– И что же, господин президент? – спросил он настойчиво.
– Возложите каждый свой меч на бедро свое, – проговорил я медленно и ощутил, что эти слова уже говорил однажды, – пройдите по стану от ворот до ворот и обратно и убивайте каждый брата своего, каждый друга своего, каждый ближнего своего.
Тяжелая ярость продолжала жечь грудь. Я поднялся, все оставались застывшими и ошеломленными, помнят эти слова, сказанные три или больше тысяч лет тому, а главное, по какому поводу. Седых поднялся тут же, наши взгляды встретились. Он слегка наклонил голову. Министры и члены Совета поднимались, очень медленно и растерянно, а я, кипя гневом, быстро покинул зал и вернулся в свою комнату.
ГЛАВА 9
На видеозаписи хорошо видно, кто как реагировал на доклад, на прения, кто голосовал за раскол. Аналитики еще рассматривали в замедленном движении лица депутатов, а служба охраны уже вывела Вертинского, Каменева, Атасова и еще около десяти человек, загрузили в микроавтобусы с затемненными стеклами.
Седых промолчал, понял все, у него есть это странное свойство, как будто заглядывает вперед, но Тимошенко пришел в ужас:
– Вертинского? Бравлин, опомнись! Он стоял с тобой плечом к плечу с самого начала!.. Когда еще не было никакого имортизма!.. И потом он был начальником твоего избирательного штаба!.. И Атасов был с самого начала!.. А Лют пришел из РНЕ, где он руководил Сопротивлением…
В кабинете, кроме них двоих, сидят нахмуренные и очень озабоченные Бронник и Потемкин, я предложил их ввести в состав Высшего Совета на место выбывших. Оба только слушали, иногда поглядывали искоса, чаще отводили взоры и елозили ими по мебели, но, когда я встречался с ними взглядами, видел горячее сочувствие.
Я выкрикнул с болью:
– Жалеете?.. Думаете, я не жалею?.. Но я жалею как человек… и прощаю как человек! Однако не могу простить как имортист, для которого выживание вида человеческого настолько приоритетно, что… что все остальное просто микроскопично! Вы представляете, что случится? Вы знаете, что все завоевания ислама моментально прекратились, как только Эбн Альсоди Сабай сумел расколоть ислам на шиитов и суннитов. Начались гражданские войны, разборки, перевороты, расколы начали множиться, возникать все новые секты и движения. Но ислам к моменту раскола хотя бы успел укрепиться!.. А что начнется сейчас?
Тимошенко возразил с неуверенностью:
– Сильные останутся в имортизме. Слабые уйдут в это… ну, ту степь… Но это все же наши! Не хамье, не быдло.
– А из той степи перейдут в еще более простые и легкие, – сказал я горько. – Мы же битые, все… Неужели не понимаешь, что если будет оставлена лазейка к отступлению, то…
– Ею тут же воспользуются? – спросил Тимошенко с негодованием. – Ничего подобного!
– Пусть не тут же, – ответил я. – Но когда лазейка все время перед глазами, когда есть возможность отступить, то в минуты слабости гораздо легче соступить, мы все через это проходили. Нам всем нужны рамки, дисциплина! Даже мне… Думаешь, мне имортистом быть легко? Я просто человек, я не подвижник, не подвижник!.. Есть фанатики, для которых работа в кайф, а развлечение – пустая трата времени, но я, признаюсь, из самого сырого теста!.. Я работаю через «не хочу», я работаю, потому что работать надо, имортизм я тоже принес только потому, что никто не брался его нести… И потому я знаю, хорошо знаю, да что там хорошо, я прекрасно знаю, как зудит оставить работу и прилечь или пойти по бабам!.. Как хочется иной раз переключить канал с умной передачи на дурацкий боевичок, да чтоб еще с порнухой, где прекрасную графиню грубо трахают в задницу!.. Да не граф, а простые солдаты! Но я держусь, я держусь… Еще и потому, что прячу от себя клубничку, сжигаю за спиной мосты, перекрываю дороги не только к отступлению, но и к возможности сойти на обочину, прилечь, отдохнуть, глядя, как мимо идут более преданные… я их тут же в порядке самозащиты обзову тупоголовыми фанатиками и начну оснащать свою позицию железобетонными доводами!
Они притихли, в кабинете гремел только мой голос, я сам со стыдом уловил в нем истерический надрыв, да и что улавливать, если я весь сейчас – истерика чеховской барышни. Бронник отводил глаза, то ли неловко за себя, то ли за меня стыдно, я же сорвался, у меня ни грамма логики – один крик, никогда вот так не признавался в своей слабости, трусости и отсутствии в себе железного волевого стержня.
На другой день, когда мы встретились в кабинете, Бронник и Потемкин все так же отводили взгляды, но я видел, что, когда смотрят в мою сторону, глубокого сочувствия не поубавилось. Разве что к сочувствию приплюсовывается и сострадание. Тарас Бульба убил собственного сына, Стенька Разин выбросил за борт персидскую княжну, мне пришлось пустить под нож ближайших соратников… Демократ тут же вставит злорадно, что Гитлер вот так же прирезал соратника по партии Рема с его штурмовиками. Да, все верно. И Сталин казнил тех соратников, что раскалывали партию. Не казни он их, не сумел бы провести ускоренную индустриализацию, Гитлер с легкостью смял бы Россию, как до этого в мгновение ока разгромил всю Европу. А до Сталина и Гитлера точно так же устраняли быстро и безжалостно противников Иван Грозный и Петр Первый… Точно так же было по всей Европе, Азии, Японии, Африке, Гондване, Атлантиде… Великие идеи безжалостны! А великие люди умеют заставить себя делать «как надо», а не «как принято»… Но кто всякий раз кивает на жестокость Сталина и Гитлера, пусть вспомнит, сколько раз проводил чистку среди своих ближайших сторонников Моисей!.. Напоминаю еще и еще раз: за ним из Египта пошли только его сторонники, его партия. Остальные люди его языка и крови остались в Египте жить да поживать безбедно и без будущих тягот скитаний в пустыне. Но даже и среди своих сторонников, что шли за ним через пустыню, он время от времени проводил чистки огнем и мечом.
Они рассаживались тихие, как мыши. Я сказал твердым голосом:
– Продолжим заседание. На чем остановились?
Никто не сказал ни слова, все понимают, какое заседание мы продолжаем. Бронник поднялся, строгий и подтянутый, откашлялся:
– Я начал было доклад о состоянии дел в космической промышленности. И вообще о проблемах высоких технологий.
Я кивнул:
– Продолжайте с того же места.
– Оборонная система в том виде, в каком существует, умерла. Этот огромный неповоротливый монстр съедал треть всего промышленного и экономического потенциала, людских ресурсов, а лучшие ученые ломали головы над средствами более эффективного уничтожения людей. Сейчас такая военная машина никому не нужна, ибо война между народами с вовлечением огромных людских масс стремительно ушла в прошлое. Не нужны ни огромные танковые армии, ни эскадрильи стратегических бомбардировщиков, ни исполинские авианосцы. Мир становится единым, а для подавления мелких мятежей, что еще некоторое время будут вспыхивать, вполне достаточно имеющихся мобильных сил быстрого реагирования. Таким образом, весь огромный научно-исследовательский потенциал, ранее занятый разработкой новых видов вооружения…
Потемкин прервал:
– Простите, но горькая истина в том, что именно войны двигали научно-промышленный прогресс! Как с этим? Окажемся в застое?
– Вы абсолютно правы, – сказал Бронник. – Все новинки научно-технической мысли… так можно сказать?.. шли в военное производство, а уж потом кое-как приспосабливались и для гражданских целей. Сейчас же мы выбрасываем это громоздкое и очень прожорливое звено – развитие военной техники. А когда она понадобится…
Казидуб спросил коротко, по-солдатски:
– Когда?
Бронник пожал плечами:
– Даже я не знаю. Мы еще не столкнулись с инопланетянами! А военная техника на следующем этапе понадобится только для отражения угрозы из космоса. Хотя, полагаю, гораздо раньше нашему космическому флоту придется встречать на дальних орбитах астероиды, угрожающие Земле, расстреливать их или сталкивать с опасных орбит.
Мазарин хмуро поинтересовался:
– Что с опасностью нанотехнологий?
– Есть надежное средство, – ответил Бронник быстро. – Вы его уже приняли на вооружение. Да, пройдет немного времени, и фабрика, производящая смертоносное оружие, будет помещаться в чемодане! Но система тотального наблюдения, как ни проклинай ее, гарантирует безопасность. Да, придется смириться, что кто-то может увидеть, как вы тужитесь в клозете, однако такое наблюдение спасет вашу квартиру и от злоумышленников и от соседа, что тайком изготавливает атомную бомбу или выращивает споры сибирской язвы.
Ростоцкий вздохнул так тяжело, что прогнулся потолок и завыло под полом.
– Знали бы, чего нам стоит устанавливать эти системы!..
– Надо, Ростислав Иртеньевич!
– А вы попробуйте, – посоветовал Ростоцкий злобно, – когда к вам ломятся целые демонстрации с протестами, а петиции со всех концов страны… Не все же у нас имортисты! А когда касается вот таких делов, то некоторые имортисты оказываются не совсем имортисты, они, оказывается, всего лишь примкнули к сильнейшим.
– Знали бы, чего нам стоит устанавливать эти системы!..
– Надо, Ростислав Иртеньевич!
– А вы попробуйте, – посоветовал Ростоцкий злобно, – когда к вам ломятся целые демонстрации с протестами, а петиции со всех концов страны… Не все же у нас имортисты! А когда касается вот таких делов, то некоторые имортисты оказываются не совсем имортисты, они, оказывается, всего лишь примкнули к сильнейшим.
Он умолк, бросил быстрый взгляд на меня. Бронник тоже на мгновение замялся, у всех явно промелькнула одна и та же мысль насчет примкнувших из корысти.
Мазарин сказал с горечью:
– Мы малость прошляпили… Работали по старым схемам, а мир… как будто с горы кувырком, не уследишь, где голова, где ноги. Пока мы перекрывали наркопотоки да торговлю контрабандным оружием, в Россию просочились как туман через сито, целые иностранные легионы…
Ростоцкий подпрыгнул:
– Вы о чем? Какой Иностранный легион?
– Да не тот, не классический… Только сейчас понятно, почему это богатенькие буратины из стран Запада хлынули в нашу землю обетованную. Мы-то думали, что прут лицезреть страну победившего имортизма!.. Приобщиться, как сказать, к первоисточнику. Как всякий правоверный мусульманин, что должен хоть раз в году отпаломничествовать в Мекку. Теперь понятно, почему такая мощная волна протеста… А в СМИ господин Романовский не сумел все удержать под контролем, хоть и с пистолетом ходит. А вы, Ростислав Иртеньевич, говорите, что деньги перестали играть роль в нашем обществе!.. да, они не играют роль только потому, что сами пишут и роли, и либретто, и музыку. А танцуем все мы, мать-перетак…
Ростоцкий посерьезнел:
– Эти туристы тоже с мятежниками?
– Сперва прятались в тени, только снабжали деньгами, а сегодня уже и сами вышли на улицы. Агитируют!
– Почуяли победу, – предположил Ростоцкий.
– Похоже…
– Что будем делать?
Я ощутил их вопрошающие взгляды, сказал рассерженно:
– А что изменилось, что в рядах бунтующего быдла оказались тысячи иностранных туристов? Они ехали в чужую страну и подписывались соблюдать ее законы. Нарушают – получите! Только и того, что мы снова в меньшинстве. К сожалению, это как раз тот случай, когда большинство может нас просто затоптать.
Мазарин сказал задумчиво:
– Винтовка, как сказал великий Мао, порождает власть… А винтовки пока что у нас. Как и пулеметы. Главное, чтобы солдаты оставались солдатами, а не ассоциировали себя с теми, кто по ту сторону баррикад.
Казидуб спросил понимающе:
– Как я понимаю, на милицию, на ОМОН и прочие разгонятельные структуры уже надежды нет?
– Милиция живет теми же заботами, что и весь простой люд, – огрызнулся Ростоцкий. – С одной стороны, очень довольна, что дали намного больше власти, а жалованье повысили впятеро. С другой стороны – много неудобств. И бабулек у метро нельзя больше шмонать, и рекламы с тампаксами стало вроде бы даже недоставать… Словом, с милицией ясно только то, что с нею неясно. Точнее, не со всеми ясно, хотя за большую часть я ручаюсь.
Казидуб сказал с мрачным удовлетворением:
– Ну, а я ручаюсь за всех своих!
– Только не позволяй вылезать из танков, – предостерег Мазарин холодно.
Можно бы все увидеть на экранах, но я все-таки одной ногой в прошлом веке: велел подать вертолет, через час внизу уже проплывала десятиполосная дорога: пять в одну и пять в другую, посреди разделены бетонным бортиком. От покатых крыш машин в глаза бьет нестерпимый блеск, словно внизу течет река из ртути.
– Допустимая скорость, – сказал Ростоцкий, он сидел рядом с огромными наушниками на голове, – сто километров, но сейчас там и сорока не дают…
– Сорока? – фыркнул я. – Мне приходилось здесь вообще стоять в пробках…
– Да, пора уже и Окружную расширять снова… Вон они, господин президент!
Окружная осталась позади, а по широкому шоссе со стороны Бутова двигалась внушительная толпа. Грузовики обгоняли их, дудели, требуя сдвинуться ближе к обочине.
Я подивился первым же увиденным демонстрантам: с внушительными рюкзаками, что поднимаются выше голов, это такие рюкзаки, что с металлическими прутьями, в моей молодости таких не было, да мы в любые походы ходили налегке, а нынешние туристы тащат с собой не только палатки и спальные мешки, а чуть ли не персональные туалетные комнаты.
У некоторых в руках плакаты с требованиями, я не всматривался особенно, и так понятно, везде это panem et circenses в той или другой словесной форме, а что на одних «убрать», а на других «дайте» – это лишь разные формы жажды существовать бездумно, на многочисленные пособия, что в угоду Западу выдавливает из себя обескровленная Россия. А для этой бездумности надо еще и заново открыть все эти телешоу «Кто дальше плюнет», «Герой дня без штанов», «Как трахаться тайком от мужа»…
Ростоцкий, наблюдая рядом, сказал хмуро:
– Это те, кто двигается уже вторые сутки… На МКАДе присоединятся колонны из городов-спутников. Там же раздадут новые плакаты и знамена.
– Да, оттуда тащить будет легче, – согласился я.
– Это еще что, – сообщил он совсем раздраженно. – Запас флагов и плакатов подвезли ближе к Центру, чтобы и самые ленивые могли взять в руки и помахать перед объективами западной прессы.
Пока что демонстранты шли к городу компактными группами, когда большими, когда малыми, чувствовалось, что их больше объединяет общность работы или времяпрепровождения, а во всенародное шествие, как было задумало, сольются уже в центре столицы. Босенко указал на одиночек, такие тоже попадались, эти-то какого черта, мелькнула у меня мысль, такие вот не склонные тешить свое безделье. Эти и после работы или учебы отправляются не на пьянку, а с рюкзаком на просторы Севера или на склоны Эвереста. Вот что значит жажда побузить, надерзить, проорать что-нибудь оскорбительное в адрес правительства, которое, конечно же, тупое, беспомощное, прогнившее и насквозь продажное… А режим, ну да, преступный, как же иначе?
– Многовато, – заметил я. – Сколько, по вашим оценкам, присоединится в самом городе?
– Господин президент, – сказал Босенко, уклоняясь от прямого ответа, – вы не обратили внимания, как я вижу, на эти автобусы? Это тоже с ними, сердешными борцами против гнусного режима.
Мазарин заметил холодновато:
– И в легковых автомобилях тоже.
Вертолет снизился, я заметил, что в обгоняющих автомобилях обычно по пять человек, что вообще-то редкость. Видимо, даже те, кто не участвует в демонстрации, подвозит уставших и отставших бедолаг.
– Сочувствуют, – сказал я. – Кому сочувствуют?
Мазарин буркнул:
– А когда занимали денег на покупку килограмма мяса? А вот на бутылку водки всегда дадут.
– Да, это наш менталитет…
– Какие меры? – спросил я.
– Пока никаких, – ответил Ростоцкий. Добавил торопливо: – Никаких заметных. Игорь Игоревич убедил.
Мазарин кивнул молча. Я поинтересовался:
– Почему?
– А зачем злить? – ответил он ровным голосом. – Знаем по опыту, что никто не раздражает сильнее, как перегородившая дорогу жиденькая цепочка омоновцев, спрятавшихся за огромными прозрачными щитами.
Я кивнул, все верно, для такой толпы хоть три или пять рядов омоновцев покажутся реденькой цепочкой. Прорвут, сами захмелеют от собственного всемогущества: оказывается, это так просто – сметать с пути даже эти откормленные морды в тяжелых бронежилетах, этих тупорылых кабанов, защищающих продажную и коррумпированную власть, что сама и есть мафия. А раз так, то надо переть прямо на Кремль без остановок, сметем и там все на фиг, наведем порядок, установим такую народную власть, чтобы по жвачнику шли только боевики, порнуха и телешоу, а телеканал «Культура» отдать сексменьшинствам…
Ростоцкий сказал зло:
– Но вот что бы я убрал, так эти все забегаловки на колесах!.. Знали же, заранее выехали навстречу, расположились по обе стороны дороги… Посмотрите, посмотрите!.. Разве не видите, что бесплатно гамбургеры раздают?
Я присмотрелся, он не ошибся, милые девушки в фирменной одежде от «Макдоналда» быстро выхватывали огромные гамбургеры и чизбургеры и протягивали идущим по проезжей части. Оттуда отвечали радостным воодушевленным ревом.
– А что можем предъявить? – осведомился Мазарин. – Они не вольны задирать цены, это да, а вот раздавать себе в убыток… такой статьи пока что не придумано. Гуманитарная акция!
– Не знаю, – ответил Ростоцкий затравленно. – Но они выехали по сигналу! По всей Москве так. В Юго-Западном районе, в Восточном, точно так же на Севере и Юге. Везде западные фирмы двинули навстречу демонстрантам передвижные ларьки с едой, напитками.
– А водку? – спросил я.
– А вот водку подвозят наши, – ответил Ростоцкий недобрым голосом.
– Солидная организация, – заметил я.
– Да, это они умеют. Бизнесмены!
Я горько усмехнулся:
– Даже странно, столько денег выбрасывают на подготовку этой демонстрации протеста. Мы как-то привыкли, что бизнес свои деньги считает!