Раньше Кристина не раз наталкивалась на страницах прессы на благодарственные письма, но ей и в голову не приходило, что 99 процентов из них пишутся наемными журналистами. А теперь ей пришлось самой изобретать послания от благодарных пенсионеров, которым Хоботов якобы помог с ремонтом протекающей крыши, от благодарных школьников, которым Хоботов подарил новые учебники, от благодарных врачей, учителей и безработных.
Ближе к вечеру в «малышовой группе» стали раздаваться смешки:
— Люди! От кого еще можно написать письмо? Кто-нибудь писал от благодарных филателистов?
— Писал! У меня еще остались про запас юные кролиководы и профсоюз могильщиков. Хочешь, поделюсь?
Кристина никогда не думала, что так сложно придумывать благодарственные письма. Уже к третьему письму у нее кончились все надлежащие слова: «спасибо вам огромное», «с неизменным уважением», «глубокий поклон от всех нас»… Ну что еще можно написать?! Без повторений так и так не обойтись!
А тут еще в голову лезут всякие мысли… Кристина просто не могла дождаться завтрашнего дня. Ей чуть ли не уговаривать себя приходилось: «Моя, ну потерпи, что ли, немного! Двадцать семь лет ждала, а теперь не можешь?»
Неважно, что Кристина делала в течение этого дня: писала ли глупейшие фразы «и все наше село надеется, что вы станете нашим, по-настоящему народным губернатором», перекусывала ли пирожками, купленными в соседней булочной, звонила ли бабе Лизе, чтобы справиться, как идут дела дома, в мозгу прыгало одно словечко на букву «л» — глупенькое и истасканное от чрезмерного употребления.
Кристина сжимала кулаки, ругала себя дурочкой, но в сущности ей ничего не помогало: перед глазами стояло лицо Ива.
Как он смотрел на нее! Как дотронулся до ее руки! Как расспрашивал! Все это было просто немыслимо, невозможно и безумно! Этого не могло быть, но…
«Я идиотка. Я в него влюбилась», — думала в смятении Кристина.
Надо же, еще несколько дней назад она вообще ничего не знала об Иве. Она просто ждала, что с ней все же произойдет что-то такое, особенное… Еще несколько дней назад она и Ив существовали как бы по отдельности: у него была своя жизнь, у нее своя. Они смели быть счастливыми с кем-то другим, смели дышать, смеяться, надеяться и расстраиваться друг без друга. Как это было бессмысленно и нерационально!
* * *Соня ни фига не спала. Она сидела перед телевизором и смотрела взрослую передачу. И баба Лиза ее смотрела.
— Вы чего же не спите?! — спросила Кристина, вешая сумку на ручку двери.
Баба Лиза подняла на нее разобиженный взгляд.
— А попробуй ее уложить! Ревет, как белуга, и все тут!
Кристина взяла дочь на руки.
— Привет! Ты почему не слушаешься бабу Лизу? Ты же обещала слушаться…
В ответ Соня обняла ее за шею.
— Мамуль, я думаю.
— О чем?
Кристина приготовилась было выслушивать замечания по поводу своих поздних возвращений, но оказалось, что детские мозги были заняты совсем другим.
— Я думаю о том, как бы, не выпрашивая, подарки получать! — доверительно сообщила Соня.
— О-о…
Кристина не смогла сдержать вздоха. Ну что ты будешь делать с этим ребенком! Ведь вырастет форменная жадина и стяжатель!
— Это все потому, что ты совсем забросила бедную девочку! — назидательно заметила баба Лиза. — Воспитывала бы ее почаще, вот она бы и не болтала бог весть что!
Но как воспитывать в ребенке щедрость и широту души, Кристина понятия не имела.
«Папу нам надо, — вновь подумала она. — Он бы ее всему научил, стал бы с ней играть, рассказал бы, что такое хорошо, а что такое плохо…»
Но папа пока еще не намечался, а разбираться с проблемой требовалось незамедлительно.
«Надо отвлечь Соньку чем-нибудь, — решила Кристина. — Может, она наконец и забудет про свои подарки».
— Знаешь что? — сказала она, относя Соню в детскую. — А ты напиши письмо Деду Морозу. Он тебе к Новому году что-нибудь и подарит.
Услышав такое, ребенок заметно оживился.
— Правда?! Тогда я ему нарисую, что мне надо. А письмо тебе отдать?
— Мне, мне… Я ему все передам.
— Только, мам, ведь до Нового года еще сто лет.
Кристина потушила верхний свет.
— Ничего подобного. Новый год случается крайне регулярно, так что можешь не беспокоиться. Будут у тебя подарки.
— Это хорошо, — сказала Соня, укладываясь на подушке.
… Баба Лиза еще долго рассказывала о том, что ребенок кушал, как спал днем и как не слушался «больную старуху». Честно говоря, Кристина и сама не очень ее слушала. Мысли ее были слишком далеко.
Потом она целый час сидела в ванной. Улыбка гуляла по ее губам. Кристина прижимала ладони к лицу, закрывала глаза, запрокидывала голову, проводя руками по груди… Или начинала тихонько хохотать и брызгаться как ребенок. Потом разговаривала сама с собой, глядя на свое отражение в зеркале.
И хоть бы что-нибудь связанное произнесла — ничего подобного! Только «Ив! Имя-то у тебя какое странное! И сам ты странный… Ой, не могу!» Или же начинала твердить как заклинание: «Завтра он позвонит! Завтра он позвонит!»
Стоило ей выйти из ванной, как и вправду раздался телефонный звонок. Сердце Кристины вздрогнуло, она бросилась в свою комнату, схватила трубку… Но это был всего лишь Синий.
— А, привет, — разочарованно протянула Кристина. Все-таки каким-то краешком души она надеялась, что это Ив.
Синего сегодня не было в штабе: его вызвали в избирком, и ему пришлось проторчать там чуть ли не целый день.
— Что у вас новенького? — спросил он.
Кристина вкратце рассказала ему все штабные новости. К ее удивлению Синий не обратил никакого внимания на известие о проваленном митинге.
— Слушай, у меня к тебе дело есть, — сказал он заговорщическим тоном. — Бросай писать благодарственные письма (я скажу Танюше Петровне, чтобы она тебя больше не загружала всякой ерундой), и подумай-ка лучше над той историей с Елениной АЗС.
— Так Михаил Борисович сказал, что Стольников там вовсе ни при чем! — удивилась Кристина.
Но Синий тут же перебил ее:
— А что, Хоботов у нас божественный небожитель и никогда не ошибается? Нам сейчас позарез нужен какой-нибудь компромат на высших руководителей стольниковского штаба! История с АЗС может напрямую на это вывести. Елена не сказала нам всей правды: ее наверняка шантажировали чем-то посерьезней ответственности за чужие преступления. А если мы сможем доказать, что стольниковские люди вовсю используют шантаж в своих целях, у нас будет отличный скандал! Так что давай, принимайся за работу!
— Да, но…
— Бери все, что тебе может понадобиться — диктофоны, машины, или еще что — и начинай ковырять это дело, — настойчиво повторил Синий. — Я чувствую, что там что-то не так!
— Но что?! — воскликнула вконец озадаченная Кристина.
— Не знаю! Я пока сегодня в избиркоме сидел, все думал на эту тему. И вот зуб на холодец даю! — мы там кое-что откопаем. Запомни, девочка, когда слишком много совпадений — это уже не совпадения. Так что между Стольниковым и Елениной бензоколонкой должно быть связующее звено!
— Ладно, — проговорила Кристина недоумевающе. — Я попробую подумать…
— Ну и молодец, — сказал на прощание Синий. — Ладно, я пошел спать, а то эти чиновники из меня сегодня всю душу повытрясли. Созвонимся завтра, о'кей?
— О'кей… — отозвалась Кристина.
* * *— Во, полюбуйся, что вытворяет твой друг! — сказала Леденцова и протянула Ивару лист бумаги, на котором мелким кружевным почерком Никитина было начертано:
Президенту Российской Федерации
Путину В. В.
От гражданина
Никитина М. М.
ЗАЯВЛЕНИЕ
Прошу выделить мне 150 миллионов долларов на обустройство России, которое я начну с самого себя.
Никитин М. М.Ивар осмотрел никитинское творение.
— Сильно написано. Надо на стенку приколоть в назидание потомкам.
Было уже поздно, все устали, но после знаменательной победы над Хоботовым ребятам хотелось веселья.
— А пойдемте шалить в какой-нибудь клуб? — высказал рацпредложение Боголюб. — А то Леденцовой завтра опять в ночное ехать вместе со Стольниковым. Так и не погуляем никогда.
— А ты знаешь, куда идти? — спросил Ивар.
— Понятия не имею, — отозвался Боги. — Но мы спросим у кого-нибудь, где здесь круче всего.
Однако оказалось, что спрашивать совершенно не у кого: все сотрудники отдела негатива уже разошлись, охранники ночными клубами не интересовались, а с позитивщиками никто не захотел общаться из классовой ненависти.
— Сейчас мы такси поймаем, и водила нам все расскажет! — не унимался Боголюб. — Собираемся и едем!
Ивар стал мысленно взвешивать все «за» и «против». «Против» было много — хронический недосып, далеко не идеальное положение вещей на работе, приезд Любы, неудача с Тарасевич… «За» было всего одно: очень уж хотелось забыть обо всем вышеперечисленном.
Ивар стал мысленно взвешивать все «за» и «против». «Против» было много — хронический недосып, далеко не идеальное положение вещей на работе, приезд Любы, неудача с Тарасевич… «За» было всего одно: очень уж хотелось забыть обо всем вышеперечисленном.
— Едем! — скомандовал он.
И негативщики тут же помчалась вниз ловить машину.
Поймать такси им так и не удалось, хотя Боги на всю улицу орал:
— Ловись, тачка, большая и маленькая!
Вместо этого рядом с тротуаром притормозила какая-то разбитая «копейка» канареечного цвета. За рулем сидел пожилой вертлявый мужичонка в тренировочном костюме.
— Куда надо, молодежь? — спросил он, высовываясь из окна.
— Вот мы с Никитиным хотим есть, — вступил Ивар в переговоры. — А Боголюб с Леденцовой хотят плясать. Где все это можно сделать?
Мужичок поскреб в затылке.
— Э-э… Ну, можно в «Лиру».
Народ переглянулся.
— По-моему, «Лирой» может называться только привокзальный бордель, подозрительно зашептала Леденцова.
— Думаешь? — оживился Боги. — Тогда поехали!
Втиснуться всем вместе в «копейку» оказалось почти что непосильной задачей. Никитин, как самый наглый, тут же уселся рядом с водителем и наотрез отказался кому-либо уступать свое место. Ивару, Леденцовой и Боголюбу пришлось размещаться на заднем сидении.
— Все, Боги сегодня пива не давать! — прокряхтела Леденцова, которую вжали в дверцу. — Ты видел, какой у тебя живот от пива вырос?
— Мой живот не от пива, а для пива! — степенно ответствовал Боголюб.
Скрипя и подскакивая на каждом ухабе, «копейка» тронулась в путь.
— А что там, в вашей «Лире»? — начал осторожно расспрашивать Никитин. — Сами мы не местные, так что ничего не знаем…
Водитель снисходительно оглядел своих пассажиров.
— Там такие бабы! — сообщил он с гордостью. — Генофонд! Цвет нации!
— Э-э, мы туда не едем! — завопила Леденцова. — У меня губы не накрашены, а мне надо быть прекрасной!
— Ты и так прекрасна, — погладил ее по коленке Боголюб. — Если хочешь, я всю ночь буду лично тебя боготворить.
— Льстец ты, Боги, и подхалим! — сразу же заулыбалась Леденцова, но на возвращении уже больше не настаивала.
* * *Ночной клуб «Лира» представлял из себя бывшую столовку, снабженную зеркальными шарами, светомузыкой и огромными колонками, из которых вырывались звуки зажигательной попсы. Народу было много, особенно девчонок.
Оглядев эдакую «малину», Никитин ухмыльнулся.
— Господи! Дай нам водки, и мы дадим тебе зрелищ!
Для начала они оккупировали столик в углу зала. Хорошенькая официантка со светлыми кудряшками вдоль усталого личика кое-как пробилась к ним сквозь колбасящийся народ.
— Заказывать что будете? — спросила она, вытаскивая из кармашка передника блокнот.
Никитин пнул под столом Ивара и Боголюба, показывая, что он первый занял эту прелесть.
— Принесите нам, пожалуйста, коньяку. Любого на ваш выбор, — пропел он.
Девушка внимательнее присмотрелась к нему.
— Сколько?
— Несомненно, бутылку!
Девушка принесла, что требовалось, и тут началось…
Леденцова плясала как включенная в розетку. В результате штаны у нее на заднице с треском лопнули, чем она сразу же затмила всех местных девиц. Сначала она несколько стеснялась своего наряда, но бесстыжий Никитин заявил, что так она необыкновенно сексуальна, вследствие чего Леденцова исполнила эротический танец под «Тает, тает, тает на губах». Самое удивительное, что наибольшее впечатление она произвела на Боголюба. После того, как она в танцевальном экстазе взяла и села на шпагат, он протиснулся к ней и тоже стал выделывать что-то весьма интригующее.
Тем временем Никитин выяснил, что белокурую официантку зовут Таня, и каким-то хитрым способом умудрился посадить ее к себе на колени. Чего уж он ей нашептывал, не знал никто, но в ответ на его слова Таня смущенно улыбалась и словно невзначай обнимала Никитина за шею. Он не сопротивлялся.
Ивар молча накачивался коньяком. На него напало какое-то наваждение: ему постоянно мерещилась Тарасевич. Не то чтобы кто-то из присутствующих девушек был особо на нее похож, просто боковым зрением он вдруг выхватывал в танцующей толпе чью-то фигуру, резко оборачивался… Разумеется, это была не Кристина. Да и откуда ей было здесь взяться?
— По-моему, у нас некомплект! — произнес у него над ухом голос Никитина. — Леденцова зажигает с Боги, у меня — Танечка… А ты?
Ивар неопределенно пожал плечом.
Танечка намек поняла, и через некоторое время рядом с ним появилась ее подружка.
— А чем ты занимаешься? — кричала она ему на ухо, пытаясь перекрыть рев динамиков.
— Ничем, — отозвался Ивар. — Я круглый сирота. У меня нет ни дома, ни работы, ни денег.
После такого заявления девушка куда-то исчезла, и они вновь остались за столиком втроем с Никитиным и Таней.
Войдя в раж, Никитин то и дело поднимал тосты за Родину и за Президента:
— За Россию! За нашего любимого Владимира Владимировича! — провозглашал он и мастерски опрокидывал в себя очередную стопку.
Танечка морщилась от коньяка, вытирала набегавшие слезы и все сокрушалась, что ее завтра выгонят с работы. Никитин обещал ей, что она не останется без дела, и что он, оплот российской журналистики Никитин, не даст ей пропасть.
— Ив! Ив! — затормошила Ивара Леденцова, пытаясь укрыться за его спиной от какой-то неведомой опасности.
Тот недоуменно посмотрел на нее.
— Ты чего?
— Там это… какой-то айзер на меня напал… — испугано зашептала она. — Он пристает ко мне! Я боюсь!
Ивару уже весь белый свет был немил.
— А за что именно ты боишься? — усмехнулся он. — За свою невинность?
Леденцова смерила его презрительным взглядом.
— Дурак!
Впрочем, оказалось, что Боголюб уже спас ее от навязчивого поклонника. Схватив какого-то чернявого дядечку за шкирку и за штаны, он просто спустил его с лестницы.
— Боги, скажи, что плохого я сделала этой стране? — разобижено спросила Леденцова своего спасителя, когда тот вернулся с операции возмездия. — Почему этот козел напал на меня?
— Так ведь он попу твою увидел, — объяснил свою теорию Боголюб. Разве мимо такого пройдешь?
Далее события стали развиваться и вовсе странно: после недолгой дискуссии Леденцова и Боголюб объявили собравшимся о том, что они намерены пожениться и совместными усилиями родить какого-нибудь «зайчика».
… По домам разъезжались уже засветло. Причем теперь уже к честной компании прибавилась и Таня, которую Никитин вез к себе «показывать статьи».
На полдороги Леденцова потребовала, чтобы машина остановилась, после чего вышла и обблевала здание какого-то банка. Через некоторое время то же самое было проделано и с оперным театром.
— Какая женщина! — с затаенным обожанием вздыхал Боги. — Пожалуй, мне надо проводить ее до дома!
ГЛАВА 6 (суббота)
Кристина проснулась очень рано, чего никогда с ней не случалось. Обычно ей было сложно встать даже в десять утра. А тут — полюбуйтесь на будильник! — полшестого!
Ночь была душной, и едва вскочив с постели, Кристина распахнула окошко. С улицы повеяло прохладой и утренней свежестью. Где-то внизу уже грохотал первый трамвай, на старой березе напротив проснулись воробьи.
Еще с вечера Кристина придумала, что первым делом отправится в Захолмск и попробует разыскать Наташу, ту кассиршу с Елениной бензоколонки, о которой рассказал ей Алешка.
Кристина чувствовала, как ее переполняет бурлящая энергия. Ей хотелось свершений и потрясений. «Ив сегодня позвонит!» — пела она про себя, бегая на цыпочках по квартире. Какая жалость, что Сонька спит, и нельзя как следует пошуметь! А Кристине надо было хохотать в голос, прыгать и даже визжать.
Включив чайник, она уселась за кухонный стол и стала смотреть на висевшие на стене часы. Конечно, еще слишком рано, конечно, нечего и ждать, чтобы Ив позвонил прямо сейчас… Наверняка это случится не раньше одиннадцати…
В семь за Соней зашла баба Лиза. У них по плану была поездка в бабы Лизин сад.
— Что это с тобой? — спросила она подозрительно.
Что на это прикажете отвечать? Кристина просто обняла бабу Лизу, чмокнула ее в сухонькую румяную щечку.
— Да ничего. Просто настроение хорошее.
Соня всячески дулась и возмущалась, когда ее будили. Как и большинство детей, она была совершенно парадоксальна: с вечера спать не загонишь, утром не поднимешь.
— Зачем вы меня вообще Соней назвали, если каждое утро рано будите? — ворчала она, накрываясь с головой одеялом.
Одевая ее, Кристина смотрела на собственное чадо — растрепанные черные волосики, чуть припухшие со сна голубые глазенки — прелесть, а не ребенок! Только вот как отнесется Ив к тому, что у нее есть Сонька?