В СОЦИАЛЬНОЙ СФЕРЕ. Какие слои населения выбрала либеральная стратегия в качестве собственной социальной опоры? Не рабочую аристократию, не научно-техническую интеллигенцию, даже не "средний класс" с его конструктивными свойствами. Она стала создавать лавочников как свою социальную базу. А когда кооперативы начали стремительно криминализироваться, ее и этот криминальный элемент в качестве базы вполне устроил, ибо он легче всего переводится в капиталистические условия. И тогда возникла шаталинская программа с тезисом о конверсии "теневой экономики". Хорошо государство, легитимно признающее своей опорой криминальные слои общества!
В области ЭКОНОМИКИ в качестве стратегии был видвинут рынок. Рынок – всего лишь метод регулирования. Главным стержнем стратегии в нашей ситуации может стать лишь программа форсированного модернизирования промышленности, программа сдвига промышленного контура, которую (это вам подтвердят и Нуйкин, и Селюнин, и Шмелев) рыночными методами не реализовать – только административными. Модернизация промышленности рынку невыгодна. Он воспроизводит тенденции предшествующей экономики, раздувает то, что имеет спрос, развивает существующие деформации. Грубо говоря, Узбекистан так и будет производить только хлопок.
В теории УПРАВЛЕНИЯ мы приняли глубоко популистскую и просто шизофреническую идею о негодности административно-командной системы. Никто из теоретиков управления так и не смог объяснить, почему это плохо. Сам же творец этой идеи, Г.Х.Попов, по сути, создает в Московском регионе суперадминистративную систему. Он собирается вводить институт губернаторства, себе же выбирает должность, по сути, проконсула. Личным своим решением он будет назначать во все префектуры региона префектов, районные же Советы распускаются.
В области ПОЛИТИЧЕСКОЙ ставка на демократию очень опасна и глубоко порочна в ситуации, когда нет гражданского общества. А такое общество может быть построено в обозримом будущем лишь путем социального проектирования. До этого момента единственный возможный тип государства – корпоративный.
И наконец, в области ИДЕОЛОГИИ существует понятие преемственности, "крови" как фундамента любого государства. Пересмотр и демонтаж итогов Второй мировой войны, их дискредитация уже означает разрыв целостности исторического сознания. В таком случае непонятно, на чем же будет держаться государство, ведь государство – это не рынок. Это – история и общая судьба. Нужно каким-то образом восстанавливать историческое сознание, возвращать истории полноту, а не превращать се в сборник позорных, глумливых анекдотов. И ведь никто еще не пытался прощупать потенциал социалистической идеи, коммунистической перспективы. Ее закрыли те же, кто раньше упоенно воспевал.
Во всем мире сейчас наблюдается ренессанс коммунизма. Неокоммунизм, объединяясь с левыми течениями религии, завоевывает все большую популярность. Но ему очень жестко противостоит идеология индустриального общества, либерализма.
Постепенно становится ясно, что дальше мир развиваться не может, что, в конце концов, объем общественного продукта конечен. А значит, его нужно или поделить справедливо между всеми, или оставить, как есть: т.е. одни страны еще выше поднимают уровень своего потребления, другие еще дальше нищают. Империализм переходит уже в стадию эксплуатации одних государств другими. Образно говоря, каждого американца можно считать эксплуататором.
Простой пример: бразильцы, в стремлении догнать Штаты, начали вырубать свои леса, чтобы на их месте возводить новые заводы с современными технологиями. США подняли страшный шум: как, вырубают "легкие мира"! И быстренько внедрили в Бразилию своего генерала, чтобы он это все пресек. Почему бы бразильцам не сказать: ладно, не хотите, чтобы мы уничтожали лес, – платите за кислород. Но ведь не скажут: никто им не позволит. Нечто подобное происходит и в других местах.
Что остается? Либо неравенство, либо какой-то духовный паритет. Я представляю, что гуманистическая модель общества XXI века будет держаться на новой метафизике, соединяющей идеи духовного коммунизма с христианством, с философской антропологией, с учениями Вернадского, Шардена и т. д. Где может родиться эта новая метафизика? В России. Она одна осталась еще заповедным, нерегулируемым континентом. Значит, ее надо раздробить, разрушить, уничтожить как исторический субъект, сбросить этот вагон с пути прогресса, идущего – куда? В неорабовладельческое общество. В новые Афины – прекрасные, просвещенные, держащиеся на труде рабов Афины.
Наша перестройка именно этому и способствует.
И есть люди, которые сознательно этого добиваются. Они на экраны не лезут, в газетах не выступают, их интересует другое – реальная власть. Это позитивистски настроенные круги нашей элитной интеллигенции. В общем, это они дергают за ниточку: и Осташвили, и Новодворская оказываются звеньями одной цепи, крыльями одной политической организации. Первый бьет по очкам еврея, вторая организует по этому поводу демонстрацию, но тем самым они льют воду на одну и ту же мельницу.
И масоны тут ни при чем. "Память" может не волноваться. Речь идет о силах куда более серьезных. А цель – поставить страну на место, где ее хотел бы видеть остальной мир, а самим быть принятым в круги мировой элиты. Как это делается – мы можем убедиться сами. Все происходит на наших глазах.
Взгляните на схему. Примем за единицу уровень жизни при "застое". Вначале общество переживает период эйфории. Когда уровень жизни опускается примерно до отметки 0,4, начинается период ностальгии, хочется "сильной руки", хочется обратно в "застой".
Рис.9
СОЦИАЛЬНЫЙ ПРОГРЕСС ВО ВРЕМЕНИ
Это время народных волнений. Ниже отметки 0,2 расположена зона ужаса. Зону ностальгии мы проходим с прежним политическим лидером. Если бы у партии в этот момент хватило ума исчезнуть, окопаться, отсидеться, а потом вернуться и занять прежнее место, – все для нее кончилось бы благополучно. Но ведь в этих кругах думать не принято, для партийного босса самое главное – усидеть в кресле. Наступает период отчаяния, – а КПСС все еще в авангарде, все еще ведет. Босс дрожит, тоскует, но все-таки катается в персональной машине. Как раз в этой зоне отчаяния сбрасывают политического субъекта. А когда новый (опять же ставленник тех закулисных сил) несколько приподымает уровень жизни – все уже рады, ведь не с чем сравнивать, никто не помнит, как было. Но, чтобы все произошло именно так, прежний лидер должен остаться в старых "социалистических" рамках, ибо если его скинут как адепта капитализма, то с чем придет новый? Поэтому Горбачева так старательно оберегают от радикальных мер по капитализации общества.
Нас ждет жесткая политическая борьба в период весна-лето-осень 1991 г. Эта борьба предрешит, будет ли исторический процесс развернут по другой, принципиально новой траектории вперед (1-й сценарий), будет ли он двигаться по той же траектории в пропасть, в хаос (2-й) или мы откатно возвратимся назад и будем заморожены в схемах предшествующей эпохи (3-й). Это три примерно равновесные возможности. Начиная с февраля по март-апрель наиболее вероятна откатная тенденция, с апреля по сентябрь будет наблюдаться равновесие тенденций с некоторым перевесом инициативного центризма (1-й сценарий). И начиная с ноября по январь 1992 г. максимальные шансы имеет либеральная диктатура с распадом страны на регионы и новыми видами тоталитаризма в каждом.
Беседу записала Н. Пашкова.
"Молодость Сибири", №50, 1990
4.2. ТРЕТИЙ ПУТЬ
Эскиз новой концепции развития нашего общества.
Главная проблема, о которой я хотел говорить, – отсутствие четкого приоритета среди тех вопросов, которые должно решить наше общество. В связи с этим возникли все те противоречия, с которыми мы сегодня сталкиваемся.
В середине 20-х годов стало понятно, что мы отстали от западного мира на целый этап. Западная цивилизация вошла в некое индустриальное общество, а мы остались в предындустриальном. Перепрыгнуть из одной сферы в другую можно лишь за счет мобилизации усилий всего общества.
Бытует, на мой взгляд, глубоко неверная установка, что эту задачу был способен решить нэп. Я беру на себя смелость утверждать, что нэп не способен был обеспечить прыжок в иную формацию, не способен был создать нечто, качественно отличное от того, что он получил в наследство. Нэп – это система, которая обеспечивает оптимум функционирования, как всякий рынок, а не оптимум развития. Это не прыжок в новое качество, это разворачивание на уже существующем плацдарме.
И это разворачивание уже к двадцать восьмому году обнаружило свои пределы, ограниченность своих возможностей. В том смысле, что союз нэпмана и кулака, как и предупреждали теоретики направления Троцкого и Каменева, привел к тому, что государство стало недополучать экспортные продукты, поскольку было нечем расплачиваться за них. Экономическая диктатура мелкого товарного производителя и термидор как ее естественный политический результат. Вот что такое нэп. В плане социально-психологическом – это сугубо невротическая система. В самом деле, мы декларировали некие социальные цели. Мы заявили, что вот здесь, на этой шестой части земной суши, пролили кровь за то, чтобы состоялось нечто принципиально отличное от того, что существует на пяти шестых ее. Но скажите, пожалуйста, чем торгующий пирожками нэпман социалистичней Саввы Морозова или Рябушинского? Стоило ли экспроприировать производства крупных капиталистов, чтобы на их место посадить мелкотоварных производителей? Чем мелкая буржуазия лучше крупной, чем она социалистичней? Ведь каждый человек, живший в эпоху нэпа, мог сравнить его с предшествующей формацией. По наметкам ВСНХ, мы к тридцатому году должны были достигнуть уровня тринадцатого. Но зачем нам достигать уровня тринадцатого года, когда мы там уже были?
Бытует, на мой взгляд, глубоко неверная установка, что эту задачу был способен решить нэп. Я беру на себя смелость утверждать, что нэп не способен был обеспечить прыжок в иную формацию, не способен был создать нечто, качественно отличное от того, что он получил в наследство. Нэп – это система, которая обеспечивает оптимум функционирования, как всякий рынок, а не оптимум развития. Это не прыжок в новое качество, это разворачивание на уже существующем плацдарме.
И это разворачивание уже к двадцать восьмому году обнаружило свои пределы, ограниченность своих возможностей. В том смысле, что союз нэпмана и кулака, как и предупреждали теоретики направления Троцкого и Каменева, привел к тому, что государство стало недополучать экспортные продукты, поскольку было нечем расплачиваться за них. Экономическая диктатура мелкого товарного производителя и термидор как ее естественный политический результат. Вот что такое нэп. В плане социально-психологическом – это сугубо невротическая система. В самом деле, мы декларировали некие социальные цели. Мы заявили, что вот здесь, на этой шестой части земной суши, пролили кровь за то, чтобы состоялось нечто принципиально отличное от того, что существует на пяти шестых ее. Но скажите, пожалуйста, чем торгующий пирожками нэпман социалистичней Саввы Морозова или Рябушинского? Стоило ли экспроприировать производства крупных капиталистов, чтобы на их место посадить мелкотоварных производителей? Чем мелкая буржуазия лучше крупной, чем она социалистичней? Ведь каждый человек, живший в эпоху нэпа, мог сравнить его с предшествующей формацией. По наметкам ВСНХ, мы к тридцатому году должны были достигнуть уровня тринадцатого. Но зачем нам достигать уровня тринадцатого года, когда мы там уже были?
Предложенная Сталиным модель отличалась несколькими принципиальными качествами. Она, во-первых, позволяла создать нечто типологически несравнимое с капитализмом. Попробуйте сравнить сталинскую модель социализма с капитализмом. У вас ничего не получится, потому что тут есть два разных типологических качества. Я могу сравнить нэп и капитализм, как теленка и корову. Они сравнимы: теленок меньше коровы. А вот сравнить, предположим, змею и корову невозможно: кто из них больше, кто меньше? Это разные виды. Так была решена очень важная типологическая задача.
Во-вторых, только способом сверхнакопления можно перебросить общество из одной формации в другую. Для этого нужен в гигантском количестве, как основное условие, накопленный капитал, который бы позволил импортировать новое технологическое оборудование и установить его на заводах и фабриках. А дальше нужна культурная революция, которая подготовит соответствующую рабочую силу. И тогда "ножницы" в развитии сократятся. Значит, в основе всего лежит экспортный продукт, который можно за валюту продать на Западе, а на эту валюту купить оборудование.
Вот эта задача накопления, централизации ресурсов решалась несколькими способами. Во-первых, если у меня есть крупные цели, я готов во имя них чем-то жертвовать. Я готов сегодня недополучить ради будущего. Назовите это нормой жертвенности или нормой сверхэксплуатации. Это возможность работать интенсивно за сверхмалую оплату труда, которая рождается только там, где есть смысловая функция. Основная ошибка групп Бухарина, Троцкого, Каменева, Рыкова заключалась в том, что они отдали смысловую функцию в руки Сталина. В России – тот, кто ее контролирует, тот и побеждает. Сталин понял, насколько это важно именно в этой стране, для этого национального характера. Погибшие в гражданской войне миллионы – это новый образ России, новая вера, новое Евангелие от Революции. И политика, и экономика, и социальная психология, теология требовали в тех исторических условиях линии на построение социализма, линии на рынок в новое качество. Только здесь была объяснима жертвенность, а значит, и сверхприбыль, сверхнакопление, первоначальное накопление – словом, ресурс для рывка.
Второй источник сверхнакопления – это сверхэксплуатация крестьянства, вывоз хлебных излишков – единственного экспортного продукта, позволявшего приобрести необходимые нам машины. Далее – построение стен, коробок, в которых можно было бы поставить привезенные машины и механизмы, потом – миграция рабочей силы, безусловно важнейший компонент для рынка. Люди, озабоченные инстинктом самосохранения, побежали в города, потому что поняли, что деревне конец. Это были лучшие рабочие силы, наиболее генетически здоровые люди. Они практически даром поставили стены заводских корпусов, а потом, когда в эти стены ввезли западные станки, обучились, встали у этих станков, и система заработала.
Страшно. Да, но не страшным методом и нельзя было прыгать в такие сроки. За 10 лет прыгнуть из одной фазы в другую можно только страшной ценой…
Мы прыгнули, заплатив эту цену… И получив все те болезни, которые не могли не быть побочными продуктами такого стресса. Мы этой ценой заплатили за промедление, за нэп.
Сейчас мы переживаем в некотором смысле сходный момент. Развитые страны вошли в постиндустриальную эру. Мы же остались в индустриальной. И, сколько мы ни говорим о нехватке тряпок, пищевых продуктов, все дело именно в разрыве. Мы в разных эпохах. Мы пытаемся сравнить, что лучше – капитализм или социализм, но корректнее было бы сравнивать, условно говоря, что лучше – постиндустриальный капитализм или индустриальный социализм. А кстати, что такое индустриальный капитализм? Представьте, что гуверовская модель продолжала бы линейно развиваться дальше. У них это было бы чревато либо фашизмом, либо индустриальной роботизацией. Но у них произошло то, что на языке биологии можно было бы назвать программируемой мутацией.
Могли ли мы мутировать? Да, это могло бы произойти в начале 60-х годов. Об этом говорит прогресс программы образования, об этом говорит интерес во всем мире к новым идеям, которые рождались в нашей стране. На той духовной почве, на том духовном перегное, которые были созданы вопреки сталинским патологиям, могла быть создана определенная инновационная база. У нас была достаточно высокая культура, научная мысль. Если бы мы поняли в те годы, что главное – это интеллектуальный продукт, если бы удержали нащупанный нами интуитивно плацдарм и в оборонной промышленности, и в академиях, и в школьном образовании, и в других областях деятельности, культивируя человеческий фактор, то мы в конечном итоге пришли бы к тому, к чему должна прийти социалистическая формация. А именно в переходную фазу к коммунизму, к обществу, где максимально широко были бы выявлены творческие возможности личности, где были бы созданы наилучшие предпосылки для производства интеллектуального продукта.
Вместо этого мы по второму разу начали себя индустриализировать. Нас не поймут, если сейчас, в условиях экологического кризиса, когда на Западе уже исследуют возможности ограничения потребностей, мы будем говорить о неограниченном их удовлетворении.
Я вижу сейчас два уровня невроза: общество невротически голосует, а правительство невротически пишет постановления. И то и другое есть защитные неврозы. Тогда как реальный вопрос состоит в том, готовы ли мы "прыгнуть" в новую социальную фазу. Самое страшное – потерять время для прыжка. В этом смысле каждый год катастрофически важен для нас. Чтобы мысль была понятнее, проведу аналогию с авиацией. Какой длины наша взлетная полоса? Если несколько километров, то мы можем довольно гладко взлетать и пассажиры не почувствуют перегрузок. Если же взлетать приходится с пятачка, то потребуется огромное ускорение и трудно поручиться за сохранность пассажиров, да и самого самолета. Здесь разница между нами и японцами. Они поняли, каким должен быть взлет, рассчитали плавную траекторию, поэтому не было лихорадки, какого-то конвульсивного дерганья в последний момент, когда уже все застоялось, все сроки пропущены. Нам же требуется суперцентрализация гигантской страны, где разрушена дисциплина, нет культуры рабочей силы, утеряны традиции уважения к интеллектуальному труду. Все это надо быстро мобилизовать, сконцентрировать – естественно, это страшный рывок. Есть вероятность повторения ситуации 20-х годов, потому что опять гигантский разрыв, потеря времени…
Сейчас имеет хождение другая идея: а может быть, не надо прыгать? Не лучше ли, признав абсурдность 70 лет развития, пристроиться в хвост той системе и быстренько пролезть наверх, в постиндустриальное общество.
Хочу подчеркнуть, что для меня как технолога этот второй вариант бесперспективен. Резонов тут много. Мы существуем как целостность до тех пор, пока у нас есть смысловая функция. Если мы хотим устроить у себя некий околокапиталистический рай своими средствами, то следует иметь в виду, например, то, что у нас уже сегодня есть социальный слой, накопивший мощные средства, насчитывающие не одну сотню миллиардов рублей. Но осуществить приватизацию, даже в ограниченных пределах, этот слой может только в том случае, если ему будут предоставлены соответствующие властные полномочия, которые гарантируют охрану капитала. А это уже колумбийский вариант существования. Не дай нам Бог очутиться в таком обществе.