Розали не знала, что кредит для отца по-прежнему открыт и долг пьянчужки с каждым днем неумолимо растет. Асис, словно паук, намертво опутал жертву и ни за что не собирался выпускать из своих сетей.
Но больше всего Постава ошеломило то, что герцогиня ждала ребенка.
"Если это правда, то дела мои и вовсе плохи. У братца скоро появится законный наследник, - окончательно расстроился маркграф и надолго замолчал. - Стоило ли мне приезжать в Тор? Нужна ли встреча с Лаврой? Не слишком ли велик риск?" - всплывал один вопрос за другим.
Теперь их интересы с миледи явно не совпадали. Но, с другой стороны, полной уверенности в правдивости доносов тоже не было. А можно ли доверять горничной? Тогда будет большой ошибкой уехать, не повидавшись с герцогиней.
Посомневавшись, Маркграф все же решил рискнуть. Написав на пергаменте пару фраз, приложил к нему перстень-печать с гравировкой
"Маркграф Лотширский" и скрепил послание сургучом. Текст был предельно прост и не содержал крамолы: "Не будет ли Сиятельная герцогиня столь любезна, чтобы найти время для неофициальной аудиенции. Любитель специй Гюстав".
Утром Розали передала письмо Жане:
- Госпожа его давно ждет, - умирая от страха, солгала она подруге.
Вскоре Лавра держала записку в руках. Взглянув на нее и недоуменно передернув плечами, миледи прошептала:
- Ему все неймется. Хочется остроты ощущений. Что ж, мыможем их даровать с лихвой. Верно, Нико?
Затем, сурово взглянув на служанку, спросила:
- Кто ее принес?
Жане, дрожа всем телом и заикаясь, пролепетала:
- Я… я… думала, что госпожа… Ваше Сиятельство ее ожидает.
Если бы я только знала… Да разве бы я посмела…
- Ты что, дуреха, оглохла? Я же тебя ясно спросила: кто передал тебе письмо? - прервала ее герцогиня. - Отвечай!
- Это Рози… Она…
- Живо ее ко мне. Ну, давай, давай, пошевеливайся!
Жане словно ветром сдуло.
Когда она в сопровождении едва живой Розалии появилась вновь,
Лавра уже сидела в кресле рядом с небольшим туалетным столиком.
Перед ней в подсвечнике, исполненном в виде головы "дракона забвения", горела свеча. Пламя, вдруг вспыхнув ярче, отклонилось немного в сторону. У Жане от недоброго предчувствия болезненно сжалось сердце, но помочь подруге она уже не могла. Та сама накликала беду, да еще и ее впутала.
- Пусть горничная подойдет ко мне. Ты же останься у дверей, а то потом месяц толку от тебя не жди, - приказала герцогиня и, немного помолчав, добавила: - Да и дверь прикрой, пламя дрожит.
Розали шла к миледи так, как обреченная мышь ползет в рот к голодному удаву или одурманенная наркотиком жертва под нож жрецу.
Подойдя к столику, девушка остановилась. Она была белее первого снега, а сознание и разум теплились где-то в глубине существа, словно одинокая искра в куче золы.
Лавра жадно впилась глазами в ее лицо. Казалось, что она наслаждается неограниченной властью над несчастной. При желании герцогиня могла легко убить девушку одним словом или жестом, но цель была иной.
Свеча вспыхнула ядовито-желтым пламенем, и небольшое облачко окутало голову жертвы. Девушка не то охнула, не то застонала, после чего, равномерно покачиваясь, стала смотреть широко открытыми, немигающими глазами на свою мучительницу. Она напоминала ожившего мертвеца, такого же, как в замке Ралина. Миледи полушепотом начала расспрашивать. Отвечала Розали тихо, но внятно. Этот кошмар длился лишь пару минут. Затем, удовлетворенно кивнув головой, Лавра прошла к двери.
Проходя мимо дрожащей служанки, окатила ее ледяным взглядом и небрежно бросила:
- Можешь заняться своей подружкой. Думаю, наука пойдет ей впрок.
Долго не станет совать нос в чужие дела.
Почти сразу же раздался звук падающего тела. Жане, немного поколебавшись, все же подошла к лежащей девушке. Ей вдруг показалось, что Розали умерла. Она увидела ее белое, как воск, лицо и синие губы. Полуоткрытые остекленевшие глаза смотрели в никуда, а изо рта вытекала тонкая струйка кровавой слюны. Волосы на голове
Жане встали дыбом, а по спине побежали капли холодного пота. В любой миг она могла потерять сознание или с криком выбежать из комнаты, но тут Розали сделала первый неуверенно-судорожный вдох. Выдох дался ей с еще большим трудом. С губ сорвался очень тихий, но от этого не менее страшный стон. Собравшись с силами, Жане бросилась к подруге, приподняла ей голову, вытерла подолом слюну. С каждым новым вздохом жизнь возвращалась в молодое тело. Вскоре девушка открыла глаза и недоуменно-бессмысленным взглядом обвела комнату, а затем, вспомнив что-то невыносимо страшное, жалобно вскрикнув, заметалась, словно раненая птица в руках охотника. Пытаясь успокоить, Жане крепко прижала ее к груди. Розали сразу обмякла и горько разрыдалась. Не смогла сдержать слез и сама утешительница. Так они вдвоем, крепко обнявшись, обливаясь горючими слезами, сидели на полу возле столика, на котором все еще горела свеча.
Наплакавшись вволю, сгорбленные, словно старухи, поддерживая друг друга, подруги покинули страшную комнату. Розали клялась, что ноги ее здесь больше не будет. К. Асису она тоже не вернется.
О, если бы все зависело только от нее! Она, несомненно, так бы и поступила. Но чужая злая воля оказалась намного сильней…
Выйдя из дворца, девушка вновь впала в транс и, словно юмби, неверной походкой побрела прямиком к Асису Юргису. Найдя купца, не терпящим возражений голосом потребовала:
- Отведи меня к Поставу Лотширскому. Таковприказ герцогини.
На вопросы удивленного Юргиса она не отвечала лишь время от времени повторяя одно и тоже.
Напуганный столь необычным видом и поведением Розали, Асис какое-то время колебался. Но потом все же доложил о ней маркграфу.
Постав сразу велел:
- Веди ко мне. Послушаем, что она скажет.
Горничная, подойдя к повелителю Лотширии, не подымая глаз, заговорила.
При первых звуках ее голоса Постав замер, пораженный, ну, а напуганный до смерти купец и вовсе ошалел, горько сожалея о юм, что впутался в столь мерзкую историю.
Розали вещала голосом герцогини Лавры Торинской. Причем сохранялись не только тембр и интонация, но и присущая лишь ей властно-насмешливая манера.
- Жаждете встречи, граф? Жизнь вновь скучна и однообразна? Что ж, милости просим! По утрам я бываю в развалинахчасовни. Той самой, где некогда рождались ваши с Фергюстом предки. Я ведь не ошиблась? Они у вас общие? Вот туда и приходите.
Произнеся это, девушка, словно наткнувшись на невидимую преграду, замолчала. Постепенно ее взгляд становился более осмысленным.
Наконец, испуганно вскрикнув, "прозревшая" Розали зажала рот ладонью и метнулась к двери. Купец вопросительно посмотрел ей вслед.
Граф покачал головой:
- Пусть идет. Все, что могла, она уже сказала. Распорядись, так, на всякий случай, чтобы за ней присмотрели.
Асис бросился вслед за Розали. Мысли в его голове мелькали с калейдоскопической быстротой.
"О, боги! Жена нашего герцога ведьма! Ведьма! Ведьма! Она общается с демонами и сама, подобно им, лишает людей разума. Нас ждут несчастья и прежде всего тех, кто замешан в эту жуткую историю.
Как же этого не понимает маркграф? Ведь он не глупый человек.
Несомненно, лотширец уже околдован и не осознает того, что творит.
Он и сам погибнет и других потянет за собой. Но что же тогда делать мне, несчастному слуге? А может, все еще обойдется? Демонесса, кажется, ждет ребенка? Ей сейчас не до простых смертных? Ох, хорошо бы…"
Постав же, в свою очередь, еще раз все тщательно обдумав, решил избранного плана не менять. Сегодня он окончательно понял, насколько опасна Лавра. И, как ни странно, именно в ее демонизме уловил надежду на успех. Для столь необузданной и непредсказуемой натуры спокойная семейная жизнь добропорядочной супруги и ласковой матери несносна. Рано или поздно сдерживаемые страсти выплеснутся наружу.
Если посчастливится направить возникший ураган в нужном направлении, можно многого добиться. В случае ошибки последствия могут будут самыми плачевными. Без сомненья, риск велик, но в деле, которое он затеял, без него не обойтись. Остается лишь одно - вручить судьбу в руки провидения.
*****
Ночью в Тор прокралась зима. Проснувшись, Постав увидел, что за окнами все белым-бело. В воздухе еще кружились одинокие снежинки, мягко ложившиеся на укутавшее землю пушистое покрывало. Легкий морозец был как нельзя кстати. Он позволял, не привлекая внимания горожан, облачиться в меховую шапку и теплую накидку, скрывавшие присущие всем наследникам Тора орлиные черты. В таком наряде лотширец больше напоминал богатого купца, чем высокородного аристократа. Сопровождал его лишь Юргис. Появление на улице с ним никого не должно удивить. Да и город Асис знал прекрасно.
Они прошли добрую половину Тора, прежде чем увидели пустырь. Даже искрящийся на солнце чистый снег не мог сгладить ощущения унылости и заброшенности этого места. Невозможно было представить, что некогда здесь билось сердце герцогства, красовались величавый дворец, часовня и парк. А ведь, по семейным преданиям, именно отсюда брал свое начало род правителей Торинии, в жилах которых якобы текла божественная кровь. "Гак ли это? Или подобная чушь рассчитана на уши глупцов? мерно шагая, размышлял Постав. - Будь эти боги так могущественны, разве допустили бы, чтобы от их святилища остались обгоревшие развалины?
Разглядывая жалкие руины с копошащейся возле них кучкой у герцога, он с сомнением пожал плечами.
"Что хочет здесь найти Лавра? Не иначе, морочит голову муженьку.
Неужели ловушка? Но расправиться со мной можно было и в доме купца.
Зачем все так усложнять?"
Тем не менее, не желая зря рисковать, граф остановился чуть II сторонке и отправил вперед Юргиса. Но слишком поздно. К мим уже спешили солдаты личной охраны герцогини.
- Асис, ты что здесь потерял? Хочешь скупить пустырь?
- Упаси меня боги от такой дерзости! - воскликнул Юргис, и без того не помнящий себя от страха, а теперь и вовсе поникший. - Мы пришли по воле Ее Превосходительства. Герцогиня
Финская любезно назначила нам встречу в часовне. Миледи хочет приобрести мрамор и красное дерево.
Слова Асиса показались охранникам правдоподобными, и те, тщательно обыскав купцов, повели их к часовне.
Войдя, Постав сразу увидел стоящую к ним спиной и внимательно рассматривавшую поврежденные фрески герцогиню. В полумраке развалин
Лавра казалась центром Вселенной. От нее нельзя было отвести взгляд.
Одетая в длинную, до самых пят, драгоценную тапировую шубу, с черными волосами, волнами с падавшими на плечи, воедино сливавшимися с драгоценным мехом. Она выглядела потрясающе. Инкрустированный золотом кожаный пояс плотно охватывал талию.
Не оборачиваясь, миледи проворковала бархатным голосом:
- Мрамор и дерево! О-очень интересно… Нужно подумать…
Ее слова заставили Постава нахмуриться, а купца до смерти перепугаться.
"Откуда герцогиня знает, что я соврал охране, - думал он. - Ведь слышать мои слова она никак не могла. Да я и сам не знал, что скажу".
Мысли Асиса прервал не терпящий пререканий голос Лавры:
- Все, кроме Постава, вон!
Присутствующие, не ожидавшие столь резкого перехода, опешили.
Первым понял, чего от него требуют, купец и с нескрываемой радостью бросился к двери, справедливо полагая, что чем дальше от демона, тем лучше.
- Я сказала вон! - повторила она с такой интонацией, что мороз пошел по коже.
У дверей возникла давка: с подобным усердием не исполнялись приказы самого Фергюста.
Наконец, в часовне остался лишь Гюстав. Оробев, словно юноша перед строгим учителем, сделал несколько неуверенных шагов в сторону все еще стоявшей к нему спиной миледи.
И тут она резко обернулась. Ослепленный великолепием герцогини, маркграф замер. Он жадно ловил ртом воздух, пытаясь собрать рассыпавшиеся мысли. Здравый смысл, побежденный магией красоты, отступил. Перед его глазами предстала богиня из легенд или древних баллад. Первое их знакомство в счет не шло. Тогда Лавра была совершено иной - тоже недоступной и красивой, но все-таки обычной женщиной. Но сейчас! Сейчас все по-другому! Перед ней не смог бы устоять ни один смертный. Поток магнетизма, струящийся из колдовских глаз, лишал разума, затягивал в трясину безумно-сладостного забвения. Еще мгновенье и он, утратив самосознание и волю, безвозвратно канул бы в пучину. Но, собравшись с силами, Гюстав стряхнул наваждение и еще раз как бы с иной стороны посмотрел на Лавру.
Лик женщины разительно изменился. Вместо черных кудрей из-под меховой ленты змеями вырывались языки пламени, а лицо стало походить на мордочку мифического огненного зверька. Гюстав ощутил, как полыхнуло жаром, и, прикрывшись рукой, невольно отшатнулся. Когда способность видеть окружающий мир возвратилась, перед ним вновь, насмешливо улыбаясь, стояла герцогиня Торинии.
- Итак, граф, Вы искали встречи? Верно, хотели что-то сказать?
Слушаю.
Как назло, все заготовленные фразы внезапно исчезли. Маркгаф молчал, не зная, с чего начать. Все слова казались глупыми и неуместными.
Зачем он здесь? Что ищет? На что надеется? Хочет использовать
Лавру в своих интересах? Да это же просто смешно! Миледи сама использует кого хочешь. Лишь она чего-то стоит в жизни! Все остальное - чушь и суета. Только за ее любовь стоит (бороться и погибнуть! Вот для мужчины единственно достойная цель! Без миледи и герцогство ни к чему. Да что там герцогство! Весь белый свет не мил!
- Ваше Сиятельство! У меня нет слов, чтобы выразить свое восхищение. Я получил ответы на все, что меня так долго мучило.
Повторю лишь то, что уже говорил раньше, если Вам вдруг понадобятся мой меч или жизнь - возьмите их. Они у Ваших ног. Стоит лишь пожелать… В Лотширии Вы всегда самая желанная гостья. Нет, что я говорю?! Госпожа! Прошу лишь помнить, кони и охрана в любое время ожидают у купца Юргиса. Теперь я смиренно удаляюсь. Прощайте и строго не судите пылкого поклонника.
- Ну что ж! Ступайте граф, ступайте! И не забудьте попросить богов о том, чтобы я случайно не приняла Вашего предложения.
Сказав это, она потеряла всякий интерес к визитеру и вновь повернулась к стене.
Гюстав же, не помня себя от пережитого потрясения, направился к двери.
Обратный путь он почти не запомнил, витая где-то очень далеко и пребывая в состоянии какой-то чудной прострации. Фантасмагорические картины, поочередно сменяя друг друга, кружились в разгоряченном мозгу: чудом восставшая из руин часовня… жившие на ее стенах фрески… тут же, рядом с ними, сплелись в единый клубок видения из прошлого и будущего. В колдовском огне, охватившем его замок, плясали саламандры… Жуткая картина побоища, где кричали, истекали кровью раненые, и, устремивши в вечность взгляд, многозначительно молчали мертвецы. Вдруг он увидел сыновей и, как ни странно, рядом с ними Бареля. Гюстав звал их, но они не слышали, и вскоре исчезли.
На смену явилось безумное лицо де Гри. Барон гримасничал, ухмылялся, высовывал из беззубого рта безобразно распухший язык. Он явно насмехался над Поставом, над его бессилием и унижением.
Стряхнуть наваждение и взять себя в руки маркграф смог лишь в доме Юргиса. Здесь он словно очнулся от кошмарного сна. Дрожащей рукой вытер выступившую на лбу испарину и, придвинувшись к ярко пылающему камину, попытался прогнать противную, леденящую волну страха. Сопровождавшая ее дрожь еще долго не отступала и унялась лишь через час-полтора. Тогда же вернулась и способность логически мыслить.
Обдумав итог встречи, граф пришел к выводу, что в ближайшем будущем враждебных действий со стороны Лавры ожидать не следует.
Пусть эта загадочная леди ему и не друг, но в тоже время и не враг.
А это уже не так мало. Сейчас ее не занимает ни политика, ни реальная жизнь. Что ж, в Торе ему больше делать нечего. Пора домой.
Сказано - сделано. Уже через час Гюстав отправился домой, в
Лотширию. Но теперь его свита увеличилась. С ним ехали жена и дочь
Асиса Юргиса. Граф решил для пущей преданностислуги забрать их с собой.
Несчастье, внезапно свалившееся на голову Асиса, чуть не лишило его рассудка. Вначале он причитал что-то совершенно несуразное, потом, целуя ноги маркграфа, пытался упросить не забирать Лорис и
Янусю.
- Ваша Светлость! Помилуйте! За что же это? Они не вынесут дороги в Лот. На дворе уже зима. Путешествие - верная гибель.
Умоляю, пощадите! Век буду Вашим рабом…
Не желая более слушать лепет купца, Гюстав, нетерпеливо пнув его ногой, зло прикрикнул:
- Замолчи! Я своих решений не меняю! Лучше проси благосклонности у богов, да подбери крепких лошадей и карету понадежней. Но главное, не забудь кому обязан жизнью. Теперь от меня зависит не только твоя, но и их судьбы. Будешь верен, - бояться нечего. Предашь - они умрут первыми. А теперь внимательно слушай, болван: если вдруг к тебе обратится герцоги ня, сделай все, чтобы она благополучно доехала до Лотширии.
Сопровождать ее в пути должны мои люди. Сам же в любом слушайте оставайся в Торе. Ты мне нужен только здесь. А теперь проваливай!
Видеть тебя больше не могу..
Провожая глазами карету, увозящую счастье и смысл его жизни,
Асис, беззвучно рыдая, слал страшные проклятия на I олову Постава.
- Будь ты проклят, мой "благодетель"! Да сваляться на тебя ее те беды, которые ты уготовил другим! Пусть и твои сыновья скитаться без крова и будут нищими скитаться по миру в холоде и юлоде! Ну, а та веревка, которую ты снял с моей шеи, удушит себя самого! Пусть ведьма, которую ты так страстно жаждешь, им сосет кровь, высушит мозги и испепелит твою поганую душу!
() боги! Покарайте за грехи меня, но сохраните жизнь невинных Порис и Янины! Молю вас! Боги!
Окружающий мир перед глазами Асиса завертелся, свет померк, в ушах раздался пронзительный свист, и потеряв сознание, он тихо осел на землю.
А легкие снежинки все также грациозно падали с небес. Мир по-прежнему казался чистым и наивным. Лишь колеса кареты на копыта лошадей оставляли грязные следы на его белом, непорочном покрывале.
*****
Обратно Маркграф ехал намного медленнее. Карета не могла соперничать с легкими всадниками. Им то и дело приходилось останавливаться и перетаскивать ее через ухабы и ямы.