КОРОЛЕВА. Подожди-ка....
ДЖЕРОМ. Поскользнулся, упал. Не потому, что я такой неловкий. Просто я так запутался в тот момент, и в то же время был в таких облаках - видишь ли, я тебя уже тогда любил.
КОРОЛЕВА. Мне кажется....
ДЖЕРОМ. Ты рассмеялась. Обычным своим смехом - мелодичным, и чуть дрожащим, как рябь на воде, и глубоким, и слегка с издевкой. Ну и я, конечно, тут совсем обалдел, и сделал тебе предложение. Ты опять рассмеялась. A потом.... Что-то изменилось. У тебя появилась жалость в голосе. Я, наверное, должен был почувствовать себя униженым, но вместо этого мне захотелось....
КОРОЛЕВА. Даже не верится. Ты все это помнишь - удивительно, как....
ДЖЕРОМ(с силой). Мне захотелось...
КОРОЛЕВА. Изнасиловать меня?
ДЖЕРОМ. Нет. Нет. Захотелось упасть и целовать твой ноги, там, где кожа была видна сквозь.... как их там - обувь такая... С каблучками, похожими на гвозди, которыми крепят рельсы к шпалам. Очень неловко все было, и я чего-то такое там.... Когда я споткнулся, и упал, вижу - хватаюсь руками за край скамейки, a голова у тебя на коленях. Ты засмеялась опять и погладила меня. Я вдохнул. Есть что-то в запахе кожи женщины, что-то такое, что никогда не меняется.
Пауза.
КОРОЛЕВА. A потом?
ДЖЕРОМ. A потом я сказал, что все понимаю, что ты думаешь, что я слишком молодой еще, да и рангом не вышел пока. Тебе нужен был герой, странствующий рыцарь, отважный путешественник, открыватель новых земель. Я пообещал тебе тогда, что стану. Ради тебя.
КОРОЛЕВА. Ты почти и стал. И стал бы на самом деле, будь у тебя больше возможностей.
ДЖЕРОМ. Ошибаешься, Кларет. Я и так - путешественник и открыватель новых земель, против собственных желаний и склонностей, конечно, - но тем не менее это так. Имя мое.... Одно из моих вымышленых имен.... очень хорошо известно за границей. За девять лет я достиг больше, чем любой путешественник за целую жизнь. Я был удачливее их, и меня гнала вперед моя любовь. Люди рожденные путешественниками любят свое дело, они останавливаются у каждого сраного острова, чтобы посмотреть, нет ли на нем какого-нибудь необычного мха на камнях, не говорят ли местные на каком-нибудь смешном диалекте. Люди месяцами торчат в дюнах, в мечтах и в чесании правого уха. Все это очень мешает процессу, замедляет. У меня же, в отличие от них, никаких таких препятсвий не было - я не был мечтатель, я был человек действия. У меня была цель - исследовать неизвестное, и я ни разу не сошел с курса.
КОРОЛЕВА. И ты открыл много новых земель?
ДЖЕРОМ. Очень много.
КОРОЛЕВА. И здесь об этом никто не знает?
ДЖЕРОМ. В одном таком месте, на далекой, за год путешествия отсюда, земле, люди верят, что есть только один Бог, которого они почитают, как создателя всего вокруг. Этот Бог, если им верить, спустился однажды на землю чтобы кое-чему поучить всех, кто хотел - и он сказал, среди прочих вещей, что пророки никогда не бывают признаны дома. Высшая мудрость. Но, Кларет, дорогая - что мне все эти путешествия, что мне новые земли? Все эти богатства, которыми меня одаривают иностранные монархи? Я люблю тебя неужели ты не видишь, как я люблю тебя? Можешь меня отвергнуть, изгнать из страны, найти другого любовника - a я унесу с собой запах твоей кожи, и буду его искать в каждой встречной женщине, искать и никогда не находить, потому что нет на свете другой такой, как ты. Я буду любить тебя вечно.
КОРОЛЕВА. Джером....
ДЖЕРОМ. Да, дорогая моя.
КОРОЛЕВА. Джером, мне нужно подумать.
ДЖЕРОМ. Ты не любишь меня так, как я тебя люблю.
КОРОЛЕВА. Нет?
ДЖЕРОМ. Ты говоришь о нашей возрастной разнице, социальном статусе, обо всей этой хуйне. В день, когда твоя любовь сравняется с моей, кто-то из твоих придворных скажет - она с ума сошла! A ты улыбнешься.
КОРОЛЕВА. Сегодня у нас Большой Прием во дворце. Я хотела бы, чтобы ты пришел.
ДЖЕРОМ. Зачем?
КОРОЛЕВА. Мне бы хотелось, чтобы ты жил при дворе.
ДЖЕРОМ. A уехать со мной, значит, не хочешь? (Пауза). Кларет! Ответь мне!
КОРОЛЕВА. Нет. Еще нет.
ДЖЕРОМ. Понятно.
Пауза.
КОРОЛЕВА. Мне бы хотелось, чтобы ты сделал кое-что перед тем как мне уйти.
ДЖЕРОМ. Что именно?
КОРОЛЕВА. Маке лове то ме.
Джером поворачивается к ней. Пауза. Он идет к ней медленно. Занавес.
Картина Третья. Над обрывом, три солдата в белых плащах. Все трое слегка пьяны.
ДЖЕЙК. Слушай, Джеф, не кажется ли тебе, что нам надо бы выпить кофе и идти домой? Нужно успеть на Большой Прием. Капитан читал мне нравоучения вчера вечером. Если я опоздаю, он с меня скальп снимет.
ДЖЕФ. Взбодрись, парень. Ведешь себя, как последний огурец. Помни, что принадлежишь к отборным частям. Где твоя гордость?
БИЛЛ. Ребята, потише. Странное место какое-то. Где дворец?
ДЖЕЙК. Вон там, кажется.
ДЖЕФ. Точно вам говорю - нужно как минимум еще раз выпить. Где-то здесь был трактир.
ДЖЕЙК. Не хочу никаких трактиров. Лично я иду сейчас прямо во дворец. Даже домой не зайду.
БИЛЛ. Я тоже пойду.
ДЖЕФ. Ну и фиг с вами. Трусы.
БИЛЛ. Пойдем, Джеф.
ДЖЕФ. Нет. Пойду сейчас и найду себе заведение с девочками и вином. Идите к своему капитану и скажите ему, что я подаю в отставку. Потому как это все - собачья жизнь, вот что.
БИЛЛ. Ты только что саказал что-то насчет гордости.
ДЖЕФ. Ну и что? Неподчинение офицеру - вот вам и гордость, и честь. И блеск, и смелость.
БИЛЛ. Почему обязательно собачья жизнь? Что такого собачьего....
ДЖЕФ. Гав, гав. Валите отсюда, оба. Давайте, давайте.
Двое уходят нерешительно.
ДЖЕФ(ворчит). Терпеть не могу. Какая гадость. Я заслуживаю большего, чем объяснять огурцам их права. У меня у самого никаких прав нет!
Входит Анжела.
АНЖЕЛА(кошачьим голосом). Привет, красавчик.
ДЖЕФ. A! Ну-ка, ну-ка.... Красивая. Зовут тебя как?
АНЖЕЛА. Какая разница, соколик. Мы оба молоды, сумеречное небо прекрасно, бриз с океана очень освежает. Правда, освежает?
ДЖЕФ. Да. Очень освежает.
АНЖЕЛА. Как насчет развлечений? Поразвлекаемся немного, a? (обходит его, обнимает сзади, говорит ему в ухо). Тебе сейчас будет хорошо, ой как хорошо. Будешь чувствовать себя демиургом.
ДЖЕФ. Что такое демиург?
АНЖЕЛА. Неважно. Ууууу, как тебе сейчас будет хорошшшо.
ДЖЕФ. Не зря я остался. Молодец. Мммммм. Вот так - очень хорошо. Слушай, там дальше вдоль дороги трактир есть, знаешь?
АНЖЕЛА. Знаю. Мы туда как раз сейчас и пойдем. Но сначала, ответь-ка мне на парочку вопросов.
Она гладит ему грудь и целует его в шею.
ДЖЕФ. Зачем? Пойдем! Пойдем в трактир, какие вопросы.
АНЖЕЛА. Сначала вопросы, касатик. Иначе нельзя. Я ведь красивая, a?
ДЖЕФ. Да, очень.
АНЖЕЛА. Ну так нельзя же, чтобы ты меня ни за что получил? A?
ДЖЕФ. Я б тебе заплатил.
АНЖЕЛА. Заплатил? Никакие деньги не могут тебе купить женщину моих качеств, красавчик. Нет, нет, даже не думай. Покажи мне лучше, что ты умный. Покажи что умеешь думать, a не повторять глупости других.
ДЖЕФ. Что ж, окей. Раз уж у тебя такой подход, тогда, чего там, пожалуй. Что-то в этом во всем такое есть, угадывается....
АНЖЕЛА. Не надо угадывать, красавчик. Время угадывания прошло, игра кончена, и она не стоила свеч. Я тебе опишу кой-кого, a ты мне скажешь как ее зовут. Окей?
ДЖЕФ. Ага. Ну, что же, хорошо. Валяй.
АНЖЕЛА. Слушай. Есть такая женщина, - она каждый час меняет платье. Очень она вульгарная, и все-таки она неотразима. Для труса она - дом и спасение, но смелым людям она не нужна. Ее красота - приторно-блестяща. Она ослепляет. Она захватывает, и торжествует, подавляя разум. Из всех слуг дьявола, она самая неизворотливая, негибкая, слишком прямая - но и самая сильная. Она везде и нигде. Ты не можешь до нее дотронуться, с ней нельзя переспать, но она становится частью тебя, если ты не сопротивляешься. Это она удерживает корону на голове монарха. В то же время, она ответственна за все мятежи и революции. Как ее зовут?
ДЖЕФ. Ага, я понял. Это ал... эл....
АНЖЕЛА. Аллегория.
ДЖЕФ. Именно, я это и хотел сказать. Она, значит - просто понятие такое, да? Как состояние человека? Образ мышления, да? Черта характера?
АНЖЕЛА. Какой ты умный, однако. Ну так как же ее зовут?
ДЖЕФ. Ну, я не знаю. Как, скажи.
АНЖЕЛА. Так-то ты хочешь заслужить провести со мной ночь? A? Все тебе нужно разжевать, объяснить? Своего мнения у тебя нет?
ДЖЕФ. A, ты хочешь чтоб я угадал.
АНЖЕЛА. Я тебе уже сказала, время угадывания прошло. Я хочу чтобы ты подумал
ДЖЕФ. Ага. Ну, хорошо. Так, значит. Она, значит, правит нами, подавляя разум. Так. Удерживает корону на голове монарха. Самая сильная из всех слуг дьявола. A! Знаю. Не говори.
АНЖЕЛА. Я и не собиралась.
ДЖЕФ. Да! Я кажется понял. Ее зовут Жадность, правильно? Слушай, a это остроумно! Мне нравится.
АНЖЕЛА. Неправильно. Жадность подавляет сердце, но не разум. Жадность бывает очень даже изворотлива. Жадность никогда сама по себе не спасает королевскую власть, и не делает революцию. Ты не такой уж умный, каким кажешься.
ДЖЕФ. Дай мне шанс. Загадывай еще.
АНЖЕЛА. Я и не собиралась.
ДЖЕФ. Да! Я кажется понял. Ее зовут Жадность, правильно? Слушай, a это остроумно! Мне нравится.
АНЖЕЛА. Неправильно. Жадность подавляет сердце, но не разум. Жадность бывает очень даже изворотлива. Жадность никогда сама по себе не спасает королевскую власть, и не делает революцию. Ты не такой уж умный, каким кажешься.
ДЖЕФ. Дай мне шанс. Загадывай еще.
АНЖЕЛА. Я начинаю сомневаться, стоишь ли ты этого.
ДЖЕФ. Ну вот еще! Солдат отборных войск! Конечно стою, глупая ты девка!
АНЖЕЛА. Не смей меня так называть.
ДЖЕФ. Извини.
АНЖЕЛА. Пушечное мясо! Дерзкий солдафон!
ДЖЕФ. Ну, слушай, ну, извини, a? Загадай мне еще чего-нибудь, пожалуйста, уж я постараюсь на этот раз, a? Пожалуйста.
АНЖЕЛА. Ну хорошо. Слушай. Эта женщина очень стройна и грациозна. Но очень любит пилить людей. Красивая странной красотой - бледная, слабая, и голос у нее еле слышный, но с ребром, с хрипотцой. Властные и сильные мужчины презирают ее и отвергают, но и они не могут от нее до конца убежать. Она заставляет своих богатых любовников давать деньги на благотворительные нужды, заставляет людей целеустремленных отказываться от амбиций. Она облагораживает дух, но делает тело слабым. Именно она делает любовь прекрасной, a ревность - мерзкой. Многие люди преодолевают большие расстояния, бегут от нее за тридевять земель - и не могут убежать. Как ее зовут?
ДЖЕФ. Мне кажется, я знаю. Чего-то интересно становится.
АНЖЕЛА. Я знала, что рано или поздно тебе понравится. Ну так что же? Как ее зовут?
ДЖЕФ. Заставляет целеустремленных отказываться от амбиций.... И от нее не убежать.... A! Страх. Вот. Страх ее зовут.
АНЖЕЛА. Страх?
ДЖЕФ. Да. Ее зовут Страх. A в тебе есть что-то такое, поэтическое. A?
АНЖЕЛА. Опять неправильно, красавчик. Страх вовсе не облагораживает дух. Страх делает людей злыми и глупыми. Очень ты все-таки темный, парень.
ДЖЕФ(внезапно предчувствуя что-то). Эй. Погоди-ка. Чего это мы такое тут делаем....
АНЖЕЛА(целует его в шею сзади). Какой ты все-таки красавчик, прелесть. Окей, последняя попытка.
ДЖЕФ. Слушайте, дамочка....
АНЖЕЛА. Слушай.
Он закрывает глаза и начинает дрожать.
АНЖЕЛА. Эта третья, последняя женщина, всегда молода, и прекрасна необъяснимой, неземной, божественной красотой. Она отделяет правду от неправды и зло от добра с непревзойденной, свободной, небрежной легкостью невинных. Она защищает неискушенных и доверчивых и наказывает виноватых. Она обезоруживает злых и мстительных и делает добрых сильными. Она - выше любых законов, глубже любых мыслей, величественнее и значительнее, чем сама логика. Она одновременно кротка и всемогуща. Как ее зовут?
ДЖЕФ(изменившимся, дрожащим голосом). Я ее знаю. Ее имя Справедливость.
АНЖЕЛА(отпускает его). Глупенький. Если бы ты взял и увел у человека жену - справедливо ли это было бы?
ДЖЕФ. Нет.
АНЖЕЛА. Почему же нет? Она тебе, может, нравится. И деньги бы у него взял - тебе деньги нужны.
ДЖЕФ. Нет, это несправедливо.
АНЖЕЛА. По отношению к нему, нет. A по отношению к тебе? A вдруг тебе кажется, что его жена тебе нужнее, чем ему, и деньги тоже? Ни один человек не может жить без справедливости индивидуальной, личной. Убийца ходит по улицам, ища жертв - и знает, что справедлив, справедлив к себе. Вор ворует, потому что считает, что приобретенное им ему нужнее, чем тем, у кого он украл. Справедливость - это то, что ты сам определяешь, как справедливость, красавчик. Ты так ни разу и не ответил правильно.
ДЖЕФ(улыбается). Что ж, я, значит, дурак. В конце концов, я ведь простой солдат. Ну, хорошо. Ты странная какая-то. Но очень красивая. Пойдем в трактир, a? Или, знаешь, я лучше домой пойду. A? Чего-то ты мне не очень нравишься. Да.
АНЖЕЛА. Пытаешься себя убедить, что тебе не страшно?
ДЖЕФ. A?
АНЖЕЛА. Брось. Бесполезно. Тебе очень страшно, и так и должно быть. Я сейчас буду вершить свою справедливость. Прощай, красавчик.
ДЖЕФ. Подожди....
Она протягивает вперед руку. Он вскрикивает и падает на спину. Она выходит. Он лежит на спине без движения. Занавес.
Картина четвертая. Зал приемов в королевском дворце. Пусто. Слева, на возвышении, трон. Входят Фредерик и Доктор.
ФРЕДЕРИК. Да, оно и есть. Я тут десять лет не был. Удивительно. Клянусь Джексоном, ничего не изменилось. Неистребимый консерватизм.
ДОКТОР. Нам бы лучше уйти сейчас, ваше высочество. Придворные вот-вот придут.
ФРЕДЕРИК. Подожди, подожди.
Он бежит к трону, прыгает на возвышение, проверяет сидение на упругость.
ДОКТОР. Ваше высочество....
ФРЕДЕРИК. Я скоро здесь буду сидеть. Доктор - трон! Как я себя приподнято чувствую! И немножко страшно даже.
ДОКТОР. Ваше высочество, пожалуйста не трогайте трон.
ФРЕДЕРИК. A? A. Вы суеверны, оказывается. Не бойтесь, Доктор! Клянусь Джексоном! Сегодня вечером, Сфинкс выполнит все обещания. Понимаете? Я буду королем сегодня! Королем!
Входит Максорли.
МАКСОРЛИ. Ваше высочество.
ФРЕДЕРИК. A, капитан!
МАКСОРЛИ. Ваше высочество, не знаете ли вы, куда девалась моя дочь?
ФРЕДЕРИК. Она должна быть здесь где-то.
МАКСОРЛИ. Нет ее. Она опаздывает. Странно.
ФРЕДЕРИК. Не знаю я где она.
МАКСОРЛИ. Так, понятно. Что ж. Ваше высочество, вам бы лучше.... (Показывает на дверь).
ФРЕДЕРИК. Да, да, конечно. До свидания, капитан.
Он смеется счастливо и бежит через сцену к двери направо. Выходит.
МАКСОРЛИ. A вы, Доктор? Роксан не видели?
ДОКТОР. Не кажется ли вам, капитан....
МАКСОРЛИ. Не знаю что и думать. Все так взволнованы, странно. Большинство солдат напились до невменяемости.
ДОКТОР. Мой дорогой капитан, это естественно. Они все предчувствуют большие перемены.
МАКСОРЛИ. Не вижу как эти перемены могут быть произведены с этой пьяной оравой.
ДОКТОР. Ну, если солдаты не сделают то, что им велели, этим займется кто-нибудь еще.
МАКСОРЛИ. Ага! Так вам кое-что известно. Говорите.
ДОКТОР. Что вы имеете в виду, капитан?
МАКСОРЛИ. Иностранная армия неподалеку какая-нибудь? Нас что, присоединять собираются? Аннексация?
ДОКТОР. Боюсь я несовсем понимаю....
МАКСОРЛИ. Я заставлю вас понимать. (Хватает Доктора за горло). Где моя дочь? Ее что, в жертву принесли этому великому делу, или что?
ДОКТОР. Аррххххх! Отпустите меня!
МАКСОРЛИ. Отвечай, старик.
Вбегает Роксан.
РОКСАН. Па.... Капитан, что вы делаете, черт вас возьми!
МАКСОРЛИ(отпускает Доктора). Ага. Ты, значит, здесь. Где была?
РОКСАН. Тебе-то какое дело? Здравствуйте, Доктор. Наш капитан ужасно вспыльчив. Простите его. Ой! Как все интерестно!
ДОКТОР(бормочет, трет шею). Отцы и дети.... Надо бы почитать что-нибудь о воспитании детей....
Он уходит, качая головой и ругаясь в полголоса.
МАКСОРЛИ. Благодаря тебе, у нас теперь есть еще один враг.
РОКСАН. Не говори глупости, папа.
МАКСОРЛИ. Где была?
РОКСАН. По делам ходила. Нужно так устроить, чтобы моя карьера не окончилась сегодня вечером.
МАКСОРЛИ. Что ты плетешь?
РОКСАН. Политики все такие коварные и неблагодарные. Но у них у всех есть одна слабость, которую я могу использовать. Они все - пиздострадатели3.
МАКСОРЛИ(обалдел). A?
РОКСАН. Ты понял.
МАКСОРЛИ. Я, вообще-то.... Черт знает что такое! Ты действительно любовница Фредерика?
РОКСАН. Фредерика? Да как тебе сказать. Ты сам как-то обмолвился, что он - ничтожество. И это правильно. Сидя на троне и многозначительно хмурясь на всех, он будет вполне удовлетворен. Но настоящим правителем ему не стать.
МАКСОРЛИ. Так, ясно. Дальше.
РОКСАН. Он самоуверен, тщеславен, и слишком большой растяпа, чтобы держать всех в руках. Он наверняка назначит кого-нибудь первым министром или еще кем-нибудь, чтобы правил за него. Вот этого кого-нибудь я знаю, и хорошо знаю. Если повесет, я за него выйду замуж.
МАКСОРЛИ. Выйдешь, когда он станет первым министром?
РОКСАН. Нет, конечно. Я выйду за него на этой неделе, ну, самое позднее - на следующей. A то люди решат, что я из корыстных целей его зацепила.
МАКСОРЛИ. Но ведь это так и получается.
РОКСАН. A как же, конечно. Только это никого не касается, нечего лезть в мои дела.
МАКСОРЛИ. Повернись-ка.
РОКСАН. Зачем?
МАКСОРЛИ. Повернись, не бойся.
Она пожимает плечами, поворачивается. Он дает ей очень крепкого пенделя. Она подпрыгивает, хватается за жопу.
РОКСАН. Ауч!
МАКСОРЛИ. Пусть будет десять революций, тысяча новых королей-ничтожеств, и толпы первых министров-стоящих людей. Но я - твой отец. И ты мне скажешь, кто он такой, и если я узнаю, что ты продолжаешь вокруг него ошиваться, запру дома, будешь сидеть, пока не окосеешь.
РОКСАН. Больно же!
МАКСОРЛИ. Год сидеть будешь. Или пять лет, если нужно. Какая гадость! В мое время, молодые люди влюблялись. Знаешь что такое любовь, дура? У меня были золотые часы. Достались от матери. Я их двадцать четыре года носил не снимая. Потерял в бою. Меня сзади ударили рукояткой шпаги, я потерял сознание, и часы сняли. Повезло им. Если бы я был в сознании, им пришлось бы разрубить меня на куски, прежде чем они до часов добрались. Потому что они были - символ великой любви. A ты! Моя собственная дочь! Ведешь себя, как дешевая базарная девка! Заткнись и возьми себя в руки. Придворные идут.