции люди любят посплетничать. Во всяком случае, девица не слишком походила на своего брата. Однако она целиком была под его влиянием.

– И что? – промямлил комиссар.

Поглядывая на телефон, полицейский прикидывал, не вернуть ли трубку на рычаг. Авось звон чертова аппарата заставит старушку поторопиться с рассказом. Папийон предвидел, что посетительница не закончит его, пока не ознакомит со всеми достоинствами и недостатками руанских обывателей.

– Про нее я могу вам рассказать очень подробно. Сначала Соланж устроилась ученицей к модистке, – благожелательно улыбаясь, повествовала мадам Рамбальди, – потом стала служить в кафе. Она хорошо считала, и иногда ее ставили на кассу. Так вот, когда девица ушла из кафе, кто-то забрался в него ночью и похитил всю выручку. Тут все вспомнили, что, когда Соланж ушла от модистки, кто-то ограбил ее лавку. Само собой, пошли всякие разговоры…

Решившись, комиссар вернул трубку телефона на место. Он рассчитывал, что аппарат тотчас же начнет трезвонить, но не тут-то было. Тот молчал как убитый.

– Я говорила с нашим инспектором, – продолжала неутомимая мадам Рамбальди. – Разумеется, оказалось, что Соланж ни при чем – когда произошло второе ограбление, все ее видели на танцах. Но инспектор предположил, что сначала девица все узнавала, ну, где лежат деньги и прочее, а потом рассказывала своему брату, и именно он ограбил лавку и кафе. У них дома устроили обыск и нашли кое-что из вещей, украденных у модистки. Не украшения, их успели продать, а какую-то фарфоровую фигурку или что-то в этом роде. Филиппа хотели арестовать, но он скрылся. Мать Соланж валялась у мадам Фреше, модистки, в ногах, умоляя не губить ее дочь. А старик Бонту к тому времени уже умер, да… Жена вскоре последовала за ним, у нее сердце не выдержало. Мадам Фреше не стала преследовать Соланж, хотя всем была ясна ее роль в этом деле. Ограбление кафе девица категорически отрицала, и против нее не было никаких улик, но люди больше не желали иметь с ней дела, и их вполне можно понять. Брат ее, как я уже сказала, исчез, а сама Соланж вскоре перебралась в Париж. Ну, комиссар, вы, конечно, уже поняли, к чему я веду?

– Кажется, да, – медленно проговорил Папийон.

Телефон разразился яростным звоном, но комиссар не обратил на него никакого внимания.

– Грюйер – девичья фамилия ее матери, – радостно осклабилась мадам Рамбальди. – И негодяйка была горничной в доме убитого графа. Ее имя Соланж Грюйер или Соланж Бонту. Уверена, она поддерживала связь с братом. И не удивлюсь, если ее бывшие хозяева не раз страдали от краж – когда она уже перестала у них работать, само собой. Графа Ковалевского ограбили и убили после того, как он рассчитал своих слуг. Конечно, на него напал Филипп, больше просто некому.

– Сударыня, – с чувством проговорил комиссар, сбрасывая трубку телефона на стол, чтобы трезвон не мешал разговору, – не могу выразить, до чего я вам признателен. Один вопрос: вы помните, как выглядел Филипп?

– Высокий молодой человек, – подумав, ответила старушка. – Волосы довольно светлые, лицо приятное. Знаете, во времена моей молодости о таких говорили «все при нем». Мальчиком он был очень мил, но потом его призвали на военную службу, которую Филипп отбывал где-то в колониях. Вернулся сильно переменившимся. Конечно, ему шла военная выправка, но, мне кажется, ему не пошло на пользу, что в полку его учили стрелять и убивать. Еще до того, как он начал грабить, Филипп несколько раз ввязывался в скверные истории. Вспыльчив был невероятно…

«Н-да… – подумал Папийон. – Вот тебе и мотив. И слова Монкура о человеке из низов, и подозрительные ночные прогулки Михаила Корфа, и все остальное. Не стоило поручать проверку бывших слуг Бюсси, ох, не стоило! Это его, Папийона, ошибка. Если бы он сам занялся Соланж Грюйер, то по вздрагиванию ресниц, по еле заметным изменениям цвета лица, по модуляциям голоса сразу же понял бы, что горничная не та, за кого себя выдает. Опыт, господа, опыт! Бесценная, незаменимая вещь!

Итак, в деле намечается новый поворот: горничная устроилась в особняк графа, а когда ее уволили, по наработанной схеме навела сообщника, своего родного – или сводного – братца. Высокий блондин с военной выправкой – именно его Роза Тесье видела в ту ночь возле особняка, а не Михаила Корфа. Только вот непонятно, зачем было ему красть ключ у графа, когда Соланж в любой момент могла сделать дубликат своего? И еще непонятно: зачем понадобилось убивать графа, если в предыдущих случаях целью всегда было только ограбление? Но на то и комиссар Папийон, чтобы разбираться во всех этих хитросплетениях…

Полицейский призвал к себе помощников Бюсси и Мелло, велел последнему запротоколировать показания мадам Рамбальди, а проштрафившемуся инспектору поручил во что бы то ни стало отыскать и доставить на набережную Орфевр уроженку прекрасного города Руана Соланж Грюйер, ранее Соланж Бонту. Что касается ее брата, то Папийон приказал бросить на его поиски все свободные силы. Чутье подсказывало ему, Филипп Бонту вряд ли успел далеко уйти, а раз так, можно надеяться, что тайна гибели графа Ковалевского не сегодня завтра будет раскрыта.

Глава 17 Ночная прогулка

Когда Михаил и его спутница покинули ресторан «У Максима», уже стояла ночь, и парижские фонари отбрасывали в весенний сумрак дрожащий желтоватый свет. Роза одной рукой придерживала шлейф, а другой цеплялась за локоть своего спутника. В знаменитом ресторане она перепробовала множество блюд, выпила вина и шампанского, и теперь у нее слегка кружилась голова. Она чувствовала, что у нее развязался язык и что, может быть, не стоит столько говорить, но остановиться не могла.

– День, когда сбываются мечты… – пробормотала мадемуазель Тесье, смеясь счастливым, пьяным смехом. – А какое у них шампанское! В жизни такого не пила. Ты видел, как другие посетительницы на меня смотрели?

Михаил, который не выносил фамильярности, ничего не ответил. Роза расхохоталась и стиснула его локоть еще крепче.

– Они же там все шлюхи… это ясно, как день! Но у меня было самое красивое платье, и глупые девки так на меня таращились! Одна была совсем старой, с нее так и сыпалась косметика. Да еще фальшивые ресницы, фу! Наверное, ее месье слеп. Хотя он не производил такого впечатления… А ты как думаешь?

– Я на них не смотрел, – ответил Михаил.

Теперь молодой человек немного сожалел, что его желание хоть немного отблагодарить Розу за то, что та сделала – точнее за то, чего не сделала, – привело к столь плачевным результатам. От матери он унаследовал презрение к пьяницам, а девушка явно перебрала, и теперь ему было крайне тягостно находиться в ее обществе. В то же время, как честный человек, он не видел никакого способа от нее избавиться.

Теперь молодой человек немного сожалел, что его желание хоть немного отблагодарить Розу за то, что та сделала – точнее за то, чего не сделала, – привело к столь плачевным результатам. От матери он унаследовал презрение к пьяницам, а девушка явно перебрала, и теперь ему было крайне тягостно находиться в ее обществе. В то же время, как честный человек, он не видел никакого способа от нее избавиться.

Не замечая ничего, Роза снова звонко расхохоталась.

– А я видела, сколько ты заплатил за ужин! Я бы не смогла заработать таких денег, даже если бы месяц работала не покладая рук… Нет, хи-хи, «рук» тут точно не подходит. Не покладая… э…

– Будет тебе, – пробормотал Михаил, испытывая мучительную неловкость из-за того, что спутница говорила слишком громко, отчего на них стали оглядываться прохожие.

– Ну да, – тряхнула головой Роза. – Ты очень-очень мил, правда… В жизни не встречала такого милого парня. Хотя я уверена, это ты графа ухлопал. Ну и поделом ему!

– Я уже говорил тебе, – терпеливо промолвил Михаил, – что не убивал его.

– Ладно-ладно, – миролюбиво согласилась Роза, – не убивал так не убивал. Мне, знаешь ли, все равно. Куда мы теперь идем? К тебе?

– Ко мне? – переспросил пораженный офицер.

– Ну а куда? В гостиницу?

Они остановились под фонарем. Глаза Розы ярко блестели, от вина она вся раскраснелась, и в этом волшебном золотистом платье, переливающемся блестками, с трепещущими перьями в рыжих волосах и со счастливой улыбкой на губах она походила на заблудившуюся фею. Однако Михаил видел вовсе не фею. И в этот момент особенно остро ощутил, что плохо выносит женщин, так сказать, общего пользования. Он был брезглив, и одна мысль о том, что уличная девка может переступить порог его квартиры, где стоял раскрытый рояль, где лежали его любимые ноты вперемежку с сочинениями по военной тактике, где с парадного портрета на стене улыбается мать… Такая мысль была ему невыносима.

Роза увидела выражение его лица, и улыбка померкла на ее губах. Вот, значит, что. Офицер просто решил откупиться от нее. Платьице, ужин, а теперь извольте возвращаться туда, откуда пришли. В кабалу к Андреа… на тротуар… в ад, о существовании которого она почти забыла за последние несколько часов – единственных волшебных часов в ее жизни.

– Ну ты и сволочь, – с горечью проговорила девушка, отстраняясь.

– Роза…

Михаил сделал движение, чтобы удержать ее – не потому, чтобы так уж дорожил ее обществом, а лишь потому, что видел, спутница едва держится на ногах. Однако Роза яростно стукнула его в грудь своим маленьким кулачком.

– Не смей меня трогать, слышишь? Сволочь!

На глазах у нее выступили слезы. Ничего не видя перед собой, она сделала несколько нетвердых шагов, споткнулась и упала – прямо в лужу, оставшуюся от недавнего дождя, в грязь.

– Ох, – простонала Роза, пытаясь подняться.

Она увидела, что подол платья весь мокрый, испачканный, и от этого ей стало еще больнее, чем от недавнего оскорбления. Девушка разрыдалась. Однако в следующее мгновение кто-то крепко взял ее за локоть, поднял на ноги и отвел в сторону. Плача, Роза стала отряхивать платье, но все было бесполезно.

– Пропало платье, – пожаловалась она Михаилу, который помог ей подняться. – Так жалко…

– Ничего, у Дусе его приведут в порядок, – успокоил ее молодой человек. – Завтра принесешь его, они все вычистят и отгладят заново.

– Думаешь?

– Конечно. Но сейчас модный дом уже закрыт.

Роза повернулась и, не попрощавшись, медленно побрела по улице.

– Ты куда? – спросил Михаил, нагнав ее.

– Не знаю. А куда мне идти? – невесело усмехнулась девушка. – Мне даже переодеться не во что, мое старое платье осталось на улице Мира.

Потом она посмотрела на офицера и твердо добавила:

– Я возвращаюсь к себе. Не надо меня провожать.

– Тебе не стоит меня бояться, – неловко проговорил Михаил.

– Я никого не боюсь, – холодно ответила Роза, на всякий случай прижав к себе покрепче сумку с револьвером. – Я-то думала, ты человек, а ты…

«Бесчеловечный» Михаил тихо вздохнул и, сняв с себя короткий плащ, в который был одет, набросил его на голые плечи спутницы, пояснив:

– Уже довольно прохладно.

Тут у Розы пропало всякое желание злиться на него. Потоптавшись на месте, она двинулась вверх по улице, краем глаза не переставая следить за Михаилом, который шел рядом, заложив руки за спину. Идти до заведения Андреа было далековато, но Париж – город компактный, и Роза была уверена, что даже не успеет устать. «Почему барон все время молчит? И до чего же у него твердая рука… – Девушка поежилась, вспомнив, как легко Корф извлек ее из лужи. – Точно он ухлопал графа, больше некому». Но ей никак не удавалось решить для себя, правильно ли сделала, не выдав его Папийону, или нет.

Кончился оживленный бульвар, пара свернула на узкую безлюдную улицу. Роза хотела ускорить шаг, но тут нога ее зацепилась за какой-то камень. Она бы упала, если бы Михаил вовремя не поддержал ее.

– Спасибо, – пробормотала девушка, поправляя сползающий с плеч плащ.

«А завтра, – мелькнуло у нее в голове, – где-нибудь поблизости обнаружат… Как это пишется в газетах?.. Ах, да, мое бездыханное тело, вот». Роза с опаской покосилась на своего спутника, не зная, что о нем думать. Михаил ставил ее в тупик.

– Мы пришли, – сказала она, чтобы нарушить молчание, которое ее тяготило. В сущности, это было не совсем правдой, до заведения Андреа оставалось около сотни метров. – Можете забрать свой плащ.

С некоторым облегчением Роза отметила, что в переулке появился посторонний – какой-то господин с тросточкой. Однако, завидев их, тот повернул обратно и вскоре скрылся из виду.

– Я не хотел вас обидеть, – с усилием сказал Михаил.

– Ладно-ладно, я поняла, – выдавила она из себя улыбку. – Все нормально.

Ускорив шаг, мадемуазель Тесье двинулась к выходу из переулка. Михаил поколебался, но затем двинулся за ней следом. Почему-то его не оставляло ощущение, что, если он не доведет ее до дома, с ней обязательно произойдет что-нибудь скверное.

«Почему барон идет за мной?» – подумала Роза, холодея.

И почти побежала, но когда оказалась уже совсем рядом с заведением, ее настиг истошный женский крик:

– Помогите! Убили! Человека убили! Кто-нибудь!

Вопль всколыхнул улицу, в домах стали зажигаться огни, и тут Розе показалось, что она узнала ту, которая кричала.

Стоя на пороге заведения в юбке и корсете, Дылда Гаранс, любовница Андреа, трясла головой, разевала рот, надрываясь от крика, и в глазах ее стоял ужас.

– На помощь!

– Что случилось? – крикнула Роза, подбегая.

– Андреа зарезали! И еще там… там…

В этот момент Дылда Гаранс увидела платье, в которое была одета Роза, и так поразилась, что на мгновение даже убийство вылетело у нее из головы.

– Не, ну ваще… Где ты так расфуфырилась?

Не отвечая, Роза оттолкнула ее и влетела в дом. Сразу же увидев кровавые следы на ступенях, побежала вверх по лестнице. В коридоре, у стены лежало скрюченное тело Андреа. Роза ужаснулась. Потом пришло изумление: неужели это он? Боже, каким он кажется сейчас маленьким, каким жалким… Услышав голос последовавшего за ней Михаила, подняла глаза.

– Следы ведут вон из той комнаты, – сказал Корф.

– Там комната Викторины, – пробормотала Роза.

Имя ничего не говорило Михаилу, однако он открыл дверь и заглянул внутрь.

Бедная обстановка, большая кровать, на стене – зеркало в красивой двойной раме, потускневшей от времени. На кровати – тело брюнетки в одном нижнем белье. Глаза широко открыты, одна рука касается пола, на который натекла лужа крови. Шкаф распахнут, ящики комода вытащены, все вверх дном… Барон хотел войти, но Роза дернула его за рукав.

– Пошли отсюда! Полицейские уже внизу, я слышу их голоса.

– Как же мы пройдем мимо них?

– Тут есть черный ход. Быстрее, быстрее!

Не раздумывая и не колеблясь, Михаил побежал за Розой. Они выскочили в узенький проулок и со всех ног поспешили прочь.

Глава 18 Горничная Соланж

– Мадемуазель Грюйер? Присаживайтесь, прошу вас.

Пока Михаил и его спутница сидели «У Максима», Папийон и его помощники не тратили время даром. Собственно говоря, комиссар уже собирался уходить домой, когда Бюсси наконец доставил к нему бывшую горничную графа Ковалевского.

– Я надеюсь, это ненадолго? Моя хозяйка… – пробормотала Соланж. Покосилась на стул, который явно не внушал ей доверия, и не окончила фразу.

Комиссар тем временем внимательно разглядывал свою собеседницу. Милое, нежное личико, вздернутый носик, темные локоны свешиваются на чистый высокий лоб. Девушка с открытки, да и только. Одеть бы ее в манто, дать в руки муфту, и она с успехом будет позировать для новогодней картинки с надписью: «С наилучшими пожеланиями». Но глаза – Папийон сразу это почувствовал – с двойным дном. Наверху спокойствие, внизу – скрытая тревога. Ай-ай-ай, Бюсси, Бюсси, как же ты сразу не отметил!

Назад Дальше