– Разрешите отломить жетон? Положено так, – обратился к Игорю офицер.
– Разрешаю.
Обер-лейтенант расстегнул китель. Документов при оберсте уже не было, явно опер из СМЕРШа забрал.
Лейтенант разломил личный жетон полковника. Это было удобно: овальная пластинка имела посередине просечку. Над и под просечкой был выбит личный номер военнослужащего. Та часть, которая оставалась на цепочке, хоронилась вместе с телом, чтобы в случае эксгумации человека можно было опознать. А вторая половина, которая отламывалась, отправлялась в штаб дивизии и в архив. Таким образом немцы точно знали, кто, когда и где похоронен. Порядок, однако! Но придумано разумно, лучше, чем наши «смертные медальоны» с бумажкой внутри.
– Отдам кому-нибудь из местных. И хорошо бы на бумаге написать, кто и как фамилия.
– Я не против, ищите бумагу и карандаш.
Солдаты тем временем уложили тело полковника в мешок и перевязали его веревками.
– А фуражку куда?
– Я возьму, на могилу положу, – взял фуражку оберста офицер.
– Подняли и понесли!
Офицер пошел впереди, Игорь наблюдал сбоку.
Могила была почти готова, один из солдат подравнивал стенки.
Немцы выстроились, офицер на правах старшего прочитал молитву, тело оберста опустили в могилу и засыпали землей. Офицер положил на свежий могильный холм фуражку.
– Строиться, шагом марш!
Солдаты, как роботы, мгновенно выполнили команду.
Когда все вернулись на площадь, обер-лейтенант подошел к майору:
– Позвольте отдать жетон погибшего и бумажку с указанием фамилии кому-нибудь из местных.
– Игорь, сопроводи. Нет, погоди. Вон, видишь – лысый фольксштурмовец. Спроси его, он местный?
Обер-лейтенант окрикнул пожилого, тот подбежал и встал по стойке «смирно».
– Ты откуда?
– Из Кранца, местный.
– Передаю тебе жетон и записку с фамилией командира. Он похоронен у заводоуправления.
– Яволь! У березы?
– Ты был там?
– Работал до войны.
Майор махнул рукой:
– Пусть идет домой, к своей… как это? Ага, грандмуттер.
Пожилой немец сразу оживился и сунул жетон и записку в карман. Это же счастье – вернуться с войны домой, живым и даже не раненым.
Игорь провел фольксштурмовца через цепь пехотинцев.
– Кепи сними и выброси, а то застрелят случайно. И оружие в руки не бери.
Пожилой фольксштурмовец поклонился и побрел по улице. Несколько раз он оглядывался, не веря своему счастью – а вдруг русский обманул и выстрелит в спину?
На площадь выкатили несколько полевых кухонь, две из которых кормили наших бойцов, а еще две – пленных. Конечно, не всем бойцам нравилось, что немцев кормили. У многих под бомбежками погибли семьи, в оккупации, умерли от голода. Злые были на немцев, не улеглась еще жажда отмщения. Дай волю – постреляли бы безоружных. Иногда так и делали, особенно когда ситуация была шаткой, ведь с такой массой пленных возни много: питание, лечение, перевозка, конвоирование, охрана.
Глава 10. Конвоир
Немцы по команде офицеров выстроились в очередь. Нравилась им наша еда или нет, но ели жадно.
За похоронами да едой наступил вечер. Немцы так и остались на площади под охраной пехотинцев. Кто из морпехов был свободен, расположились в немецких домах на отдых.
Игорь устроился в квартире на мягкой кровати и впервые за несколько суток толком выспался. Утром его снова вызвали к Чалому.
– Пленных уводят в наш тыл.
– Скатертью дорога. Я-то здесь при чем?
– Из конвоя пехотинцев ни один немецкого языка не знает. Командиры решили отправить с ними тебя.
– Товарищ старший лейтенант!
– Думаешь, мне охота морпеха отдавать? У меня у самого мало людей осталось, а со знанием языка – ни одного. Как сопроводишь колонну, возвращайся.
– А кто старший из конвоя?
– Из пехоты – старшина Пряхин. Ты его сразу узнаешь, усы, как у Буденного. Временно ты подчиняешься ему.
Старшину по описанию Чалого Игорь узнал сразу. Крепко сбитый, лицо обветренное, из-под распахнутой на груди телогрейки видны медали.
– Дождался! А то фрицы не понимают ни черта. Прикажи им строиться в колонну по четыре, офицерам впереди. И объясни: шаг в сторону – это попытка побега, конвой стреляет без предупреждения.
Игорь перевел.
Пленными солдатами командовали немецкие офицеры:
– Шагом марш!
Колонна тронулась в путь.
Перед пленными вышагивал старшина, рядом шел Игорь. За ними с небольшим промежутком – десяток офицеров, и среди них самый старший по званию – гауптман с хмурым лицом и забинтованной рукой. А дальше – солдаты, много, сотни три – три с половиной. По бокам – конвоиры из пехоты, автоматы на груди в полной боеготовности.
Но немцы брели с безразличными лицами и отрешенным взглядом. Каждый думал о том, что с ним будет дальше. Шли по разбитой танками, самоходками и тягачами, мощенной тесаным камнем дороге в сторону Инстенбурга, как понял Игорь – к железной дороге. Несколько дней назад по этим местам прокатилась война. Стояли сгоревшие и подбитые наши и немецкие танки, бронетранспортеры. Убитых видно не было: немцев хоронили свои, местные, а наших – похоронные команды.
Немцы разглядывали битую технику и переговаривались. Когда навстречу попадалась наша воинская колонна, немцы по команде офицеров сходили с дороги в сторону – видеть так близко нашу технику им не приходилось. Мимо, к Кенигсбергу, шли грузовики «Студебеккер» с пехотой, проезжали «Виллисы» с командирами, «ЗИСы» тянули пушки. Один раз прошла батарея «Катюш». Немцы сразу загалдели, показывали пальцами – наслышаны были.
Сходить с дороги приходилось часто, к воюющим фронтам – Первому Прибалтийскому и Третьему Белорусскому постоянно подбрасывались подкрепления. Когда мимо проходил полк тяжелых самоходок 152 мм – на базе танков «КВ», дрожала земля. Рев множества моторов заглушал все звуки, в ноздри бил сизый солярочный дым. А самоходки шли и шли…
Немцы стояли, подавленные увиденным. Они не предполагали, что у русских имеется такая мощь, а некоторые наверняка были рады, что избежали мясорубки. Плен – это позорно, но есть шанс остаться в живых.
Последний немецкий пленный покинул СССР в середине пятидесятых годов. Десятая часть их умерла в лагерях для военнопленных от болезней и ран, но большинство вернулось.
В день получалось пройти не больше двадцати километров, слишком часто уступали дорогу советским воинским частям.
Кормили пленных только два раза в день, утром и вечером, в местах ночевок. Вода – без ограничений. Встретился на пути колодец – набирают во фляжки, котелки. Пили вдосталь. Как эта картина была непохожа на начало войны, когда вели пленных русских – ни еды, ни воды.
Наши конвоиры не роптали – пехоте не привыкать проходить пешком большие расстояния. А вот немцы к вечеру уставали. В немецкой армии пешком практически не ходили – были машины, бронетранспортеры, мотоциклы. На худой конец – велосипедные команды.
Конвою лучше идти, чем рыть окопы под обстрелом, можно сказать – отдых. Только Игорь своей ролью переводчика томился. Он боевой разведчик, а сопровождает пленных, как конвоир. Конечно, без переводчика с такой колонной немцев общаться нельзя, и он это понимал. Но он привык к риску, адреналину. А сейчас – бесконечный пеший переход. Немцы бредут медленно, им уже некуда торопиться, но для Игоря война еще не закончена. Ему интересно было бы участвовать во взятии Берлина, а повезет – так и на Рейхстаге расписаться.
Колонна пленных шла уже третий день, и немцы, и наши конвоиры были в пыли. Помыться бы, да где? Реки они пересекали по мостам, но вода в них сейчас холодная, а помывочных пунктов в местах ночевок не было – эти земли были захвачены нашими войсками несколько дней назад.
Они проходили через опустевшие немецкие деревни. Жители их, испуганные слухами о зверствах приближающихся большевиков, в панике бежали. Со многих земель, рассказывая небылицы и сея панику, в Германию хлынули многочисленные беженцы.
Когда они проходили через маленькую деревушку Ноймарк, один из пленных свернул к домам.
Пехотинец дал вверх очередь из автомата, но Игорь закричал:
– Не стрелять!
Сам же кинулся за пленным. Сбежать решил? Так ведь не бежит, шагом идет. Или уже крыша после боев поехала?
Он взвел затвор автомата – до немца было всего несколько метров.
– Стой! – приказал Игорь. – Остановись, а то застрелю!
Немец остановился.
– Подними руки и медленно повернись ко мне!
Немец исполнил и этот приказ. Игорь видел, что по его запыленному лицу, оставляя две светлые дорожки, текут слезы.
– Ты зачем без разрешения из колонны вышел? Ведь все слышали – охрана стреляет без предупреждения.
– Это мой дом, там мои мать и дед. Как я могу пройти мимо, не увидев их?
– Ты что, ненормальный? Тебя могли просто убить на их глазах!
– Все равно мне никто не позволил бы к ним зайти, хоть на минуту.
– Все равно мне никто не позволил бы к ним зайти, хоть на минуту.
Игорь в душе согласился с ним.
– Мог бы мне сказать. Да скажи спасибо нашему воину, что он в воздух стрелял, а не в спину тебе. Идем в дом вместе. Я даю тебе минуту – колонна не может ждать.
Немец поднялся по ступенькам и постучал в дверь. Никто не отозвался, не открыл. Но из соседнего дома выглянул старик и всмотрелся подслеповато, приложив ко лбу ладонь «козырьком».
– Дедушка Иоганн, это я, Фридрих! А где мои?
– Они уехали неделю назад. Во всей деревне осталось два человека – я и старый мельник Густав.
– Если увидите моих маму и дедушку, передайте им, что я жив и нахожусь в русском плену. Не знаю, смогу ли написать оттуда.
– Сможешь, – кивнул Игорь. – А сейчас в строй.
Пока они шли к колонне, пленный горячо поблагодарил Игоря. Как солдат солдата Игорь его понимал. Пройти мимо собственного дома, особенно когда давно там не был, и не заглянуть хотя бы на минуту было выше человеческих сил. Но рисковал немец сильно.
Когда пленный занял место в колонне, Игорь встал на возвышение у дорожного знака.
– Хальт! Внимание всем! На ваших глазах произошел досадный инцидент. Я предупреждаю всех – из колонны ни шагу. Если что-то срочно понадобится, передайте по цепочке мне в голову колонны. Шагом марш!
К исходу четвертого дня колонна прибыла на конечный пункт. На входе – указатель и охрана, лагерь военнопленных. Туда и повернули.
Начальник лагеря просмотрел сопроводительные документы и лично пересчитал пленных. Потом зашел в караулку, расписался и шлепнул печать.
– Все, бойцы, свободны!
Однако к этому моменту уже наступил вечер, идти назад было поздно, и конвоиры заняли пустующий дом. Вода в нем была, и они смогли умыться и напиться.
Игорь обратился к старшине:
– Накормить бойцов надо…
– А где я продукты возьму?
– Иди к начальнику лагеря.
Военного коменданта в деревне точно не было: деревня для этого слишком мала, а воинских частей нет. Охрана лагеря не в счет, она относилась к ГУЛАГу, главному управлению лагерей в системе НКВД.
Чувствовалось, что старшина не хотел идти, но бойцы не ели, а ведь завтра назад идти. Хотя была надежда поймать попутный грузовик.
Старшина вернулся с пустыми руками:
– Морда эта лагерная говорит – я армию кормить не обязан, сухой паек в дорогу должны были дать.
Бойцы дружно обматерили начальника лагеря, жаль – он не слышал их.
– Что делать будем?
– По подвалам пошарить надо, может, у немцев какие-нибудь запасы остались – соленья, варенье.
– А ну как мародерство припишут?
– Так мы же не вещи крадем, нам пожрать надо, чтобы не сдохнуть. Положено солдата кормить? Положено. Изымаем на нужды армии.
– Ну хорошо. Есть и в самом деле хочется. Вы двое, – старшина указал на Игоря и солдата в возрасте лет пятидесяти, – пошукайте осторожно.
Они вышли во двор.
– И где тут у немчуры погреба?
Найдя вход, они открыли дверь и спустились по лестнице. На полках – банки, овощи-фрукты консервированные, под потолком – два окорока на веревках висят. Самые натуральные, копченые.
– Ты помоложе, – обратился солдат к Игорю, – режь веревки. Подтянешься…
Однако ножа ни у кого из них не оказалось. Пришлось Игорю возвращаться в дом. Нож он нашел на кухне.
Окорока срезали. Увесистые, не меньше пуда каждый. Зато сколько радости у бойцов было! Ветчину и в мирное время не каждый пробовал, а тут, в войну – вообще редкость, деликатес.
Старшина распорядился один окорок съесть на ужин, второй – на завтрак. Резать его на доли принялся сам, ловко орудуя ножом.
Игорь в это время еще раз сходил в подвал и принес две банки консервированных груш. Ужин удался на славу! Жаль только, что не было хлеба. Непривычно для русского человека есть мясо без хлеба. Но наелись все до отвала. Напоследок банки с компотом по рукам пустили – сладко и вкусно.
Игорь тоже уже давно такой вкусной ветчины не ел. В армии если мясо перепадало, то кусками и в вареном виде, в супе или в кашах.
На ночь старшина выставил на крыльце часового, назначил смену, как и положено по Уставу. Правильно, на немецкой земле они, тут могут бродить недобитые гитлеровцы, а хуже того – вервольф, иначе – «оборотни». Переодетые в гражданское, они по ночам стреляли в наших бойцов и командиров.
Однако ночь прошла спокойно. Бойцы выспались, отдохнули и позавтракали ветчиной, только кости остались.
– Хорошо немчура живет! В подвале окорока, в доме – кровати с панцирной сеткой. Чего же им дома не сиделось, воевать полезли? – недоуменно протянул один из солдат.
– Большего захотелось. Чернозема украинского, нефти бакинской, рабов…
– Сейчас и своего лишатся. А многие и головы сложат.
– Да что ты о фашистах печешься? Пусть хоть все сдохнут, жалко не будет!
На немцев были злые.
Когда вышли на дорогу, старшина стал останавливать проходящие мимо грузовики. Попутно шло много транспорта – везли боеприпасы, продукты, орудия и солдат.
С трудом они смогли пристроиться в крытый «Студебеккер», в котором лежали ящики с медикаментами. Сидеть было жестко, на ухабах сильно трясло, но все не пешком. Военнопленных вели четыре дня, а машиной они уже через пять часов были в Кранце. Да вот беда: их части, морпехи и пехотинцы, ушли дальше. А куда – никто не знал.
Переночевали в Кранце. Свою задачу Игорь выполнил, и если подходить формально, теперь ему с пехотинцами было не по пути: воинские части разные, командование другое.
Но, рассудив так, он решил все же держаться пехотинцев. У всех – и у Игоря, и у старшины с солдатами – была одна дорога, к Кенигсбергу. Эта старая крепость, оплот немецких войск в Пруссии, и уж кого-нибудь из своих моряков он там найдет. Хотя он и подозревал, что все силы Балтфлота и морской пехоты будут брошены к Пиллау – есть такой город-порт рядом с Кенигсбергом. Немцы там сопротивлялись отчаянно, бои шли почти до конца войны, до 25 апреля 1945 года. Ударами клиньев наших войск всю группировку вермахта расчленили на три части, все окруженцы не имели выхода к Германии, кроме как морем.
Но и в море их поджидала опасность: обширные минные поля, наши корабли и подлодки, сверху висели бомбардировщики… Прошли те времена, когда немцы господствовали в воздухе, на море и на суше. Хотя случалось, что немецкие корабли под конвоем эсминцев прорывались и вывозили в ближайшие немецкие города-порты Штеттин и Данциг эвакуируемых. Вместе с беженцами плыли солдаты – Гитлер планировал задействовать их на оборонительных линиях для защиты столицы Германии, Берлина. Свободных от советских войск немецких земель становилось все меньше, и уже сами немцы чувствовали неминуемый и близкий крах Германии. Они боялись этого: ведь Геббельс, главный немецкий идеолог, вещал, что всех немцев отправят в холодную Сибирь. Немцы на домах писали краской: «Капитуляция и Сибирь? Нет, лучше смерть!»
Утром Игорь вышел на шоссе и попытался поймать попутку. Одному подсесть проще, чем со взводом пехотинцев. Но дорога была пустынной.
Стоять не хотелось, и он пошел пешком. Сколько уже километров ногами отмерено, да и не только ногами: на пузе, на четвереньках, вплавь, где это было необходимо.
По пути встречались немецкие деревни. Игорь еще удивлялся – до чего густо населена Германия! Три-пять километров – и село или город. В России можно полдня идти, особенно на Севере или в Сибири, и жилья не встретить.
И дороги у немцев хорошие. Между селами – мощенные тесаным камнем, между городами – асфальт, а в самой Германии автобаны бетонные, делались перед войной с учетом возможного использования их как взлетно-посадочных полос для самолетов. И в 1945 году немцы так и делали, их реактивные истребители использовали автобаны.
Игорь только село миновал, как вдруг увидел в трехстах метрах впереди группу немцев – уж цвет мундиров «фельдграу» с отечественным не спутаешь. Присмотрелся. Немцы с оружием, советского конвоя нет, стало быть – не пленные. Спрятаться негде, кроме как нырнуть в придорожную канаву – от пуль укрыться.
Сердце как ледяными тисками сдавило. Немцев много, рота, а это – около ста человек. Он же один, и магазинов к автомату только два. Как ни крути, бой придется принять, и, возможно, последний.
У одного из фрицев был виден ручной пулемет на плече. Да он головы поднять из канавы не даст, будет удерживать, пока другие ближе не подберутся и гранатами не закидают. Излюбленный прием солдат вермахта!
Игорь нашел место за бетонной трубой водостока и положил рядом полный дисковый магазин, чтобы потом время не тратить. Остро пожалел, что пошел в одиночку, надо было ждать попутку. Но немцам он кровушку пустит, будет стрелять одиночными или короткими очередями. Теплилась, правда, слабая надежда, что стрельбу услышат и придут к нему на помощь. Ему бы продержаться четверть часа.
Немцы приближались. Причем шли они по дороге, не рассыпаясь цепью, не пытаясь окружить. Не заметили его? Маловероятно.