– Жуть! – ужаснулась англичанка Раиса Павловна.
– И еще – все родственники мужа учат сестру жизни. Как приезжую, не знакомую с их укладом. И очень обижаются, что она отмахивается от их советов. А вот к чему невозможно привыкнуть, так это к их местным насекомым. Тараканы размером с ладонь, пауки – с блюдце! Я сама, когда на свадьбу летала, видела.
– Они их там едят, наверное?
– Нет, Вячеслав Мефодиевич, это китайцы едят все, что шевелится. Индусы в большинстве своем вегетарианцы.
– Это они зря, – покачал головой Вячеслав Мефодиевич. – Такая дичь пропадает!
– Меня сейчас стошнит! – напустилась на него Агеева. – Ненавижу тараканов! Как хорошо, что у нас их нет!
– Постучите по дереву, – обиженно посоветовал Вячеслав Мефодиевич. – А то знаете как оно бывает? Сегодня – нет, а завтра есть.
И ведь накаркал, пророк гимназический, – назавтра в столовой появились тараканы!
…Ученики уже отобедали, шел шестой урок, и в столовой собралась небольшая группа свободных сотрудников – завуч Панина, две англичанки из начальной школы – мисс Джейн и мисс Элизабет, в обычной жизни – Евгения Александровна и Елизавета Георгиевна, физкультурник Литвиненко и я.
– Голодный повар – это парадокс, – сказал Юра, ставя поднос с тарелками на стол, за котором сидел я.
В гимназической столовой – самообслуживание. Сам взял, сам съел, сам убрал за собой. Исключение делается только для директора – ей носят обеды в кабинет. Не «по-ресторанному» – на подносе, а по-походному – в металлических судках. Как я узнал от Марины, Эмилия Леонардовна не ест в столовой исключительно из человеколюбия – не желает стеснять учеников и сотрудников своим присутствием. Во всяком случае, так говорит она сама.
– Действительно, – согласился я. – Пока готовишь – тут попробовал, там попробовал и сыт.
– Был у меня одноклассник, так тот обожал пробовать фрукты на Черемушкинском рынке. Ходил меж рядов с пакетами и приценивался. По-твоему и выходило – пока весь рынок пройдешь, можно было недурственно наесться.
– Общеизвестный способ – у меня соседка так развлекается. – Я отправил в рот кусок котлеты.
– Как сегодня котлеты? – поинтересовался Юра.
– Как всегда – вкусно, – проглотив, ответил я.
За соседним столом Панина делилась с Литвиненко своими впечатлениями от поездки в Египет.
– Нет, все-таки арабы – прирожденные торговцы. Помню, устав от пляжа и моря с кораллами, заглянула я в лавочку, где продавались ароматические масла. Ну, знаете, наверное, все такие экзотические и целебные масла – из кипариса, алоэ…
– Видел, – кивнул Литвиненко, – всякая разноцветная хрень в причудливых флакончиках.
– Но не в товаре дело, дело в продавце, – не обратив внимания на его реплику, продолжала Панина. – Этот старый араб, стоило мне войти внутрь, принялся скакать вокруг меня так, словно я была его первой тещей. «О, несыравиненая ханум!» – на ломаном русском завел он песнь, наметанным взглядом распознав во мне русо туристо. «Бери масоло, хорош масоло, зидес будет хорош, и зидес будет хорош, и зидес будет хорош!»
Руками он показал сначала на мою голову, а потом и на все остальное. Усадил в покрытое ковром кресло и стал поочередно подносить к моему носу флакончики, закатывая глаза, гримасничая и цокая при этом языком. При этом он не забывал то и дело почтительно кланяться мне и, мешая немногочисленные русские слова с арабскими, нахваливать свой товар. Как ни странно, мне почти все было понятно. Это было такое потрясающее шоу, что я почувствовала себя не то Клеопатрой, не то Нефертити, не то царицей Савской и в знак признательности купила у него пару-тройку флаконов, совершенно мне не нужных.
– Развел все-таки, – удовлетворенно констатировал Литвиненко. – Это они умеют.
– Что поделаешь, – улыбнулась завуч, – профессионал. Впрочем, масло пригодилось. Пошло на сувениры.
– Всегда удивлялся тому, как преображаются люди на отдыхе, – тихо, так чтобы не было слышно остальным, сказал Юра. – Представить невозможно, чтобы в Москве кто-то смог бы развести Борисовну на ненужную покупку.
– Где ж еще расслабляться, как не на отдыхе? – так же тихо ответил я.
В Египте я был дважды – в Хургаде и Шармэль Шейхе. Остался доволен. Море, солнце, необременительные курортные романы с соотечественницами. Чтобы эти курортные романы не имели шансов превратиться в обременительные, я никогда не завожу их с москвичками. А то ненароком возникнет соблазн продолжить по возвращении, и пошло-поехало… Нет, я не имею ничего против длительных отношений, как раз такие отношения, как мне кажется, складываются у меня с Мариной, но курортный роман должен быть мимолетным. В этом-то и скрыта прелесть курортных романов – люди встречаются, проводят почти все время друг с другом и дней через десять расстаются навсегда. Скорое расставание и заведомое отсутствие продолжения упрощают многое, начиная с выбора партнера. В Шармэль Шейхе я неплохо провел время с администратором супермаркета из Челябинска, сексапильной, веселой девушкой, не обремененной, мягко выражаясь, излишним интеллектом. В Москве мне с ней было бы скучно, а там мы прекрасно провели время. Восторгались морем, кораллами, диковинными рыбками, объедались аутентичными местными вкусностями, катались на верблюдах…
Сначала я решил, что у Юры развился инсульт. А что еще можно подумать, когда твой сосед по столу вдруг замирает, челюсть его отвисает, а взгляд стекленеет, скособочившись куда-то вправо? Ничего хорошего тут не подумаешь. Молодой возраст? Ну, инсульты у молодых в наше время перестают быть редкостью, потом – может, у Юры плохая наследственность?
Как и полагается профессионалу, я не стал тормошить Юру и задавать ему идиотские вопросы вроде: «Юр, ты чего?» или «Что с тобой, Юра?». И так ясно, что ничего хорошего, а от толчка, пусть даже и несильного, Юра мог бы свалиться на пол и в придачу к инсульту заработать травму. Вот уж радости – инсульт с переломом одной из конечностей. Умрешь в приемном отделении, пока заведующий неврологией и заведующий травматологией станут решать, кто из них не будет лечить тебя в своем отделении.
Я встал, взял Юру под левую руку и негромко позвал:
– Кирилл Алексеевич, помогите мне, пожалуйста! – Бы-а! Ака! – промычал Юра, не делая ни малейшей попытки высвободить руку.
Литвиненко не стал задавать вопросов. Раз зовут – значит надо. Подошел и деловито поинтересовался:
– Что случилось?
– Юре плохо, его надо отнести в медпункт. Могу ли я попросить вас сходить за носилками?
– Да я его на руках отнесу…
– Нет, Кирилл Алексеевич, – твердо сказал я. – Не тот случай. Надо на носилках.
– Ну, раз надо… – Литвиненко направился к двери.
– Тараканы! – громко и внятно сказал Юра. Литвиненко остановился и обернулся. Все ясно, инсульт может вызывать различные ощущения – от болей до щекотки. Вот бедному Юре и кажется, что у него в голове ползают тараканы. Не такой уж и редкий симптом.
– Сиди спокойно, Юра, все хорошо. Сейчас…
– Какое нахрен «хорошо»? – рявкнул Юра, вскакивая со стула и разбивая тем самым вдребезги мой диагноз. – Что может быть хорошего, если у меня в пищеблоке тараканы?!
– Где?
– Вот!
Действительно – рыжие тараканы гуськом пересекали столовую. Бодро, нахально, как ни в чем не бывало.
На то, чтобы растоптать процессию, Юре понадобилось несколько секунд. Все обедающие дружно решили, что они уже сыты, и так же дружно покинули столовую. Я остался. Санитарный режим – моя забота.
Уничтожив тараканов, которые были на виду, Юра немедленно организовал поиски их скрывающихся товарищей, мобилизовав на это троих своих подчиненных – помощника повара, раздатчицу и посудомойку.
– Мы перетрясем кухню, а ты посмотри в столовой, – распорядился Юра.
Столовая гораздо больше по площади, но в ней нет шкафов и стены не заставлены ничем, кроме кофейного аппарата и большого, но легкого контейнера для мусора, так что расстановка сил была справедливой.
Я прошелся вдоль стен, время от времени пиная плинтусы, постучал кулаком по кофейному аппарату, отодвинул полупустой контейнер, осмотрел подоконники и даже выглянул в коридор, где столкнулся с заместителем директора по безопасности.
– Ищем куда попрятались? – спросил он.
– Скорее – откуда пришли, – ответил я.
– Ну и как?
– Пока никак.
– Не уходите, доктор, сейчас посовещаемся… Я присел за ближайший стол. Вячеслав Андреевич прошел в кухню и минуты через две вернулся оттуда с Юрой.
Совещание было коротким.
– Обработать надо, – сказал Вячеслав Андреевич.
– Надо, – согласился Юра.
– Вызывать будем или…
– Или.
– Что купить?
– Я сам куплю, – сказал Юра. – И сам обработаю.
– Сам? – удивился Вячеслав Андреевич.
– Там дел на пять минут – мелком по полу и стенам почиркать.
– Каким мелком? Тут хлорпирифосом надо!
Совещание было коротким.
– Обработать надо, – сказал Вячеслав Андреевич.
– Надо, – согласился Юра.
– Вызывать будем или…
– Или.
– Что купить?
– Я сам куплю, – сказал Юра. – И сам обработаю.
– Сам? – удивился Вячеслав Андреевич.
– Там дел на пять минут – мелком по полу и стенам почиркать.
– Каким мелком? Тут хлорпирифосом надо!
– Вонять будет, и сами потравимся, – возразил Юра. – Потом, если вызывать, то будет ненужная огласка. Знаю я эти фирмы – там почти поголовно бывшие сотрудники санэпидстанций работают… Лучше я сам куплю три мелка и сделаю обработку.
– А поможет? – спросил я.
– Стопудово! – заверил Юра. – Сам удивляюсь – абсолютно левые мелки, их даже в супермаркетах не продают, а только с лотков, но действуют бесподобно. Почиркал поперек тараканьих маршрутов, и через два дня ни одного таракана. Главное – мелок бесцветный купить, чтобы внимания не привлекать.
– Эти два дня еще прожить надо. – Вячеслав Андреевич повертел шеей и ослабил узел на галстуке. – Чтобы это… Хорошо что не при учениках они появились.
– Большинство передохнет за ночь, – успокоил его Юра. – Ну и внимание обратим, конечно. Меня другое интересует – откуда они вообще взялись?
– Откуда? – хмыкнул замдиректора по безопасности. – Оттуда!
– Так не бывает, Андреич, чтобы ни одного таракана не было, а потом вдруг целый табун появился. Это или кто-то из учеников подкинул шутки ради, или с выпечкой завезли.
– С выпечкой не может быть! – Вячеслав Андреевич покачал головой, поморщился и потер затылок.
– Давление? – спросил я.
– Оно, проклятое, – кивнул Вячеслав Андреевич и поспешно добавил: – Меня лечить не надо, таблетки у меня есть, сейчас вернусь и выпью. А насчет выпечки не думай – у них там все стерильно.
– Может, в машине не совсем стерильно, – ответил Юра. – Но я обращу внимание. Насчет того, что до понедельника влажной уборки делать не будем, кого предупреждать?
– Меня, – встал, – пойду предупрежу народ, чтобы не сильно распространялись…
– Уже не поможет, – рассмеялся Юра. – Полчаса прошло, всем уже рассказали.
– Главное, чтобы за ограду не выносили.
Вячеслав Андреевич ушел.
– Вот уж не думал, что санитарный режим входит в сферу его обязанностей, – сказал я.
– Все, что связано с заносом и решением вопросов, относится к обязанностям Андреича. Безопасность – понятие широко растяжимое. Он должен решать все проблемы, в том числе и с СЭС. Неплохая, надо сказать, работенка – Эмилия выдает ему столько, сколько он называет, а сколько он реально заносит проверить, конечно же, не может. Улавливаешь?
– Улавливаю, но мне всегда казалось, что существуют определенные таксы. Как, например, в поликлинике – день больничного стоит двести рублей…
– Так что же ты ушел с такого хлебного места? – удивился Юра.
– Это я только для примера сказал. Я действительно никогда не торговал больничными листами. Себе дороже. Навар в общем-то копеечный, а три года, пусть и условно, получить не проблема. И не надо обольщаться тем, что имеешь дело только со знакомыми тебе пациентами. В нашей поликлинике участковую Семенихину, ветерана поликлиники, подставила тетка, ходившая к ней со своими детьми около десяти лет. Пришла, поныла насчет того, что собралась менять работу, а времени на поиски новой нет, и за тысячу открыла больничный по уходу за ребенком на пять дней. Стоило ей выйти, как в кабинет к Семенихиной вошли – оперативники в сопровождении понятых. Итог – длительная нервотрепка и три года условно. Семенихина больше в поликлинике не работает – ушла на пенсию, а тетка-«подставщица» наблюдается у другого врача. Разумеется, с нее теперь в поликлинике и печенья не возьмут, не то чтобы деньги. Самое примечательное, что у нее хватает наглости сокрушаться по поводу ухода Семенихиной: «А вот Раиса Викторовна мне всегда шла навстречу…» Шла, шла и дошла. Дождалась великой благодарности, до сих пор от радости очухаться не может.
– Суммы всегда индивидуальны, – тоном знатока сказал Юра. – Так же, как нет одинаковых людей.
Кастет
Каюсь, грешен – занимался в школьные годы изготовлением холодного оружия. Причем прямо на уроках труда, благо трудовик Владимир Кириллович (кличка – Мухомор) любил выпить и, выдав нам задание, во-первых, никогда не проверял, что мы в итоге сделали, а во-вторых, не очень-то наблюдал за тем, чем мы вообще занимаемся. Уроки проходили по стандартной схеме.
– Так, эта значит, сегодня продолжаем делать полочку для книг… – говорил Мухомор.
Полочку для книг мы делали почти полгода.
– Инструмент, – в этом слове Мухомор неизменно делал ударение на «у», – у всех есть? Ну ладно, приступайте, только тихо. Я сейчас приду…
И приходил за пять минут до звонка.
Мы с другом Эдиком Каревым решили сделать себе по кастету. К делу подошли очень серьезно – я по картинке-образцу вычертил две разные картонные выкройки (пальцы Эдика были чуть ли не в два раза толще моих), провел примерку и начертил чертеж. Эдик притащил две латунные пластины размером десять на пятнадцать сантиметров. Я сделал на них разметку и запустил в производство.
На первом уроке мы при помощи тисок и ножовок по металлу обработали внешнюю сторону будущего кастета, убрав с нее по принципу французского скульптора Огюста Родена все лишнее. На втором уроке прорезали отверстия для пальцев – Мухомор, спасибо ему, все же удосужился обучить нас работе на вертикально-фрезерном станке, а на третьем напильниками по металлу и наждачной шкуркой довели наши изделия до состояния, близкого к совершенству. Латунь – металл мягкий и обрабатывать ее напильником легко и приятно.
Я удовлетворился отполированным до блеска кастетом, а Эдик выкрасил свой темно-зеленой текстурной краской для металла. Разумеется, с собой мы эти изделия, классифицируемые как холодное оружие, не таскали – мой до сих пор где-то на антресоли валяется.
Драка в гимназии – событие чрезвычайное. В «Пантеоне наук» как-то не принято драться. При возникновении конфронтации отношения, насколько я понимаю, выясняются за пределами гимназии.
Драка с использованием кастета – это уже ни в какие, как говорится, ворота. Это чепэ в квадрате. Нет – в кубе. Суперчепэ.
Два ученика одиннадцатого «А» – великовозрастные избалованные дети – поспорили о том, кто из них круче. Спор разгорелся в туалете, куда оба зашли по зову природы. Недолгие словесные прения переросли в драку с использованием холодного оружия – одиннадцатиклассник Гайдамака достал кастет и повредил своему однокласснику Подвигину мягкие ткани головы. Заодно и сотрясение мозга устроил. Сам же испугался содеянного и побежал за мной. Про кастет рассказал сам, рассказал не только мне, но и Эмили Леонардовне с Ниной Петровной. Правда, кастет у него не забрали, забыли в суете.
Зашить пятисантиметровую рану на виске Подвиги– на я не мог, к тому же он нуждался в рентгенограмме черепа и консультации невропатолога, если не нейрохирурга. Пришлось госпитализировать. Как и положено – известили родителей. Вскоре в школу примчалась разъяренная мать Подвигина (ее гнев можно было понять) и устроила всем – от Эмили Леонардовны до сидящего у входа охранника – капитальный вынос мозга.
Гимназию, не могущую обеспечить элементарного порядка в своих стенах, она пригрозила закрыть, раскаявшегося Гайдамаку посадить лет на десять, а меня упечь за решетку на такой же срок за халатность. За какую такую халатность? За очень простую – за отсутствие у меня в медпункте операционной и рентгеновского аппарата. Кто рискнет утверждать, что это не халатность?
Перепуганный Гайдамака слинял из гимназии, не дожидаясь конца урока. Где-то через полтора часа после этого в гимназию прибыла его мать, да не одна, а в сопровождении семейного адвоката. Они прошли прямиком в кабинет директора и просидели там не менее получаса. Как рассказала Марина, говорил в основном адвокат, точнее не говорил, а задавал вопросы. На каком основании ученика Гайдамаку обвинили в нанесении телесных повреждений с использованием холодного оружия, есть ли свидетели, а если нет, то почему? Можно ли увидеть кастет? И так далее…
– А пока они сидели у Леонардовны, позвонила мать Подвигина, – рассказала мне вечером Марина. – Сообщила, что сидит у кого-то там в прокуратуре, и спросила, вызывали ли мы милицию… Мне пришлось под надуманным предлогом вызвать Леонардовну в приемную, чтобы дать ей возможность спокойно поговорить. Бедная Леонардовна, ее чуть кондратий не хватил… Она, конечно, молодец, быстро взяла себя в руки и приняла единственно верное решение – свела напрямую двух мамаш, Погодина и Гайдамаки. Пусть разбираются сами, без посредников.
– Разобрались?
– Завтра будет видно. – Марина потянулась на стуле (мы заканчивали ужин) и спросила: – А не кажется ли тебе, что слишком часто ночуешь у меня?