Прогресс – налицо. И тем не менее однозначной ответной реакции Запада не вызовет даже эта устойчивость. По крайней мере, там, где речь идет об устойчивости "отцов".
Мы обратимся к ряду западных экспертов, попросив их оценить возможные перспективы получения СССР такого рода кредитов Запада, которые действительно способны помочь оздоровлению экономики СССР.
Заручившись предварительно нашим согласием не сообщать их имена советскому обществу, они согласились назвать основные аргументы, не позволяющие, с их точки зрения, рассчитывать на получение западных кредитов в том виде, в каком они могли бы быть эффективны для экономики СССР. Мы выделяем эти оценки в некий сводный блок проводимого нами анализа и в этом виде предъявляем их обществу.
Итак, мнение экспертов. Они считают, что в существующей политической ситуации "кредиты СССР может предоставить только безумец". Аргументы таковы.
Во-первых, нет и не может быть уверенности, что при существующей ситуации СССР эти кредиты вернет. Как нет уверенности и в том, что СССР сохранится как субъект, несущий ответственность за них. Эксперты, сопоставляя нынешнюю ситуацию с ситуацией 1917 г., считают: аналогия по многим показателям является достаточно серьезной.
Во-вторых, для нормального кредитования, для серьезных, требующих возвратного периода инвестиций у Запада денег сегодня нет. В этом вопросе эксперты предлагают довериться мнениям Д.Гэлбрейта или А.Янова. Ни тот, ни другой к сторонникам КПСС и высшим кругам государственной бюрократии СССР отнесены быть не могут. Однако они утверждают, что Запад необходимых ресурсов для так называемого "плана Маршалла" не имеет в связи с экономической и финансовой нестабильностью самого Запада. А.Янов, помнится, напрямую аргументировал этим необходимость для СССР срочной продажи островов Курильской гряды Японии, ибо лишь она, по его мнению, располагает необходимыми средствами для осуществления "плана Маршалла" в условиях СССР. Но именно Япония сегодня особенно скептически относится к идее кредитования СССР.
В-третьих, программы, которые могли бы привлечь того или иного западного инвестора, связаны, по мнению экспертов, со сдвигом в расстановке сил в лидирующей группе. Любое государство, ведущее конкуренцию, готово было бы предоставить необходимый кредит, если это позволило бы ему изменить расстановку сил, вырваться вперед, решить свои национально-государственные проблемы. Но существующие у нас программы таких надежд не дают. СССР выступает в позиции слабого партнера, предъявляя притом такую бесконечную слабость, такую готовность на все, что это начинает производить парадоксальный, обратный эффект. Отсутствие целей у лидеров страны отпугивает, поскольку означает для государства-инвестора необходимость подключения своей экономики к сверхдержаве, страдающей параличом. Перспектива волочить ее на буксире в течение многих и многих лет в условиях стремительной технологической гонки стран-лидеров мало кого привлекает.
В-четвертых, "политического товара" – я имею в виду наш внутриполитический кризис – тоже не предъявлено. Почему? Да потому что западные лидеры уверены: они контролируют ситуацию в большей степени, нежели советские политики.
В-пятых, во внешней политике на Западе привыкли к странной способности наших дипломатов не требовать деньги вперед. Поэтому и не торопятся платить даже по безусловным, казалось бы, векселям. Как не расплатились за демонтаж Восточной Европы, так не расплатятся и за Сирию или ООП. Там уважают только силу и, видит Бог, совсем не лестно интерпретируют тот факт, что им так легко идут на уступки.
В-шестых, они уже поняли, что ни одна программа в этой стране сегодня реализована быть не может. Ни хорошая, ни плохая. Слабая власть – это гарантия полной блокировки во всем, что касается проблемы кредитов. Спросите всех, кто когда-либо у них получал!
В-седьмых, главная беда всех "отцов" – и политиков, и экономистов – заключается в том, что они сохраняют совесть в большем количестве, нежели это нужно для того, чтобы с ними стали говорить откровенно, по существу беря "быка за рога". Отцы-"шестидесятники", начавшие перестройку, все-таки сохраняют "старомодность", государственность. Они располагают, наконец, тем уровнем социального комфорта, который их устраивает (или попросту – "недостаточно голодны"). Они устали. А кое-кто из них и религиозен вдобавок, что по-своему мешает. Оттого и диалог с ними неэффективен. Тех, кого такая аргументация не устраивает, отсылаю, помимо романа Тургенева "Отцы и дети" еще к "Бесам" Ф.М.Достоевского. Конкретно – к главе под названием "Литературная кадриль". Тогда многое станет ясным. Не будут "шестидесятники" участвовать в "мокром деле", не решатся, испугаются, не захотят брать на душу грех.
Это опять из области метафор. А если переходить на конкретный язык? Тогда прежде всего необходимо понять ситуацию внутри страны, с тем чтобы на этой основе оценить перспективы сотрудничества с западными партнерами. Сотрудничество, в котором, еще раз подчеркиваю, в обычной ситуации ничего, кроме однозначного позитива, не видно.
Итак, что мы имеем? Кризис смыслов и ценностей, кризис идеологии и политики, кризис государственности и всех систем управления, разрыв экономического пространства, вакханалию групповых интересов, социальную панику и истерию, бесплодную грызню политиков, потерю народом политической воли и т.д. и т.п. Идеальное пространство для "грязного" бизнеса. И очень плохое – для бизнеса "чистого". Одним словом, все условия для "латиноамериканизации" налицо.
Через пару месяцев все это в совокупности создаст ситуацию, когда нам действительно нечем будет кормить население и придется ввозить масло в Вологодскую область. Не потому, что она все масло отдаст центру, а потому, что масло Вологда уже не будет производить. Не из чего. Что тогда? Тогда во имя спасения народа будет осуществлен некий бартер, при котором в обмен на продовольствие, естественно не лучшего качества, нам "позволят" по демпинговым ценам продать стратегическое сырье.
Вопрос только в том, каким "путем" его будут вывозить: союзным или российским? И кто поведет этим "особым путем" караван?
Вот главный предмет так называемых "политических диалогов" и "конфронтации". Кто окажется ближе к кредитному пирогу? Или же к пирогу "приватизации"? Или…
Для них важен только пирог. Для тех же, кому дороги интересы страны, важно следующее. Сверхприбыльная для Запада и не отвечающая национально-государственным интересам сделка будет выдана за нечто прямо противоположное – за благодеяния (!) Запада. И осуществлена эта сделка будет под чрезвычайные политические и государственные условия. А причем тут кредиты, спросите вы?
Да в том-то и дело, что настоящих кредитов не будет. Были бы они "настоящими" – о чем тогда речь? Но "настоящее" кредитование предполагает срок, в течение которого кредитующий ждет, пока кредитуемый развернет на кредит активную деятельность и уже по результатам этой деятельности начнет возвращать долги кредиторам. Как я уже говорил, в сегодняшней ситуации на это никто не пойдет. А бартер, предполагаемый мгновенный обмен продукт-сырье, сырье- продукт – это, по сути, мгновенная сделка, нечто противоположное кредитованию. Но ведь слово "кредит" так ласкает слух советских политиков, представителей ВПК, депутатов, нашей салонной публики и многих, многих других. Его необходимо произнести, чтобы заручиться поддержкой и пониманием. Это во-первых, а главное, при огромных масштабах вывоза сырья, как сказал один из опрошенных нами экспертов, "сами русские могут ведь не справиться с такими объемами вывоза, им придется помочь, но только для того, чтобы они этот вывоз могли обеспечить, и ни для чего больше". Мы благодарны этому человеку за откровенность. И позволяем себе высказать предположение (только предположение, не более того!), что в миссии Явлинского речь идет именно о ложных кредитах.
Выдача настоящих кредитов предполагает, во-первых, что "они" имеют резервы и способы ждать эффекта хотя бы несколько лет. А они не могут. Во-вторых, что мы имеем инфраструктуру для инвестиций и в состоянии обеспечить модернизационный скачок. И в-третьих, что мы способны дать гарантии стабильности и возвратности средств им. Но, помилуйте, нынче-то какие гарантии!?
Итак, условий для настоящих кредитов нет. Все это значит, что речь идет именно о ложных кредитах. Их предоставляют под конкретные программы, связанные главным образом с интенсификацией добычи сырья.
Мне возразят, что кредиты всегда дают под программы. Согласен. Но одно дело – программы, развивающие интеллектуальный и научно-технический потенциал СССР, другое – программы, развивающие индустриальный потенциал, и нечто третье – сырьевые программы.
И все-таки не это главное. Беспокоит то, что все расходы по интенсификации добычи с лихвой и немедленно оплачиваются иностранному партнеру все тем же сырьем, а в ряде случаев, сколь диким это вам ни покажется, мы же и будем кредитовать западного партнера для того, чтобы он имел возможность с максимальным комфортом вывезти из страны нашу нефть по самым дешевым, я бы сказал, смехотворно дешевым ценам. То есть по большому счету вовсе не они нас поддерживают, а мы, как это ни кажется странным, играем на их стороне против… Против кого?! А вот операция, которую по аналогии с "Литературной кадрилью" из "Бесов" я позволяю себе назвать "Политическая кадриль". Да, здесь нужен "человеческий талант" представителей новой волны. Отцы-то на этом деле могут ведь инфаркт схлопотать. А дети…
И все-таки не это главное. Беспокоит то, что все расходы по интенсификации добычи с лихвой и немедленно оплачиваются иностранному партнеру все тем же сырьем, а в ряде случаев, сколь диким это вам ни покажется, мы же и будем кредитовать западного партнера для того, чтобы он имел возможность с максимальным комфортом вывезти из страны нашу нефть по самым дешевым, я бы сказал, смехотворно дешевым ценам. То есть по большому счету вовсе не они нас поддерживают, а мы, как это ни кажется странным, играем на их стороне против… Против кого?! А вот операция, которую по аналогии с "Литературной кадрилью" из "Бесов" я позволяю себе назвать "Политическая кадриль". Да, здесь нужен "человеческий талант" представителей новой волны. Отцы-то на этом деле могут ведь инфаркт схлопотать. А дети…
Итак, в виде кредита нам дадут, например, устаревшие станки лишь для добычи сырья, а само сырье целиком и немедленно заберут в качестве компенсации за плохонькие, по западным меркам, и не на нашу экономику работающие технологии и механизмы. Красивая комбинация, правда? Риск тут лишь один: наши могут ведь и не захотеть бурить при таких условиях. Да ведь голод не тетка, можно сунуть в зубы кусок колбасы и накинуть на плечи потертую джинсовую куртку. И если к этому еще и "мерседес" для начальства… Ноу проблем!
Чтобы гарантировать западному партнеру отсутствие претензий, трудовую дисциплину и орднунг (то бишь "порядок"), преподносится Указ "Об особом режиме в базовых отраслях". А то как бы возомнившие себя приобщенными к мировой цивилизации русские не вздумали бастовать! И все – за Указ! И демократы, включая Ельцина, и центристы, и правые, и пленум ЦК КПСС, и профсоюзы – поразительное единодушие. Оно добыто с помощью классического приёма, называемого стратегией управляемой напряженности. В чем тут суть? Сначала провоцируется рабочее движение под крайними лозунгами, никакого отношения к интересам этого рабочего движения, естественно, не имеющими, – первое попадание в мишень. Затем рабочее движение окончательно отрывается от номенклатурных коммунистов, требующих наведения порядка, – второе попадание. Затем до смерти перепуганные депутаты, в том числе и представляющие Компартию, в парламенте РСФСР дают согласие на непристойно срочные выборы Президента России – третье попадание. И наконец, – передача шахт, которые без дотаций и трех месяцев не протянут, под республиканскую юрисдикцию – четвертое попадание. Какая тяга виртуоза одной пулей постараться убить кучу зайцев! Когда-нибудь кончится это тем, как это происходит в одном греческом мифе, – убьет самого себя. Но это потом. А сейчас открываются "блестящие перспективы".
В конце концов, важно понять логику – детали в этом орнаменте могут быть достроены на ходу. Главное-то уже определено, взвешено, разделено. Тогда чего ради ломать перья в аналитическом порыве?
Тут есть, на мой взгляд, целый ряд оснований.
Первое. Внутри еще теплится надежда, что, осознав, чем все это чревато, поняв, к чему готовят страну, наши ученые-"шестидесятники", пусть не все, но хотя бы те, кто еще способен государственно мыслить, скажут: "Нет!" В этом случае им далее неизбежно придется решительно отказаться от ложной аксиоматики и от милой сердцу доктрины. И придется честно признать: необходимое стране и действительно горькое, что греха таить, горькое, но единственное лекарство – это скорейший переход к модернизации без иностранных кредитов. По крайней мере, без введения их в качестве решающего, определяющего фактора. А значит, переход к новой концепции, – как ни назвать ее: авторитарной, неоконсервативной, неотрадиционной. Не в этом суть, и не мера жестокости определяет это отличие. Нам нужна модернизация с опорой на ресурсы страны, как материальные, так и духовные. Они есть. С их помощью еще можно спасти страну от надругательства, за которое рано или поздно, так или иначе она отомстит. Страшной, возможно, самоубийственной местью.
Рассказывают, что на Западе с увлечением читают Ф.М.Достоевского. Что ж, значит плохо читают. Говорят, что там верят в Бога. Хотелось бы, чтобы так было на самом деле.
Теперь вторая причина. Она состоит в том, что ни у кого, я подчеркиваю, ни у кого из людей, которые завтра примут свое "латиноамериканизаторское" решение, не должно быть "отступного", состоящего в позднем уверении, что их обманули. Это вопрос не только политики, но и религии. Пусть после принятия этого решения они скажут своим детям и внукам: "Да, мы знали, что мы делали, и, зная, – сделали это". Пусть они скажут это своей стране. И пусть, стоя со свечками в Елоховской церкви, они ту же фразу скажут глядящему на них с иконы Иисусу Христу. Это очень важно, чтобы они не могли, не сумели уйти от нравственного ответа.
Я не люблю обличительных писем, мне претит их сугубая материалистичность. Настоящая аналитика, как и высокая математика, немного сродни мистицизму. Рядом со Шпенглером, Геделем или Тойнби незримо присутствуют Сведенборг, Блаватская или Беме. И пусть те, кто будет подписывать условия, обрекающие страну на разорение, знают, что подписывают мистический документ. И что идут на договор с Черным Пуделем. С ним – а не с кем-то другим. С Черным Пуделем, для которого "нет в мире вещи, стоящей пощады. Творенье не годится никуда. Итак, я то, что ваша мысль связала с понятием разрушенья, зла, вреда. Вот прирожденное мое начало, моя среда".
И каким же фиаско кончился тот договор! Когда слабеющий идеалист верил, что он "остановит мгновенье", подручные Черного Пуделя уже рыли ему могилу. Ему, и не только ему!
Будем помнить об этом.
"Московская правда", 8.06. 1991
РАЗДЕЛ 4. С ЧЕМ ВОЙДЕМ В XXI ВЕК?
С ЧЕМ ВОЙДЕМ В XXI ВЕК?
4.1.РАЗБОРЧИВАЯ НЕВЕСТА РОССИЯ
Основные, фундаментальные идеи Горбачева были верны: модернизация общества (на советском языке названная "перестройкой"), демонтаж тоталитаризма (так называемая "демократизация"), открытость миру ("новое мышление"), информационная свобода ("гласность"). Но – политическая стратегия, с помощью которой эти идеи реализовались, принципиально неправильна.
Дело в том, что в качестве ориентира было выбрано индустриальное общество в противовес традиционному (как якобы отсталому, невежественному, варварскому). На самом деле, традиционное общество – это то общество, в котором живут не по принципу соперничества одиночек и действуют исходя не из голого экономического интереса. Во главу угла ставятся интересы сословия, группы, общества. Поведением человека управляет не личная корысть, а принцип, идея. Движение в индустриальном обществе подразумевало либерализацию всех областей общественной жизни.
Однако вспомним 60-е годы. Либерализация в нашей стране тогда провалилась, споткнувшись о наши традиции, об исконные и фатально неизменные черты русского характера. В этом смысле ничего не изменилось. И сегодня любые попытки либерализации приведут лишь к тому или иному виду тоталитаризма.
Со сменой общества традиционалистского на индустриальное человек оказывается выбитым из группового сознания. Тем более что свойства, необходимые, чтобы жить в новых условиях, – рационализм, скептицизм, сугубая аналитичность, ощущение одиночества и надежда только на собственные силы – эти свойства, характерные для англо-американского сознания, не присущи русскому человеку.
В принципе консерватизм вообще свойственен аграрной цивилизации. Но Россия хранила его с такой силой, с таким внутренним отвержением всего, что не укладывалось в ее традиционные представления, как ни одна страна мира, включая Китай и Японию. Отказаться от традиции она не могла и не хотела, ибо предвидела в буржуазности то, что Шпенглер называет "закатом истории", концом цивилизации в царстве сытости.
Больше всего нам говорит об этом русская культура конца XIX века. Капитализм, который в то время был более вероятен, Россия отвергала, как пышущего здоровьем краснощекого мужчину, за которого она не хотела идти замуж. Вспомним Блока: "Какому злому чародею отдашь разбойную красу…" Вспомним чеховских героинь, невест, бегущих из-под венца. Так Россия боялась в объятиях капитализма лишиться своей самости, своего стержня. Этим и объясняется успех большевиков: они принесли русскому народу высокую идею, духовный стержень.
В начале 70-х философы пришли к выводу, что наша обозримая цель – не индустриальное, а постиндустриальное общество, т. е. возвращение к прежнему на новом витке – в соответствии с диаматом (отрицание отрицания). В то же время, когда весь мир стремится вернуться к традиции, мы старательно уничтожаем у себя традиционное общество – опять, как и 70 лет назад, идем не в ногу. Ведь теперь Япония, Сингапур, Гонконг, Китай, Северная и Южная Корея, Куба – страны, оказавшиеся в авангарде развития человечества, ищут, возрождают у себя реликты традиционности. И Куба в этом перечне – не оговорка. Ведь эта страна совсем не такая, какой мы ее представляем по газетам. Западную коммунистическую идею они трансформировали на свой латиноамериканский лад, превратив ее в теологию освобождения, революционный католицизм. Если в Восточной Европе торжествовали коммунистические режимы, посаженные советским штыком, то кубинская революция – явление самородное, естественное, имеющее собственные корни. Куба жестко отреагировала на нашу новую политику и постепенно обрывает все связи, нас соединявшие. Там полным ходом идет сейчас модернизация производства, при резком сокращении потребления. В то же самое время у нее, как уже говорилось, стратегия либерализации терпит поражение.