– Скажу вам по секрету, у Марата была подруга, она работает у нас в отделе рекламы, так вот она мне рассказывала, что Марат давно подбивал клинья под Элену, еще с тех пор, как она окончила школу. Иштван на все мероприятия приводил жену и дочь, и Марат просто не отходил от них. Тамиле он ужасно нравился. Это была ее идея – выдать Элену замуж за Латышева. Уж чего только она не делала, даже отправила дочку отдыхать на Балатон, к свекрови, а в сопровождающие ей наладила Марата, потому что он, дескать, хорошо говорит по-венгерски, а Эля языка не знает и ей там будет трудно.
Тамила. Элена. Иштван. Господи, да что же это за имена! Не запутаться бы в них. Иштван – это, наверное, и есть сам Бартош. Элена – дочка. А Тамила? Жена Бартоша, что ли?
– И что же, Марат был сильно увлечен? – спросила Даша с самым невинным видом, внутренне сжимаясь от ужаса перед возможной непоправимой ошибкой. Татьяну понесло, она явно забыла, что разговаривает с женой банкира, и видела перед собой только молодую женщину, с которой можно посплетничать об общих знакомых.
– Да что вы! – махнула она рукой. – Марат – бабник, каких свет не видел. Но деньги! Положение в фирме! Если бы он стал зятем босса, место в совете директоров ему было бы обеспечено. И потом, не забывайте, Бартоши – семья очень состоятельная, их деньги восходят еще к прадеду Иштвана. Бартош – это надежно. Это гарантия. У них деловые связи по всему миру, не то что у нынешних нуворишей, которые, кроме Турции, Греции и Кипра, ничего не видели. На протяжении почти ста лет семья Бартош не знала ни одного падения, она все время двигалась только вперед и делалась все богаче и богаче.
Саша внезапно расхохотался. Он понял, что болтливость Татьяны была лишь ширмой для умелой рекламной кампании. Она вела свою партию очень по-женски, облекая ее в видимость пустой невинной болтовни, граничащей с бабскими сплетнями, но кто умеет слушать – тот услышит: фирма «Голубой Дунай» – это надежная фирма, в нее можно вкладывать деньги, потому что ни разу с этой фирмой не случалось ничего непредвиденного, ни разу она не теряла своих позиций и не разорялась. Более того, почти вековой опыт коммерческой деятельности выработал у представителей клана Бартошей определенную культуру бизнеса, принятую в западных кругах и позволяющую успешно вести дела в развитых странах Европы и Америки. Ай да Татьяна, ай да болтушка! Кто всерьез воспримет такую информацию, если ее с умным видом будет излагать хорошенькая женщина? А вот если создать впечатление случайных проговорок во время разговора ни о чем, то тот, кто услышит их, будет считать, что получил тщательно скрываемую и оттого еще более ценную информацию, позволяющую правильно оценить перспективы инвестирования. Более того, тот, кто услышит, будет считать себя ужасно умным и догадливым, будет гордиться собой и любить себя за смекалку и хитрость. И, следовательно, сам того не замечая, будет благосклонно относиться ко всему, что ему после этого предложит представитель фирмы. Черт возьми, «Голубой Дунай» держит на работе толкового психолога! Надо будет поразмыслить об этом применительно к своему банку, подумал Каменский.
– Милые дамы, давайте поговорим о делах, – наконец вступил он в разговор, узнав все, что требовалось для сестры. – Как скоро вы планируете начать производство антипролежневых тканей, если мы инвестируем, скажем, полмиллиарда долларов?
Татьяна вмиг стала серьезной, тут же перед ней появился маленький переносной компьютер «Note-book», и ее пальцы проворно забегали по клавишам.
– Предоставите ли вы право нашему банку экспортировать продукцию, которую мы будем закупать у вас на суммы в рамках нашей доли прибылей? Если да, то в какие страны? Есть ли у вас заключение патентной палаты?
Каменский, снова превратившись в делового человека, медленно диктовал Татьяне вопросы, ответы на которые он хотел бы получить, прежде чем вынести вопрос вложения денег на совет директоров банка. Даше стало скучно, она тихонько встала и снова принялась разглядывать красиво оформленные стенды.
Через час Настя Каменская связалась с Николаем Селуяновым.
– В вашей компании появился еще один фигурант, – сообщила она ему. – Некто Марат Латышев, коммерческий директор фирмы «Голубой Дунай». Ему ну о-очень не хотелось, чтобы Элена Бартош выходила замуж за Турбина. Он сам собирался стать ее мужем.
– Откуда узнала?
– Не твое дело, – отшутилась она. – Но сведения точные. А где Коротков?
– Поехал к матери Турбина и пропал.
– То есть как пропал?!
– Да не пугайся ты, я не в том смысле. Он поехал к ней, потом позвонил и просил выяснить, когда и сколько раз они меняли место жительства. Я обещал ему справку через два часа. Два часа давно прошло, а от него ни слуху ни духу. Может, он к Люсе закатился?
– Посреди рабочего дня? Он что, сумасшедший? – недоверчиво переспросила Настя.
Вообще-то предположение Селуянова не было лишено оснований. Три года назад Коротков в очередной раз влюбился, но почему-то прочно и надолго. Может быть, дело оказалось в том, что Людмила сама в прошлом работала следователем и поэтому понимала Юру так, как не понимала ни одна другая женщина, включая и его жену. С ней можно было обсуждать служебные проблемы и получать квалифицированные советы, ее можно было попросить о помощи и быть уверенным, что она сделает все как надо. А может быть, все дело было в том, что Людмилу Коротков любил, а во всех остальных женщин только влюблялся. Но как бы там ни было, встречаться с ней посреди дня, сказав, что уехал на задание, он бы не стал. Коротков был человеком дисциплинированным и если собирался устроить себе передышку посреди работы, беготни и суматохи, то обязательно ставил в известность кого-нибудь, кто мог бы его прикрыть. Обычно это бывала Настя, которая на вопросы своего начальника Гордеева, срочно разыскивающего Короткова, делала честные глаза и отвечала, что он только что звонил и сказал, что выезжает оттуда-то и оттуда-то и через час будет на месте, после чего звонила по оставленному Юрой телефону и говорила: «Час пошел, выезжай». И, кроме того, у Людмилы были не только двое сыновей, но и муж в придачу, поэтому их встречи всегда были сопряжены с массой сопутствующих условий, включая отъезды строгого супруга из Москвы и наличие свободной квартиры.
– Как появится, пусть позвонит мне, ладно? – попросила Настя.
– Передам, – пообещал Селуянов.
– По краже из фотолаборатории есть что-нибудь?
– Пока ничего. Все фотографы перебирают свои коробки, ищут, может, у кого-нибудь еще негативы пропали.
– Пустое занятие. Уверена, что пропали только негативы Шевцова. Ну и шустрый преступничек нам попался!
– Нам! – ехидно передразнил ее Николай. – Сказала бы «вам». Отсиживаешься в отпуске, а мы тут бегай, понимаешь, задравши хвост. Правильно тебе Вася Кудин сказал: «Ты даже замуж не можешь по-человечески выйти, чтобы без трупа».
– А не надо было меня заставлять замуж выходить, – отпарировала она. – Сами же все уши прожужжали, а теперь попрекаете. Женщину с фотографии в розыск объявили?
– А то. Уже штук двадцать сигналов проверили, пока все не те попадаются. Слушай, – оживился Николай, – а давай воспользуемся «Криминальным вестником». Они нам теперь лучшие друзья. Пусть опубликуют снимок и объявление о розыске.
– Ну вот, Коленька, можешь же, когда хочешь. Постарался – и ценную мысль родил.
– Только ты сама с ними договаривайся.
– Это почему?
– А когда мы вчера ночью в лаборатории пленки искали, там был один тип, который с тебя прямо глаз не сводил, так ты ему понравилась. Так вот, чтоб ты знала, это был заместитель главного редактора. Тебе и карты в руки.
– Не выдумывай, Селуянов. Скажи честно, что тебе звонить неохота.
– Мне не звонить, мне просить не хочется. А тебе проще, ты же можешь через своего знакомого Шевцова все провернуть. Ну, Ася? Договорились?
– Что с тобой сделаешь, – вздохнула она.
Антон Шевцов явно шел на поправку. Сегодня голос его был гораздо бодрее, одышки почти не чувствовалось. Он с готовностью вызвался позвонить заместителю главного редактора и договориться о публикации фотографии и объявления.
– Никаких проблем, Анастасия, уверяю вас, – говорил он. – В конце концов, это же наш профиль, наша специальность. Я вам сразу же перезвоню, как только договорюсь с ним.
Он действительно перезвонил буквально через полчаса.
– Все в порядке, – радостно сообщил он. – Замглавного с удовольствием сделает все, как вы просите. Но у него встречная просьба лично к вам.
– Какая?
– Интервью нашему корреспонденту о событиях в загсе.
– Ни за что, – тут же отказалась она. – Это же тайна следствия.
– Вы не поняли, Анастасия. Речь не идет о том, чтобы вы рассказывали об этом как работник милиции, который знает больше, чем все остальные. Он хочет взять у вас интервью как у свидетеля, который просто оказался на месте происшествия. То, что вы работаете в уголовном розыске, даже не будет упомянуто. Ведь, кроме вас, там было еще полсотни человек, вот вы и расскажите, как все было, точно так же, как это мог бы рассказать любой из них.
– Ни за что, – тут же отказалась она. – Это же тайна следствия.
– Вы не поняли, Анастасия. Речь не идет о том, чтобы вы рассказывали об этом как работник милиции, который знает больше, чем все остальные. Он хочет взять у вас интервью как у свидетеля, который просто оказался на месте происшествия. То, что вы работаете в уголовном розыске, даже не будет упомянуто. Ведь, кроме вас, там было еще полсотни человек, вот вы и расскажите, как все было, точно так же, как это мог бы рассказать любой из них.
– Но ведь и вы там были, – возразила она. – Вот вы и расскажите.
– Не получится, – засмеялся Антон. – Я – штатный сотрудник газеты, у меня брать интервью не положено. Мне же нельзя выписать гонорар. А вам можно.
– Мне не нужен никакой гонорар.
– Вам-то, может, и не нужен, а кто заплатит за место, отведенное под фотографию и объявление? У нас ведь ни одного миллиметра бесплатного нет, мы – издание коммерческое. Так вот, чтобы не требовать с Петровки оплату, мы опубликуем ваше интервью, выпишем вам гонорар, вы его получите и отдадите обратно в кассу как оплату газетной площади под снимок и объявление. Теперь понятно?
– Хитро! Что ж вы такие корыстные? Даже в раскрытии убийства бесплатно помочь не можете?
– Финансовая дисциплина, ничего не поделаешь. Так вы согласны?
– Куда ж я денусь, согласна.
– Тогда я дам ваш телефон нашему корреспонденту, он с вами созвонится и договорится о встрече. Может быть, мы даже все вместе встретимся, он будет с вами беседовать, а я – фотографировать. Я завтра уже на работу выхожу.
Поговорив с Шевцовым, Настя стала мысленно перебирать события той субботы, чтобы заранее определиться, о чем можно и нужно рассказать, а о чем следовало бы промолчать. Не исключено, что газета с интервью попадется на глаза преступнику, и из этой ситуации нужно выжать все, что можно.
* * *Юрий Коротков пересаживался из автобуса в автобус уже в третий раз, следуя за Вероникой Матвеевной Турбиной. Она вышла из дома минут через сорок после того, как Коротков ушел от нее, и теперь он тащился за ней, сам не зная, куда и зачем. Маршрут был длинным и сложным, но женщина, по-видимому, знала его хорошо, так как ни разу не замешкалась в задумчивости и ни у кого не спрашивала дорогу. Направлялась она в район Люберец, и Коротков недоумевал, почему она не воспользовалась электричкой, а ехала в душных, набитых автобусах с бесконечными пересадками.
Наконец она подошла к дому, который, очевидно, и был целью ее поездки. Юра подождал некоторое время после того, как она зашла в подъезд, потом осторожно приоткрыл дверь и заглянул внутрь. В ноздри ударил резкий запах кошек, мочи и перегара. Обшарпанные стены, испещренные изысканной нецензурщиной и похабными рисунками, могли бы порадовать глаз этнографа будущего века, ибо давали полное представление как о принятой в наше время ненормативной лексике, так и об уровне развития графической символики. Он на цыпочках поднялся по лестнице до самого верхнего этажа, разглядывая двери квартир, которые, судя по количеству прилепившихся на косяках кнопочек звонков, почти все были коммунальными. Проходя мимо каждой квартиры, он настороженно прислушивался, стараясь уловить голоса, которые выдавали бы, что в дом только что пришел гость. Но ему не повезло. Ничто не указывало на то, в какую именно квартиру пришла Вероника Матвеевна.
Коротков спустился вниз, вышел на улицу и направился в местное отделение милиции.
Глава 6
Вероника Матвеевна с ненавистью смотрела на одутловатое красное лицо сидящего перед ней мужчины. Он был значительно моложе ее, хотя испитое морщинистое лицо и наполовину прореженные зубы добавляли ему добрый десяток лет.
– Принесла? – сиплым тенорком спросил он, не отрывая глаз от ее сумки.
– Принесла, – сухо ответила она. – Хоть бы ты помер скорее, Паша. Сил моих больше нет.
Мужчина злобно скривился и попытался демонстративно фыркнуть, при этом из беззубого рта его вылетели капельки слюны. Одна капля попала на рукав платья Турбиной. Вероника Матвеевна с нескрываемой брезгливостью отерла платье.
– Чё ты морду-то воротишь, чё воротишь, – запел Паша отвратительным блатным голоском. – Я вон какого парня тебе заделал, а ты теперь кривисси. Небось когда делала его, не брезговала.
– Заткнись, – грубо оборвала его старуха. – Скажи лучше, где ты в субботу был.
– А ты чего, приезжала, что ли? Не застала меня? Здесь я был, где ж мне быть-то, как не здесь. Ну, может, с мужиками в лесочке сидел, а так-то я всегда здесь, ты ж знаешь.
– Как я могу тебе верить, Паша, – устало вздохнула Вероника Матвеевна. – Ты же совесть свою давно пропил и мозги тоже. Скажи честно, ты это сделал?
– Что сделал? – непритворно удивился тот. – Ты о чем?
– Ты ездил в субботу в Москву?
– Да не ездил, сколько можно повторять. Чего прицепилась-то? В субботу же Валерка женился, да?
– Не женился он, Паша. И слава богу, что не женился.
– А чего так? Невеста из-под венца сбежала?
– Не твое дело. А только я так тебе скажу: внуков-уродов мне не надо. Пусть лучше никаких не будет, чем такие, как ты.
– Ой-ой-ой, – снова затянул Паша отвратительным голосом. – Какие мы нежные. Можно подумать. Сын-то вон какой ладный вышел, и внук получится не хуже. Себя-то вспомни! Ты, что ли, красавицей писаной была? Или, может, умницей-разумницей? Старой девой тебя взял, кому ты в сорок два года была нужна со своей рожей да кривыми ногами. А я был на двадцать лет моложе и здоровее на столько же. Если чего и есть в Валерке хорошего, так от меня, не от тебя же. Не зря на него такая девка позарилась.
– Какая такая? – вмиг осипшим голосом спросила Вероника Матвеевна. – Ты-то откуда знаешь, какая девка?
– Видал, – нагло ухмыльнулся Паша, снова выставляя напоказ редкие гнилые зубы. – Попка у нее – будь здоров. И сиськи ладненькие такие, ух, конфеточка! Сам бы ее…
– Паша, ты же мне обещал… Побойся бога… – забормотала Турбина. – Я и так все делаю, что ты просишь, деньги тебе ношу, только не трогай мальчика.
– Да что ты заладила – не трогай, не трогай. Мой сын. Захочу – и трону. Ты мне не указ, старая развалина. Мне о себе подумать тоже надо. Ты помрешь не сегодня завтра, кто меня содержать будет? Сын родной. Вот так-то.
Он откинулся на расшатанном ветхом стуле и самодовольно уставился на Веронику Матвеевну. Она с горечью смотрела на него и вспоминала тот злосчастный день, когда… А теперь она делает все возможное, чтобы сын никогда не узнал, какой у него отец. Она носит ему деньги, отказывая себе и Валерию в самом необходимом, отрывает жалкие крохи из и без того нищенского их бюджета и каждый день с ужасом ждет, что это испитое уголовное ничтожество явится к сыну. То, что он видел Элю, означает, что он все-таки подбирается к Валерику. И если сын женится на девушке из состоятельной семьи, этот страшный день придет: Павел не упустит своего. О господи, хоть бы он умер!
– Ладно, давай деньги и можешь выметаться отсюда, – благодушно разрешил Паша. – Или ты еще чего-нибудь хочешь?
– Хочу, – неожиданно резко ответила Вероника Матвеевна. – Хочу рожу твою поганую никогда не видеть, ублюдок.
– Ты полегче, – окрысился он. – У самой-то рожа… Сдохнешь – вот и не увидишь больше. Давай поспешай к могилке, сделай себе облегчение. Я уж по старой памяти сам лично тебя обмою да в последний путь обряжу, не забыл еще, как это делается.
– Лучше б ты имя мое забыл и адрес, сволочь. Все жилы из меня вытянул, всю жизнь отравил! Господи, за что же мне такое наказание!
Женщина заплакала, с ненавистью глядя на отца своего мальчика и не закрывая лица руками. Она желала себе смерти и в то же время боялась умирать. Ведь когда она перестанет жить, сын такого удара не перенесет.
* * *Участковый, на территории которого находился дом, куда вошла Вероника Матвеевна Турбина, оказался симпатичным молодым пареньком с белесыми ресницами и мальчишеской улыбкой. Коротков терпеливо дожидался его почти два часа, пока тот пришел после обхода участка.
– Коля, мне нужны сведения о лицах, проживающих в этом доме, – сказал Коротков, протягивая участковому бумажку с адресом.
– Обо всех? – уточнил Коля. – Там все квартиры коммунальные, жильцов много.
– Туда вошла женщина, Турбина Вероника Матвеевна. Я хочу знать, к кому она могла приходить. Может быть, ты мне навскидку скажешь?
– Турбина, Турбина… – задумчиво повторил Николай. – Нет, такой фамилии я не помню. Надо смотреть каждого.
Он достал из сейфа папку, из которой извлек длинный список жильцов интересующего их дома. Ни одна фамилия в этом списке внимания не привлекала.
– Сделаем проще, – предложил участковый. – Сейчас пойдем с поквартирным обходом, быстренько выясним, к кому сегодня приходили гости, а там уже проще будет. Вы со мной пойдете?
– Нет, – покачал головой Коротков. – Турбина знает меня в лицо, я только сегодня с ней беседовал. Ты уж давай один, ладно?