Грин отсалютовал и поплелся в сторону руин. Вика находилась где-то там, среди пестрой толпы. Одинокая, потерянная, слабо понимающая, что происходит и как ей удалось выжить. Ее следовало срочно отыскать. И это срочно требовалось не только Вике. Это как глоток воздуха требовалось Грину. Для него война могла закончиться только в тот момент, когда он обнимет Вику. Потому что война — это смерть, а Вика, как и любая женщина, — это символ жизни, ее продолжения. Вот и получалось, чтобы снова окунуться в жизнь, Грину требовалась Вика. Требовались ее тепло и любовь.
И прощение. Да, именно прощение за то, что он заставил ее пережить столько кошмарных минут, часов и дней. За то, что не доверил ей все свои секреты и тем самым обрек ее на нечеловеческие муки. За то, что не сумел уберечь ее от вражеского плена и психологической обработки в казематах Сопротивления. За все это и все прочее, о чем Грин мог и не догадываться, но что имело значение для Вики.
«А праздники и чествования подождут. Да и не нужны они. Снова пройти по нашей, только нашей, свободной Земле — именно так, с большой буквы — само по себе праздник».
«Ты прав, — вдруг вышла в мысленный эфир провидица. — Но надолго ли этот праздник? Ты ведь понимаешь, что Дракон слишком уж легко сдался. И эта его странная фраза. Странная, если не сказать больше… Правитель двухсот пятнадцати миров определенно знает, что делает. Ему плевать на то, как выглядят его действия в глазах людей, ему важно быть, а не казаться. Быть правителем, а не легендой. Он явно что-то замыслил. Первое, что приходит на ум — оставить людей и индиго наедине, чтобы они перебили друг друга в процессе борьбы за власть. Ведь у индиго лучше организация, но обычные люди опытнее и сильнее. Потери будут у всех. И вот когда расщепленное человечество ослабеет, тогда Дракон вернет на Землю-216 и виверр, и серпиенсов».
«Да, провидица, я думал об этом и думаю до сих пор. И чем больше я думаю на эту тему, тем сильнее верю, что… этого не случится. Дракон ошибся раз, впустив меня в свое сознание, и ошибается снова. Он недооценивает людей, поскольку ему, как любому тирану, неизвестно слово „компромисс“. А мы построили на этом слове целую цивилизацию. Так что мы непременно найдем компромисс, и Дракон окончательно оставит нас в покое».
«Возможно, ты прав».
«До завтра он точно не вернется».
«Я поняла намек, до завтра ни слова в мысленном эфире, обещаю».
Грин целиком и полностью вернулся в реальность и пробежал взглядом по толпе. Радостные, возбужденные люди мелькали перед глазами, как разноцветные части калейдоскопа. Филипп даже на минуту остановился, чтобы сосредоточиться и войти с толпой в своеобразный единый ритм. И как только ему это удалось… он увидел Вику.
Выглядела Вика не очень. Шла навстречу Грину бледная, осунувшаяся, растерянная. Все, как и чувствовал Филипп, мягко прощупывая ее сознание через мыслесеть. Но стоило Вике увидеть Грина, она мгновенно преобразилась и даже сумела слабо улыбнуться.
— Привет, — Грин прижал Вику к себе. — Все было не напрасно…
— Я вижу, — прошептала она. — Люди говорят только о тебе. Хотя многие даже не в курсе, как ты выглядишь.
— Нет, я не о том. Ты жива, я жив, мы свободны. Значит, все было не напрасно.
— Спаситель человечества и так мелко плаваешь, — Вика вздохнула. — Ты, я… а как же остальные?
— Так же, как мы. В этом весь смысл. Если бы мы раньше поняли, что «я» и «мы» — это одно и то же, победили бы чужаков без всяких ухищрений, вроде телепатических сетей и ментальных ударов.
— Я пока слабо понимаю, о чем ты говоришь, но верю тебе. Как хорошо, что ты меня простил…
— Я и сам хотел просить у тебя прошения…
— Извиняюсь, что как всегда не вовремя, — нарочито бодрым тоном произнес вынырнувший из толпы Борис.
— Да, простите нас, — мягким бархатистым голоском проворковала какая-то девушка.
Грин обернулся. Рядом действительно стоял Боря, который держал за талию, наверное, чтобы не унесло людским потоком, очаровательную блондинку лет семнадцати. Оба смотрели на Грина и Вику как начинающие актеры, приготовившие забавный, по их мнению, розыгрыш. Лукаво, но немного наивно.
— Наш пострел везде поспел, — Грин усмехнулся. — Час, как из вражеского тыла, и уже с поклонницей? Боря, ты меня удивляешь.
«Сейчас еще сильнее удивлю, — вдруг прозвучал в голове у Грина голос извне. — Давай знакомиться вживую. Как тебе фокус? Зачетный?»
«Боря, тво-о-ю-ю мать! „Голос извне“?! Это все время был ты?!»
«Не выражайтесь при дамах, Грин, — строго одернула его провидица. — Что за воспитание у вас?»
«Мы договорились — до завтра ни слова в мысленном эфире, — напомнил Филипп. — Вы обещали».
— Да, простите, Филипп, не сдержала обещания, — с улыбкой сказала блондинка и протянула руку. — Юля.
— Филипп, — у Грина отвисла челюсть. — Это вы… «провидица»?
«Я, Филипп, я. А почему вы так удивлены?»
— Ой, а я вас знаю, — вдруг сказала Вика и слабо улыбнулась Юле. — Только не припомню, откуда?
— Из предвидения, дорогая, — провидица тоже улыбнулась. — И из мысленных бесед. У нас это часто бывает.
— Честно признаюсь, я представлял вас другими, — также с улыбкой глядя на «голос извне» и «провидицу», сказал Грин.
— Меня ты представлял немолодой мужеподобной брюнеткой, просиживающей в темном будуаре с картами Таро в руках и с вечной папиросой в зубах, — провидица чуть склонила белокурую головку набок и хитро взглянула на Фила. — Так?
— Что-то в этом роде, — Грин окинул ее взглядом. — Что ты совсем юная да еще красавица-блондинка, я, честно говоря, не мог и предположить.
— И все-таки ты тормоз, Грин, — вздохнул голос извне. — Как могла она быть немолодой, если индиго начали рождаться только после 1986 года? Нет, с точки зрения подростков, и тридцатилетние уже старики, но ты-то не юноша.
— Боря, отстань от него, — попросила Вика. — Ты, вообще, что здесь забыл?
— Это не просто Боря, — Грин усмехнулся. — Это мое второе «я»… тщательно скрывавшее свое истинное лицо вплоть до последнего момента. Во Дворце-то уже мог бы признаться.
Фил укоризненно взглянул на Бориса.
— А спецэффекты? — Боря усмехнулся. — Не-ет. Мы с Юлечкой давно договорились, сразу после того, как ты ее впервые брюнетистой гадалкой себе представил, появимся вместе. Вот мы ржали…
— Смеялись, — строго поправила Бориса Юлечка.
— Ну да. Короче, решили ошарашивать так ошарашивать.
— Я не все пока понимаю, но рада, что мы теперь друзья, — сказала Вика. — Или как?
— Помнишь, во время моей казни тебя поддерживал мысленный голос? — спросил Грин.
— Я… не хочу все это вспоминать, Фил… — Вика отвела взгляд.
— Расслабься, все в прошлом. Так вот, это была Юля. А Боря еще раньше, в декабре двенадцатого, подсказал тебе, что надо спрятаться от патруля в люке.
— И насчет потайной дверцы за зеркалом, помнишь, это я тебе подсказывал, — добавил Борис.
— Люди, что вы такое говорите?! — удивилась Вика. — Все это были мои фантазии!
— И откуда мы о них знаем?
— Да откуда угодно! Например… — Вика осеклась. — А действительно, откуда?
— Вот! — торжественно заявил Боря и поднял кверху указательный палец. — Мы с Юлей пойдем в штабной вагончик, генерал там ящик коньяка выставил, а вы отдохните, файлами обменяйтесь, глядишь, и придет понимание. Ну и тоже приходите.
— Понимание чего? — Вика нахмурилась. — Что я теперь такая же шиза, как Грин?
— Не-ет, — Боря усмехнулся. — Это, например, генерал Алексеев и Учитель теперь шизы, а мы теперь норма. От нашей печки все будут плясать. Догоняешь?
— Пока не очень. Так что лучше пусть, действительно, Грин объяснит. Из тебя, Боря, рассказчик, как из меня математик.
— Я объясню, — Фил обнял Вику. — Вечерком. А ты, Боря, прикуси язык, второй раз тебе говорю. Третьего предупреждения не будет, просто дам по шее.
— А чего я сказал? — включил дурачка Борис. — Насчет чего я должен прикусить язык?
— Насчет того, кто теперь норма, а кто нет. Это все, между прочим, серьезно. Настоящая проблема вырисовывается. Вот сейчас уляжется ажиотаж, пройдет эйфория. Как мы будем налаживать новую жизнь бок о бок с обычными людьми? Ведь фактически теперь в роли сверхлюдей, то есть почти чужаков, выступим мы, освободители-индиго.
— Не подумал.
— Я заметил.
— За что боролись, на то и напоролись? — вдруг прозвучало из-за спины Грина.
Все резко обернулись, но тут же выдохнули с облегчением. Это оказался Учитель. Почему-то все четверо индиго считали, что он правильно их поймет.
— Примерно так, — Грин кивнул. — Вот ты мудрый человек, Василий Иванович, скажи, как тут быть? Как свести к минимуму противоречия между старыми и новыми людьми?
— Примерно так, — Грин кивнул. — Вот ты мудрый человек, Василий Иванович, скажи, как тут быть? Как свести к минимуму противоречия между старыми и новыми людьми?
— Временное решение очевидно, — Учитель пожал плечами. — Поменьше болтать, побольше работать. На восстановление мира уйдет не один день, а значит, в ближайшее время и нам, и вам будет не до выискивания противоречий.
— Но что будет дальше?
— Дальше? — Учитель усмехнулся. — Как говорит Екатерина Андреева: «Как будут развиваться события, покажет время…» А мы посмотрим. Идем, ребятки, генерал заждался. Нехорошо такого человека обижать.
Лейтенант протянул Грину руку.
— Согласен, — Фил хлопнул по его ладони. — Посмотрим. Еще много чего увидим. А что не увидим сами, нам расскажут и покажут другие. Кому через Интернет, а кому напрямую. Годятся оба варианта. Посмотрим…
Эпилог
«Сотрудник оперативной группы Управления „М“ лейтенант Протасов в сотый раз бросил взгляд на экран с расписанием прилетов и в сотый же раз недовольно поморщился.
— Вот уж задание, — проворчал лейтенант, как бы не обращаясь ни к кому конкретно, но явно рассчитывая, что его услышат двое коллег, в первую очередь командир опергруппы. — 2020 год на дворе. Пять лет, как мыслесеть действует. Какие могут быть наркокурьеры? На что им надеяться, особенно в Москве? Здесь же каждый второй индиго. Не мы вычислим, так другие расшифруют и нам же сдадут.
— Ты зачем это вслух говоришь? — без особых интонаций спросил командир группы капитан Рыжиков. — Чтобы язык размять? Залежался во рту без дела?
— Скучно, — буркнул Протасов.
— Идут, товарищ капитан, — вмешался третий оперативник. — Вон первый пассажир сквозь строй „бомбил“ протолкнулся. Вроде бы чист.
— В плане наркоты чист, — как бы нехотя добавил Протасов. — А если копнуть…
— Отставить копать, — строго сказал капитан. — Разрешенная глубина мыслесканирования — до второго уровня. То, что этот господин развлекается с малолетними путанами, забота восьмого отдела.
— И то если поймают его физически, — добавил третий оперативник. — Воспоминания к делу не пришьешь. Может, это и не воспоминания, а просто сны. Заявит, что это кошмары, и останется весь в белом. А мы в дерьме.
— А вон та дамочка, смотрите, явно чокнутая, — снова оживился Протасов. — Кащенко по ней плачет, во-от такими слезами! С кулак!
— Она на учете, — капитан Рыжиков скользнул взглядом по толпе пассажиров. — Трое чекистов идут. Сканирование не глубже первого уровня, иначе нам всыплют.
— Очень надо их сканировать! — Протасов вздохнул. — Одна головная боль после таких типов.
— Туристы транзитом, бизнесмены, всякие чиновники, а вон там сразу два писателя на литературную конференцию прилетели, водочкой полакомиться, — третий опер пожал плечами. — Если не придираться, все, как один, нормальные люди. Откуда на этом рейсе может взяться наркокурьер? Не из Душанбе ведь самолет прилетел, а из Сибири.
— Не отвлекайся, — приказал Рыжиков. — Половина пассажиров обычные люди, не индиго, с ними придется повозиться.
„Алло, ищейки, как дела?“ — мысленно вмешался в разговор оперативников начальник группы технической поддержки.
„Боря, не мешай, — попросил капитан. — Если что-то есть, говори. Или умолкни“.
„Приборы пока молчат. Желудки у всех пассажиров наполнены чем угодно, только не капсулами с героином. Но это пока. А у вас что?“
„В пределах разрешенной глубины сканирования мысли у народа тоже почти в порядке, — ответил Рыжиков. — Одного или двух можно взять за неправильные наклонности, есть пара взяточников, десяток скрытых алкоголиков, а по одной даме скучает дурдом, но она под наблюдением медицинской службы нашего управления. Треть пассажиров не индиго, поэтому в их мысли проникнуть трудно, но тоже можно. По большому счету все чисты, как младенцы. Никакого криминала“.
„Пустышка?“
„Все может быть, но… начальство по секрету сообщило, что сигнал поступил от Самого. Понял, да?“
„Тогда надо продолжать поиск, — заявил Борис. — У Самого осечек не бывает“.
„Вот мы и продолжаем, а ты мешаешь. Займись своими приборами. Если что, нам потребуется документальное подтверждение. Сканограммы мыслей суд не примет“.
„Лады“, — Борис умолк.
Еще несколько минут оперативники молча изучали толпу, а затем все трое вдруг будто встрепенулись.
— Я один это вижу? — сквозь зубы процедил капитан.
— Человека без башни? — Протасов усмехнулся.
— Да, в темных очках.
— Нет, командир, ты не одинок. Я тоже его вижу.
— Пьяный, что ли? — удивленно спросил третий опер. — В голове вообще ни одной мысли. Даже у той вон блондинки их на одну больше.
— У пьяных хотя бы подсознание работает, — возразил Протасов.
— Это четвертый уровень сканирования, а мы только до второго…
Оперативник взглянул на Рыжикова. Тот пару секунд помедлил и кивнул.
— Открывай все уровни.
— Е-мое, чисто! — удивленно пробормотал опер.
— Может, блокирует? — предположил Протасов.
— Так глухо блокировать даже Сам не умеет. Да и не блок это. Просто пустота. Как в банкомате в пятницу вечером.
— У тебя тоже такое бывает? — спросил лейтенант.
— Один банкомат на четыре квартала. И это в районе высоток! С работы люди идут, все вычищают. А говорят, что наличка умерла. Хрен-то там! Нал живее всех живых, хоть ты завали пользователей кредиток бонусами и „милями“.
— Не отвлекайтесь! — строго приказал Рыжиков, но вдруг спохватился. — Как ты сказал? Живее всех живых?
— Ну да, а что?
— За мной! Будем брать этого типа.
— За что?
— За задницу! Вперед! Боря, видишь, к кому мы идем? Просканируй его прицельно по полной программе!
„Сделано, капитан. Ого! А вы уверены, что к кому-то идете? Мои приборы видят только предметы“.
— Боря, не до шуток, что там у тебя?
„У меня куча продвинутой аппаратуры, которая утверждает, что типа, к которому вы направились, мягко говоря, не существует“.
— Ты издеваешься? А кого мы тогда видим? Голопроекцию?
„Нет, объект материален. Только это не кто, а что“.
— Блин, Боря, выражайся яснее, это робот, что ли?!
„Хрен его знает, товарищ капитан, но температура тела у субъекта комнатная, координация движений нарушена, а тонкий анализ показывает… мля-я… что у него нет ни сердцебиения, ни мало-мальского давления, ни альфа-ритма в мозгах… короче, никаких признаков жизни“.
— Точно робот, — сделал вывод Протасов. — Надо его шокером… цепи ему перемкнуть.
— Погоди, — перебил лейтенанта Рыжиков. — Боря, газоанализаторы что показывают?
„Наш клиент. Капсул в кишках нет, но душок героиновый есть. Только странный какой-то“.
— Пополам с машинным маслом? — Протасов усмехнулся.
„Ну-у, не знаю…“
— Главное, что есть, — Рыжиков окончательно отбросил сомнения. — Берем субчика. Боря, перекрой третий выход и охране аэропорта сообщи.
„Уже, — заверил Борис. — Вы там поаккуратнее, робот все-таки… или что там, не знаю…“
Рыжиков не дослушал мысленную реплику заботливого технаря. Тип, к которому опера проталкивались сквозь толпу прибывших пассажиров и таксистов, вдруг развернулся и торопливо пошагал по широкому коридору в зал вылетов. Капитан Рыжиков примерно этого от него и ожидал. Не предвидел, а просто предположил. Куда еще мог двинуть этот странный тип в темных очках? Назад в зону выдачи багажа? Бесполезно, там охрана в узких дверях. Прямиком на оперов? Тоже безумный вариант. Значит, к третьему выходу в зоне вылета. Там его и следовало ловить.
Подозрительный субъект шел быстро, но оперативники двигались быстрее. Очень скоро они догнали странного гражданина, взяли его под локотки и отвели в сторону, за стойки регистрации. Субъект не сопротивлялся, не возмущался и вообще вел себя, как тяжелая резиновая кукла. Когда же наступил момент истины — Рыжиков развернул типа к себе лицом, представился и попросил предъявить документы, — произошло то, чего оперативники никак не ожидали, даже с учетом того, что держали в уме вариант с „роботом“. Подозрительный тип так ничего и не сказал, ничего не предъявил, а просто взял да и грохнулся навзничь. Да так крепко приложился спиной и затылком к полу, что звук удара перекрыл вечный гомон и прочие шумы в терминале.
— Вы что с ним сделали? — поинтересовался сотрудник подоспевшей группы охраны аэропорта.
— Ты же видел, ничего. Даже пальцем не тронули.
— А этим? — охранник постучал пальцем по виску.
— Этим тоже не пользовались, — усмехнулся другой боец, склоняясь над рухнувшим субъектом. — Слышь, опера, а он, кажись, того… ласты склеил. Может, капсулу с ядом раскусил?
— Не шпион вроде бы, — возразил Протасов. — Да и посинеть должен от яда. А он, видишь, розовый.